Летопись крушений и пожаров судов русского флота 1713—1853/1855 (ДО)/1831 г. Бриг Феникс

[140]1831 г. Бригъ Фениксъ. Командиръ Капитанъ-Лейтенантъ баронъ К. Н. Левендаль. (Финск. з.) Возвращаясь въ Кронштатъ, съ безуспѣшныхъ поисковъ пропавшей безъ вѣсти шхуны Стрѣла (см. выше), въ 10 ч. вечера 24 сентября опредѣлилъ себя пеленгомъ Дагерортскаго маяка, отъ него на NO 10° въ 17 м., и слѣдуя по OtN, съ свѣжимъ попутнымъ отъ S вѣтромъ, въ густой [141]пасмурности, по 8 и по 9 узловъ, черезъ семь часовъ плаванія, въ пятомъ часу утра, когда сдѣлалъ по счисленію 62 мили и ожидалъ увидѣть Наргэнскій маякъ, сталъ на камень у острова Юсари, въ 31/2 миляхъ отъ него къ востоку. Сильное теченіе и неправильное дѣйствіе магнитной стрѣлки около острова Юсари, причинили такую великую ошибку въ счисленіи. Рулевой, за часъ предъ этимъ, предупреждалъ штурмана о колебаніи компаса на нѣсколько румбовъ; но штурманъ, полагая что это происходитъ отъ рисковъ судна, не обратилъ вниманія на слова рулеваго, показавшіяся ему рѣшительною ложью, и менѣе всего полагая мѣсто брига близкимъ Юсари, остававшагося по счисленію миляхъ въ 15 въ сторонѣ, и еще назади нѣсколько. Капитанъ, бывшій нездоровымъ, тотчасъ-же вышелъ на верхъ, и голосъ его, по свидѣтельству одного изъ участниковъ этого крушенія, въ началѣ нѣсколько дрожавшій, вскорѣ принялъ обычную твердость, призывая всѣхъ къ исполненію ихъ обязанностей. Бригъ стоялъ носомъ, а середина и корма его находились на вольной водѣ, и глубина кругомъ отъ 15 до 20 саж. Но вода наполнила трюмъ, слѣдовательно бригъ былъ уже проломленъ, и сойти съ камня было-бы опаснѣе нежели оставаться на немъ. Чтобы удержать свое мѣсто, бросили якорь и срубили обѣ мачты. Опасались при этомъ, что мачты упадутъ не за бортъ, а на палубу, и особенно озабочивались гротъ-мачтою, имѣвшею большой уклонъ на корму; но обѣ они свалились весьма счастливо, упавъ на лѣвую сторону, топами упершись въ камни, а нижними оконечностями оставаясь на сѣткахъ. Принайтовивъ ихъ къ борту, и спустивъ въ помощь имъ гикъ, образовали родъ стрѣлъ, которыми бригъ значительно облегчился отъ ударовъ. Успѣли сдѣлать нѣсколько выстрѣловъ, но порохъ вскорѣ подмочило. Вода уже подступала подъ самую палубу, и бочки интрюма, раскатываемыя волнами, ломали все внутри, повреждая даже скрѣпленія; корма [142]осѣдала все болѣе и болѣе. Всѣ средства къ спасенію — и то очень невѣрному — теперь заключались только въ барказѣ, могшемъ помѣстить до 50 человѣкъ (онъ стоялъ на ростерахъ, и спустить его не было затрудненія, потому что бортъ лѣваго шкафута былъ почти весь погруженъ въ воду), да четырехъ-весельной шлюпкѣ, на которой по нуждѣ помѣстилось-бы 10; у третьяго-же гребнаго судна, капитанскаго катера, при спускѣ его на воду переломился бортъ. Но если-бъ были гребныя суда и для всей команды, 140 человѣкъ, куда ѣхать? Кругомъ ничего не видно; и гдѣ стоялъ бригъ, ни кто не могъ разгадать: болѣе склонялись на то, что онъ на Ревельстейнѣ, т. е. 70 миль восточнѣе, на противномъ берегу.

