1865.
правитьЗадумавъ издать русскій переводъ Шекспира, мы серьозно глядѣли на это предпріятіе, — съ полнымъ сознаніемъ всѣхъ трудностей, съ которыми предстояло бороться нашимъ слабымъ силамъ, — и приступили къ переводу только послѣ долгаго и самаго тщательнаго изученія переводимаго нами автора.
Болѣе трехсотъ лѣтъ отдѣляютъ насъ отъ Шекспира. Многіе намеки, совершенно ясные для его современниковъ, — сдѣлались доступны нашему пониманію только благодаря утомительной работѣ коментаторовъ. Поэтому, въ настоящее время чтеніе Шекспира почти невозможно безъ объясненій историческихъ, философскихъ, лингвистическихъ и пр. Но составленіе коментарія дѣло весьма не легкое: не говоря уже о самомъ многостороннемъ изученіи самаго автора, — его языка, его отношеній къ различнымъ отраслямъ тогдашняго знанія, его политическихъ и религіозныхъ мнѣній и пр. оно требуетъ основательнаго изученія исторіи и археологіи такъ какъ, почти въ трети своихъ драмъ, Шекспиръ-поэтъ историческій. Не обладая такими обширными свѣдѣніями, мы не могли взять на себя обязанности истолкователя переводимаго нами автора: — а не вдаваясь ни въ какія собственныя предположенія, пользовались уже готовыми коментаріями, которыми сопровождается большая часть заграничныхъ изданій и переводовъ Шекспира. Сверхъ того мы сочли не излишнимъ приложить къ каждой драмѣ Шекспира объяснительныя введенія, при составленіи которыхъ главнымъ образомъ пользовались книгой Франсуа-Виктора Гюго. Не малымъ пособіемъ при переводѣ служилъ намъ и трудъ г. Кетчера.
Переводя уже болѣе половины драмъ Шекспира, мы рѣшаемся приступить къ ихъ изданію. На сколько удовлетворитъ публику наша посильная копія съ безсмертнаго оригинала? — Вотъ вопросъ, отъ рѣшенія котораго зависитъ успѣшное окончаніе предпринятаго нами труда.
Въ 1199 году Англіей управлялъ государь, называвшійся Іоанномъ. По какому праву? Въ силу закона о престолонаслѣдіи, корона должна была принадлежать Артуру Плантагенету, сыну Джеффри, старшаго брата Іоаннова. Но Артуръ только одиннадцати-лѣтній ребенокъ, а Іоанну за тридцать. Артуръ слабъ, Іоаннъ силенъ. Дядя лишилъ престола племянника.
Впрочемъ Іоаннъ не добровольно сдѣлалъ подобное похищеніе, онъ былъ настроенъ на это преступленіе своей матерью, королевой Элеонорой, — этой Медичи среднихъ вѣковъ, которая управляла имъ какъ Екатерина управляла Карломъ IX. Эта ужасная старуха завидовала своей невѣсткѣ, прекрасной Констансѣ, вдовѣ Джеффри, и чтобъ не допустить ее быть правительницей, она принудила своего сына лишить престола внука. «Королева Элеонора, говоритъ Голиншедъ, была раздражена противъ своего внука Артура не столько по враждѣ къ ребенку, сколько но ненависти къ его матери; ибо она видѣла, что если онъ сдѣлается королемъ, мать его, Констанса, захочетъ сохранить власть въ королевствѣ до того времени, пока сынъ ея не достигнетъ того возраста, когда будетъ царствовать самъ.»
Англія, Нормандія, Мэнъ, Атку, Аквитанія признали владычество Іоанна; у Артура оставалось только герцогство Бретаньское. Но Констанса не осталась равнодушной зрительницей этой узурпаціи, лишавшей ея сына наслѣдства: она прибѣгнула къ Филиппу Августу; Французскій король согласился поддержать права Артура, но съ условіемъ, чтобъ Артуръ уступилъ ему всѣ провинціи, которыми онъ владѣетъ во Франціи. Констанса согласилась на эти условія и Филиппъ больше не колебался: онъ провозгласилъ Іоанна похитителемъ и объявилъ ему войну.
