БААДЕРЪ (Францъ-Ксаверій, 1765—1841 г.) — извѣстный христіанской философъ, участникъ умственныхъ движеній, находившихъ себѣ отголоски и въ Россіи. Начавъ съ изученія медицины и естественныхъ наукъ, онъ кончилъ тѣмъ, что былъ профессоромъ умозрительной догматики въ мюнхенскомъ университетѣ. Натуралистъ по образованію и первоначальнымъ занятіямъ, онъ обратился къ изученію богословія и католикъ по исповѣданію — онъ склонялся къ мысли, что религіозная истина находится не въ Римѣ, а на востокѣ. Въ своихъ богословскихъ работахъ онъ пытался, оставаясь на почвѣ церковнаго ученія, истолковать христіанскую религію философски и мистически. Своему ученію о религіи онъ предпосылаетъ ученіе о познаніи. По его гносеологіи Бога нельзя познать безъ Бога. Когда мы познаемъ Бога, Онъ столько же познаетъ, сколько познается. Наше бытіе и вообще всякое бытіе состоитъ въ знаніи о Немъ, наше самосознаніе есть знаніе Бога. Cogitor, ergo cogito et sum. Мое существованіе и мышленіе утверждается на томъ, что меня мыслитъ Богъ. Совѣсть (Mitwissen, conscientia) есть участіе въ божественномъ знаніи. Соотношеніе между Богомъ и познающимъ Бога бываетъ троякое. Знаніе бываетъ неполнымъ и пріобрѣтается несвободно, когда Богъ только проходитъ черезъ тварь, какъ это происходитъ и у дьявола въ его невольномъ и боязливомъ познаніи Бога. «И бѣсы вѣруютъ и трепещутъ», говоритъ апостолъ (Іак. 2‚ 19). Эта первая ступень познанія несетъ только мученія. Съ инымъ характеромъ является слѣдующая ступень, когда познанное существо стоитъ предъ познающимъ и всегда присутствуетъ при немъ. Наконецъ, истинно свободнымъ и полнымъ знаніе становится тогда, когда Богъ живетъ внутри созданія, причемъ конечный разумъ съ благоговѣніемъ и по желанію преклоняется предъ божественнымъ, даетъ Божеству говорить въ себѣ и чувствуетъ Его владычество не какъ чужое, но какъ собственное. Достиженіе этого состоянія, по Апостолу, есть обязанность христіанъ. «Развѣ не знаете, что вы храмъ Божій и Духъ Божій живетъ въ васъ» (1 Кор. 3, 16). И такъ какъ, «гдѣ Духъ Господень, тамъ свобода» (2 Кор. 3, 17), то здѣсь на этой высочайшей ступени Богопознанія радостное и сознательное повиновеніе Богу является высочайшей свободой. Теорія свободы — важнѣйшій пунктъ въ системѣ Б. По Б. должно различать три момента въ исторіи человѣчества. Богъ творитъ человѣка невиннымъ, но эта первоначальная невинность не есть совершенство. Человѣкъ созданъ для того, чтобы любить Бога. Но любовь не есть первоначальный инстинктъ добра, вложенный природою: любовь предполагаетъ согласіе, она есть свободный даръ, приносимый человѣкомъ Богу. Но свобода не тоже, что — свободная воля, выбирающая добро или зло, свобода есть единственно добро, зло есть рабство, потому что виновная воля находится въ рабствѣ у господствующихъ надъ нею страстей и въ рабствѣ у божественныхъ законовъ, которые уничтожаютъ производимыя ею нестроенія, поражаютъ ее безсиліемъ и парализуютъ. Свободная воля не есть свобода, она является выборомъ между свободою и рабствомъ, она не есть совершенство, она есть только его возможность, она не есть любовь, она только дверь, ведущая къ любви, она должна укрѣпиться и возвыситься. Но если свобода есть вѣчная, неизмѣнная любовь, есть жизнь божественная, которая не можетъ истощиться, она тѣмъ не менѣе предполагаетъ свободную волю. Для того, чтобы имѣть возможность отдаться свободно, нужно имѣть возможность не отдаваться. Такъ, возникаетъ моментъ, когда человѣкъ призывается отдаться Богу или отказаться отъ Него. Альтернатива открыта, человѣкъ выбираетъ. Послѣ невинности и прежде любви является свободная воля или