Когда я вышелъ на палубу, Призракъ лавировалъ противъ вѣтра, догоняя знакомую лодку, находившуюся прямо впереди него. Вся команда была наверху, потому что знала, что что-нибудь непремѣнно случится, когда заберутъ на борть Джонсона и Лича.
Пробило четыре склянки. Луисъ пришелъ на ютъ, чтобы смѣнить рулевого. Въ воздухѣ чувствовалась сырость, и Луисъ былъ въ непромокаемомъ плащѣ.
— Что сейчасъ будетъ? — спросилъ я его.
— Судя по вѣтру будетъ веселенькій штормикъ, но небольшой. Будетъ и дождикъ, но тоже только помочить холсты.
— Скверно, что мы ихъ увидѣли, — сказалъ я, и въ этотъ же моментъ носъ Призрака отбросило немного въ сторону большой волной, и лодка оказалась какъ разъ въ нашемъ полѣ зрѣнія.
Луисъ повернулъ штурвалъ и не сразу отвѣтилъ.
— Все равно, они бы никогда не достигли земли, сэръ.
— Вы такъ думаете? — спросилъ я.
— Да, я такъ думаю, сэръ… Вотъ, чувствуете? — Въ это время сильный порывъ вѣтра ударилъ по шхунѣ и слегка бросилъ ея носъ въ сторону. Луисъ быстро выправилъ ее, и затѣмъ продолжалъ: — Черезъ часъ море будетъ такимъ, что на немъ не удержаться такой яичной скорлупкѣ. Они должны благодарить Бога, что мы здѣсь и можемъ забрать ихъ на бортъ.
Волкъ Ларсенъ возвратился на ютъ; кошачья упругость его походки была замѣтнѣе, чѣмъ обыкновенно, и глаза его блестѣли жаднымъ огнемъ.
— Три смазчика и одинъ механикъ, — сказалъ онъ обращаясь ко мнѣ. — Но мы можемъ сдѣлать изъ нихъ великолѣпныхъ матросовъ, а ужъ гребцовъ, во всякомъ случаѣ. Ну, а что мы сдѣлаемъ съ этой дамой?
Я не знаю почему, но я почувствовалъ, что меня точно кто-нибудь ударилъ ножомъ въ сердце, когда онъ у помянулъ о ней. Я подумалъ, что съ моей стороны это нелѣпая щепетильность, но въ то же время не могъ отдѣлаться отъ этого чувства, и въ отвѣтъ только пожалъ плечами.
Волкъ Лареенъ издалъ протяжный тихій свистъ.
— Какъ ее зовутъ? — спросилъ онъ.
— Я не знаю, — отвѣтилъ я. — Она спитъ. Она, очевидно, очень утомлена. Я, собственно, жду, чтобы вы сами мнѣ что-нибудь разсказали. Что это было за судно?
— Почтовый пароходъ, — отвѣтилъ онъ кратко, — Городъ Санъ-Франциско, отправлявшійся изъ Санъ-Франциско въ Іокогаму. Потерпѣлъ аварію во время тайфуна. Это была старая калоша, и продырявилась, какъ рѣшето. Ихъ носило четыре дня по морю. И вы не знаете, кто она? Дѣвушка? Замужняя? Вдова? Ну, ну!.. — Онъ насмѣшливо покачалъ головой и посмотрѣлъ на меня смѣющимися глазами.
— Вы… — началъ я. У меня готовъ былъ сорваться вопросъ, не собирается ли онъ доставить бѣглецовъ въ Іокогаму.
— Что я? — спросилъ онъ.
— Что вы собираетесь сдѣлать съ Личемъ и Джонсономъ?
Онъ пожалъ плечами.
— Право, Гёмпъ, я не знаю. Видите ли, благодаря этимъ новымъ людямъ у меня получается почти полная команда.
— А они достаточно побѣгали, — сказалъ я. — Почему бы вамъ не перемѣнить съ ними обращеніе? Возьмите ихъ на бортъ и будьте съ ними ласковѣе. То, что они сдѣлали, ихъ вынудили сдѣлать…
— Кто? Я?