Послѣ восьмимѣсячной борьбы Французскій король овладѣлъ Нормандіей, Анжу, Мэномъ и Турэнью. Но вмѣсто того, чтобъ возвратить эти провинціи Артуру, искавшему его покровительства, онъ отдаетъ ихъ его врагу. Трактатомъ 22 мая 1200 г. Филиппъ уступаетъ Іоанну всѣ владѣнія, имъ завоеванныя, съ тѣмъ, что Іоаннъ по смерти своей обязывается отказать ихъ по духовному завѣщанію Французской коронѣ. Въ залогъ этой беззаконной сдѣлки, устроенной королевой-матерью, Элеонорой, заключенъ былъ брачный договоръ между сыномъ короля Французскаго и племянницей короля англійскаго. «Въ заключеніе, оба короля съѣхались для личныхъ переговоровъ, между городами Вернономъ и Анделисомъ и порѣшили бракъ Людовика, сына Филиппова съ госпожею Бланкой, дочерью Альфонса, короля Кастильскаго, восьмаго этого имени, и племянницей короля Іоанна, по матери его Элеонорѣ»[1]. Что же касается до Артура, онъ долженъ былъ довольствоваться герцогствомъ Кретаньскимъ и графствомъ Ричмондскимъ, которыя оба короля соблаговолили ему оставить.
Констанса умерла въ 1201 г., черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ этой конвенціи. Умерла-ли она отъ горя? хроника ничего объ этомъ не говоритъ. Такимъ образомъ, избавившись отъ своей неутомимой соперницы, вдовствующая королева считала дѣло Артура навсегда проиграннымъ. Но она не брала въ разсчетъ страстей своего сына, которыя стали поперекъ ея соображеній. Во время путешествія своего въ Аквитанію, король Іоаннъ страстно влюбился въ Изабеллу Ангулемскую, жену графа Марійскаго; онъ нашелъ очень естественнымъ похитить ее и жениться на ней, не смотря на то, что и самъ ужь былъ женатъ. Графъ Марійскій возсталъ противъ этаго оскорбленія съ яростью, достойною Менелая, и по его наущенію Филиппъ-Августъ объявилъ новому Парису вторую троянскую войну. И вотъ Англія и Франція возмущены, какъ древле Греція и Азія. Филиппъ снова взялъ подъ свое покровительство Артура Бретаньскаго и борьба началась съ большимъ ожесточеніемъ противъ прежняго. Между тѣмъ какъ французскій король осаждалъ Нормандію, а графъ Марійскій Аквитанію, Артуръ, пятнадцати-лѣтній юноша, съ отрядомъ бретонцевъ, напалъ на Пуату, съ той цѣлью, чтобъ захватить свою бабку, королеву Элеонору, заключившуюся въ замкѣ Мирбо. Послѣ нѣсколькихъ дней осады, старая непріятельница Констансы уже хотѣла сдаться на капитуляцію, какъ вдругъ въ ночь на 1 Августа 1202 г. является король Іоаннъ, нападаетъ на осаждающихъ во время ихъ сна и беретъ въ плѣнъ племянника соннаго, на постелѣ. Что сдѣлалось съ бѣднымъ юношей, когда онъ попалъ въ руки дяди? припомните, какъ государи обращались другъ съ другомъ въ то время; припомните Исаака Ангела, лишеннаго зрѣнія и престола роднымъ братомъ своимъ, Алексѣемъ, а потомъ послушайте разсказъ Голиншеда:
"Сказано, что король Іоаннъ отвезъ своего племянника Артура въ Фалэзъ, уговаривалъ его всѣми средствами оставить дружбу съ королемъ Французскимъ и пристать къ нему, своему родному дядѣ. Но недовольно благоразумный и слишкомъ упорный въ своемъ мнѣніи, Артуръ отвѣчалъ съ надменностью; отказался не только отъ требованій короля Іоанна, но еще приказывалъ ему возвратить себѣ англійскія королевства, также и всѣ другія земли и владѣнія, принадлежавшія королю Ричарду въ минуту его смерти. И въ самомъ дѣлѣ, все это было его по праву наслѣдства; Артуръ объявилъ, что если отдача не будетъ немедленно приведена въ исполненіе, то дядя его не долго останется въ покоѣ. Король Іоаннъ, задѣтый за живое такими словами своего племянника, порѣшилъ, что онъ крѣпко будетъ содержаться въ тюрьмѣ, сначала въ Фалэзѣ, а потомъ въ Руанѣ, въ новомъ замкѣ.
