Наблюденія и изслѣдованія, которымъ съ жаромъ предавались всѣ участники экспедиціи, помогали имъ заглушать безпокойство, обуревавшее ихъ съ каждымъ днемъ все сильнѣе и сильнѣе. Драгоцѣнное время уходило. Можетъ быть, эти именно дни и являлись самымъ благопріятнымъ моментомъ, чтобы пересѣчь Карское море, пока его не загромоздили льды, а между тѣмъ ожидаемыя суда не подходили, и даже неизвѣстно было, гдѣ они и что съ ними. Наконецъ, въ одинъ радостный день на горизонтѣ показался дымокъ. Вскорѣ обрисовавшіяся очертанія судна позволили заключить, что это шла „Лена“. Дѣйствительно, то была она, а вслѣдъ за нею пришли и другіе пароходы. Такимъ образомъ утромъ 1 августа флотилія могла поднять якорь и двинуться въ давно желанный путь. Медленно и осторожно, мѣряя на каждомъ шагу дно, прошли суда усѣянный мелями Вайгачскій проливъ и вступили въ Карское море. Далеко, насколько хваталъ глазъ, разстилалась впереди „Веги“ гладкая поверхность открытаго моря. Ни единая льдина не качалась на волнахъ его, такъ что многіе на бортѣ судна предсказывали уже, что „Вега“ благополучно пройдетъ на востокъ, избѣгнувъ встрѣчи съ плавучимъ льдомъ. Увы! Уже на третій день вѣтеръ стихъ, и небольшія волны, ласково качавшія судно, улеглись почти совсѣмъ — вѣрный признакъ, что впереди простирается ледъ. Предчувствіе не обмануло знакомыхъ съ полярнымъ океаномъ плавателей. Вскорѣ впереди открылась необозримая равнина плавучихъ глыбъ, и вотъ уже льдины съ зловѣщимъ шорохомъ трутся о бока судна, замедляя и безъ того не быстрый ходъ его. На счастье путешественниковъ это былъ талый, какъ бы разъѣденный лѣтнимъ тепломъ, ледъ, вслѣдствіе чего онъ легко разсыпался при ударѣ о носъ судна и нѣ составлялъ еще сколько нибудь серьезнаго препятствія. Это были передовыя льдины, за которыми чувствовалось присутствіе плотныхъ рядовъ большихъ ледяныхъ полей. Вмѣстѣ со льдомъ надвинулся туманъ, а туманъ въ этихъ неизвѣстныхъ моряхъ, гдѣ всюду могутъ лежать невѣдомыя мели и низкіе островки, вызывалъ гораздо болѣе сильное безпокойство и заставлялъ удваивать осторожность. Капитанъ не могъ произвести наблюденія надъ солнцемъ, чтобы опредѣлить положеніе судна и долженъ былъ, изъ страха наткнуться на берегъ, измѣнять курсъ, уклоняясь отъ прямого пути. Кромѣ того суда постоянно теряли другъ друга изъ виду.
4-го августа слабое покачиваніе судна послужило доказательствомъ того, что море на нѣкоторое разстояніе свободно отъ льда. „Вега“ плыла теперь по мутной желтоватаго цвѣта и совершенно непрозрачной водѣ, которая вдобавокъ почти не заключала соли. Путешественникамъ стало ясно, что они находятся недалеко отъ устья Оби и Енисея, потому что мутная вода, покрывавшая море насколько хваталъ взоръ, могла быть только рѣчной водой этихъ рѣкъ. Флотилія съ трудомъ отыскивала путь среди тумана, направляясь къ одной бухтѣ въ устьѣ Енисея, которую Норденшильдъ открылъ еще въ 1875 г. и которая получила названіе бухты Диксона. Тамъ онъ надѣялся найти вѣрную защиту для своихъ судовъ. 6 августа суда находились уже въ бухтѣ. Страна была пустынна на сотни верстъ кругомъ. Нѣсколько заброшенныхъ зимовій, расположенныхъ на восточномъ берегу Енисея и представлявшихъ прочныя, построенныя изъ выброшенныхъ моремъ бревенъ срубы съ земляной крышей, одни только свидѣтельствовали, что сюда хоть изрѣдка, но заглядываютъ промышленники. Теперь, однако, зимовья стояли пустыми. Берега рѣки были загромождены громадными валами „плавника“, т. е. древесныхъ стволовъ, которые великія сибирскія рѣки ежегодно выносятъ въ море. Одни изъ бревенъ лишились уже коры, сучьевъ и корней и побѣлѣли отъ времени; другія казались еще совсѣмъ свѣжими. Каждый годъ весной рѣки подмываютъ поросшіе густымъ лѣсомъ берега. Цѣлые участки берега вмѣстѣ съ растущими на немъ деревьями и кустарниками сползаютъ въ воду, которая рано или поздно отрываетъ или вымываетъ деревья изъ почвы и уноситъ съ собой. Валы плавника, которыми окаймлены берега рѣкъ въ низовьяхъ, заключаютъ лишь небольшую часть погибшаго, снесеннаго водой лѣса. Большею частью древесные стволы выплываютъ въ море и медленно уносятся теченіемъ вдаль. Однѣ породы быстро намокаютъ до того, что становятся тяжелѣе воды и тогда садятся на дно, другіе стволы достигаютъ отдаленныхъ береговъ Новой Земли, Шпицбергена и Гренландіи. Гренландскіе эскимосы, которые живутъ въ совершенно безлѣсной странѣ, пользуются этимъ лѣсомъ для приготовленія изъ него древковъ для гарпуновъ и другихъ подѣлокъ. Сибирскія лиственницы, находимыя тамъ, служатъ яснымъ доказательствомъ того, что воды Полярнаго моря медленно движутся черезъ полюсъ къ сѣвернымъ берегамъ Америки и Гренландіи. Масса лѣса, которая тонетъ въ низовьяхъ рѣкъ, должна была образовать здѣсь за тысячи лѣтъ мощные пласты. Занесенныя иломъ деревья медленно гніютъ въ водѣ и со временемъ превращаются въ уголь. Наблюдая этотъ выносъ лѣса рѣками, ученые естественно пришли къ заключенію, что многія залежи каменнаго угля, которымъ пользуются теперь люди, образовались нѣкогда въ давно прошедшія времена именно такимъ образомъ: громадныя рѣки, протекавшая по древнимъ, исчезнувшимъ теперь материкамъ, выносили въ мелкіе заливы могучіе стволы лепидодендроновъ и сигиллярій, которые давно уже исчезли съ лица земли, являясь отдаленными предками нынѣшнихъ хвощей и плауновъ. Десятки тысячъ лѣтъ скоплялись груды деревьевъ, переслаиваясь съ иломъ и глиной. Впослѣдствіи, когда море стало сушей, пласты образовавшагося угля остались лежать, пріобрѣтая постепенно твердость и блескъ минерала. Во многихъ шахтахъ удалось открыть въ пластахъ угля толстые, обуглившіеся стволы допотопныхъ деревьевъ, стоящіе прямо или слегка наклонно и сохранившіе свое строеніе настолько, что въ нихъ можно различить кору, древесину, листья. Норденшильдъ наблюдалъ въ низовьѣ Енисея, какъ образуются стоячіе стволы. Въ одномъ протокѣ рѣки верхушки стволовъ торчали надъ водой въ видѣ цѣлаго лѣса, между тѣмъ, какъ комли, т. е. нижнія части стволовъ съ отвѣтвляющимися во всѣ стороны корнями, завязнувъ на днѣ, затянулись иломъ и послужили причиной того, что деревья не уплыли въ море, а остались торчать въ видѣ карчей, которыя, если здѣсь разовьется судоходство, явятся громаднымъ препятствіемъ для движенія судовъ.
Бухта Диксона заранѣе была намѣчена, какъ мѣсто разлуки. Здѣсь пароходы „Фрезеръ“ и „Экспрессъ“ должны были покинуть „Вегу“ и ея маленькаго провожатаго, чтобы войти въ Енисей, подняться по нему верстъ на 500 и разгрузить привезенные ими европейскіе товары въ ближайшемъ поселеніи. 9 августа, послѣ дружескаго прощанія, пароходы снялись съ якоря и пошли на югъ, а на другой день утромъ тронулась и „Вега“. Впереди лежалъ лабиринтъ острововъ. Мутныя воды Енисея съ журчаніемъ и пѣной устремлялись въ проливы между ними. Карты, которыми пользовались путешественники, оказались совершенно невѣрными: гдѣ была показана суша, открывалось море, тамъ же, гдѣ было обозначено открытое море, то и дѣло появлялись коварные островки, окруженные широкимъ поясомъ мелководья. Впередъ приходилось двигаться положительно ощупью, мѣряя все время глубину лотомъ. Теплая погода и отсутствіе пловучаго льда благопріятствовали плаванію, но главный врагъ мореплавателей, туманъ, не дремалъ; онъ скоро надвинулся съ сѣвера, и „Вега“ волей-неволей принуждена была бросить якорь у ближайшаго островка.
