Майская ночь (Мюссе; Козлов)/РМ 1881 (ДО)

Майская ночь
авторъ Альфредъ де Мюссе, пер. П. А. Козловъ (1841—1891)
Оригинал: фр. La Nuit de mai («Poëte, prends ton luth et me donne un baiser…»). — Перевод опубл.: 1881. Источникъ: «Русская мысль», 1881, книга V, с. 354—359.

Майская ночь.



Муза.

Поэтъ! возьми свою святую лиру, —
Сегодня въ ночь рождается весна…
Даруя жизнь проснувшемуся міру.
Она прійдетъ цвѣтами убрана.
Блеснетъ заря и пташекъ щебетанье
Раздастся вновь, подъ ропотъ вешнихъ водъ.
Воспрянь, поетъ, — повсюду ликованье!
Иди во мнѣ, — тебя подруга ждетъ!…

Поэтъ.

Долина дремлетъ подъ навѣсомъ
Беззвѣздной ночи; міръ заснулъ…
Мнѣ показалось, что надъ лѣсомъ
Какой-то призракъ промелькнулъ;
Онъ проносился въ отдаленьи,
Скользя надъ сонною землей.
Какое странное видѣнье!
Оно блеснуло лишь мгновенье
И скрылось въ темнотѣ ночной…

Муза.

Весна идетъ!.. Ужь рощи зеленѣютъ,
На страстный зовъ откликнулась земля,
И дѣвственныя розы заалѣютъ,
И травами покроются поля.
Повсюду льются волны аромата;
Еще милѣй прощальный лучъ заката.
Отъ страстныхъ думъ дрожишь и млѣешь ты…
Все зацвѣтетъ. Въ природѣ дышетъ счастье;
Она полна восторговъ сладострастья,
Какъ брачный одръ ликующей четы.

Поэтъ.

Какъ сердце бьется! Страхъ невольный
Мнѣ давитъ грудь, дышать мнѣ больно,
Отъ тяжкихъ думъ спасенья нѣтъ…
Не дверь ли кто-то отворяетъ?..
Уныло лампа догораетъ,
Бросая въ кельѣ тусклый свѣтъ…
Во мнѣ тревога и волненье;
Я одинокъ, — никто нейдетъ;
Все спитъ кругомъ; ужь полночь бьетъ…
Какъ тяжело уединенье!
Какъ нищеты ужасенъ гнетъ!

Муза.

Иди ко мнѣ! Я жду твои лобзанья…
Томленіемъ и нѣгой міръ объятъ;
Я вся дрожу отъ страстнаго желанья;
Я жду тебя, уста мои горятъ…
Лѣнивое дитя! красой сіяя,
Передъ тобой твой свѣтлый идеалъ;
Ты помнишь ли, какъ, страстно замирая,
Ты первый разъ въ мои объятья надъ?
Въ моей любви нашелъ ты утѣшенье,
Измѣнницу забылъ ты для меня…
Теперь и ты уйми мое волненье, —
Съ тобой, поэтъ, хочу молиться я.

Поэтъ.

О, муза! голосъ сердцу милый,
Смутясь душой, я слышу вновь;
Ты для меня — восторгъ и сила,
Ты мнѣ одна не измѣнила,
Ты мнѣ одна даришь любовь.
Опять мои прозрѣли вѣжды…
Сестра! я шлю тебѣ привѣтъ…
Въ душѣ проснулися надежды;
Лучи твоей златой одежды
Въ больную грудь вливаютъ свѣтъ.

Муза.

Воспрянь, поэтъ! Забудь свой страданья!
Одинъ сидѣлъ ты, плача и скорбя,
И я, полна любви и состраданья,
Сошла съ небесъ, чтобъ утѣшать тебя…
Прошли года, а горе не заснуло
Въ твоей груди; ты мрачно хмуришь брови,
Какъ призракъ злой, погибшая любовь
Передъ тобой быть-можетъ промелькнула…
Очнись отъ сна! Пусть пѣсня прозвучитъ, —
Она души твоей излѣчитъ раны,
Помчимся мы въ невѣдомыя страны
И пѣснь твоя до Бога долетитъ…
Помчимся мы на крыльяхъ вдохновенья
Въ волшебный міръ фантазіи и сновъ,
Гдѣ ты найдешь отраду и забвенье
И отдохнешь отъ жизненныхъ оковъ.
Умчимся въ даль, — здѣсь міръ постылъ и тѣсенъ;
Въ Шотландію направимъ свой полетъ
Иль въ Грецію, отчизну дивныхъ пѣсенъ,
Гдѣ полонъ аромата сладкій медъ.
Мы отдохнемъ въ тѣни садовъ Мессины,
Гдѣ вѣчно синь прозрачный сводъ небесъ;
Мы посѣтимъ роскошныя долины,
Гдѣ сладко дремлетъ синій Титарисъ…
Мы полетимъ къ Италіи счастливой,
Увидинъ Аргосъ, мрачный Птелеонъ
И берега сребристаго залива,
Гдѣ на Камиру смотритъ Олоссонъ.
Что буденъ пѣть: любви восторгъ и сладость,
Войну иль миръ, унынье или радость?…
Раздастся-ль гимнъ Тому, кто создалъ свѣтъ,
Чьей благости конца и мѣры нѣтъ,
Кто міръ наполнилъ вѣчною любовью?…
Мы скажемъ ли Торквинью: "прочь, злодѣй!
"Ты руки обагрялъ невинной кровью, —
«Исчезни навсегда?» — На днѣ морей
Искать пойдемъ ли жемчугъ драгоцѣнный?
Злодѣю ли напишемъ приговоръ,
Иль скорбь утѣшимъ пѣснью вдохновенной?
Съ охотникомъ пойдемъ ли въ темный боръ?
Рога трубятъ; собакъ несется стая;
Олень упалъ, — онъ выбился изъ силъ
И слезы льетъ, о дѣтяхъ вспоминая.
Охотникъ острый ножъ въ него вонзилъ
И сердце жертвы, чуждый сожалѣнья,
Голоднымъ псамъ онъ бросилъ на съѣденье…
Разскажемъ ли, какъ, грѣшныхъ думъ полна,
Идетъ во храмъ красавица младая,
Святымъ словамъ разсѣянно внимая,
О миломъ сладко думаетъ она?…
Склоняя взоръ, она съ нимъ ждетъ свиданья.
Какъ тяжелы минуты ожиданья!…
Насъ вдохновитъ ли слава громкихъ дѣлъ?
Мы скажемъ ли прошедшему: «воскресни!»
Не повторимъ ли пламенныя пѣсни,
Что трубадуръ въ былые годы пѣлъ?
Я вся дрожу отъ нѣги и томленья…
Смутясь душой, поэтъ, услышь меня!…
Пускай мой слухъ твое ласкаетъ пѣнье, —
Я слезъ хочу, лобзаній жажду я…