По мѣрѣ того какъ прекращалась дѣятельность, стало овладѣвать отчаяніе… Вдругъ всѣ въ одинъ голосъ закричали: «Съ лѣвой стороны судно видно!» Тотчасъ-же развѣсили по бортамъ зажженные фонари и стали со всею силою звонить въ колоколъ. Между тѣмъ снова сгустѣла пасмурность, и все скрылось отъ глазъ. Въ увѣренности, что дѣйствительно подлѣ проходило судно — впослѣдствіи узнали, что это была мгновенно открывшаяся ближняя скала — капитанъ послалъ потому направленію подшхипера на четверкѣ. Едва шлюпка отвалила отъ брига, какъ скрылась изъ виду.

Разсвѣло; но туманъ не прочищался. Бригъ, или лучше сказать остатки брига, стояли спокойно: слышенъ былъ только стонъ членовъ его. Офицеры и команда были безмолвны; нѣкоторые молились. Образъ былъ вынесенъ на верхъ, и поставленъ у фокъ-мачты; тутъ-же поставили и денежный сундукъ, при самомъ началѣ крушенія сданный отъ часоваго боцману. Впослѣдствіи только это и было спасено; прочее все погибло.

Около 10 часовъ утра туманъ вдругъ разсѣялся, и тогда увидѣли съ обѣихъ сторонъ, вблизи и вдали, множество каменьевъ и скалъ. Шхеры! Вотъ гдѣ находился бригъ! Этого никакъ не могли [143]ожидать. Вскорѣ показались въ югозападной сторонѣ два лоцманскіе бота; они увидѣли бѣдствующихъ и приближались къ нимъ. Радость была чрезмѣрная. Всѣ поздравляли другъ друга, все засуетилось, задвигалось. Но всякое движеніе въ эту пору могло быть гибельно: вода была подъ самою палубою, а палуба почти отдѣлилась отъ корпуса судна; она держалась только потому, что волненіе стихло, и при начавшейся суматохѣ начала было расходиться. Тогда командиръ, взявъ рупоръ, скомандовалъ: «Смирно, во фрунтъ!» и команда повиновалась; это спасло ее отъ погибели. Два ботика подошли, но къ удивленію взяли только по 5 человѣкъ, хотя по видимому могли взять гораздо болѣе. Капитанъ упрашивалъ взять еще нѣсколькихъ; но они отказались, и сказавъ что идутъ на островъ Бусс-э, даже не ободрили надеждою, что вскорѣ воротятся. По удаленіи ботовъ стали перевозить команду на своемъ барказѣ, къ ближайшему островку, и перевозка поручена старшему офицеру, Лейтенанту Тверитинову. При этомъ капитанъ, обратясь къ офицерамъ, спросилъ: кто желаетъ остаться вмѣстѣ съ нимъ до окончанія перевозки команды? Всѣ остались, кромѣ доктора. Тотъ еще въ началѣ бѣдствія засѣлъ было въ барказъ, и ни слова не говоря по Русски, знаками приглашалъ четырехъ матросовъ съ собою, что-бы въ случаѣ когда бригъ станетъ тонуть, спастись вмѣстѣ, не допуская другихъ загрузить судна. Такъ онъ самъ послѣ разсказывалъ офицерамъ. Барказъ еще не достигнулъ мѣста, назначеннаго для пристанища, какъ снова спустился туманъ и вѣтеръ сталъ свѣжѣть. Добровольно оставшимися овладѣла досада и зависть; «но мы совѣстились обнаружить свои чувства,» говоритъ одинъ изъ участниковъ.

Время, когда по расчету долженъ былъ возвратиться барказъ, уже прошло; а онъ не возвращался. Опасались, что въ туманѣ онъ не найдетъ брига, и безпрестанно звонили въ колоколъ. Наконецъ [144]туманъ нѣсколько прорѣдѣлъ, и увидѣли барказъ, въ самомъ дѣлѣ едва не миновавшимъ брига: онъ былъ въ 11/2 миляхъ. Въ этотъ разъ всѣ были свезены, и разведя огонекъ на пустынной скалѣ, благодарили Бога за спасеніе…

Здѣсь, въ одномъ недавно обнародованномъ разсказѣ, приписываемомъ самому капитану, напечатанномъ въ Вятскихъ губернскихъ вѣдомостяхъ, и перепечатанномъ въ Вѣдомостяхъ С. Петербургской Полиціи 12 марта 1854 г. 57, описаны слѣдующія, весьма интересныя обстоятельства:

«Когда бригъ сталъ на камень, капитанъ приказалъ, для облегченія судна, срубить мачты и кидать все въ воду, а для примѣра, велѣлъ своему деньщику, бросить въ морѣ все его имущество. Деньщикъ кинулся въ капитанскую каюту, схватилъ шкатулку, и бросилъ въ воду; этому примѣру послѣдовали офицеры экипажа, и за ними всѣ матросы. Когда уже всѣ были свезены, капитанъ съ двумя офицерами оставались еще на бригѣ, и стояли на немъ уже по колѣно въ водѣ; переѣхали-же на берегъ на подошедшей маленькой лодочкѣ; послѣ чего Фениксъ тотчасъ-же пошелъ ко дну. По выходѣ на берегъ, первымъ дѣломъ капитана было принести благодареніе Господу силъ, за чудесное свое и ввѣренныхъ ему людей избавленіе, и послать въ городъ съ требованіемъ экипажу пищи. Когда на суднѣ началось бѣдствіе, и матросы по обыкновенію своему начали надѣвать чистыя рубашки и молиться Богу, капитанъ хотѣлъ взять изъ своей шкатулки нужныя ему бумаги и деньги, но вмѣсто ихъ схватилъ въ торопяхъ, лежавшія на столѣ рапортички, и положилъ ихъ къ себѣ въ карманъ; деньги-же и все прочее остались въ шкатулкѣ. На камнѣ онъ вспомнилъ обо всемъ этомъ, и полагая что все нужное въ нихъ, хотѣлъ увѣриться въ томъ на самомъ дѣлѣ, для чего опустилъ руку въ свой боковой карманъ, и вынулъ оттуда, къ неописанному своему удивленію и [145]невыразимой горести, старые рапортички. Но и тутъ твердость его не оставила: онъ подозвалъ къ себѣ деньщика, и сказалъ ему: «Ну братъ, я думалъ что мнѣ придется отвѣчать только за погибшее судно, и что все нужное со мною; но теперь увѣрился въ противномъ: при мнѣ нѣтъ ни одной копѣйки денегъ». — Правда Ваше Высокоблагородіе, отвѣчалъ деньщикъ, вы лишились-бы всего, еслибъ я васъ послушался и бросилъ шкатулку въ морѣ. — «Ты вѣрно шутишь? возразилъ капитанъ: — Я самъ видѣлъ, какъ ты бросилъ ее за бортъ!» — Я, сударь, бросилъ туда кусокъ дерева, а шкатулку спряталъ подъ шинель. — И съ этимъ словомъ деньщикъ подалъ капитану его шкатулку. Обрадованный, несчастный капитанъ, тутъ-же щедро наградилъ своего вѣрнаго деньщика, назначивъ ему пенсію, и по отставкѣ, предложилъ ему жить у него въ деревнѣ, по смерть».

Вскорѣ пріѣхалъ отправленный прежде подшхиперъ, и съ нимъ нѣсколько ботиковъ и лодокъ окрестныхъ жителей. Къ вечеру всѣ переправились на островъ Бусс-э, и тамъ размѣстились въ двухъ лоцманскихъ хижинахъ и въ амбарахъ.