Воспользовавшись остановкой, Норденшильдъ поспѣшилъ съѣхать вмѣстѣ съ другими учеными на берегъ. Казалось, трудно было представить себѣ что нибудь болѣе безотрадное, чѣмъ эти полярные острова: ни тѣни живого существа, ни деревца, ни кустика. Самая поверхность земли казалась обнаженной, лишенной даже той скудной флоры мховъ, лишайниковъ и мелкихъ цвѣточковъ, какіе встрѣчаются въ тундрѣ. Блуждая по острову, со взоромъ устремленнымъ къ землѣ въ поискахъ какой либо научной добычи, ученые сдѣлали вскорѣ любопытное наблюденіе. Поверхность острова была усѣяна слоемъ вывѣтрившагося вещества, подъ которой залегала матерая порода. Отъ холода, отъ влаги и сухости порода растрескалась на почти совершенно правильные шестигранники, каждый фута 2 въ поперечникѣ. Можетъ быть, это обстоятельство не привлекло бы къ себѣ вниманія наблюдателей, если бы щели, образовавшіяся между этими шестигранными шашками, не давали пріюта жалкимъ растеньицамъ, корешки которыхъ искали тамъ пищи и защиты отъ холода. Благодаря этому поверхность земли казалась какъ бы накрытой рѣдкой сѣтью, сквозь петли которой выступала голая земля. Впослѣдствіи оказалось, что подобный видъ имѣютъ не только острова, но и обширные участки самой безплодной, придвинувшейся къ берегу моря, сибирской тундры.
На слѣдующій день погода настолько улучшилась, что капитанъ нашелъ возможнымъ двинуться дальше. Туманъ все еще мѣшалъ видѣть даль, но кромѣ него мореплавателей сталъ допекать новый врагъ: еще ночью вокругъ судна показался пловучій ледъ, который становился все гуще.
Въ туманѣ фигуры ледяныхъ глыбъ представляли самыя фантастическія очертанія: башни, шпицы и зубчатыя вершины чередовались съ аркадами и глубокими пещерами, которыя вымыли въ синей прозрачной массѣ льда въ теченіе лѣта волны моря. По временамъ, когда туманъ сгущался, грозные призраки совершенно исчезали изъ вида, и тогда только шорохъ льда, производимый трущимися краями двухъ столкнувшихся льдинъ или игрою волны у подножія подмытой глыбы, указывалъ настороженному слуху штурмана и вахтенныхъ, что опасность тутъ, возлѣ. Держаться ближе къ берегу, гдѣ должна была простираться полоса свободной отъ льда воды, капитанъ не смѣлъ изъ боязни посадить „Вегу“ на мель — все побережье отличалось до сихъ поръ мелководьемъ. Опасеніе подобной случайности вынуждало „Вегу“ держать курсъ подальше отъ берега, но здѣсь клубился туманъ, сквозь волны котораго не видно было ничего. Такимъ образомъ къ вечеру 12 августа „Вега“ попала въ разрозненныя ледяныя поля, между которыми вода была до того наполнена тающими ледяными осколками, что масса ея, подобно густой кашѣ, замедляла ходъ судна и, наконецъ, заставила остановить машину. „Вега“ и „Лена“ бросили свои якори на большую льдину и остановились возлѣ края ея. На другой день, улучивъ моментъ, когда ледъ нѣсколько разошелся и между полями появились участки свободной воды, капитанъ провелъ суда дальше съ тѣмъ, чтобы вновь приткнуться у какой нибудь внушавшей довѣріе льдины.
Такъ шло плаваніе день за днемъ. Каждая остановка являлась для ученыхъ удобнымъ случаемъ для производства наблюденій. Зоологъ спѣшилъ спустить сѣти и ловилъ морскихъ обитателей, черпалъ пробы воды, изслѣдовалъ составъ ея; ботаникъ не терялъ надежды найти себѣ поживу на мерзлой поверхности льдинъ или искалъ ее въ водѣ; физики и химики съ неменьшимъ успѣхомъ наталкивались на новыя, неизвѣстныя въ наукѣ явленія, или же пополняли прежнія наблюденія новыми случаями.
Такъ во время остановки „Веги“ у льдины Норденшильдъ изслѣдовалъ снѣгъ съ цѣлью открыть въ немъ тѣ черныя металлическія крупинки, какія онъ наблюдалъ въ прежнія путешествія, и которыя представляли не что иное, какъ метеорную пыль, сыплющуюся на землю изъ небеснаго пространства. Онъ не нашелъ ея на этой льдинѣ. Взамѣнъ того вниманіе его привлекли къ себѣ какія то ржавыя пятна на снѣгу. Когда этотъ снѣгъ собрали, то въ немъ открыли множество мелкихъ желтыхъ кристалликовъ. Произведенныя впослѣдствіи изслѣдованія показали, что кристаллики, представлявшіе то же самое, что мѣлъ, никакъ не могли образоваться на землѣ и должны были попасть на ледъ, подобно метеорной ныли, не иначе какъ изъ небеснаго пространства. Это открытіе являлось новымъ и гораздо болѣе загадочнымъ, чѣмъ метеорная пыль.
