Невидимая брань (Никодим Святогорец)/1892 (ДО)/Часть 1/Глава 28

[122]

Глава двадцать осьмая.

Что дѣлать, когда бываемъ уранены на брани?


Когда бываешь ураненъ, впадши въ какое-либо прегрѣшеніе, по немощи своей, или по худонравію своему (разумѣются грѣхи простительные: недолжное слово сорвалось, разсердиться пришлось, мысль худая промелькнула, желаніе недолжное поднималось и под.); не малодушествуй и не мятись попусту и безъ толку. Первое, что нужно, не останавливайся на себѣ, не говори: какъ я такой потерпѣлъ это, и допустилъ?! Это вопль гордостнаго самомнѣнія. Смирись напротивъ, и воззрѣвъ ко Господу, скажи и восчувствуй: „чего другаго и ожидать было отъ меня, Господи, столь немощнаго и худонравнаго.“ И тутъ же возблагодари Его, что на этомъ только остановилось дѣло, исповѣдуя: „еслибъ не Твоя безмѣрная благость, Господи, не остановился бы я на этомъ, а всеконечно впалъ бы еще въ худшее что.“

Однакожъ сознаваясь такъ и такимъ себя чувствуя, поопасись допустить безпечную и поблажливую мысль, что поелику ты таковъ, то будто право нѣкое имѣешь дѣлать что-либо неподобающее. Нѣтъ; несмотря на то, [123] что ты немощенъ и худонравенъ, все неподобающее, дѣлаемое тобой, вмѣняется тебѣ въ вину. Ибо все, происходящее отъ тебя, произволеніемъ одареннаго, произволенію твоему принадлежитъ, и какъ доброе бываетъ тебѣ въ одобреніе, такъ худое въ охужденіе. Потому, сознавъ себя худымъ вообще, сознай вмѣстѣ и виновнымъ въ томъ худѣ, въ которое впалъ въ настоящій часъ. Осуди себя и укори, и притомъ себя одного, не озирайся по сторонамъ, ища на кого бы свалить вину свою. Ни люди окружающіе, ни стеченіе обстоятельствъ не виноваты въ грѣхѣ твоемъ. Виновно одно злое произволеніе твое. Себя и укоряй.

Однакожъ не будь похожъ и на тѣхъ, которые говорятъ: да, я это сдѣлалъ, и чтожъ такое? Нѣтъ, послѣ сознанія и самоукоренія, поставивъ себя предъ лицемъ неумытной правды Божіей, поспѣши возгрѣть и покаянныя чувства: сокрушеніе и болѣзнованіе о грѣхѣ не столько по причинѣ униженія себя грѣхомъ, сколько по причинѣ оскорбленія имъ Бога, столько милостей тебѣ лично явившаго, въ призваніи тебя къ покаянію, въ отпущеніи прежнихъ грѣховъ, въ допущеніи ко благодати таинствъ, въ храненіи тебя на добромъ пути и руководствѣ по нему.

Чѣмъ глубже сокрушеніе, тѣмъ лучше. Но какъ бы ни было сильно сокрушеніе, и тѣни не допускай нечаянія помилованія. Помилованіе уже совсѣмъ готово, и рукописаніе всѣхъ грѣховъ разодрано на крестѣ. Ожидается только раскаяніе и сокрушеніе каждаго, чтобъ и ему присвоить силу крестнаго заглажденія грѣховъ всего міра. Съ симъ упованіемъ пади ницъ душою и тѣломъ и вопій: помилуй мя, Боже, по велицѣй милости Твоей, — и не преставай вопить, пока не восчувствуешь себя виновнымъ-милуемымъ, такъ чтобъ вина и милованіе слились въ одно чувство. [124]

Эта благодать нисходитъ наконецъ на всякаго кающагося. Но ему сопутствовать должна рѣшимость, обѣтомъ скрѣпленная, не поблажать себѣ потомъ, а строго блюсти и охранять себя отъ всякихъ паденій, не только большихъ, но и малыхъ, съ присовокупленіемъ усердной молитвы о благодатной къ тому помощи. Послѣ столь близкаго опыта неблагонадежности своихъ силъ и усилій, сами собой пойдутъ изъ сердца воздыханія: сердце чисто созижди во мнѣ Боже, и духъ правъ обнови во утробѣ моей. И Духъ Твой благій да наставитъ меня на землю праву.

Все сіе, — самоосужденіе, сокрушеніе, уповательную молитву о помилованіи, воодушевительное рѣшеніе блюстись впредь и молитву о благодатной къ тому помощи, — должно тебѣ проходить внутри всякій разъ, какъ погрѣшишь окомъ, слухомъ, языкомъ, мыслію, чувствомъ; и на мгновеніе одно не оставляй въ сердцѣ грѣха неисповѣданнымъ Господу и неочищеннымъ предъ Нимъ сердечнымъ покаяніемъ. Опять падешь, и опять тоже сдѣлай, и хотя бы тебѣ многократно пришлось погрѣшить, столько же разъ и очищай себя предъ Господомъ. Вечеромъ же, если есть возможность, перескажи все духовному отцу своему, а когда нельзя въ тотъ же вечеръ, перескажи при случаѣ. Такое исповѣданіе или откровеніе всего духовному отцу есть самое благотворное дѣйствіе въ дѣлѣ нашей духовной брани.

Ничто такъ не поражаетъ врага-душегубца, и не раззоряетъ козни его, какъ такой образъ дѣйствованія. Почему онъ всячески усиливается препятствовать ему, и внутренно, и внѣшно: внутренно — мыслями и чувствами, а внѣшно — наущеніемъ разныхъ встрѣчъ и случайностей. Какія именно эти препоны, самъ увидишь, когда возьмешься за дѣло. Объ одномъ только помяну: врагъ усиленно старается внушить, не тотчасъ, какъ [125] замѣчено прегрѣшеніе, приступать къ дѣлу внутренняго себя отъ него очищенія, а подождать немножко, не день и не часъ, а немножко. Но только согласись на это, онъ подставитъ другой грѣхъ, послѣ грѣха языкомъ, грѣхъ окомъ, и еще какимъ чувствомъ; а этого грѣха очищеніе поневолѣ уже отложишь, потому что надо прежде очистить предыдущій. И пойдетъ такимъ образомъ отлаганіе на цѣлый день, и грѣхъ за грѣхомъ наполнитъ душу. Вечеромъ, до коего обычно откладывается дѣло покаяннаго себя очищенія, ничего не видно въ душѣ опредѣленнаго, — тамъ шумъ, и смятеніе и мракъ, отъ множества допущенныхъ паденій. Душа похожа на очи, пылью набитыя, или на воду, помутившуюся отъ множества нападшаго туда сора. Какъ ничего не видно, то дѣло покаянія совсѣмъ оставляется; но вмѣстѣ съ тѣмъ и душа оставляется мутною и смятенною. Отъ этого молитва вечерняя бываетъ неисправна, а далѣе и сны не хороши. Такъ никогда ни на одно мгновеніе не отлагай внутренняго очищенія, какъ только сознаешь за собой что неисправное.

Второе, что внушаетъ при этомъ врагъ, есть не сказывать духовному отцу случившагося. Не слушай и наперекоръ ему открывай все: ибо сколь много благъ отъ сего открыванія, столь же, или даже больше, зла отъ скрыванія того, что бываетъ въ насъ и съ нами.