испытаніе. Искушеніе для человѣка и вообще для всѣхъ свободныхъ созданій есть необходимость, но не необходимо оно влечетъ къ паденію. Сначала по созданіи невольно и безсознательно соединенныя въ Богѣ твари должны обособиться отъ Него, но это обособленіе не стоитъ необходимо въ противорѣчіи съ прежнимъ состояніемъ и не есть необходимо революція. Предвидѣть, какой выборъ будетъ сдѣланъ, невозможно, оба исхода одинаково возможны и потому исходъ нельзя предсказать a priori. Объ этомъ исходѣ должно спрашивать у опыта, а не у разума. Опытъ свидѣтельствуетъ, что зло явилось въ мірѣ. Какія послѣдствія должно повлечь за собою это зло — результатъ паденія? Выборъ совершенъ‚ свободная воля перестаетъ существовать. Свободная воля есть равная возможность добра и зла. Въ дѣйствительности она перешла во зло. Совершившій выборъ человѣкъ долженъ бы былъ потомъ всегда пребывать во злѣ. Въ мірѣ должны бы были царить исключительно вѣчное ничтожество (ибо жизнь есть Богъ, а зло есть Его отрицаніе) и вселенская скорбь. Но этого не произошло. Слѣдствія паденія были изглажены. Для того, чтобы совершилось это, чтобы падшій человѣкъ снова получилъ жизнь, нужно, чтобы онъ снова соединился съ Богомъ, принципомъ жизни. Богъ долженъ былъ снизойти въ бездны, въ которыя насъ низринулъ грѣхъ, долженъ былъ раздѣлить наши скорби, понести тяжесть нашихъ грѣховъ, подвергнуться всевозможному уничиженію, всецѣло уподобиться намъ, познать даже смерть. Только одна голгоѳская жертва могла спасти падшее человѣчество. Цѣль этой великой жертвы состояла въ томъ, чтобы поднять человѣка въ область вѣчной любви, но это не могло быть непосредственнымъ дѣйствіемъ жертвы. Великая любовь, явленная въ голгоѳской жертвѣ, нуждается въ содѣйствіи свободной воли тѣхъ, ради которыхъ она была принесена. Свободная воля возвращается человѣку. Силою божественной жертвы онъ ставится въ то положеніе, въ которомъ былъ до грѣха, съ тою разницею, что тогда онъ не имѣлъ наклонности ко грѣху, а теперь онъ ее имѣетъ. Человѣкъ теперь самъ долженъ умереть, долженъ распять себя со страстьми и похотьми, чтобы возродиться въ Богѣ. И для человѣка и для Бога, чтобы они соединились послѣ паденія, крестъ является единственнымъ средствомъ. Такъ, крестомъ побѣждается зло. Вопросъ о злѣ всегда вызывалъ великія затрудненія. Можно сказать, что зло невозможно, ибо оно не можетъ существовать. То, что называютъ именемъ зла, есть или ничто, или одна изъ прикровенныхъ формъ добра. Только одно добро можетъ существовать, Богъ есть бытіе, и нельзя предположить, чтобы что-либо могло существовать внѣ Его или вопреки Ему. Съ другой стороны, если не хотятъ отрицать существованія свободной воли, необходимо должно допустить возможность зла. Но отрицать свободную волю значитъ отрицать голосъ сознанія, опытъ, значитъ, впасть въ фатализмъ и вмѣстѣ съ нимъ въ пантеизмъ. Изъ этой роковой диллемы повидимому нѣтъ выхода; но, говоритъ Б., на самомъ дѣлѣ онъ существуетъ. Богъ есть бытіе, внѣ Его ничто не можетъ существовать, человѣкъ есть существо свободное, поэтому его стремленія могутъ направляться противъ воли Божіей, но только въ этихъ случаяхъ воля человѣка есть ничто, она не можетъ реализироваться, она всегда находитъ противоположное тому, что ищетъ, и ея дѣло гибнетъ. Страсть разстраиваетъ чувства, гордость ведетъ къ униженію, эгоизмъ оказывается враждебнымъ нашимъ собственнымъ интересамъ, зло всегда обращается противъ самого себя, оно постоянно наказывается божественной ироніей, заставляющей его дѣлать противоположное своимъ намѣреніямъ. Оно повинуется вопреки своимъ желаніямъ, и его безсильная революція служитъ такъ же