Тимэй. — Ах, — как рад я теперь, Сократ, что кое-как наконец выплелся из лабиринта сйоего рассуждения, — точь-в точь как человек, могущий наконец свободно вздохнуть после длинного путешествия! Но (в заключение всего) еще тому Божеству, которое на самом деле было и прежде, которое в слове только сейчас пред вами явилось, помолюсь, да будет во благо нам из сказанного всё то, что сказано истивно, и да постигнет нас подобающее наказание, если мы невольно проронили по атому предмету что-либо несогласное с истиною. Поелику же самое справедливое наказание для погрешающего состоит в том, чтоб (так или иначе) привести его в согласие с истиною, то мы молим, да дастся нам с тем, чтоб мы впредь могли высказывать вполне истинные суждевия о происхождении божеств, самое лучшее и действительнейшее для этой цели лекарство — ведение. А теперь, после этой молитвы, продолжение слова передаю, согласно уговору, Критию.
Критий. Да я, Тимэй, конечно и приму (роль продолжателя). Но, как ты в начале испрашивал себе снисхождения во имя великой трудности предметов, о которых собирался вести речь, так и я теперь попрошу и, надеюсь, достигну у вас даже еще большего снисхождения к тому, что предстоит мне рассказать. Сам знаю, что просьба, которую я собираюсь предложить вам, имеет вид излишней притязательности, и совершенной несообразности; одна* кож высказать ее должен. Ибо, что сказанное тобою, не верно сказано, — какой здравомыслящий человек решился бы утверждать это? Но, что вещи, которые мною будут сказаны, будучи более трудными (в отношении вероятия у тех, которым рассказываются) требуют и большей снисходительности (от слушателей), — это я попытаюсь доказать. Ведь, гораздо же легче, Тимэй, казаться истиву говорящим тому, кто повествует людям о богах, нежели тому, кто рассказывает пред вами о (таких же, как мы) смертных, потому что вфопытиость и совершенное неведение слушателей относительно известных вещей дают полный простор тому, кто собирается что-либо говорить о них; а вы отлично знаете, что все мы именно таковы (то есть, совсем невежественны) относительно богов. А чтоб еще более стадо ясным то, что я разумею, сообразите, вместе со мною вот что: если мы посмотрим ва искусство изображения художниками тел божественных ли, или вообще не человеческих со стороны легкости иди трудности, с какою художник ва взгляд ценителей может показаться достаточно хорошим изобразителем (этих тел), то найдем, что как относительно земли с её горами, реками и лесами, так и относительно целого неба со всем тем, что на нём находится и движется, мы бываем довольны и тем, если ктолнбо оказывается способным в своих изображениях представить нечто хотя сколько нибудь похожее на эти вещи, а затем так как ничего более точного о подобных вещах, мы не знаем, то без исследования и изобличения (неверности) изображенного, довольствуемся и неясными, обманчивыми силуэтами этих вещей. Но лишь только кто возьмется изображать ваши собственные тела, мы сейчас становимся строгими критиками в отношении к тому (художнику), который ве все черты и не с полною точностью воспроизводит (в своем изображении), потому что сейчас же отчетливо замѣчаѳмъ пропущенное, благодаря всегда ирису щей намъ способности (такого рода) провѣрки. Тоже самое, должно согласиться, бываетъ и съ рѣчами: рѣчами о небесномъ и божественномъ мгл удовлетворяемся, если онѣ представляютъ хоть маленькую вѣроятность, между тѣмъ какъ все смертное и человѣческое ыы тщательно провѣряемъ. А потому, требуется (отъ васъ) снисхожденіе къ тому, что сейчасъ будетъ говориться мною безъ надлежащей подготовки, если я не въ состояніи буду высказать все, какъ слѣдуетъ, ибо должно (вамъ) помнить, что не легко, а напротивъ трудно представить (въ словѣ) смертное такъ, чтобъ оно оказалось въ соотвѣтствіи съ мнѣніемъ[1]. Все, это, Сократъ, высказалъ я съ тѣмъ, чтобъ напомнивъ вамъ объ этомъ испросить у васъ не меньшее (чѣмъ Тимэй получилъ), а даже еще ббдыпее снисхожденіе относительно того, что имѣетъ быть мною сказано, и если, на вашъ взглядъ, я правъ, прося этого дара, то дайте мнѣ его отъ добраго сердца.
II. Сократъ. — Почему же, Критій, мы могли бы и не дать его тебѣ? Да заразъ уже дадимъ его и третьему -Гермократу, ибо несомнѣнно, что не много погодя, когда придется ему говорить, и онъ станетъ просить о томъясе, что и вы. Но, чтобы онъ могъ начать (рѣчь) другимъ вступленіемъ, а не былъ вынужденъ опять повторять тоже самое, пусть онъ себѣ говоритъ уже какъ такой, у котораго будетъ на лице (желаемое) снисхожденіе. Тебѣ же, любезный Критій, я напередъ открою мнѣніе публики, именио, что предшествовавшій тебѣ поэтъ[2] заслужилъ у нея чрезвычайаоф одобрение, так что тебе непременно овазаво будет снисхождение уже в полвов мере, если только ты надеешься быть способвым взять на себя его дело (про[3][4] должфвия его поемы).
Гермократ. — Конечно, Сократ, что говоришь ты ему, то относишь и ко мне... Но ведь, Критий, несмелые, люди никогда еще не водружали победных трофеев; а потому тебе сейчас же следует, призвавши Пэонаи Муз, храбро выступить с словом — открыть (нам) и воспеть древних доблестных граждан.
Критий. О — да, любезный Гермократ, ты конечно можешь храбриться, стоя в заднем ряду, и имея впереди себя другого, но каково-то этому другому, сейчас покажет тебе само дело. Но, так как ты ободряешь и побуждаешь, то, так и быть, нужно тебя послушаться, да, кроме поименованных тобою божеств, призвать еще и прочих, в особенности же — Мнемозину ’), потому что самое важнейшее в вашей речи всецело зависит от этой богини, ибо, как уверен л, окажусь на взгляд этой публики хорошо выполнившим требуемое только под условием, если в точности приномвю и передам ей то, что некогда поведали (Солону) жрецы и что потом принесено было сюда Солоном. Итак, уж нечего медлить с этим делом, а нужно скорей начинать его.
III. — Прежде всего припомним, что уже девять тысяч лет прошло, но смыслу сказания, с тех пор, как возникла война между (народами) обитавшими но ту сторону столбов Геркулесовых и всеми (народами) обитавшими внутри (оных столбов — но сю сторону). Об этой-то войне и следует сейчас подробно рассказать. Оказание гласит, что над этими последними (народами) власть принадлежала вот этому (нашему — афинскому) государству, которое и войну эту всю вело, а над первыми — царям Атлантиды, которая, как мы уже сказали, представляла из себя некогда остров по величине больший, чем Ливия и Азия вместе, ныне же, после того как он исчеаъ (в глубине морской), от него остается только непроходимый ил, служащий препятствием мореходцам, плывущим отсюда в море по ту сторону (столбов Геркулесовых), так что этого моря переплывать они ве могут. Что касается многих дугих народов того времени и варварских и греческих, то они по частям будут далее выступать, и так сказать, развертываться в продолжение нашей беседы, когда будет представляться к тому случай, но об афивянах и тех врагах, с которыми они воевали, о могуществе и учреждениях тех и других необходимо сейчас же всё с начала рассказать, и конечно прежде всего — о том, что было некогда здесь (то есть в вашем афинском государстве).