"Черезъ нѣсколько времени король Іоаннъ, переѣхавъ въ Англію, велѣлъ себя вновь короновать въ Кэнторбери тамошнему архіепископу Губерту, въ четырнадцатый день Апрѣля, послѣ чего возвратился въ Нормандію. Вслѣдъ за его прибытіемъ распространился слухъ по всей Франціи, будто племянникъ его Артуръ умеръ. Дѣло вотъ въ чемъ: Французскій король, Гильомъ де Мишъ, храбрый баронъ Пуату и многіе другіе сеньоры бретонскіе прислали просьбу очень настоятельную, которой требовали освобожденія Артура. Всѣ они, не получивши желаемаго исполненія своей просьбы, соединились вмѣстѣ, и составивши союзъ съ Робертомъ графомъ Алансонскимъ, виконтомъ Бомонъ, Гильомомъ де Фужеръ и другими, открыли ожесточенную войну противъ короля Іоанна въ разныхъ мѣстахъ и всѣ полагали, что не будетъ покоя въ этой провинціи покуда Артуръ живъ. Вслѣдствіе чего, король Іоаннъ, убѣжденный, какъ говорятъ, своими совѣтниками, приказалъ нѣкоторымъ изъ преданныхъ ему людей отправиться въ Фалэзъ, гдѣ Артуръ былъ заключенъ подъ присмотромъ Губерта Бурга, — съ порученіемъ вырвать глаза молодому принцу.
"Но Артуръ показалъ такое сопротивленіе одному изъ мучителей, пришедшему исполнить приказъ короля (другой рѣшился лучше оставить своего государя и отечество, чѣмъ согласиться исполнить въ этомъ случаѣ волю королевскую) и говорилъ такія жалостный слова, что Губертъ Бургъ спасъ его отъ муки, полагая, что получитъ отъ короля скорѣе благодарность, чѣмъ выговоръ за несовершеніе злодѣйства, которое отозвалось-бы на его величествѣ, если-бы съ молодымъ принцемъ было такъ жестоко поступлено. Ибо онъ рѣшилъ самъ съ собою, что король Іоаннъ принялъ это намѣреніе только въ пылу гнѣва. А извѣстно каждому, что эта страсть побуждаетъ людей къ самымъ гибельнымъ поступкамъ; неумѣстная въ человѣкѣ простаго званія, она гораздо предосудительнѣе въ государѣ; всѣ люди въ подобномъ настроеніи духа дѣлаются неблагоразумными и бѣшеными, и наклонны къ исполненію злобныхъ мыслей, овладѣвшихъ ихъ сердцами, какъ кто-то очень хорошо сказалъ:
"Promis in fram
Stullorum est animas, facile excandescit et audet
Omne scelus, quoties concepta bile tumescit.
"И такъ Губертъ Бургъ думалъ, что король, по зрѣломъ размышленіи, раскается, отдавши такой приказъ и былъ бы не очень ему благодаренъ, еслибъ онъ поспѣшилъ его исполнить. Но чтобъ сдѣлать ему минутное удовольствіе и чтобъ удержать ярость бретонцевъ, онъ распустилъ по странѣ слухъ, съ одной стороны, что приказъ короля исполненъ, а съ другой, что Артуръ умеръ отъ печали и боли. Въ теченіе пятнадцати дней этотъ слухъ распространился по королевствамъ англійскому и французскому и звонъ колоколовъ раздавался по всѣмъ городамъ и селеніямъ какъ-бы для похоронъ Артура. Молва прибавляла, что тѣло его погребено въ монастырѣ Св. Андрея, ордена цистеріанцевъ.