хорошо благимъ цѣлямъ Провидѣнія, какъ и самое вѣрное послушаніе. Богъ являетъ зло благомъ только при помощи иныхъ способовъ: своимъ ничтожествомъ зло свидѣтельствуетъ, что одинъ Богъ царствуетъ и что Онъ единъ лишь существуетъ. Такъ дѣйствія, всегда оказывающіяся противоположными тому, чего хочетъ преступная воля, являются божественными. Преступная воля, это — Мефистофель, опредѣляющій себя Фаусту въ словахъ: «я хочу дѣлать зло, но дѣлаю только добро». Зло существуетъ только субъективно, оно пытается реализироваться, но тщетно, оно не можетъ пріобрѣсти бытія объективнаго; въ волѣ возможны два направленія (дурное и хорошее), но въ дѣйствительности только одно. Всѣ созданія — хотятъ они или не хотятъ — всегда выполняютъ божественныя предначертанія. Fata volentem ducunt, nolentem trahunt. Разсматриваемая съ этой точки зрѣнія исторія человѣчества является предъ нами совершенно въ новомъ свѣтѣ. Человѣкъ, способный заблуждаться вслѣдствіе ограниченности своей свободы, однако всегда только слѣдуетъ пути, начертанному Провидѣніемъ, онъ неспособенъ внести нестроенія въ вселенскую гармонію, онъ всегда выполняетъ божественную мысль. А эта мысль по отношенію къ роду человѣческому есть искупленіе. Искупленіе есть дѣло величайшаго милосердія, величайшее событіе, которое осуществляютъ вѣка. Въ срединѣ исторіи совершается жертва, спасающая человѣчество: основывается христіанство. До того времени все приготовляло его, послѣ все стремится къ его вселенскому утвержденію. Оно есть сила, влекущая міръ къ непрестанному прогрессу и неустанно призывающая его къ правдѣ, единству, любви. Нельзя знать напередъ воли человѣческой, но можно предвидѣть волю Божію, которую человѣкъ выполняетъ двумя способами, пытаясь дѣйствовать согласно съ нею или идти противъ нея. Въ первомъ случаѣ самъ человѣкъ, пребывая въ добрѣ, будетъ пребывать и въ истинѣ, во второмъ — удѣломъ его являются зло и ложь, потому что, чтобы хорошо мыслить (и слѣдовательно, имѣть вѣрное знаніе), нужно хорошо жить. Зло, даже и въ той призрачной формѣ, въ которой оно существуетъ, по Б., не есть необходимость. Точно также не необходимы и являются только послѣдствіемъ зла въ природѣ смерть и страданія. Мы, по Б.‚ предносимъ своему духовному зрѣнію образъ идеальной природы, формы которой являютъ непоколебимое совершенство: она не знаетъ ни страданія, ни скорби, ни паденія, она представляетъ собою вѣчную юность и есть совершенная красота. Разумъ учитъ насъ, что должна быть гармонія идеальнаго и реальнаго; этой гармоніи не существуетъ въ настоящемъ строѣ природы, значитъ, этотъ строй — не божественный, незаконный и не первоначальный. Природа страдающая, слабая, гибнущая есть природа падшая. Смерть есть слѣдствіе зла и ея не существовало раньше грѣха. Въ пунктѣ, касающемся зла и смерти въ природѣ, Б. обращается къ своеобразной гипотезѣ. Смерть по его мнѣнію существовала и раньше человѣка. Это, полагаетъ онъ, доказываетъ исторія революцій земного шара. Б. былъ натуралистомъ и, занимая должность директора горнаго дѣла въ Мюнхенѣ, долженъ былъ знать геологію своего времени. Тогдашняя геологія учила, что земля пережила нѣсколько періодовъ, каждый изъ которыхъ оканчивался ужасною катастрофою: вслѣдствіе дѣйствія вулкановъ поднимались горныя цѣпи, воды океановъ выливались на сушу, жизнь погибала. Эту геологическую теорію (теперь безусловно отвергнутую) Б. искусно связываетъ съ своими богословскими умозрѣніями. Было паденіе, предшествовавшее паденію человѣка, и твореніе земли стоитъ въ связи съ этой древней катастрофой. Хаосъ, о которомъ говоритъ книга Бытія, это только развалины прежняго небеснаго