Разделили боги некогда между собою всю вселенную по странам, но конечно без борьбы, ибо не разумно же было бы думать, что боги наведают, что именно следует каждому из них, или что одни иаъ них способны путем борьбы овладевать тем, что, как им известио, должно принадлежать другим, а не им. Итак, по справедливому решению жребия ’), боги разобрали (каждый) желанную долю, основались в этих (доставшихся каждому) странах, основавшись же, стали пеицись о нас — своей собственности и семье, как пастухи о стадах, но только не по подобию пастухов, которые палочными ударами гоняют скот, они действовали на наши тела силою телесных же вещей, а управляли нашею душею посредством убеждения, и действуя им (на душу) как бы рулем из кормы, располагали нами согласно своим намерениям; вот каким образом они управляли целым родом смертных. Получивши же в удел страны, они затем стали устроят их, — каждый свбю собственную. Поелику же Гефест и Афина имели общую природу как потому что природа эта была у них братняя — от одного отца*), так и потому что они совершенно сходились между собою в любви к мудрости и искусству, то и получили они оба один общий удел — вот эту страну, как такую, которая по самой природе своей удобна и благоприятна была для развития доблести и мыслительности, и затем населивши ее коренными жителями, которые в самом деле оказались мужами доблестными, вложили в их мысли идеал государственного устройства. Только имена этих мужей сохранились, дела же, по причине неоднократной гибели их потомков, да и по долготе времени совсем изгладились (в памяти людей), потому что если сохранялся (от подобных катастроф) некоторый род людей, то, как сказано [5][6], это были не· грамотные горцы, которые конечно знали по слуху имена (прежних) правителей страны, по о делах ох лишь очень не многое. Не удивительно поэтому, если ови, не зная о доблестях и законах предков, имея об этом лишь самые смутные слухи, передавали своим потомкам только имена их, а так как сами они да и дети их в течение многих поколений жили, нуждаясь в самом необходимом, то направляя все свои помыслы на те пред* меты, в которых нуждались, об них собственно и сообщали сведения (потомству), оставляя в пренебрежении то, что было у предков и что древде некогда происходило, ибо сказание и исследование древности стали мало-помалу появляться в городах лишь тогда, когда оказалось, что хоть некоторые из людей имеют уже по крайней мере необходимое для жизни, между тем как прежде и того не было. Так вот каким образом сохранились только имена древних, без дед их. Утверждаю же я ето вот на каком основании: что касается Кекропса, Брехфея, Брихфония, Ерисихфона, да и большей части тех имен, которые сохранились в памяти (даже афинян), как имена предков Тезфя, то как рассказывал Солов, жрецы
Кекропс, но смыслу саги, был авгхфон или коренной абориген Аттики, происшедшие непосредственно из земли (χθων), почему он имел толь* ко бюст человека, впизу же — тело дракона. Он основал Афины и построил Акрополь, который поэтому и назывался Кекропией; этим же именем стала называться после него и всл страна, зьавшаяся прежде "Αχτη. В его время возник — было спор изь-за обладания Аттикой между Посейдоном и Афиной: Поссейдон своим трезубцем прикатил — было уже волны на самый Акрополь, но Афина, свидетельствуясь Кекропсом, сказала, что она уже прежде насадила тут маслину, и т. обр. удержала Аттику за собфй. Три дочери его (Άγραυλος, Εριη и Πάνδροαος) были в дрсвиости почитаемы как божества росы, а сын его Ерисихфону как цервый землераздиратель, т. е. землепашец, научивший и других эгому искусству. Кекропс разделиле всё население Атгики па 12 обиден и ввел повсюду почигапие Зевса я Афины. Έριχθόνιος — только со времен Еврипида стал выделяться в особую самостоятельную личность, в дреь* нейшее же время он был тоже самое лицо, что и ’Ερεχθεός, который, наравне с Кекропсом, считался одним изь авгохфзновь Агтики. Миф представляет его то сыном земли с нижнею иоювинэю пресмыкающегося — символом автох-фоисива, то сыном Гефеста и Аттисы — -дочери Краная в питомцем Афины (№. δ
многими из фтих имен называли тех (древнейших доблестных афинян), повествуя о войне (их с царями Атлантиды, а равно и имена женщин (тоже известных из мифологии) при втом упоминали. Ибо даже изображение и орнаментировка (нашей) богини, имеющие свое основание в том, что так как в то древнее время воинское дело было общим занятием мущив и женщин, то, согласно втому обычаю, у людей того времени и священный образ богини представлял ее вооруженною,--служат доказательством того, что все существа, которые живут в сооб-щесте и между которыми одни — мужского пола, а другие женского, способны от природы собща заниматься делом, свойственным тому ли, другому ли полу').
IV*. — Были в то время в стране втой и другие классы граждан, занимавшихся ремеслами и землепашеством, но уже тЬми божественными мужами с самого начала был выделен и жил особо (от остальных) класс воинов, которые имели всё необходимое для пропитания и образования, но считали несправедливым еще что либо сверх
2, 547), которая, подкормивши его, положила в ящик и передала дочерям Кекропса, запретив им любопытствовать, что в нём находится. Но они не утерпели, открыли ящик и когда увидели маиьчнка с туловищем и нотами страшной змеи, то обезумели от ужаса и бросились со свалы в море. Эрех-фей же, возмужавши, изгнал из Аттики Амйфивтиоиа и, став царем, установил культ Афины и построил ей на горе храм, в котором позднее и там пользовался почитанием. Из детей ето особенно известны Пандион, который наследовал от него царство, и Бутис, наследовавший от отца сап жреца Афины и Поссейдова-Ерехфгя, родоначальник жреческого поколения бутадов. Что касается вакоиец Тезея — сына воинского царя Эгея (или Ное· сейдона) и Эфры — дочери пелоиида Пифея, то это слишком известное лицо греческой мифологии, чтоб иа нём нужно было останавливаться. Не известно только, каких именно предков — Тезея разумеет тут Платон.
і) Поставляя иа вид эти черты описываемого здесь и ниже древнего афинского государства, Платон очевидно всячески старается дать понять, что это, некогда действительно существовавшее, государство по своим учреждениям совсем было похоже иа ту картину, которую оиъ иавапуне нарисовал просто только как свой собственный идеал государства. Потому-то он далее даже прямо ссылается на этот идеал, то есть на свою республику. Сравн. Респуб. V. р. 451 — 457; Тимэй р. 18, С. этого получать от других граждан, и считая всё (получаемое) общим достоянием всех и каждого, не имели никто своей отдельной собственности, и которые выполняли все те обязанности, которые мы вчера назвали, толкуя о предполагаемых стражах (государства)[7].
