Нехороший мальчик (Андерсен; Ганзен)/ДО

Нехорошій мальчикъ
авторъ Гансъ Христіанъ Андерсенъ (1805—1875), пер. А. В. Ганзенъ (1869—1942)
Оригинал: дат. Den uartige Dreng, 1835. — Источникъ: Собраніе сочиненій Андерсена въ четырехъ томахъ. — 2-e изд.. — СПб., 1899. — Т. 1. — С. 37—39..

Нехорошій мальчикъ.


[37] Жилъ—былъ старикъ-поэтъ, такой славный старикъ, настоящій поэтъ. Разъ, вечеромъ, онъ сидѣлъ себѣ дома, а на дворѣ разыгралась непогода. Дождь лилъ, какъ изъ ведра, но

[38]старику-поэту было такъ уютно и тепло возлѣ печки, гдѣ ярко горѣлъ огонекъ и, весело шипя, пеклись яблоки.

— Плохо бѣднякамъ въ такую погоду; нитки сухой на тѣлѣ не останется!—сказалъ онъ.

Онъ былъ очень добрый.

— Впустите, впустите меня! Я озябъ и весь промокъ!— закричалъ за дверями ребенокъ.

Онъ плакалъ и стучалъ въ дверь, а дождь такъ и лилъ, вѣтеръ такъ и бился въ окошки.

— Бѣдняжка!—сказалъ старикъ-поэтъ и пошелъ отворять двери.

За дверями стоялъ маленькій мальчикъ, совсѣмъ голенькій. Съ его длинныхъ золотистыхъ волосъ бѣжала вода; онъ дрожалъ отъ холода; если бы его не впустили, онъ бы, навѣрно, не вынесъ такой непогоды.

— Бѣдняжка!—сказалъ старикъ-поэтъ и взялъ его за руку.—Пойдемъ ко мнѣ, я обогрѣю тебя, дамъ тебѣ винца и яблоко; ты такой хорошенькій мальчуганъ!

Онъ и въ самомъ дѣлѣ былъ прехорошенькій. Глазенки у него блестѣли, какъ звѣздочки, а мокрые золотистые волосы вились кудрями,—ну, совсѣмъ ангелочекъ! Только онъ весь посинѣлъ отъ холода и дрожалъ, какъ осиновый листъ. Въ рукахъ у него былъ чудесный лукъ; бѣда только, онъ весь испортился отъ дождя; краски на стрѣлахъ совсѣмъ полиняли.

Старикъ-поэтъ усѣлся къ печкѣ, взялъ малютку на колѣни, выжалъ его мокрые волосы, согрѣлъ рученки въ своихъ рукахъ и вскипятилъ ему сладкаго вина. Мальчикъ оправился, щечки у него зарумянились, онъ спрыгнулъ на полъ и сталъ плясать вокругъ старика-поэта.

— Ишь, ты, какой веселый мальчуганъ!—сказалъ старикъ-поэтъ.—А какъ тебя зовутъ?

— Амуръ!—отвѣчалъ мальчикъ.—Ты развѣ не знаешь меня? Вотъ и лукъ мой! Я умѣю стрѣлять! Посмотри, погода разгулялась, мѣсяцъ свѣтитъ!

— А лукъ-то твой испортился!—сказалъ старикъ-поэтъ.

— Вотъ было бы горе!—сказалъ мальчуганъ, взялъ лукъ и сталъ его осматривать.—Онъ совсѣмъ высохъ, и ему ничего не сдѣлалось! Тетива натянута, какъ слѣдуетъ! Сейчасъ попробую.

И онъ натянулъ лукъ, положилъ стрѣлу, прицѣлился и выстрѣлилъ старику-поэту прямо въ сердце!

[39]

— Вотъ, видишь, мой лукъ совсѣмъ не испорченъ!—закричалъ онъ, громко засмѣялся и убѣжалъ.

Нехорошій мальчикъ! Выстрѣлилъ въ старика-поэта, который приласкалъ его, далъ ему чудеснаго вина и самое лучшее яблоко!

Добрый старикъ лежалъ на полу и плакалъ: онъ былъ раненъ въ самое сердце. Потомъ онъ сказалъ:

— Фи! какой нехорошій мальчикъ, этотъ Амуръ! Я разскажу объ немъ всѣмъ хорошимъ дѣтямъ, чтобы они береглись, не связывались съ нимъ,—онъ и ихъ обидитъ!

И всѣ добрые дѣти—и мальчики, и дѣвочки—стали остерегаться злого Амура, но онъ все-таки умѣлъ иногда обмануть ихъ; такой плутъ!

Идутъ себѣ студенты съ лекцій, и онъ рядомъ: книжка подъ мышкой, въ черномъ сюртукѣ, и не узнаешь его! Они думаютъ, что онъ тоже студентъ, возьмутъ его подъ руку, а онъ и пуститъ имъ въ грудь стрѣлу.

Идутъ тоже дѣвушки отъ священника или въ церковь—онъ ужъ тутъ, какъ тутъ; вѣчно гоняется за людьми! А то заберется иногда въ большую люстру въ театрѣ и горитъ тамъ яркимъ пламенемъ; люди-то думаютъ сначала, что это лампа, и ужъ потомъ только разберутъ въ чемъ дѣло. Бѣгаетъ онъ и по королевскому саду, и по валу. А разъ, такъ онъ ранилъ въ сердце твоего папашу и твою мамашу! Спроси-ка у нихъ, они тебѣ разскажутъ.

Да, дурной мальчикъ этотъ Амуръ, ты и не связывайся съ нимъ! Онъ только и дѣлаетъ, что бѣгаетъ за людьми. Подумай, онъ пустилъ разъ стрѣлу даже въ твою старушку-бабушку! Это давно было, давно прошло и быльемъ поросло, а все-таки не забылось, да и не забудется! Фи! злой Амуръ! Но теперь ты знаешь о немъ, знаешь, какой онъ нехорошій мальчикъ!