"Но Бретонцы далеко не успокоились этой вѣстью; напротивъ, она родила въ нихъ мысль отмстить за смерть своего государя со всевозможною жестокостью. Тогда не оставалось другаго средства, какъ объявить всенародно, что Артуръ еще живъ и находится въ добромъ здоровьи. И когда король узналъ истину обо всемъ этомъ дѣлѣ, онъ не изъявилъ ни малѣйшаго неудовольствія за то, что приказъ его не былъ исполненъ, потому что многіе изъ начальниковъ его войскъ на отрѣзъ объявили ему, что если онъ будетъ такъ жестоко обращаться съ своимъ племянникомъ, то не найдетъ ни однаго рыцаря, который-бы захотѣлъ оберегать его замки. Потому что если-бы привелось кому нибудь изъ нихъ быть захваченнымъ французскимъ королемъ, или кѣмъ либо изъ его союзниковъ, то и онъ подвергся-бы той же участи.
«Что-жь касается до того, какимъ образомъ дѣйствительно послѣдовала кончина Артура, — авторы говорятъ объ этомъ различно. Но достовѣрно то, что въ слѣдующемъ году онъ былъ переведенъ изъ замка Фалэзъ въ Руанъ, и что никто не можетъ утвердительно сказать, что онъ видѣлъ его вышедшаго оттуда живымъ. Одни писали, что такъ-какъ онъ покушался убѣжать изъ темницы, перепрыгнувши черезъ стѣны замка, то будто-бы упалъ въ Сену и утонулъ, другіе пишутъ, что онъ зачахъ отъ горя и скуки и умеръ отъ болѣзни естественною смертью. Нѣкоторые думаютъ, что король Іоаннъ велѣлъ убить его и похоронить тайно. И такъ на-вѣрно неизвѣстно, какимъ образомъ онъ окончилъ жизнь свою. Но дѣло въ томъ, что король Іоаннъ остался въ большомъ подозрѣніи, справедливо или напрасно, Богъ одинъ знаетъ.»
Послѣ убійства Артура торжество Іоанна было полно: онъ зналъ, что единственный законный наслѣдникъ короны умеръ. И такъ онъ твердо сидитъ на тронѣ, потому что претендентъ изчезъ. Но подождемъ будущаго. Въ 1208 г., пять лѣтъ спустя послѣ ужасной драмы, разсказанной намъ Голиншедомъ, Иннокентій III наложилъ на Англію церковное запрещеніе, чтобъ наказать короля Іоанна не за убійство Артура, но за то что онъ лишилъ каѳедры архіепископа Лэнгтона, только-что избраннаго монахами Кэнторберійскими. Запрещеніе длилось четыре года, а король Іоаннъ и не подумалъ сдѣлать удовлетвореніе архіепископу; тогда папа рѣшился на болѣе строгія мѣры. Въ 1212 г. онъ черезъ своего легата кардинала Пандольфа, отлучилъ короля отъ церкви, лишилъ его королевскихъ правъ и, въ силу своей апостольской власти, отдалъ англійскую корону Филиппу-Августу. Филиппъ поймалъ Иннокентія III на словѣ, принялъ предложеніе и сдѣлалъ огромныя приготовленія для занятія своего новаго королевства. Въ этихъ крайне критическихъ обстоятельствахъ Іоаннъ показалъ удивительную дѣятельность: онъ, который въ 1204 г. потерялъ Нормандію безъ боя, на этотъ разъ принялъ оборонительное положеніе; онъ соединяетъ въ Портсмутѣ всѣ суда, способныя поднять шесть лошадей; переплываетъ Ламаншъ, сжигаетъ Дьеппъ и въ Фекампской гавани разрушаетъ всѣ вооруженія Филиппа. Между тѣмъ одна странная личность встревожила Іоанна посреди его побѣдъ. «Въ это время появился пустынникъ по имени Петръ, жившій въ окрестностяхъ Йорка. Имя этого человѣка пользовалось большою извѣстностью въ простонародіи, оттого-ли, что онъ предсказывалъ будущее, или потому что, по мнѣнію народному, онъ имѣлъ даръ пророчества, или и въ самомъ дѣлѣ обладалъ нѣкоторыми познаніями въ искусствѣ волхвованія. 