Да то, что о самой стране нашей было рассказываемо (жрецами), вполне достоверно и истинно, именно прежде всего, что границами своими в то время она простиралась до исемийского перешейка, а остальною матерою частью своею восходила до вершин Кифэрона и Іиаряефа и спускалась отсюда по направлению к морю, имея с правой стороны Оропию, а с левой реку Азоп[8] и что плодородием своим она превосходила всю землю, вследствие чего только и была тогда в состоянии кормить огромное войско периэ-ков[9], которое совсем не занималось землепашеством. Доказательством же такого её плодородия (может служить) следующее. Даже ныне (уцелевший) остаток её может поспорить с любою страною своею производительностью, доброкачественностью и достаточностью продуктов для питания всякого рода живых существ, а тогда она доставляла вти продукты и в гораздо большем изобилии и гораздо лучшего качества. Но как в атом можно увериться, и на каком основании (нынешняя) страна наша может по справедливости считаться лишь остатком от тогдашней? А вот почему: вся она (отделяясь) от остального материка (названными горами) тянется продольною полосою к морю и вдается в него наподобие мыса, так что ее со всех сторон окружает глубокое вместилище моря. А так как случилось не мало великих потопов в девять тысяч дет, — ибо именно столько дет прошло с тех пор, — то земля в подобных случаях и от подоб-ных влияний (разжижаемая) стекая с высот, не встречала себе, как в других местах, сколько нибудь значительного оплота, но кругом охваченная волнами, уносилась бесследно в бездну морскую. И вот, — подобно тому, как после долгих болезней бывает, остался от прежнего нашей страны словно скелет от изболевшего тела, потому что после того как смыта была с неё кругом вся мягкая и тучная земля, остался лишь один обнаженный остов её тела. Но в то время чуждая еще этого повреждения она имела и (настоящие) горы с высокими холмами*), и тучную почву в равнинах, которые ныне называются Феллийскими ’), и леса на горах, на что и ныне еще указывают некоторые признаки. Так, из наших гор некоторые ныне уже только одним пчелам доставляют пищу, а между тем не очень далеко еще то время, когда целы еще стояли крыши из кровельных деревьев[10][11] [12] [13], вырубленных там для больших иостроек. Но было там много и других деревьев и высоких и в тоже время благородных. Кроме того страна имела невообразимо-роскошные пажити для стад, пользуясь ежегодно орошением от Зевса[14], ибо если ныне она теряет свою
дождевую воду, которая стекает с обнаженной земли в море, то тогда, будучи обильно покрыта (мягкою) землею, впитывала в себя эту воду, и так как кроме того воду стекавшую с высот в углубления она могла хранить в земле — в глиняных ложах и отсюда по мере надоб· ности расходовать, то она по всем местам разносила обильные струи источников и рек, священные остатки от которых, существующие и до ныне там, где прежде были их истоки, служат свидетельством, что рассказываемое сейчас о ней, есть истина.
V. — Так вот какова была вся страна (наша) от природы; возделывалась же она так хорошо, как только можно было ожидать от настоящих знающих дело свое земледельцев, притом от природы даровитых и склонных к изяществу, особенно если земля у них была самая отличная, с орошением самым изобильным, с соединением климатических условий самым благоприятным ’)· Город же (столичный) вот как в то время был расположен. И во Их самый акрополь был тогда совсем не тем, что ныне, потому что когда произошло вместе с землетрясением страшное наводнение — третье пред истреблением (людей) при Девкалионе, то чрезвычайный ливень в одну единственную ночь снес с акрополя кругом всю землю и сделал его совсем голым *), между тем как прежде во время оно величина его была Некорректный вызов шаблона→
Зенс был еще для грека не столько эгическим божеством отеческой любвй, мудрости и власти, сколько натуралистическим божеством видимого неба, из которого льется благодатный дождь. Тоже самоэ было с этим божеством и в Риме. И там говорили: sub Jove (йод открытым небом), sub Jove frigido (на стуже), Jupitcr vernus (весенняя погода), J. hibernus (бурная зимияя по* года) и т. под.
Сравн. Тимэй р. 24 с.
Ниатон хочет скавагь, что Акрополь расположен был некогда не как в его время на небольшой площади голых скал, но на площади, которая имЬла гораздо большие размеры, потому что тогда скалы эти еще не были обважепы, а были обильно иокрыты землей, которая во время упоминаемого потопа снесена была водою в море. Сравн. Тим. р. 22. кова, что он простирался (своими отлогостями) до (рек) Еридана и Илисса заключая в окружности своей Пникс, а в противоположную от Пникса сторону имея границею гору Дикавит при этом он везде был покрыт землею, а сверху, за исключением немногих мест, представлял равнину. Вне его (стен) — тут же по скату жили ремесленники и те из земледельцев, которые поблизости обработывали землю, а на верхней площади его жил сам по себе класс воинов (расположившись) вокруг святилища Афины и Поссейдона, окруживши его, как сад одного дома, одною оградою. Именно, они занимали северную часть Акрополя, где они имели общие помещения и устроили на зиму залы для сисситей, пользуясь в домашней обстановке всем, что только считается в республиканском государстве приличным для воинов и жрецов, за исключением только золота и серебра, ибо ни того ни другого они вовсе не употребляли, во наблюдая средину между высокомерием (богатства) и рабскою приниженностью (бедности), они лишь с должным приличием обставляли свои жилница, в которых сами они, их дети и дети детей старились, передавая оные всё в одном и том же виде всё таким же людям. Что же касается полуденной части акрополя, то когда они, как например летом, покидали сады, гимнастические залы и столовые, пользовались ею для всех этих целей. Один только источник был тогда на месте нынешнего акрополя, но от этого источника, по уничтожении его землетрясением, остались доныне лишь маленькие (струящиеся) кругом (из горы) водные жилы, между тем как в то время он доставлял воду всем
г) Немножко не точное определение границ акрополя, потому что если Пннкс составляет в нём северную часть, то с северовостока он примыкает в уступам горы Λοναβηττός, котораа, как кажется, и название такое волучп-иа от фтого именно положеиия в отношении в Акрополю, то есть, название, тори рассвета (Λόχη — βαίνω). (жителям акрополя) в изобилии и притом воду, которая хороша была и для зимы и для лета. Таким-то образом жили они здесь частью как защитники своих же сограждан, а частью как вожди всех прочих елиннов, когда последние этого желали, наблюдая насколько возможно, чтоб во все времена неизменно было налицф одно и тоже число как мужчин так и женщин, способных сейчас ли, или когда понадобится, взяться за оружие, именно около двадцати тысяч.
VI. — Будучи же таковыми и управляя таким путем со справедливостию как своею собственною страною, так и целою Еллвдой, они по всей Европе и Азии были извествы, как более всех своих современников замечательные и по красоте тела и по всевозможным доблестям духа. Что же касается теперь того, каковы были первоначальные жизненные условия выступивших против них войною противников, то и это сейчас мы покажем и поделимся (своим знанием) с вами, друзья, насколько не изгладилось еще из памяти у нас то, что мы слышали еще в детстве.
