Глава двадцать осьмая.
Что делать, когда бываем уранены на брани?
Когда бываешь уранен, впадши в какое-либо прегрешение, по немощи своей, или по худонравию своему (разумеются грехи простительные: недолжное слово сорвалось, рассердиться пришлось, мысль худая промелькнула, желание недолжное поднималось и под.); не малодушествуй и не мятись попусту и без толку. Первое, что нужно, не останавливайся на себе, не говори: как я такой потерпел это, и допустил?! Это вопль гордостного самомнения. Смирись напротив, и воззрев ко Господу, скажи и восчувствуй: „чего другого и ожидать было от меня, Господи, столь немощного и худонравного.“ И тут же возблагодари Его, что на этом только остановилось дело, исповедуя: „если б не Твоя безмерная благость, Господи, не остановился бы я на этом, а всеконечно впал бы еще в худшее что.“
Однакож сознаваясь так и таким себя чувствуя, поопасись допустить беспечную и поблажливую мысль, что поелику ты таков, то будто право некое имеешь делать что-либо неподобающее. Нет; несмотря на то, что ты немощен и худонравен, всё неподобающее, делаемое тобой, вменяется тебе в вину. Ибо всё, происходящее от тебя, произволением одаренного, произволению твоему принадлежит, и как доброе бывает тебе в одобрение, так худое в охуждение. Потому, сознав себя худым вообще, сознай вместе и виновным в том худе, в которое впал в настоящий час. Осуди себя и укори, и притом себя одного, не озирайся по сторонам, ища на кого бы свалить вину свою. Ни люди окружающие, ни стечение обстоятельств не виноваты в грехе твоем. Виновно одно злое произволение твое. Себя и укоряй.
Однакож не будь похож и на тех, которые говорят: да, я это сделал, и что ж такое? Нет, после сознания и самоукорения, поставив себя пред лицем неумытной правды Божией, поспеши возгреть и покаянные чувства: сокрушение и болезнование о грехе не столько по причине унижения себя грехом, сколько по причине оскорбления им Бога, столько милостей тебе лично явившего, в призвании тебя к покаянию, в отпущении прежних грехов, в допущении ко благодати таинств, в хранении тебя на добром пути и руководстве по нему.
Чем глубже сокрушение, тем лучше. Но как бы ни было сильно сокрушение, и тени не допускай нечаяния помилования. Помилование уже совсем готово, и рукописание всех грехов разодрано на кресте. Ожидается только раскаяние и сокрушение каждого, чтоб и ему присвоить силу крестного заглаждения грехов всего мира. С сим упованием пади ниц душою и телом и вопий: помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, — и не преставай вопить, пока не восчувствуешь себя виновным-милуемым, так чтоб вина и милование слились в одно чувство.
Эта благодать нисходит наконец на всякого кающегося. Но ему сопутствовать должна решимость, обетом скрепленная, не поблажать себе потом, а строго блюсти и охранять себя от всяких падений, не только больших, но и малых, с присовокуплением усердной молитвы о благодатной к тому помощи. После столь близкого опыта неблагонадежности своих сил и усилий, сами собой пойдут из сердца воздыхания: сердце чисто созижди во мне Боже, и дух прав обнови во утробе моей. И Дух Твой благий да наставит меня на землю праву.
Всё сие, — самоосуждение, сокрушение, уповательную молитву о помиловании, воодушевительное решение блюстись впредь и молитву о благодатной к тому помощи, — должно тебе проходить внутри всякий раз, как погрешишь оком, слухом, языком, мыслию, чувством; и на мгновение одно не оставляй в сердце греха неисповеданным Господу и неочищенным пред Ним сердечным покаянием. Опять падешь, и опять то же сделай, и хотя бы тебе многократно пришлось погрешить, столько же раз и очищай себя пред Господом. Вечером же, если есть возможность, перескажи всё духовному отцу своему, а когда нельзя в тот же вечер, перескажи при случае. Такое исповедание или откровение всего духовному отцу есть самое благотворное действие в деле нашей духовной брани.
Ничто так не поражает врага-душегубца, и не разоряет козни его, как такой образ действования. Почему он всячески усиливается препятствовать ему, и внутренно, и внешно: внутренно — мыслями и чувствами, а внешно — наущением разных встреч и случайностей. Какие именно эти препоны, сам увидишь, когда возьмешься за дело. Об одном только помяну: враг усиленно старается внушить, не тотчас, как замечено прегрешение, приступать к делу внутреннего себя от него очищения, а подождать немножко, не день и не час, а немножко. Но только согласись на это, он подставит другой грех, после греха языком, грех оком, и еще каким чувством; а этого греха очищение поневоле уже отложишь, потому что надо прежде очистить предыдущий. И пойдет таким образом отлагание на целый день, и грех за грехом наполнит душу. Вечером, до коего обычно откладывается дело покаянного себя очищения, ничего не видно в душе определенного, — там шум, и смятение и мрак, от множества допущенных падений. Душа похожа на очи, пылью набитые, или на воду, помутившуюся от множества нападшего туда сора. Как ничего не видно, то дело покаяния совсем оставляется; но вместе с тем и душа оставляется мутною и смятенною. От этого молитва вечерняя бывает неисправна, а далее и сны не хороши. Так никогда ни на одно мгновение не отлагай внутреннего очищения, как только сознаешь за собой что неисправное.
Второе, что внушает при этом враг, есть не сказывать духовному отцу случившегося. Не слушай и наперекор ему открывай всё: ибо сколь много благ от сего открывания, столь же, или даже больше, зла от скрывания того, что бывает в нас и с нами.