Бригъ былъ совсѣмъ разрушенъ: корма отломилась и затонула, а носовую часть перевернуло вверхъ дномъ. Такъ погибъ прекрасный Фениксъ — одинъ изъ лучшихъ бриговъ того времени. Мѣсто гдѣ разбились — отъ острова Юсари къ O, въ 31/2 миляхъ. Лоцмана называли этотъ камень Англійской банкой, потому что здѣсь когда-то совершилось крушеніе Англійскаго купеческаго судна. Теченіе на мѣстѣ крушенія оказалось 11/2 мили къ N. О чрезвычайно сильномъ теченіи въ эти дни подтвердили Лоцъ-Лейтенантъ Финляндіи и мѣстные лоцмана. Ошибочности курса могло содѣйствовать и то обстоятельство, что у острова Юсари, какъ извѣстно, компасъ не правильно дѣйствуетъ. Черезъ недѣлю команда, кромѣ небольшой части, оставленной съ [146]Лейтенантомъ Тверитиновымъ, для собиранія выкидываемыхъ вещей, отправлена въ Свеаборгъ, на бригѣ Коммерстраксъ и на купеческомъ суднѣ, а изъ Свеаборга всѣ перевезены въ Кронштатъ.

Слѣдственная коммисія, разбиравшая дѣло объ этомъ крушеніи, заключила, что ширина Финскаго залива въ томъ мѣстѣ которымъ слѣдовалъ баронъ Левендаль, хотя и не представляетъ опасностей въ плаваніи, однакожъ онъ могъ-бы избѣжать гибели, если бы при столь ненастной погодѣ, не удалялся отъ мѣста опредѣленнаго пеленгами маяка Дагерортъ. Командиръ 2-й дивизіи (къ которой принадлежалъ бригъ), Вице-Адмиралъ Ѳ. Ѳ. Беллинсгаузенъ, положилъ на этомъ мнѣніе, совершенно противное: Имѣя попутный вѣтеръ — говоритъ онъ — и хорошо опредѣленный отшедшій пунктъ, баронъ Левендаль не долженъ былъ пережидать ночи или пасмурности, «и на противъ того, когда-бы онъ остался пережидать ночь или пасмурность, и еслибъ тогда, волненіемъ или теченіемъ, принесло бригъ къ сѣвернымъ берегамъ, то командиръ былъ-бы обвиненъ тою-же самою Коммисіею, за то что не продолжалъ плаванія, имѣя благополучный вѣтеръ». Главный Командиръ Кронштатскаго порта Адмиралъ П. М. Рожновъ, и потомъ Аудиторіатскій Департаментъ, согласились съ мнѣніемъ Вице-Адмирала Беллинсгаузена; но Департаментъ замѣтилъ, что Капитану Левендалю «слѣдовало имѣть болѣе опытной распорядительности къ принятію возможныхъ мѣръ предосторожности, а паче бдительнаго смотрѣнія маячныхъ огней;» Лейтенанту Тверитинову, по вступленіи на вахту, слѣдовало донести командиру о сомнительности мѣста; Штурману Ларіонову надобно было имѣть болѣе бдительности въ смотрѣніи маячныхъ огней и записать въ журналѣ время прохожденія Оденсгольмскаго маяка. По этимъ обстоятельствамъ означенные три офицера преданы суду. [147]

Судъ оправдалъ ихъ, пояснивъ что недоумѣнія на счетъ исправности по службѣ этихъ офицеровъ, возникли только отъ неполноты отвѣтовъ. Капитанъ Левендаль хотя и былъ болѣнъ, но большую часть ночной вахты находился на верху, и лично наблюдалъ за курсомъ; Лейтенантъ Тверитиновъ потому не представлялъ о сомнительности мѣста, что оно было извѣстно командиру, и притомъ не казалось слишкомъ сомнительнымъ; Штурманъ Ларіоновъ былъ довольно бдителенъ, но прохожденіе траверза Оденсгольмскаго маяка потому не записалъ, что маякъ не былъ видѣнъ. Посему, «отнеся несчастный случай сей единственно къ бывшему тогда необыкновенному теченію, и примѣняясь Морскаго Устава кн. 3, гл. 1, арт. 67, на основаніи Воинскихъ Процессовъ ч. 2, гл. 5, пунк. 9 и 10, приговорилъ отъ суда учинить свободными». Аудиторіатскій Департаментъ и потомъ Адмиралтействъ-Совѣтъ, въ засѣданіи 31 іюля 1832 года, утвердили этотъ приговоръ Военнаго суда, и 30 сентября того-же года послѣдовала Высочайшая конфирмація: Исполнить по мнѣнію Департамента.