Но прежде повествования считаю нужным ооставить на вид сам нечто, после чего вы не будете удивляться, слыша греческие имена, соединенные с личностями варваров, так как вы узнаете причину этого. Когда Солов задумав воспользопаться для своей поэмы (упомянутым выше египетским) сказанием, то распрашивая (у жрецов) о значении имен, узнал, что египтяне записывая имена тех первобытных людей (о которых шла речь в сказании, то есть первообитателей Атлантиды), переводили их на свой язык, почему и сам, уяснивши себе смысл каждого из этих имен, записал их в переводе уже на наш язык. Эти заметки, попавшие к моему деду и существующие у меня и доселе, были тщательно мною просматриваемы, когда я еще мальчиком был. Итак, когда вы будете слышать от меня имена совершенно такие же, какие и здесь (у нас) употребительны, то пусть это нисколько не удивляет вас, после того как вы узнали причину этому. Исходным же пунктом того длинного повествования (жрецов) было вот что:
VII. — Согласно нышесказанному о разделе богов, что они разделили между собою всю вселенную и получив одни большие, другие меньшие уделы, заботились об устройстве здесь святилищ с жертвоприношениями, — Посейдон, получивши в удел остров Атлантиду [15], населил его своим потомством, которое произвел от смертной жены вот в каковом приблизительно некоем месте острова. На половине расстояния от моря — в самой середине острова находилась равнина, которая, по рассказу, была прекраснейшая и по плодородию богатейшая из всех равнин. На расстоянии же около 50 стадий (от окраин) к средине в равнине этой находилась гора со всех сторон не очень-то высокая. На этой-то горе жил один из происшедших там в начале прямо из земли людей ао имени Евинор с супругою своею Левкиппою. От них родилась одна единственная дочь Клито. Когда Клито достигла зрелого возраста, а между тем отец и мать её скончались, Посейдон воспламеняется кь ней любовью, вступает с нею в супружеский союз, и тогда тот холм, на котором она жила, как бы отрывает кругом (от окружающей местности) и огораживает, именно на равном разстоянии от центра острова, как будто циркулем, обводит друг подле друга пять кругов попеременво то больших, то меньших — делает два (вала) земляных и три (канавы) водных[16], так что холм этот стал совсем недоступен для людей, потому что ни кораблей тогда, пи мореплавания еще не было. Самый же островок, лежащий в средине, он, как бог, конечно прекрасно благоустроил, как то: вызвал на поверхность из-под земли два источника, из коих один источал теплую, другой — холодную воду и ороизрастил из земли в достаточном обилии всякого рода растительность на пищу. Потом произведши пять раз по паре близнецов мальчиков и воспитавши их, разделил между ними весь остров Атлантиду на десять частей, при чём родившемуся первым в самой старшей паре назначил матернее местожительство и окружающую его область с£мую большую и самую лучшую, кроме того поставил его царем над прочими, которых в свою очередь поставил архонтами, отдавши каждому под власть великую страну и многочисленное население. Имена же всем сыновьям дал следующие: старшему, который первый был царем и от которого весь остров да и море (его окружающее) названо были Атлантическим, было имя Атлант[17], а вслед за ним. шемуся близнецу, который получил в удел самую край* нюю часть острова от столбов Геркулесовых до нывеип· вей страны Гадейры[18], было имя, которое во гречески вышло бы Бвмел, а на местном наречии — Гадейр, каковое имя оиъ передал и стране этой. Из двух следующих близнецов первый звался АмФерес, а второй Евэмон. Третьей пары близнецы звались — первый Мнесей, а второй Автхооиъ, в четвертой ааре первый звался Бласипиъ, второй Местор, а в пятой паре первый был Азаес (безветренный, тихий), второй же Диапреиес. Все оии и потомки их жили здесь вародолжение многих поколений, господствуя (кроме Атлантиды) и над многими другими островами моря и кроме того, как выше было сказано, до Египта и Тирревии, — иад псеыи обитавшими внутри (этих пределов). От Атланта произошел род в особенности многочисленный и знаменитый, и так как в нём всегда старший передавал царство старшему же из потомков, то они сохранили за собою царскую власть чрез многие поколенья и при этом конечно собрали такие великие богатства, каких и прежде никогда ве было ни у одной из царских династий, и впредь вероятно не будет,
потому что им доставлялось всё нужное как из (собственного) государства, так и из других (подвластных) стран. Многое конечно было доставляемо им и отвне — из подвластных областей, но большую часть потребных продуктов доставлял сам остров, и во 1-х все вещества, извлекаемые из недр земли, плавкие ли то (металлы) или не плавкие (минераллы); между ннми и вид, ныне известный лишь ао имени, тогда же не имя одыо (а самую вещь) означавший, — вид добываемой из земли бронзы находился во многих местах острова и был у людей того времени, иосле золота, самым ценным (из металлов). Потом, он в изобилии производил всё, что только может лес доставить для изделий мастеровым и произра-щал в достаточном количестве всё потребное для корма животных как прирученных, так и диких. Водились же на нём даже слоны и притом в ббльшем количестве, чем где бы то ни было, потому что как для всех прочих животных живущих ли в болотам, прудах и реках, или на горах и раввинах, так и для фтого от природы самого большего животного было тут вдоволь корма. Потом, — что только земля производит где теперь из веществ благовонных, — корня ли, травы, деревья, истекающие соки'), — всё ето он отлично пронзращал и доставлял. Кроме того, что касается плода спело-налитого, продуктов сухих[19][20], из которых мы приготовляем себе хлеб, тех продуктов, которые мы употребляем в добавок к хлебу н называем общим именем овощей, потом растение, которое хота растет как дерево, но доставляет и пищу и питье и благовонное масло ’), потом Фруктовых деревьев, плоды которых веудобосберегаемы и растут сколько ради удовольствия (от еды), столько же и ради забавы *), а также тех, которые у нас подносятся после стола чувствующему себя тяжело, как освежающее средство в состоянии пресыщения ’), — то все эти продукты в то время остров, находясь под (особенно-благодетельным) влиянием солнца, производил и здоровыми и прекрасными и в чрезвычайном изобилии. Получая же всё это от страны, они соорудили у себя храмы, царские дворцы, гавани, корабельные верФи и всю остальиую страну благоустроили, следующим образом.