— Да, вы, — твердо отвѣчалъ я. — И предупреждаю васъ, Волкъ Ларсенъ, что я могу забыть любовь къ собственной жизни въ стремленіи убить васъ, если вы зайдете слишкомъ далеко по отношенію къ этимъ бѣднякамъ.
— Браво! — вскричалъ онъ. — Я начинаю гордиться вами, Гёмпъ! Теперь ужъ вы основательно стали на ноги. Вы теперь индивидуальность. Къ вашему несчастію, жизнь васъ до сихъ поръ баловала, но вы теперь развиваетесь и нравитесь мнѣ все больше и больше.
Его голосъ и выраженіе лица совершенно измѣнились. Лицо стало совершенно серьезно.
— Вы вѣрите въ обѣщанія? — спросилъ онъ. — По-вашему они священны?
— Безъ всякаго сомнѣнія, — отвѣтилъ я.
— Въ такомъ случаѣ заключимъ договоръ, — продолжалъ этотъ великолѣшіый актеръ. — Если я обѣщаю вамъ не дотронуться ни однимъ пальцемъ до Лича и Джонсона, то обѣщаете ли вы въ свою очередь мнѣ, что вы не будете пытаться убить меня?.. Не думайте только, что я васъ боюсь, — поспѣшно прибавилъ онъ.
Я почти не вѣрилъ своимъ ушамъ. Что такое произошло съ этимъ человѣкомъ?
— Такъ идетъ? — спросилъ онъ нетерпѣливо.
— Идетъ, — отвѣтилъ я.
Онъ протянулъ руку и я ее сердечно пожалъ, хотя въ ту же минуту, я готовъ въ этомъ поклясться, въ его глазахъ сверкнула дьявольская усмѣшка.
Мы пошли по юту на подвѣтренную сторону. Лодка была совсѣмъ ужъ близко и находилась въ отчаянномъ положеніи. Джонсонъ правилъ, Личъ вычерпывалъ воду. Мы нагоняли ихъ, дѣлая два фута въ то время, какъ они дѣлали одинъ. Волкъ Ларсенъ сдѣлалъ знакъ Луису, чтобы онъ повернулъ руль на нѣсколько румбовъ, и мы обошли лодку футахъ въ двадцати отъ нея. Мы закрыли ее собою отъ вѣтра, ея парусъ заплескался, она выпрямилась, такъ что Личу пришлось пересѣсть на другую сторону. Лодка остановилась и, когда насъ подняло на высокій гребень волны, она глубоко опустилась въ впадину между волнами.
Въ этотъ моментъ Личъ и Джонсонъ посмотрѣли на своихъ товарищей, которые всѣ столпились вдоль борта. Но всѣ молчали. Въ нашихъ глазахъ они были обречены, и между нами и ими была такая же пропасть, какъ между мертвыми и живыми.
Въ слѣдующій затѣмъ моментъ они очутились противъ юта, гдѣ находились въ то время Волкъ Ларсенъ и я. Мы въ это время опустились между волнами, а ихъ подняло на волну. Джонсонъ взглянулъ на меня, и я увидѣлъ, какъ измучено и истощено было его лицо. Я махнулъ ему рукой въ знакъ привѣтствія и онъ отвѣтилъ; но въ его движеніи была полная безнадежность и отчаяніе. Онъ словно прощался со мною. Я не видалъ глазъ Лича, ибо онъ смотрѣлъ на Волка Ларсена съ обычнымъ выраженіемъ непримиримой ненависти на лицѣ.
Лодка прошла дальше; ея парусь надулся и она такъ накренилась, что, казалось, вотъ-вотъ пойдетъ ко дну. Надь нею уже запѣнился гребень волны, какъ вдругъ она снова вынырнула; ее наполовину залило водой; Личъ поспѣшно вычерпывалъ воду, а Джонсонъ налегъ на правильное весло; его лицо было бѣло, какъ полотно, и полно тревоги.
