Ордаліи[1]
авторъ Константинъ Дмитріевичъ Бальмонтъ (1867—1942)
См. Оглавленіе. Изъ сборника «Ясень». Дата созданія: 1916, опубл.: 1916. Источникъ: Бальмонтъ, К. Д. Ясень. Видѣніе Древа. — М.: Издательство Некрасова К. Ф., 1916. — С. 223—231..

  1. «Я сталъ какъ тонкій блѣдный серпъ Луны…»
  2. «О, то былъ часъ,—о, то былъ часъ…»
  3. «Не рыдая, дождался я огненныхъ рдяныхъ ордалій…»
  4. «И помолясь святой водицѣ…»
  5. «Полночный часъ я весь окуталъ въ тучи…»
  6. «Ахъ, ядъ въ отравныхъ снахъ красивъ…»
  7. «Узнавъ, что въ плугѣ лезвіе огня…»
  8. «Сосудъ съ водой, гдѣ идолъ былъ…»
  9. «Жезлъ, мой жезлъ, которымъ скалы…»
  10. «Румяныя губы другъ другу сказали…»
  11. «И если вправду царственникъ замгленный…»
  12. «Такъ видѣлъ я, во снѣ-ли, наяву-ли…»

Цикл на одной странице


[223]
ОРДАЛІИ.

1.

Я сталъ какъ тонкій блѣдный серпъ Луны,
Въ ночи возставъ отъ пиршества печалей.
Долгъ. Долгъ. Должна. Я долженъ. Мы должны.

Но я пришелъ сюда изъ вольныхъ далей.
Ты, Сильный, въ чье лицо смотрю сейчасъ,
Пытуй меня, веди путемъ ордалій.

Въ мои глаза стремя бездонность глазъ,
Къ ордаліямъ онъ велъ тропинкой сонной:—
Вѣсы, огонь, вода, полночный часъ,

10 Отрава, плугъ въ отрѣзѣ раскаленный,
Сосудъ съ водой, гдѣ идолъ вымытъ былъ,
Змѣя, и губы, и цвѣтокъ замгленный.

Ихъ десять, страшныхъ, въ капищѣ, кадилъ,
Ихъ десять, совершеннѣйшихъ пытаній,
15 Узловъ, острій, ихъ десять въ жерлахъ силъ.

[224]


Вотъ, углубилось зеркало гаданій.
Ставъ на вѣсы, качался я, звеня,
Былъ взвѣшенъ, найденъ легче воздыханій.

Прошелъ черезъ сплетенія огня,
20 И, вскрикнувъ, вышелъ съ ликомъ обожженнымъ.
Въ водѣ, остывъ, забылъ о цвѣтѣ дня.

Въ полночный часъ я весь былъ запыленнымъ,
Межь тѣмъ какъ къ Тайной Вечери я шелъ.
Я выпилъ ядъ, и утонулъ въ бездонномъ.

25 Горячимъ плугомъ, возлѣ сѣрыхъ селъ,
Вспахалъ такую пашню, что понынѣ
Тамъ только жгучій стебель росъ и цвѣлъ.

Сосудъ съ водой, гдѣ идолъ былъ, въ гордынѣ
Я опрокинулъ, влага потекла,
30 Семь дней пути лишь цвѣтъ цвѣтетъ полыни.

Змѣя свила мнѣ тридцать три узла,
И я возникъ посмѣшищемъ дракона,
Дробя собой безъ счета зеркала.

Я губы пилъ, но я не видѣлъ лона,
35 Къ которому я весь приникъ, дрожа,
Отвергъ губами губы, въ вихрѣ стона.

[225]


И длинная означилась межа,
На ней цвѣтокъ былъ, царственникъ замгленный,
Коснулся, цвѣтъ его былъ шаръ ежа.

40 Я десять воплей издалъ изступленный,
Я десять, въ пыткѣ, разорвалъ узловъ,
И былъ одинъ, дрожащій, побѣжденный.

А въ зыбяхъ сна былъ гулъ колоколовъ.




2.

О, то былъ часъ,—о, то былъ часъ,
Когда кошмары, налегая,
Всю смѣлость выпиваютъ въ насъ,—
Но быстро опозналъ врага я.

Былъ въ вихрѣ вражьихъ голосовъ,
Но шелъ путемъ ведуще-тѣснымъ,
И при качаніи вѣсовъ
Былъ найденъ цѣнно-полновѣснымъ.

Какъ золотистое зерно,
10 Какъ самородокъ, въ прахахъ цѣльный,
Какъ многозмѣйное звено,
Что держитъ якорь корабельный.

[226]



3.

Не рыдая, дождался я огненныхъ рдяныхъ ордалій,
Не вздыхая, смотрѣлъ, какъ горитъ, раздвигаясь, костеръ,
Самоскрѣпленный духъ—какъ клинокъ изъ отточенной стали,
Человѣческій духъ въ испытаньяхъ бываетъ хитеръ.

Я припомнилъ, какъ въ дни возвѣщеній, что знала Кассандра,
Человѣческій токъ былъ сожженъ въ прославленье погонь,
Я припомнилъ тотъ знакъ, при которомъ, горя, саламандра
Не сгораетъ, а лишь веселитъ заплясавшій огонь.

И взглянувъ какъ Весна, я взошелъ въ задрожавшее пламя,
10 Отступила стѣна, отступила другая стѣна,
Черезъ огненный путь я пронесъ многоцвѣтное знамя,
И, нетронутъ огнемъ, наклонился къ криницѣ безъ дна.




4.