ИШ. — Во 1-х наполненные водою канавы, которые окружали древнюю столицу *), они соединили мостами для того, чтобы был путь как из неё, так и в нее. Царский же замок они с самого начала устроили подле жилища своего божества и своих предков и так как получая его по наследству друг от друга старались в украшении его каждый по возможности превзойти своего предшественника, то наконец сделали его изумительным по громадности и изяществу (разных) сооружений. Так, они прорыли от моря кавад шириною в три плеера (т. е. 300 футов), глубиною в сто футов, длиною в пятьдесят стадий до самой крайней из канав (окружавших акрополь) и этим овозможилн плавание из моря сюда, как в гавань, сделавши предварительно устье достаточно широкое [21] для входа больших судов. Вместе с тем они прорыли также и земляные валы, которыми были разделены водные канавы, по направлению идущих мостов[22] настолько, чтоб могла пройти от одного к другому одна триера и (эти отверстия) сверху настлали крышей, так что плавание судов совершалось под нею, потому что поверхность земляных валов достаточно была для этого возвышева вад поверхностью водных канав. Самая большая из канав, с которою (непосредственно) было соединено море, имела три стадии в ширину, точно такой же ширины был и следующий за нею вал. Затем, из следующих двух кругов водной имел две стадии в ширину, а земляной был равен предшествующему ему водному, и наконец круг (водной) опоясывавший (непосредственно) остров, лежащий в средине, был в одну стадию (шириною), а самый островов, ва котором находился царский акрополь, имел пять стадий в диаметре. Этот островок, а также все круги и мост, который имел один плеер в ширину, они обвели с обеих сторон каменною стеною и поставили на мостах во всех проходах башни и ворота. Камень же они добывали как из под фтого круглого внутри лежащего островка, так и из-под валов. Камень этот был частью белый, частью черный, частью красный. Углубления же, образовавшиеся от вынутого камня, двойные и закрытые (сверху) камием же, они обратили в корабельные верфи. Что же касается построек, то некоторые из них они сооружали с простотою, а другим сообщали привлекательную естественную узорчатость, искусно мешая различные роды камней из любви к изяще· ству. Кроме того всю окружность стены самого внешнего (земляного) вала они покрыла медью, пользуясь последнею как бы мазию[23], а стену (следующего) внутреннего вала оокрылн латунью, стену же, окружавшую самый акрополь, покрыли бронзой, которая имела блеск огвя.
IX. — Царский же замов внутри акрополя состоял из следующих зданий. В самой средине находился недоступный[24] храм, посвященный вместе Посейдону и Клято, обнесенный вокруг золотой оградой — то самое место, где во времена оны было зачато н рождено поколенье десяти царевичей. По этой-то причине сюда ежегодно из всех десяти частей (Атлантиды) приносимы были тому и другому (божеству) жертвы (так называемые) спелые (ωραία)[25]. Храм же особый одною Посейдона имел в длину целую стадию, в ширину три плеера да и высоту, которая казалась соответственною (этой величине). Вид божества имел впрочем в себе нечто варварское. Весь храм снаружи, за исключением крыши, покрыт был серебром, а крыша — золотом. Что же касается внутренности его, то купол его из слоновой кости пестрел на взгляд украшениями из золота, из серебра и из бронзы, всё же остальное — как то стены, колонны, нолы было покрыто бронзою. Тутьже поставлены были серебряные статуи — статуя бога, стоящего на колесиоце и правящего шестью крылатыми конями[26] — столь великая, что он головою своею касался купола, а вокруг — статуи ста Нереид (сидящих) на дельфинах[27], ибо люди того времени думали, что именно столько их есть. Кроме того было тут много и других статуй-пожертвований от частных лиц. На дворе же вокруг храма стояли золотые статуи и жен и всех тех, которые родились от десяти (первых) царей и кроме того многие другия дорогия пожертвования и от царей и от частных людей из своей ли страны, или из других подвластных ей мест. Этому великолепию конечно соответствовал и жертвенник как по величине своей, так и по отделке, а равно и дворец царский (в том и другом отношении) имел соответствие как с громадностью царства, так и с величественною обстановкою храма. Далее, что касается источников, которые не только давали воду в чрезвычайном изобилии, но и воду удивительную по своим действиям при пользовании ею, притом один — холодную, другой — теплую, то вот как с ними они (цари) распорядились: обсадили их деревьями соответственными (по своим свойствам) с водами их, и устроили кругом водохранилища — одни йод открытым небом (с холодною водою — для лета), другие же (предназначенные) для теплого купанья зимою покрыли крышами, и притом — особо царские, особо для частных лиц, особые для женщин, особые для лошадей и для других вьючных животных, ори чём конечно и устройство каждому из них дали соответствующее. Воду же, которая текла (отсюда за излишком), ови направили в рощу Посейдона, где благодаря богатой почве росли всевозможные деревья изумительной красоты и высоты, а отсюда направила её течение чрез канавы в наружные (земляные) круги по мостам[28]. Здесь — на каждом из фтих круглых валов выстроено было множество святилищ разных божеств, устроены были сады, гимнастические залы для людей и манежи для лошадей, и кроме того в средине бблыпого (т. е. второго вала от акрополя) из островов находился ипподром — для конских скачек, который имел стадию в ширину, в длину же простирался по всему кругу (вала). Тут же по ту и другую сторону расположены были жилища гвардейцев в количестве соразмерном числу их. Но более верные из них располагаемы были для караула на меньшем и ближе к акрополю лежащем валу, между тем как самым испытанным из них отводимы были квартиры в самом акрополе вокруг (дворца) самих царей. Наконец корабельные верФн были наполнены триерами и всеми снастями, к ним относящимися. Так вот как было устроено и обставлено жилище царей. Кроме того, если пройти чрез все три внешние гавани, то тут шла вокруг начинающаяся у моря стена, которая повсюду отстояла от самого большего (водного) круга и его гавани ва пятьдесят стадий и замыкала в собе (между своими концами — в прорезе) устье канала, сливавшееся тут в одно с гаванью моря. Всё ето пространство было густо заселено и застроено, а у выхода из πθτο большая гавань кишела кораблями и торговцами, которые приезжали сюда отовсюду и которых всегда было такое множество, что шум, гам, крик их иа всевозможные лады слышался ностоявно и днем и ночью.
X. — Итак, всё касающееся столичного города и того первоначального жилища (богини н бога) мы припомнили и почти так, как нам это было рассказано, а теперь еще нужно постараться припомнить, каковы были Физические свойства всей остальной страны и как она была устроена. И во первых, что касается местности приморской, то она, по смыслу рассказа, представляла очень большую и отвесную возвышенность (над уровнем моря), но что касается всей той местности, которая лежала вокруг города, заключая его в себе и сама в свою очередь была кругом замкнута горами, простиравшимися вплоть до самого моря, то она представляла собою гладкую, ровную продолговатую равнину, обе стороны которой (выражавшие длину её) имели по три тысячи стадий, а обе стороны по направлению от моря к средине (то есть выражавшие ширину её, или поперечные) — по две тысячи стадий. Вся эта местность острова обращена была в югу, а с севера была защищена (горами) от ветров. О горах же которые, окружали эту местность, рассказывалось, что ове по множеству, громадности и красоте превосходили все ныне существующие и что тут было множество богатых жителями местечек, были реки, озера и луга, дававшие достаточное пропитание всякого рода животным и облагораженным и дивим, были ваковец большие и разнородные леса, которые в изобилии давали материал для всяких и всяческих изделий. Такова была эта равнина от природы, и над устройством её трудились многие цари и много времени. Поверхность её представляла собою четвероугольник удлиненный и большею частью прямой, а где фтого (прямоты) не доставало, там ова выпрямилась после того, как была кругом окопана канавой. Что касается глубины, ширины и протяжения этой канавы, то трудно даже поверить, чтоб при всех прочих сооружениях, могло быть руками же сделано еще и это столь громадное; однакож, расскажем, как слышали. Канава была вырыта в один плеер глубиною, в ширину повсюду она имела стадию, в длину же на всём протяжения вокруг равнины имела 10.000 стадий. Эта кавава принимала в себя воду, стекавшую с гор, и огибая кругом равннпу, чрез которую то там, то здесь сообщалась с городом, изливала таким путем эту воду в море, нбо от вея чрез равниву прорезаны были еще прямые (поперечные в направлении к центру равпины) канавы почти все в сто Футов шириною, на расстоянии ста стадий одна от другой (и доведены были как раз) до того канала, который вел к морю. Кроме того были еще наискось прорезаны новые канавы и от этих канав друг к другу и к городу, так что этими путями доставляемы были на судах в город и лесные материалы из гор и всякие продукты всех времен года. Дважды в год собирали в этой стране плоды, зимою пользуясь дождями с неба, а летом употребляя для орошения воду страны, из каналов. Число способных к оружию мужей в раввине было определено тем, что каждый участок должев был доставлять одного предводителя, каждый же участок обнимал десятью десять стадий, а всех участков было 60 000. Из гор же и остальной страны собираемо было ифисчислимоф множество людей (простых солдат), которые по местностям и уездам были разделены между теми участками и (доставляемыми оттуда) вождями. При этом постановлено было, чтоб каждый предводитель представлял от себя на войну У· долю военной колесницы на общее число 10.000 колесниц, два коня (верховых) с двумя всадниками, пару лошадей (упряжных) без повозки, но с седоком-солдатом, вооруженным малым щитом, и с возницей, который бы независимо от солдата правил парою коней, двух тяжело вооруженных, двух стрелков, двух пращников, легко вооруженных трех камнеиетателей и трех же копьеметателей и четыре матроса на укомплектованье людьми тысячи двух сот кораблей[29]. Так военное дело организовано было в области самого царя, а как оно устроено было в прочих девяти областях, — говорить об этом было бы слишком долго.