1-го Января (1213) Петръ сказалъ королю, что въ будущій день вознесенія онъ будетъ лишенъ королевства и предложилъ претерпѣть смерть, если не сбудутся слова его»[2]. Король Іоаннъ счелъ этого человѣка за обманщика и велѣлъ посадить его въ темницу; но тогда явились на небѣ знаменія, какъ бы въ подтвержденіе словъ народнаго пророка. Однажды вечеромъ жители Йоркской провинціи ясно увидѣли «пять лунъ: — первую на западѣ, вторую на востокѣ, третью на сѣверѣ, четвертую на югѣ, а пятую, окруженную множествомъ звѣздъ, посереди ихъ. Эти луны вертѣлись одна около другой пять или шесть ранъ почти часъ времени, и потомъ скоро изчезли»[3]. Увидавши эти явленія, король вспомнилъ о паденіи Цезаря: онъ боится какой-то непредвидѣнной катастрофы, но не знаетъ, что ему дѣлать, и думая избѣжать опасности, самъ стремится къ ней. — 15 Мая 1213, въ тотъ самый день, который назначилъ Петръ Помфретскій, Іоаннъ изъявилъ покорность папѣ и торжественнымъ трактатомъ объявилъ королевство Англію леномъ святаго престола. Такимъ образомъ онъ осуществляетъ пророчество пустынника: чтобъ не быть свергнутымъ съ престола Филиппомъ-Августомъ, онъ отдается въ руки Иннокентія III. — Не смотря на то, что предсказаніе Петра Помфретскаго оказалось справедливымъ — его все-таки повѣсили: Іоаннъ велѣлъ вывести его изъ Корфской темницы и отвести да висѣлицу. «Всѣ думали, что онъ несправедливо преданъ смерти, потому что дѣло совершилось такъ какъ онъ предсказалъ: король уступилъ папѣ верховную власть въ своемъ королевствѣ и дѣйствительно пересталъ ужь быть государемъ самостоятельнымъ»[4].
Иннокентій III, хотя и былъ намѣстникомъ Іисуса Христа, но какъ видно, не обладалъ большою совѣстливостью. Онъ отдалъ Филиппу-Августу англійское королевство; но теперь, когда Іоаннъ передалъ его ему, онъ хочетъ приберечь его для самаго себя. Сейчасъ онъ оспоривалъ у Іоанна право носить корону; теперь онъ признаетъ его властнымъ располагать ею. Что за дѣло папѣ до этихъ противорѣчій? когда Іоаннъ былъ противъ него, онъ отлучилъ его отъ церкви; теперь Іоаннъ покорился — и онъ покровительствуетъ ему; и для начала запрещаетъ Филиппу-Августу нападать на вассала Церкви.
Филиппу-Августу и дѣла нѣтъ до этого запрещенія. На анаѳему папы онъ отвѣчаетъ Бувинской побѣдой. Тогда англійскіе бароны, наскучивъ тиранніею, возстаютъ; объявляютъ Іоанна лишеннымъ престола и предлагаютъ корону сыну побѣдителя. Принцъ Людовикъ Французскій, призванный баронами, торжественно вступаетъ въ Лондонъ 30 Мая 1216. Іоаннъ съ своей стороны, не имѣя другихъ войскъ кромѣ наемныхъ, запирается въ Бостонской крѣпости. Наконецъ 12 октября онъ сбирается переплыть заливъ, отдѣляющій берегъ линкольнскій отъ берега норфокскаго, высаживаетъ свой авангардъ на римской плотинѣ, которая по случаю отлива океана была суха; но только-что онъ тронулся съ мѣста, какъ вода начала прибывать и Іоаннъ видитъ съ берега какъ волны поглощаютъ его лучшихъ солдатъ, запасы и всѣ сокровища. Гибельное предзнаменованіе: одна морская волна унесла англійскую корону… Пораженный этимъ несчастіемъ тиранъ смиряется: измѣна народа не сломила его, но возстаніе природы подавило его. Растерявшійся, истомленный, дрожа отъ лихорадки, онъ кое-какъ дотащился до ближайшаго аббатства, и тамъ-то, наконецъ, убійца Артура умираетъ отъ отравы. Возвышенный кознями, Іоаннъ-Безземельный и погибъ отъ козней. "Потерявши свое войско, король Іоаннъ пришелъ въ аббатство Свайнсгидъ, въ графствѣ Линкольнскомъ. Тамъ узнавши, что урожай хорошъ и что хлѣбъ будетъ дешевъ, онъ выказалъ большое неудовольствіе: потому что вражда, которую онъ питалъ къ англичанамъ, за ихъ предпочтеніе къ его врагу Дофину была такъ велика, что онъ желалъ имъ всѣхъ возможныхъ бѣдствій. Въ припадкѣ гнѣва король воскликнулъ, что въ короткое время онъ на много возвыситъ цѣны на хлѣбъ. Услышавши такія рѣчи, одинъ монахъ….поднесъ королю яду въ кубкѣ эля, изъ котораго онъ отпилъ первый, дабы не возбудить подозрѣнія — и оба умерли вмѣстѣ.