Между тѣмъ, несмотря на препятствія, суда всетаки подвигались впередъ и медленно огибали большой пустынный полуостровъ Таймыръ, который представляетъ
самую сѣверную оконечность всего материка Стараго Свѣта. День 19 августа представлялъ выдающійся моментъ: въ часъ пополудни открылись въ туманѣ высокія скалы полуострова Челюскина, а въ 6 ч. вечера „Вега“ бросила якорь у мыса Челюскина, крайней сѣверной точки Азіи. Туманъ разсѣялся, и лучи погасающаго солнца освѣтили взорамъ восхищенныхъ путешественниковъ голыя скалы и виднѣвшійся позади ихъ какой-то покрытый снѣгомъ горный хребетъ. Въ ознаменованіе великаго событія по всѣмъ снастямъ взвились, весело колыхаясь въ воздухѣ, разноцвѣтные флаги, а глухіе пушечные выстрѣлы разбудили эхо берега и привлекли къ себѣ вниманіе единственнаго животнаго существа, виднѣвшагося на немъ — это былъ большой бѣлый медвѣдь, который въ недоумѣніи нюхалъ воздухъ и звучно фыркалъ, стараясь, вѣроятно, понять, что за существа и съ какими цѣлями поспѣшно подъѣзжаютъ къ нему. Звѣрь не выждалъ приближенія лодки и пустился на утекъ, предоставивъ свои владѣнія незванымъ пришельцамъ.
Съ какимъ то смѣшаннымъ чувствомъ восхищенія и благоговѣнія ступили путешественники на голую и пустынную землю. Вѣдь они были первые плаватели, обогнувшіе Азію съ сѣвера! Полтораста лѣтъ до того здѣсь, правда, побывали европейцы.
Это былъ русскій топографъ[1] Челюскинъ, участвовавшій въ великой сѣверной экспедиціи 1735—39 гг., цѣлію которой являлось изслѣдованіе побережья Сибири между устьями Лены и Енисея. Начальникамъ ея, Лаптеву и Прончищеву, не удалось обслѣдовать берегъ въ суднѣ, которое погибло во льдахъ.
Они зимовали на берегу, испытавъ всѣ ужасы полярной стужи, всѣ тягости обратнаго путешествія по безлюдной тундрѣ. До плаванія Норденшильда сомнѣвались даже, дѣйствительно ли Челюскинъ былъ здѣсь, вѣрна ли составленная имъ карта побережья, не плодъ
ли это измышленій, какими богата исторія путешествій и открытій.
Теперь, когда путешественники воочію видѣли нанесенные на карту изгибы берега, горные хребты, мысы и островки, въ нихъ не осталось и тѣни сомнѣнія въ подлинности подвига маленькаго чиновничка, который, преодолѣвъ всѣ трудности одинокаго странствія, дѣйствительно первый изъ европейцевъ достигъ сѣверной оконечности Стараго Свѣта. Это было въ 1742 г.
Поэтому нѣтъ ничего болѣе справедливаго, какъ сохранить за мысомъ названіе Челюскина.
Только поздно вечеромъ члены экспедиціи вернулись на судно. Въ ознаменованіе „великаго событія“ Норденшильдъ приказалъ соорудить на берегу памятникъ „Вегѣ“. Изъ груды наваленныхъ на холмѣ камней, подъ которыми была спрятана жестянка съ краткими свѣдѣніями о судьбѣ экспедиціи, подымался высоко вверхъ толстый стволъ гигантскаго бревна, принесеннаго на холмъ съ берега и воодруженнаго въ серединѣ памятника. Если медвѣди не разворотили эту кучу, она и посейчасъ стоитъ на пустынномъ мысу и будетъ стоять еще столѣтія. Опредѣливъ точно географическое положеніе мыса, снявъ карту берега и выполнивъ всѣ другія наблюденія, экспедиція могла двинуться дальше. Теперь путь лежалъ не на сѣверъ, а на юго-востокъ и ближайшимъ мѣстомъ, куда стремились суда, являлось устье Лены.
Половина странствія была успѣшно выполнена, всѣ надѣялись на благополучный исходъ плаванія и съ бодрыми надеждами пустились на другой день въ дальнѣйшій путь.
- ↑ Топографъ — съемщикъ мѣстности.