XI. — Что касается теперь властей и должностей, то в этом отношении введены были и издревле следующие порядки. Каждый из десяти царей в пределах своего собственного удельного государства имел власть и над людьми и над законами, наказывая и даже смертию казня, кого захочет. Но они и собща занимались делом управления, разделяя его между собою, как бы по программе самого Посейдона — но смыслу закона, который еще праотцами их был начертан на бронзовом монументе, который находился в том святилище Посейдона, что в средине острова. Сюда-το они, наблюдая и четное и нечетное число, собирались аолеременно то чрез пять, то чрез шесть лет, а здесь собравшись, каждый раз то занимались обще-государственными дедами, то разбирали, кто из них и чем нарушил право, и судили. Но прежде чем приступить к суду, ови давали — каждый в присутствии остальных — клятвенное обещание следующим образом. Тут (в священной роще) на полной свободе паслись быки, вопи (цари) одни — в числе десяти войдя в святилище Посейдона, и помолившись богу, чтоб он сам выбрал для себя благоугодную ему жертву, отправлялись затем на ловлю, но без всякого железного орудия, с одними палками и веревочными петлями, и какого из быков изловди-вали, того сейчас веди к (упомянутому) монументу и закаляли на верхушке его (так, чтоб кровь текла) иа упомянутую надпись. На монументе же, кроме законов, было и заклинание, угрожавшее великими проклятиями нарушителям (закона). Итак, совершая всё согласно предписаниям своего закона, они, после принесения ви жертву (всесожжения) всех членов вола, наполняли чашу кровью, бросая туда каждый по горсти (запекшейси крови), а всю остальную кровь относили ва огонь, монумент же совсем очищали (омовением). Потом черпали из чаши серебряными кубками и, возливая на огонь, давали клятву, что будут чинить суд и расправу над тем, кто оказался бы законопреступником согласно с законами (начертанными) на монументе, что и впредь вн одного из фтих узаконений ве будут нарушать намеренно, что и управлять будут (не иваче как по указанию законов) в подчиняться будут только тому правителю, который будет править по законам отца. Произнесши такую клятву каждый за себя лично и за весь род свой, ови затем пили и относили кубки в святилище бога[30], а после жертвеввого пира и по окончании всего нужного, когда потухал жертвенный огонь, они все одевались в возможно-прекраснейшие одежды темно-голубого цвета, тушили в святилище огви и, усевшись ва земле вокруг клятвенного огнфвища, впро-должевие целой ночи судились между собою и судили, если кто объявлял, что который нибудь из вих нарушил закон. Окончивши же суд, они с наступлением дня записывали определения свои на золотой доске, которую вместе с одеждами своими оставляли (ори святилище) в качестве исторического документа. Были еще (кроме этих) и другие более частные законы относительно прав и обязанностей каждого из царей, и самым важным между ними был закон, чтоб они не поднимали оружия друг на друга, но напротив вступали бы в общий между собою союз в случае, если бы который либо из вих задумал в каком либо из государств истребить царский род, и чтобы они, как и предки их, всегда собща обсуждали а решали как военные предприятия, так и всякие другие дела, предоставляя первенство во всём атлантическому роду. Ни один из царей не имел власти казвить смертию кого-либо из родственников, если для этого не оказывалось более половины из десяти (царских) голосов.
XII. — Такую громадность, такое могущество и такое (прекрасное) устройство дало божество народам этих стран но следующей причине, как гласит предание. В продолжение многих поколений, доколе была живодей-ствевна в них природа божества[31], овн обнаруживали покорность законам и находились в отношения содружества к сродвому им божественному: в вравах их была истина и величие; н в постигающих несчастьях$6я во взаимных отношениях они всегда сохраняли кроткое терпение и самообладание; всё считала ничтожным, всем пренебрегали, кроме одной добродетели; на груды золота и всяких иных сокровищ смотрели скорей как ва тяжесть, а не теряли головы упиваясь блеском богатства и, всегда будучи трезвыми, справедливо рассуждали, что хорошо, если вместе с умножением этих вещей возрастает общая любовь и добродетель, но что если в ним прилагается слишком много сердца, если им усвояется слишком большое зиачевие, то и сами они идут прахом и вместе с ними любовь и добродетель погибает. Благодаря господству такого убеждения и сохранению свойств божественной природы, у них умножалось всё, выше упомянутое аамя. Когда же частица божественной природы в них исчезла вследствие того, что размешивалась всё в большей и большей массе природы смертной, когда природа чисточеловеческая взяла полный перевес, тогда ови не в состоянии будучи справляться с наличными богатствами, стали вести себя постыдно и конечно были преступными в глазах всякого, кто только мог бы видеть, что они из всех драгоценных сокровищ погубили именно самое прекраснейшее, но на взгляд тех, которые не способны были понять, в чём собственно состоит истинно-блаженная жизнь, они конечно могли казаться людьми и отличнейшими и блаженнейшими даже тогда, когда у них ве было уже и меры беззаконному любостяжавию и насилию. Тогда бог богов Зевс, правящий царствами согласно с законами и умеющий различать подобные вещи, усмотрев, что род людей столь богато одаренных дошел до столь печального развращения, решился подвергнуть их наказанию для того чтоб они одумались и стали мудрее в своих мыслях. Итак, он созвал всех богов в то преврас-аейшее из жилищ своих, которое посреди вселенной находится[32], и когда собрались они, то воззрев на всё происшедшее и живущее, сказал[33].........