Поэтъ.

Сестра, ты жаждешь поцѣлуя,
Ты хочешь слезъ, — тебѣ могу я
Ихъ подарить!… Въ далекій край
Съ улыбкой свѣтлой улетая,
О дняхъ былыхъ воспоминая,
Поэта ты не забывай.
Меня не тѣшитъ упованье,
Судьба мнѣ счастья не судитъ,
Я даже не пою страданье, —
Мои уста хранятъ молчанье
И только сердце говоритъ…

Муза.

Твои признанья слышать я хотѣла, —
Зачѣмъ же на устахъ твоихъ печать?…
Лишь для того съ небесъ я прилетѣла,
Чтобъ хоть на мигъ твой тяжкій сонъ прервать. *
Въ душѣ твоей унынье и тревога;
Потоки слезъ мрачатъ твой грустный вѣкъ;
Ихъ не стыдись, — онѣ дойдутъ до Бога:
Чѣмъ больше скорбь, тѣмъ выше человѣкъ!
Но скорбь свою, поэтъ, скрывать не надо, —
Чѣмъ пѣснь грустнѣй, тѣмъ сладостнѣй она.
Иная пѣснь лишь мукъ да слезъ полна,
А ей вѣнецъ безсмертія награда…
Густѣетъ тьма и стелется туманъ…
Летя къ гнѣзду, усталый и голодный,
Въ обратный путь стремится пеликанъ.
Онъ цѣлый день провелъ въ борьбѣ безплодной,
Его зоветъ голодная семья
И, мысленно дѣля добычу дня,
Бѣжитъ къ нему. Больной и утомленный,
Прикрывъ дѣтей повиснувшимъ крыломъ,
Онъ ихъ ведетъ къ скалѣ уединенной
И, муки полнъ, глядитъ на все кругомъ…
По берегу и въ волнахъ океана
Онъ пищи для дѣтей съ тоской искалъ,
Но цѣлый день безплодно потерялъ.
И вотъ въ груди его чернѣетъ рана
И алою струею кровь течетъ, —
Онъ вмѣсто пищи сердце имъ даетъ…
На смертный пиръ глядитъ безмолвно онъ,
Голодною семьею окруженъ*
Ей жизнь свою съ любовью отдавая,
Онъ, весь дрожа, купается въ крови
И падаетъ безъ силъ, изнемогая
Отъ ужаса, страданья и любви…
Когда-жь страдать нѣтъ больше силъ и воли,
Боясь, что смерть не кончитъ грустныхъ дней,
Боясь найти пощаду отъ дѣтей, —
Онъ клювомъ грудь пронзаетъ и отъ боли
Вдругъ издаетъ такой унылый крикъ,
Что съ берега испуганныя птицы
Уносятся шумящей вереницей,
Такъ этотъ стонъ пронзителенъ и дикъ, —
Унылый стонъ послѣдней съ жизнью битвы, —
Что путника объемлетъ страхъ нѣмой…
Онъ, трепеща, твердитъ свои молитвы
И, слыша смерти зовъ, спѣшитъ домой.
Такъ дѣлаютъ великіе поэты…
Какъ съ ними схожъ унылый пеликанъ!
Они на міръ бросаютъ волны свѣта, —
Они поютъ, а грудъ болитъ отъ ранъ.
Когда поэтъ порою воспѣваетъ
Свою тоску, погибшую любовь, —
Со шпагой пѣснь сходна: она сверкаетъ,
Но на концѣ ея алѣетъ кровь…

Поэтъ.

О, ненасытная подруга!
Не искушай мой слабый умъ…
Когда шумитъ и злится вьюга,
Никто песку не ввѣритъ думъ.
Прошла пора, когда участье
Во всѣхъ искалъ я, вѣря въ счастье,
Съ тѣхъ поръ узналъ я много мукъ.
И если пѣсни понесутся, —
Со стономъ струны разорвутся
И лира выпадетъ изъ рукъ.


П. Козловъ.