И помолясь святой водицѣ,
Ее ничѣмъ не осквернилъ.
Отъ благъ своихъ далъ звѣрю, птицѣ,
Былъ осребренъ отъ звѣздныхъ силъ.

[227]


Былъ позлащенъ верховнымъ Шаромъ,
Что Солнцемъ назвалъ въ пѣснѣ я.
Предупреждающимъ пожаромъ
Я былъ въ провалахъ Бытія.




5.

Полночный часъ я весь окуталъ въ тучи,
Поилъ въ ночи, для должныхъ миговъ, громъ,
Псалмы души зарнились мнѣ, пѣвучи,
И колосились молніи кругомъ.

Насущный хлѣбъ отъ злой спасая чары,
Я возлюбилъ небесное гумно,
И я восполнилъ звѣздные амбары,
Имъ принеся душистое зерно.




6.

Ахъ, ядъ въ отравныхъ снахъ красивъ,
И искусился ядомъ я.
Но выпилъ ядъ, заговоривъ,
Я имъ не портилъ стебли нивъ,
Въ свой духъ отраву мысли вливъ,
Я говорилъ: Душа—моя.

О, я другихъ не отравлялъ,
Клянусь, что въ этомъ честенъ стихъ.

[228]

И можетъ быть, я робко-малъ,
10 Но я въ соблазнъ ядовъ не впалъ,
Я лишь горѣлъ, перегоралъ,
Пока, свѣчой, я не затихъ.

Я съ Богомъ не вступаю въ споръ,
Я весь въ священной тишинѣ.
15 На полноцвѣтный ставъ коверъ,
Я кончилъ съ ядомъ разговоръ,
И не отравленъ мой уборъ,
Хоть въ перстнѣ—ядъ, и онъ—на мнѣ.




7.

Узнавъ, что въ плугѣ лезвіе огня,
Я имъ вспахалъ, для кругодневья, поле,
Колосья наклоняются, звеня,
Зернится разумъ, чувства—въ нѣжной холѣ.

Люблю, сохой разъятый, черноземъ,
Люблю я плугъ, въ отрѣзѣ раскаленный,
Съ полей домой, вдвоемъ, мы хлѣбъ несемъ,
Я и она, предъ кѣмъ я рабъ влюбленный.




8.

Сосудъ съ водой, гдѣ идолъ былъ,
Гдѣ идолъ вымытъ былъ до бога,

[229]

Я освятилъ крестомъ стропилъ,
Поставилъ въ глубинѣ чертога.

И онъ стоитъ, закрывъ глаза,
Въ своей красѣ необычаенъ,
Его задумала гроза,
Онъ быстрой молніей изваянъ.




9.

Жезлъ, мой жезлъ, которымъ скалы
Разверзалъ я для ручья,
Брошенъ. Поднятъ. И опалы
Свѣтятъ сверху. Гдѣ змѣя?

Жезлъ, мой жезлъ, которымъ царства
Укрѣплялъ я въ бытіи,
Блещетъ. Кончены мытарства.
Сплелъ съ жезломъ я двѣ змѣи.




10.

Румяныя губы другъ другу сказали,
Въ блаженствѣ сліявшихся устъ,
Что, если цвѣты и не чужды печали,
Все-жь медъ благовоненъ и густъ.

И если цвѣты, расцвѣтая, блистая,
Все-жь вѣдаютъ, въ веснахъ, и грусть,

[230]

Прекрасна, о, смертный, молитва святая,
Что ты прочиталъ наизусть.

Красивы нелгущія влажныя нѣги,
10 Цѣлуй поцѣлуи до дна,
Красивы уста и застывшія въ снѣгѣ
Сомкнутья смертельнаго сна.

Смотри, какъ торжественно стройны и строги
Твои, перешедшіе мостъ,
15 Твои дорогіе, на Млечной Дорогѣ,
Идущіе волею звѣздъ.




11.

И если вправду царственникъ замгленный
Послѣдній есть среди цвѣтовъ цвѣтокъ,
Его шипы даютъ намъ платъ червленный,
Волшебный платъ, махни—и вотъ потокъ.

Не слезъ потокъ, а полноводье тока,
Въ которомъ всѣ, что жаждутъ безъ конца,
Придя, испьютъ, придя, вздохнутъ глубоко,
И примутъ сказку водъ въ черты лица.

Забвенные, какъ голосъ грезы звонной,
10 Какъ лучъ въ ночи, пришедшій съ высоты,
Они возьмутъ тотъ царственникъ замгленный.
И такъ пойдутъ. Возьми его и ты.

[231]



12.

Такъ видѣлъ я, во снѣ-ли, наяву-ли,
Видѣніе, что здѣсь я записалъ,
И весь, душой, я былъ въ Пасхальномъ гулѣ.

За звономъ звонъ, какъ бы взнесенный валъ,
Гудя и убѣжденно возростая,
Дивящуюся мысль куда-то мчалъ.

Какъ будто обручалась молодая
Луна съ Звѣздой въ заутрени Небесъ,
И млѣли мраки, сладко въ Солнцѣ тая.

10 Привѣтъ, огонь, вода, и лугъ, и лѣсъ,
Ты, капля крови, цвѣтикъ анемона,
Цвѣти, привѣтъ, я вѣрю въ путь чудесъ.

Я малый звукъ въ великихъ зыбяхъ звона.




Примѣчанія

  • Цикл из двенадцати стихотворений.
  1. Ордалии — в широком смысле то же, что и «Божий суд»; в узком — суд путём испытания огнём и водой. (прим. редактора Викитеки)