Примечания
- ↑ Подъ "мнѣніемъ" разумѣется здѣсь такая гносеологическая форма ио-знаиія предметовъ, подпадающихъ чувственному воспріятію, которая хотя ие имѣетъ полной истиішости умозрительнаго, интуитивваго познаиія изъ идей, но все таки, въ лучшемъ случаѣ, имѣетъ полную вѣроятность. См. выше примѣч. къ р. 37. В.С. р. 52. А.В. Тимэя.
- ↑ Если здѣсь Сократъ себя и остальныхъ слушателей называетъ теаіраль-ною публикою, а Критія—поэтомъ (драматическимъ), то это иотому чго Кріпіі въ самомъ дѣлѣ былъ такимъ поэтомъ, изъ трагедій котораго небольшіе отрывки даже до насъ дошли (Poetarum tragic. graec. fragmenta ed. W. Waguer vol.
- ↑ III). Если же он, кроме того, и Тимэя величает поэтом, то это потому, что Платону угодно было из скромности и весь диалог, вложенный в уста Тимэя — свое исследовапие о вселенной назвать поэтическим сказанием (μύθος) для того, чтоб кто либо не вздумал усвоягь ему большего вероятия и значения, чем какого может заслуживать подобное сказание.
- ) Пэон (Παιήων, Παιών, Παιάν) — целитель у Гомера (П, 5, 405. 899) есть еще особая самостоятельная личность всезнающего врача олимпийских богов, а позднее это уже не личность, а простой епитет или титул разных других божеств обладающих силою исцеления душ и тех, как напр. Аполлона (Софокл О. Г. 154), Асклепия (Vergil. А. 7), Дионпса и даже Фанатоса, поколику и смерть есть освободительница от болезней (Еврипид в Ипполите ст. 1373). Но здесь очевидно Пэон принимается за особое живое божество, к которому можно и должно обращаться с молитвою.
- ↑ Мнемозина — память, припоминание в Гомеровском гимне к Гермезу, да и в Феогонии Гезиода (ст. 54. 135. 915 и др.) есть дочь Урана и мать всех остальных муз, рожденпых ею от Зевса. Другими словами, память, по мысли древних, была материю, от которой родились все искусства, особенно же разные виды поэзии. И это видим естественно, потому что до изобретения письмен память служила единственным средством передачи добытых знаний и созданных поэзиею песней. Сравни об этом Федр р. 259: 274. 275. И вот почему Критий, собираясь говорить о вещах, нигде не записанных и дошедших до него путем устного предания, считает необходимым преимущественно пред всеми божествами призвать па помощь Мнемозину.
- ↑ ’) Жребий в древнейшие времена считался одиииъ из видов откровения Богом воли своей людям в их взаимных нсдоразумениях и спорах, вообще в сомнительных случаях жизни.
- ) Гефест и Афина — братья, во не единоутробные и даже не в стро* гом смысие единокровные, потому чго Гефест родился от супружеского союза Зевса сь Герои, тогда как А.фина — прямо из головы Зевса.
- ↑ См. Тимэй р. 23.
- ↑ Сравн. Республ. Ш, р. 416, IV р. 423; Тимэй р. 17—19.
- ↑ Это — конечно не пелопонесский, а южно-виотийский Азов, который начинаясь вблизи Платая течет на восток чрез так называемую Пароропию, ниже Танагры принимает в себя, в качестве левого притока, Фермодон я при Делфионе изливается в Аттику (Герод. VI, 108, IX 51; Фукиднд IV, 96). Рави. об. и Парнеф есть совсем не то, что Парчас.
- ↑ То есть наемное войско из граждан соседках государств.
- ↑ Сравн. Тимэй р. 22.
- ↑ 2) По представлению Платона, горы Аттики его времени, — как бы ели-
- ↑ ванные наводнениями, суть ие больше, как незначительные возвышенности в
- ↑ сравнении с настоящими — высокими горами того древнего времени.
- ↑ Фелда — местность в Аттике, окруженная со всех сторон холмами, которая и во время Крития представляла равпину, но равнину совершенно бесплодную, невозделанную.
- ) Этим обозначением Платон желает показать огромную высоту дерев, которые росли в лесах того времени, потому что самые большие бревна, требующиеся при иосироике больших здании деревянных ли-тоили каменных, суть именно бревна, употребляемые на венцы, балки и стропила, вообще иа кровлю.
- ↑ Посейдон, сын Кроноса и Реи и брат Зевса, после поражения титанов, при разделении вселенной, получил в удел все океаны и моря (θεογ. 453; П. 13, 21; 15, 187; Όδυσσ. 5, 381), но также и страны, лежащие у берегов нх. Кроме ыиогих местностей Еддады, особенно на Пелопоннесе (08. 11, 253 и дал.) Иоссейдону принадлежали две Эоиопие — одна леяащая там, где восходит солнце, а другая — там, где заходит (Ό8υσσ. 1, 22 — 25, 5, 282). В первой из них многие ученые хотели видеть Индию, а в последней Египет. Если зло так, то Платон, без проииворечия Гомеру, мог протянуть область владений Поссейдона немного дальше — на северозапад от Египта, где, по его представлению, лежала Атлантида.
- ↑ То есть он вокруг холма сделал канаву, которую наполнил водою, потом па известном расстоянии насыпал кругом земляной валь, потом еще — канаву и еще земляной вал, который тоже был окружов водою. Расстояния между каждой канавой и валом показаны ниже (р. 115 Б). Вследствие этого упоминутая горная возвышенность сама обратилась как бы в осгров на острове, как бы в неприступную крепость.
- ↑ Здесь Платов усвояет Атланту совсем иную генеалогию, чем какую он имеет в ееогопии (507) Гезиода где он есть сын титана Иапета иокс а-нянки Кл и мены, или Азии, брат Менэтия, Прометея и Бпиметел, сам тоже титаиъ, который, по выражению Гомера, (Од. 1, 52) ведает глубины морские и держит столбы свода небесного, а но выражению Гезиода, просто головою своею н руками ооддерживает свод небесный. Вообще, хотя Платонова история Атлантиде носит явные следы мифической окраски, во имена первых её обитателей и героев, по-видимому не имеют ничего общего с идеологическими именами титанов и героев Еллады, поэтому, и нечего усиливаться найти аналогию и связь между теми и другими, тЬм более что, по словам самого Платона, приводимые им имена суть не настоящие, іиерзоначальные, туземные, а переводные греческие, в которых выражено только внутреннее яначеоие тех нервах имен. Эго япачит, что здесь может быть ре чь только о тех идеях, мыслях, которые в пих содержатся. Эго значит, что напр. теегь Поссей-дооа носил имя, которое в переводе на греческий означает "храбрый муж* (Ευτ|νωρ), что имя тещи его было (Λευχίππη) "белокопиая* (—Амфитрита, разъезжающая, как и супруг её на белых конях—ленящихся волнах), имя жены "пресловутая* (Κλειτώ^, а имена сыновей их были: "могучий, неустанный-("Ατλας) "пастырь прекрасных стади.* (Κομηλος),,, памлтователь* (Μνησευς), "изобретатель* (Μηοτωρ), "копе-погонител* (’Κλάσιππος), "блестящий* (Διαπρεπής^ "добрый гений* (Ευδαίμων)*,,обоюдиыйм (Άμφηρης) и т. д.