царства, которымъ управлялъ Люциферъ, павшій вслѣдствіе высокомѣрія и эгоизма. Слѣдствіемъ паденія было разрушеніе небеснаго царства, и шестидневное твореніе состояло въ превращеніи его въ благоустроенное земное. Только при концѣ творенія было побѣждено зло и уничтожена смерть, когда сказалъ Богъ, что все «хорошо весьма»; но какъ сатана палъ гордостію, такъ человѣкъ, подражая и слѣдуя ему, палъ вслѣдствіе раболѣпства и снова открылъ дверь въ мірѣ злу и смерти. Зло въ формѣ страданія слѣдуетъ за человѣкомъ и по выходѣ его изъ этого міра. Человѣкъ, по воззрѣніямъ Б., подвергается очистительнымъ наказаніямъ частію еще въ настоящей жизни, затѣмъ въ аду и, наконецъ, въ гееннѣ. Изъ ада (католическое чистилище) есть еще искупленіе, но изъ геенны его уже нѣтъ. Однако утвержденное католическою церковью положеніе ex infernis nulla redemptio не заключаетъ въ себѣ непремѣнно той мысли, что адскія муки не прекратятся. Матерія, какъ конкретность времени и пространства, не есть причина зла, но скорѣе его слѣдствіе, значитъ: она — наказаніе. Но вмѣстѣ она — и оборонительное средство противъ зла, такъ какъ человѣкъ въ это время призрачности (пребыванія въ этомъ мірѣ) можетъ въ отдѣльности отрицать то, что онъ утверждалъ въ истинное время, т. е. въ вѣчности при своемъ паденіи. Время и матерія прекратятся. По прекращеніи времени тварь однако еще можетъ перейти изъ вѣчной области ада въ вѣчную область неба (но не наоборотъ). Послѣ того какъ осужденные въ адъ сами покаялись въ своемъ грѣхѣ, угасаетъ ихъ сила сопротивленія, и они становятся тогда низшими и самыми крайними членами царства небеснаго, послѣ того какъ мученіемъ надломлено ихъ противостремленіе.
Чтобы избѣгнуть подобныхъ горькихъ послѣдствій грѣха, средства человѣчеству предложены Христомъ. Нужно пріобщиться ко Христу, чтобы получить потомъ вѣчность и блаженство. Примиреніе человѣка съ Богомъ совершается въ таинствахъ, а таинства преподаетъ церковь. Нужно, слѣдовательно, быть членомъ церкви. Стать членомъ церкви значитъ подчиниться ей, но Б. говоритъ, что членъ церкви есть тотъ, кто свободно призналъ ея авторитетъ и лично пріобрѣлъ убѣжденіе въ истинѣ церковнаго ученія. Но гдѣ эта церковь? Б. былъ католикомъ. Какъ католикъ, онъ не сочувствовалъ протестантизму, онъ упрекалъ его основателей за то, что они вмѣсто реформаціи произвели революцію, такъ какъ революціонно всякое направленіе дѣятельности, которая вмѣсто того, чтобы исходить изъ того, что ее обосновало, обращается и поднимается противъ своего начала и основанія, какъ будто оно служитъ ему помѣхой. Однако какъ и первые протестанты, Б. желалъ церковной реформы. Сущность предлагавшейся имъ реформы заключалась въ томъ, что вселенская церковь должна управляться соборами, а не папами. Въ своемъ предсмертномъ письмѣ Б. писалъ, что церковь греческая лучше всего отвѣчаетъ его идеалу и что она должна быть поставлена выше римской. Въ длинной вереницѣ неправославныхъ философовъ, учившихъ о религіи, Б. былъ единственнымъ обратившимъ свой взоръ къ православному востоку съ мольбою о спасеніи и съ надеждою получить его оттуда.
Baader’a, Samtliche Werke, Leipzig, 1850—60 г. (посмертное изданіе). Воззрѣнія его пытался привести въ систему Францъ Гофманъ (Hoffman) въ сочиненіяхъ: Vorhalle zur speculativen Lehre B., Ueber das Verhältniss B. zu Hegel und Schelling. Grundzüge der Societätphilosophie B., Die Weltalter (сочин. вышли въ 1837—68 г.). На русск. яз. компилятив. статьи о Б. въ «Духовной Бесѣдѣ»: Философія общественной жизни изъ Б. (1865 г. №№ 5, 9, 13, 30), Францъ Б., христіанскій философъ (1875, №№ 28—31, 36—38; 1876 № 4, 6, 7, 51).