Волкъ Ларсенъ громко расхохотался и направился на ютъ. Я думалъ, что онъ сейчасъ отдастъ приказаніе повернуть Призракь, но судно не измѣняло курса. Луисъ невозмутимо стоялъ у штурвала, но матросы, сбившись въ кучу, съ тревогой смотрѣли въ нашу сторону. А Призракъ двигался впередъ полнымъ ходомъ, и лодка виднѣлась уже какъ небольшая точка на горизонтѣ. Вдругъ Волкъ Ларсенъ громко отдалъ команду, и судно медленно стало поворачивать. Мы прошли обратно больше двухъ миль противъ вѣтра по направленію къ несчастной шлюпкѣ, затѣмъ спустили марселя. Охотничьи шлюпки не приспособлены для хода противъ вѣтра, но Личъ и Джонсонъ теперь поняли, что ихъ единственное спасенiе заключается въ томъ, чтобы вернуться на Призракъ; и они направились прямо къ намъ. Они съ трудомъ, медленно подвигались впередъ, и шальная волна каждую минуту могла опрокинуть ихъ; сколько разъ мы видѣли, какъ утлая шлюпка поднималась на самый гребень волны и затѣмъ ее, какъ пробку, кидало назадъ сильнымъ порывомъ вѣтра.
Джонсонъ быль превосходнымъ морякомъ и онъ умѣлъ такъ же хорошо управлять маленькой шлюпкой, какъ и большимъ кораблемъ. Часа черезъ полтора они уже подплыли почти къ самой шхунѣ и уже собирались ухватиться за конецъ каната, свисавшій съ борта.
— Ну, что, раздумали бѣжать? — бормоталъ Волкъ Ларсенъ, стоя рядомъ со мною и обращаясь неизвѣстно къ кому, потому что они все равно не могли его слышать. — Хотите возвратиться на борть, а? Ну идите, идите, голубчики.
— Круто вправо, — крикнулъ онъ канакѣ, который между тѣмъ успѣлъ замѣнить Луиса у штурвала.
Посыпался рядъ командъ; поднялись паруса; теперь мы шли по вѣтру, быстро прибавляя ходу, когда Джонсонъ, не думая объ опасности, пересѣкъ нашъ курсъ въ какихъ-нибудь ста футахъ отъ носа судна и спустилъ парусь. Волкъ Ларсенъ снова расхохотался и сдѣлалъ ему знакъ рукою следовать за нимъ. Я понялъ, что онъ играетъ ими и подумалъ, что онъ хочетъ, такимъ образомъ, задать имъ хорошій урокъ, вмѣсто того, чтобы основательно поколотить ихъ.
Джонсонъ быстро снова поставилъ парусь и направился за нами. Что ему оставалось дѣлать? Все равно, рано или поздно, свирѣпыя волны должны были поглотить ихъ жалкую шлюпку.
— Теперь они чувствуютъ только предсмертную тоску, — прошепталъ мнѣ Луисъ, когда я направлялся на носъ провѣрить маневры парусовъ.
— Ну, онъ, навѣрное, опять повернетъ и приметь ихъ на бортъ. Я думаю, что онъ хочетъ только проучить ихъ.
Луисъ лукаво посмотрѣлъ на меня.
— Вы такъ думаете? — спросилъ онъ.
— Ну, конечно! А вы, развѣ, нѣтъ?
— Я въ послѣднее время думаю только о томъ, чтобы моя шкура была цѣла, — отвѣчалъ онъ, — да еще развѣ о томъ, какъ странно все случается на свѣтѣ. Проклятое виски, послѣ котораго я нанялся на это судно, такъ же подвело меня, какъ подведетъ васъ та женщина, которая живетъ у васъ тамъ. Удивляюсь вамъ. Какой вы патентованный дуракъ!
— Что вы хотите этимъ сказать? — спросилъ я.
— Вы спрашиваете, что я хочу сказать? Это неважно. Вы лучше спросите, что дѣлается въ головѣ Волка Ларсена… Волкъ!.. говорю вамъ, Волкъ!..
— Послушайте… если что случится, вы меня поддержите? — невольно спросилъ я, такъ какъ онъ высказалъ только то, что тревожило меня самого.
— Поддержать васъ! Хорошо, если удастся поддержать самого себя, и то довольно. Игра у насъ только еще начинается, попомните мои слова!
— Я никогда не думалъ, что вы такой трусъ…
Онъ съ презрѣніемъ посмотрѣлъ на меня.
— Если я не двину пальцемъ, чтобы помочь тѣмъ бѣднымъ дураками, — сказалъ онъ, кивнувъ головой по направленію къ слѣдовавшей за нами шлюпкѣ, — то неужели вы думаете, что я согласенъ сломать себѣ голову ради женщины, которую я вижу въ первый разъ въ жизни?