- ↑ То есть ту, вместе со всеми остальными несуществовавшую уже и во времена Платона, чаегь, когорал занимала место от столбов Геркулесовых до Гадейры или Испании, то есть лежала между Гибралтаром и нынешним Кадиксом.
- ↑ Буквально "струящиеся по капле" соки, каковы разного рода сио.иы, бальзамы и т. под. t) Т. е. винограда, который назвав здесь просто прилагательпнмь (ήμερος — спело-нежный), кажется, по подражание Гомеру (Однс. 5, 69). ήδ’ αΰτού τετάνοοτο περί οπείους γλαφυροΐο ήμερες ήβώωοα, τεθήλει δί οτα<ρυλήαιν.
- ↑ Τ. е. зерновой хлеб.
- ↑ Тут кажется разумеется кокосовая пальма (cocos nucifera), вз мо-лодых листьев которой приготовляются отличные Legumes, из соков — пальмовое вино, уксус и арак, а из зерен огромных орехов — масло очень благовонное и чрезвычайно приятное на вкус. Туг разумеются всякие вообще фрукты, в особенности же те, которые можно не только есть, но н употреблять для забавы, для разных игр, в) Т. е. разные свежие ли, или вяленые и сушеные фрукты, употребляв шиеся для десерта (έπιφορήματα) й разные лакомства (τραγή ματα). Сравн. выше р. 113,
- ↑ Т. е. мостовъ, которые шзи надъ поверхностію водныхъ канавъ отъ вала до вала и которые, новидиііочу, была построены прежде, чѣ я ь была прорыты въ валахъ отверстія для прохода судовъ. Мосты, покрывавшіе эти отверстія и со * едоаявшіе другъ съ другомъ часта прорѣзаннаго канала, вмѣстѣ съ тѣмъ, по изображенію Платона, служила связующими звеньями между тѣми мостами, которые шли оть вала въ валу чрезъ канавы.
- ↑ Т. е. предварительно расплавивши медь н июль.уясь ею как лигатурой.
- ↑ Недоступный—для ыирян, для непосвященных.
- ↑ Это—бывшие у всех народов в обычае жертвы от начатков полевых, т. е. первых спелых плодов, и от первородных из животного царства.
- ↑ По аналогии бурных волн, которыми правит Посейдон, с неудержимыми дикими конями, а частью потому что самыми лучшими пастбищами для коней были луга прибрежных местностей, орошаемых н увлажаемых царем вод, — Посейдон — бог морей и рек считался также у греков и богом копей. В этом разе оп назывался Ποαειδών ϊππιος и изображался, как здесь, сидящим на колеснице и правящим свирепыми, неудержимыми крылатыми коцями. Гораздо чаще он изображался с трезубцем в руках, гонящим и рассекающим бурные волны. Но, по представлению Грека, и то и другое управление, — управление свирепыми конями и управление яростными волнами — одинаково не совместимы с полным спокойствием в благодушием, и вот почему, как выражается Платон, образ Посейдона имел в чертах своих нечто варварское. Образ ето и у греков не имел величавого спокойствия Зевса: черты лица у него всегда были угловатые и искаженные гневом, волосы взъерошенные и перепутанные, все мускулы напряженные.
- ↑ Нереиды — морские добрые нимфы, родившиеся от океаиянки Доряды и морсвого седовласого старца Нерея — сына Понта и Гэи (θεογ. 253). Гезиод насчитывает их 50, а Гомер 31, но с прибавлением, что их есть еще гораздо больше (П. 18, 97). Очевь может быть, что в более древнее время их насчитывали целую сотню. Нереилы — это олицетворение не свирепых, а умеренных волн морских и разных качеств моря, благоприятствующих плаванию, как это показывают самые имена их Κυμοδβκη, ΚομοΟόη Ίπποθόη, 'Ιππονόη, Λειαγόρη, Εύαγόρη, Κυματολ{γη, Ταληνη, Ευλιμένη, Ψαμάθη, Νηαω, Ευπόμπη и τ. под. На изображениях их везут или Тритоны в колесницах, или чаще всего дельфины на своих спинах, потому что вместе с волнами весьма часто сопутствуют в море кораблям я неотвязные дельфины.
- ↑ Пресная вода из исгочников акрополя и не могла быть проведена на окружавшие его ваиы, разделенные друг оть друга широкими канавами, яаполисвными водою из моря, иначе, как только но мостам — в нарочво устроенных для итого трубах или ложбинах.
- ↑ Это значит, что из одного главного царства Атлантиды собиралось войска сухопутного 960,000 и морского экипажа 240,000, всего же 1,200,000, кроме 60,000 предводителей.
- ↑ Описанный здесь обряд, конечно, имеет много общего с отрядом так назнваеиов: клятвенное жертвы, как он совершался у греков в древнейшее врема троянской войны (IX. 3, 269 — 302) и даже в позднейшее время экспедиции 10,000 (Αναβ. f. 11, к. 2. § 8 — 11), но есть в нём и некотормя особенности, которые Платон, может быть, кндел в культе египетском.
- ↑ Природу эту они имели по наследству рождения от Поссейдона, который чрез свою смертную супругу передал ее прежде всего своим 10 сн-новьям, а эти — всему своему потомству. Но в этом потомстве оиа, и о воззрению Платона, была тем целостнее, полнее и действеннее, чем ближе оно стояло в первому источнику её, и напротив тем более теряла свою силу, мельчала и так сказать улетучивалась, чем больше генеалогических звеньев отделяло его от этого источника и чем более многочисленном оно становилось.
- ↑ Зевс собрал богов не на Олимп, но в прекраснейшее и выше всех других находящееся жилище — в то жилище, что среди мира или неба, то есть, на планету своего имени (Юпитер). См. выше примеч. о планетной и теологической системе Платона. Впрочем, быть может, тут разумеется Парна сс, который у Пиндера (Ποθ. 4, 74; 63) считается центром земли — ομφαλος γης.
- ↑ Па этом слове, которое делает собственно только завязку епического рассказа, обрывается Платонова Атлантида, судя по началу действительно обещавшая преьзойти своею широтою и величественностью все известные великие епопея, не исключая и поэмы Гомера. "Материал для Атлантиды, говорит Ллу* тарх, достался Платову по праву родства от Солона, как поле невозделанное и пустое, и он поставил себе задачею как можно лучше обработать его. К основанию, положенвому прежде, он присоединил обширные сени, ограду я двери, каких не имел ии один рассказ, ни одна поэма. Но и он начал слишком поздно и кончил жизнь, не совершивши своего труда, так что чем более мы наслаждаемся тем, что у него уже написано, тем более жалеем о том, чего у него не достает. Подобно тому, как афиняне не окончили олимпийского храма (начатого еще Пизистратом и оконченного лишь имп. Адрианом), так мудрость Платона оставила недовершенною одну только Атлантиду* (Σόλων, 32).