Оригинал: нем.Für die Mouche («Es träumte mir von einer Sommernacht…»), 1856. — Источникъ: Полное собраніе сочиненій Генриха Гейне / Подъ редакціей и съ біографическимъ очеркомъ Петра Вейнберга — 2-е изд. — СПб.: Изданіе А. Ф. Маркса, 1904. — Т. 6. — С. 42—45.. • См. также переводъ Чюминой.
45 Тамъ съ охотою дикой Діана спѣшитъ,
А вокругь нея нимфы и доги;
Геркулесъ въ женскомъ платьѣ за прялкой сидитъ
И кудель онъ прядетъ на порогѣ.
Тутъ же рядомъ Синай; у подошвы его 50 Вотъ Израиль съ своими быками;
Тамъ ребенокъ Христосъ съ стариками ведетъ
Богословскіе споры во храмѣ.
Миѳологія съ библіей рядомъ стоятъ,
И контрасты намѣренно рѣзки, 55 И какъ рама, кругомъ обвиваетъ ихъ плющъ
Въ видѣ общей одной арабески.
Но не странно-ль? Межъ тѣмъ какъ смотрѣлъ я, въ мечты
Погруженный душою дремавшей,
Мнѣ казалось, что самъ я тотъ блѣдный мертвецъ, 60 Въ саркофагѣ открытомъ лежавшій.
Въ головахъ же гробницы моей росъ цвѣтокъ,
Ярко желтый и вмѣстѣ лиловый,
Онъ по виду причудливъ, загадоченъ былъ,
Но дышалъ красотою суровой.
65 «Страстоцвѣтомъ» его называетъ народъ.
Выросъ будто — о томъ есть преданье —
Тотъ цвѣтокъ ва Голгоѳѣ, когда Іисусъ
На крестѣ изнемогъ отъ страданья.
Надъ моею гробницею этотъ цвѣтокъ
Нагибался и, трупъ мой холодный
Охраняя, мнѣ руки и лобъ, и глаза 80 Цѣловалъ онъ съ тоской безысходной.
И по прихоти сна, тотъ цвѣтокъ страстоцвѣтъ
Образъ женщины принялъ мгновенно…
Неужели я, милая, вижу тебя?
Это ты, это ты несомнѣнно!
85 Ты была тѣмъ цвѣткомъ, дорогая моя!
По лобзаньямъ я могъ догадаться:
У цвѣтовъ нѣтъ такихъ жаркихъ, пламенныхъ слезъ,
Такъ не могутъ цвѣты цѣловаться.
Хоть глаза мои были закрыты, но я 90 Все же видѣлъ съ нѣмымъ обожаньемъ,
Какъ смотрѣла ты нѣжно, склонясь надо мной,
Освѣщенная луннымъ мерцаньемъ.
Мы молчали, но сердцемъ своимъ понималъ
Я всѣ мысли твои и желанья: 95 Нѣтъ невинности въ словѣ, слетающемъ съ устъ,
И цвѣтокъ любви чистой — молчанье.
Разговоры безъ словъ! Можно вѣрить едва,
Что въ бесѣдѣ безмолвной, казалось,
Та блаженно ужасная ночь, словно мигъ, 100 Въ сновндѣньѣ прекрасномъ промчалась.
Говорили о чемъ мы — не спрашивай, нѣтъ!..
Допытайся, добейся, отвѣта,
Что́ волна говоритъ набѣжавшей волнѣ,
Плачетъ вѣтеръ о чемъ до разсвѣта;
105 Для кого лучезарно карбункулъ блеститъ,
Для кого льютъ цвѣты ароматы…
И о чемъ говорилъ страстоцвѣтъ съ мертвецомъ —
Не старайся узнать никогда ты.
Я не знаю, какъ долго въ гробницѣ своей 110 Я плѣнительнымъ сномъ наслаждался…
Ахъ, окончился онъ — и мертвецъ со своимъ
Безмятежнымъ блаженствомъ разстался.
Смерть! Въ могильной твоей тишинѣ только намъ
И дано находить сладострастье… 115 Жизнь страданья одни да порывы страстей
Выдаетъ намъ безумно за счастье.
Но — о, горе! — исчезло блаженство мое;
Вкругъ меня шумъ внезапный раздался —
И въ испугѣ бѣжалъ дорогой мой цвѣтокъ… 120 Съ бранью топотъ ужасный смѣшался.
Да, я слышалъ кругомъ ревъ, и крики, и брань
И, прислушавшись къ дикому хору,
Распозналъ, что теперь на гробницѣ моей
Барельефы затѣяли ссору.