_p._04.png)
Именитейшие и храбрейшие рыцари, дворяне и другие, охотно занимающиеся возвышенными и благородными предметами, — вы все давно уже зрели, читали и познали великую и неоцененную хронику об огромном великане Гаргантюа и поверили ей, как истинно верующие верят Библии и Евангелию. Часто, когда у вас не хватало темы для разговоров, вы пересказывали благородным дамам и девицам длинные и прекрасные истории из этой хроники и за это вы достойны большой похвалы и вечной памяти. И что касается моего желания, то я хотел бы, чтобы каждый бросил свои собственные занятия, отказался от своего ремесла и забыл обо всех своих делах и всецело предался изучению этой хроники, не позволяя своему уму отвлекаться от неё или рассеиваться до тех пор, пока бы не выучил ее наизусть. И если бы затем как-нибудь случайно погибли с течением времени все книги и прекратилось искусство книгопечатания, каждый мог бы устно передать эту хронику своим детям, наследникам и преемникам, как некую тайную науку. Ведь в ней больше толку, нежели это думает толпа паршивых хвастунов, которые еще меньше понимают эти веселенькие историйки, чем академик Ракле. Я знавал многих знатных и могущественных господ, которым бывало очень неприятно, если они отправятся на охоту за крупным зверем или за утками и зверь ускользнет от них или сокол промахнется и упустит добычу; и что ж! — им служило утешением в таком случае и развлечением припоминать о неоцененных деяниях вышеупомянутого Гаргантюа. Другие же, люди, — говорю это не шутя, — страдавшие от сильной зубной боли и потратившие всё свое состояние на лечение без всякой пользы, не находили лучшего лекарства, как положить вышеупомянутые хроники между двумя чистыми, сильно нагретыми тряпками и приложить их, как горчичник к больному месту. Но что же сказать про злополучных подагриков? О, сколько раз мы видали их после того, как их хорошенько намажут салом и различными мазями, так что лицо у них блестит как замок от костника, а зубы стучат как клавиши органа или клавикорд, когда на них играют, а изо рта бежит пена, как у вепря, загнанного собаками! И что же они в таких случаях делали? Единственным утешением им служило прослушать чтение нескольких страниц этой книги. И скольких мы видали, которые клялись всеми чертями, что они испытывали истинное облегчение при чтении этой книги, ни более ни менее как женщины, мучающиеся родами, когда им читают жизнь св. Маргариты. Разве это безделица? Найдите мне другую книгу на каком угодно языке, трактующую о какой угодно науке, которая отличалась бы такими же точно свойствами, качествами и преимуществами, и я угощу вас на свой счет порцией потрохов. Нет, господа, нет. Эта книга вне всяких сравнений и соперничества; я буду утверждать это до возведения меня на костер exlusive. И тех, кто станет утверждать противное, считайте лгунами, обманщиками, шарлатанами и соблазнителями. Сомнения нет, что в некоторых книгах выдающегося достоинства можно найти некоторые скрытые качества; и в числе их можно назвать: Fessepinte, Orlando furioso, Eobert le Diable, Fierabras, Guillaume sans peur, Huon de Bordeaux, Montevieille и Matabrune. Но они не годятся в подметки той книге, про которую мы говорим. Мир по опыту узнал, какую пользу и какую выгоду приносит вышеупомянутая гаргантийская хроника: ведь ее в два месяца больше продано типографами, чем куплено Библии в девять лет. Ну, вот я, ваш покорнейший слуга, желая доставить вам еще новое развлечение, предлагаю вам теперь еще другую книгу, такого же сорта, с тою разницею, что она еще справедливее и более заслуживает веры, чем прежняя. Не думайте, если не хотите сознательно впасть в ошибку, что я говорю о ней так, как евреи говорят о законе. Я не под такой планетой родился, и мне никогда еще не доводилось лгать или уверять в том, чего не было. Я говорю об этом как веселый Онокротал[1], или, вернее сказать, как Протонотариус мучеников любви или самой любви. Я повествую про страшные деяния и геройские подвиги Пантагрюэля, которому я служил с тех пор, как вышел из детских лет, и по сие время, когда получил от него отпуск и вернулся на родину, чтобы узнать, не остался ли в живых кто из моих родственников. Однако, в заключение этого предисловия скажу: пусть сто тысяч чертей завладеют моей душой и телом со всеми кишками и требухой, если я соврал хоть одно слово во всей этой истории. Равно как пускай Антонов огонь вас сожрет, черная немочь вас повергнет на землю, рак внедрится в вас; пускай вы истечете кровью, пускай проказа источит вас и пускай огонь и сера поглотят вас, как поглотили Содом и Гоморру, если вы не примете твердо на веру всё, что я расскажу вам в этой хронике.
- ↑ Onocrotale — водяная птица, крик которой, до словам Плиния, похож на крик осла. Одни думают, что это пеликан, другие — выпь. Раблэ часто прибегает к игре слов «Un sufflegan et trois onocrotales» — что по мнению комментаторов значит: один суфраган и три протонотариуса.