Посвящаю моё видение бессмертной памяти провидца наших дней, Словацкого[1].
Tu król, co jękiem harf zwyciężyć mniema
I głośniej grać … niż mrący ludzie jęcząSłowacki.
1. БАЮ
Я только знал, в те дни, в те дни единственные, Когда был юн, я знал лишь звоны струн,
Лишь орлий крик, огни, и сны таинственные, Поцеловать, и вбросить в девять лун. 5 Найдя цветок, сорвать его с медлительностью, Чтоб взять слегка с цветка цветочный сок,
И вдруг уйти, пленивши ослепительностью, Чтоб жил в другом намёк, всегда намёк.
И в чём была та сила-чаровательница, 10 Что мне дала такой изведать путь?
Не знаю, нет. Привет тебе, ласкательница, Ты пела мне: Заставь их всех уснуть.
Баюкал я своими колыбельностями, Качал мечту, качели хороши. 15 Из грёзы — жизнь, с обрывками и с цельностями, «Баю» любви, к душе «баю» души.
… Это было, это было, и не будет вновь,
Потому что только Сила говорит: «Мой час готовь!» Потому что даже дети — детства лишены,
И в войну играют в детской, слыша резкий свист Войны. 5 Всё, что было затаённо, выявилось вдруг,
Гнойность злоб, обид, и гнёта, расширяющийся круг. Там, вовне, готовят пушки, шепчется лиддит[2],
Здесь, под тенью перекладин пляшет пляску динамит. Обезумевшие братья — злейшие враги. 10 Револьвер, кинжал, и петля. Мсти за месть. И грабь. И жги. О, безумны те, что шутят силою Огня.
Бойтесь жизни больше казни, раз убийство шутка дня. Подождите! Бой неравен. Пресеките нить.
Лучше быть сто раз убитым, чем хоть раз один убить. 15 Подождите! Претерпите пытку до конца.
Я клянусь вам: будет праздник Озарённого Лица. Но в то время как я спорю с вихрями времён,
От расстрелов и пожаров стал весь красный небосклон. И в то время как на ниве в маках вся межа, 20 Мальчик мой принёс из детской два блестящие ножа.
3. ПЕСНЯ ОРЛИНАЯ
Я долго медлил и внимал
Напевам вышнего орла.
Луна была как бы опал,
Лик Солнца был воздушно-ал, 5 Как будто кровью истекал,
И кровь уж бледною была.
То не был день. Ни день, ни ночь.
Я был на бархатном лугу.
О, пой, орёл! Пророчь, пророчь! 10 Пропой: Всё было так точь-в-точь,
В века умчавшиеся прочь,
На Сумерийском берегу.
На многобожном берегу,
В затоне стран, в реке времён, 15 Где враг был волчьи рад врагу,
И пел кроваво: «Всё могу!»
И кедры высей гнул в дугу,
Чтоб был отстроен Вавилон.
Смотри, орёл, мы тоже здесь 20 Воздвигли тридцать этажей.
Мы Шар Земной сковали весь,
У вышних туч мы сбили спесь,
Над Шаром шар пустили днесь,
Превыше свиста всех стрижей.
25 Смотри, достигнем и тебя,
Орёл певучий и седой.
Воздушный флот идёт, губя
Тех, кто в лелеяньи себя
Слабее нас. Гляди: дробя, 30 Мы взрыв бросаем золотой.
Кто смел восстать на наше Мы,
И наше обмежить Хочу?
Внизу там были воинств тьмы,
Но мы прошли быстрей Чумы, 35 Из нашей облачной сумы
Им выслав пламя — саранчу.
Над Шаром — шар. Весь Шар земной
Единой Воле подчинён.
Ещё немного, и с Луной 40 Мы многоцветной пеленой
Сплетёмся в шар один, двойной,
И дальше, в Звёздный Небосклон!
Так пел я, клёкоту внемля,
Что раздавался с высоты. 45 Вдруг, словно якорь с корабля,
Орёл упал. И вольно, для
Полёт, парит — и где Земля!
Я с ним. — Ну, что же, видишь ты?
Я видел. Чем я дальше плыл, 50 Тем больше таял круг Земли,
Земля была среди светил
Как бы кадило меж кадил,
Меж точек точка, свет могил,
Земные Чары все ушли.
55 Но, удаляясь от Земли,
Я не приблизился к Луне,
И Звёзды Неба шли и шли,
Звезда к звезде, стада вдали,
В снежисто-блещущей пыли, 60 В недосягаемом Огне.
И вдруг я вскрикнул в звёздной мгле,
И вдруг упал орёл седой.
Я был в воздушном корабле, —
Лежу разбитый на Земле. 65 Орлиный дух познав в Орле,
Кому ж скажу я: «Песню спой!»