Я съ презрѣніемъ отвернулся отъ него.
— Лучше уберите верхніе марселя, мистеръ Ванъ-Вейденъ, — сказалъ Ларсенъ, когда я возвратился на корму.
Я вздохнулъ съ облегченіемъ: ясно, что онъ не собирается бросить ихъ на произволъ судьбы. Я быстро распоряжался, но команда едва успѣвала вылетѣть изъ моихъ устъ, какъ матросы быстро летѣли исполнять ее. Волкъ Ларсенъ съ мрачной улыбкой наблюдалъ. Въ нѣсколькихъ миляхъ отъ злополучной шлюпки мы, наконецъ, остановились и стали ждать. Всѣ смотрѣли въ ея сторону, даже Ларсенъ, но онъ одинъ былъ вполнѣ спокоенъ. Луисъ пристально всматривался въ даль и, при всемъ желаніи, не могъ скрыть своей тревоги.
Шлюпка мало-по-малу приближалась къ намъ; огромный волны бросали ее изъ стороны въ сторону, то высоко подбрасывали ее, то вдругь надолго скрывали ее за своими высокими гребнями. Казалось невѣроятнымъ, чтобы она не перевернулась. Вдругъ пошелъ дождь и скрылъ ее за своею завѣсою, а когда дождикъ кончился, то шлюпка снова показалась уже у самаго судна.
— Крѣпи паруса, — закричалъ Волкъ Ларсенъ, и самъ бросился къ штурвалу и круто повернулъ судно.
Призракъ снова какъ бы прыгнулъ въ сторону и пошелъ противъ вѣтра; Джонсонъ и Личъ еще въ продолженіе двухъ часовъ продолжали гнаться за нами. Мы то подплывали къ нимъ и останавливались, то убѣгали отъ нихъ; но за нами все время продолжалъ качаться на яростныхъ волнахъ ихъ маленькій парусь. Вдругъ, когда они были недалеко отъ насъ, они снова скрылись изъ виду за полосой дождя, и больше не появлялись. Когда прояснилось, на бурныхъ волнахъ больше не видно было паруса, но мнѣ показалось, будто я на мгновеніе увидѣлъ перевернутый киль на гребнѣ волны.
Матросы кучкой собрались у гротъ-мачты. Никто не уходилъ, всѣ молчали, даже не глядѣли другъ на друга. Всѣ были ошеломлены и какъ-будто вспоминали и соображали, что произошло. Но Волкъ Ларсенъ не даль имъ долго думать. Онъ снова поставилъ судно на курсъ, но не по направленію къ Іокогамѣ, а по направленію къ стаду котиковъ. Но теперь работа шла вяло, нехотя, съ ругательствами, произносимыми вполголоса, сквозь стиснутые зубы. Только охотники не раздѣляли всеобщаго тяжелаго настроенія. Неистощимый Смокъ разсказалъ имъ новый анекдотъ, и они съ громкимъ хохотомъ спустились къ себѣ.
Когда я проходилъ мимо кухни, направляясь на ютъ, ко мнѣ подошелъ механикъ, котораго мы спасли. Лицо его было блѣдно и губы дрожали.
— Боже великій! — вскричалъ онъ, — куда это мы попали?
— У васъ есть глаза и вы видѣли, — отвѣтилъ я почти грубо, потому что мое собственное сердце сжималось отъ боли и страха.
— А какъ же ваше обѣщаніе? — сказалъ я Волку Ларсену.
— Я и не думалъ брать ихъ на борть, когда давалъ вамъ свое обѣщаніе, — отвѣтилъ онъ. — И во всякомъ случаѣ вы должны согласиться, что я не дотронулся до нихъ ни однимъ пальцемъ.
Я ничего ему не отвѣтилъ. Я не могъ говорить, я быль глубоко смущенъ. Мнѣ нужно было подумать и разобраться. Присутствіе этой женщины, которая до сихъ поръ спала въ каютѣ, налагало на меня особую отвѣтственность, и я ясно сознавалъ только одно, что я ничего не долженъ предпринимать поспѣшно, иначе моя помощь будетъ безполезна.