ДѢЙСТВУЮЩІЕ.
правитьКороль Іоаннъ.
Принцъ Генрихъ, сынъ его, потомъ король Генрихъ III.
Артуръ, герцогъ бретаньскій, сынъ Джеффри, послѣдняго герцога бретаньскаго и старшаго брата короля Іоанна.
Вильямъ Маршаллъ, графъ Пемброкъ.
Джеффри Фицпитеръ, графъ Эссексъ, верховный судья Англіи.
Вильямъ Лонгсвордъ, графъ Сольсбёри.
Робертъ Биготъ, графъ Норфокъ.
Губертъ Дюбургъ, камергеръ короля.
Робертъ Фокенбриджъ, сынъ сэра Роберта Фокенбриджа.
Филиппъ Фокенбриджъ, его побочный братъ, прозванный Бастардомъ, (незаконнорожденнымъ).
Джемсъ Горни, слуга лэди Фокенбриджъ.
Петръ Помфретскій, предсказатель.
Филиппъ, король Франціи.
Людовикъ, дофинъ.
Эрцгерцогъ австрійскій.
Кардиналъ Пандольфо, папскій легатъ.
Мелёнъ, французскій дворянинъ.
Шатильонъ, французскій посланникъ ко двору Іоанна.
Два палача.
Королева мать Элеонора, вдова Генриха II.
Констанса, мать Артура.
Бланка, дочь Альфонса, короля Кастильскаго, племянница короля Іоанна.
Лэди Фокенбриджъ, мать Бастарда и Роберта Фокенбриджа.
ДѢЙСТВІЕ I.
правитьСЦЕНА 1.
правитьКороль Іоаннъ.
Ну, Шатильонъ, скажи — чего же хочетъ
Отъ насъ король Французскій?
Шатильонъ.
Онъ, во-первыхъ
Привѣтствуетъ тебя; а во-вторыхъ,
Вотъ что велѣлъ сказать онъ твоему
Величеству, — иль лучше, твоему
Заемному величеству —
Элеонора.
Какому?
Заемному? — вотъ странное начало!
Король Іоаннъ.
Но, матушка — зачѣмъ перебивать?
Послушаемъ посланника.
Шатильонъ.
Французскій
Король Филиппъ — отъ имени и въ пользу
Артура, сына брата твоего,
Покойнаго Плантагенета Джеффри, —
Симъ требуетъ, чтобъ ты законно отдалъ
Ему прекрасный островъ этотъ, вмѣстѣ
Съ Ирландіей, Анжу, Турэнью, Мэномъ
И Пуату, — онъ требуетъ, что-бъ ты
Оставилъ мечъ, которымъ беззаконно
Ты подчинилъ себѣ всѣ эти земли,
И возвратилъ ихъ юному Артуру,
Какъ своему законному монарху.
Король Іоаннъ.
А если мы откажемъ — что тогда?
Шатильонъ.
Жестокая, кровавая война, —
Чтобъ возвратить оружіемъ и силой
Насильственно удержанное право.
Король Іоаннъ.
Такъ Франціи скажи, что мы на кровь
Отвѣтимъ кровью, силою — на силу,
И на войну — войной.
Шатильонъ
Прими-же вызовъ
Отъ Франціи, изъ устъ моихъ; — онъ будетъ
Послѣднимъ словомъ нашего посольства.
Король Іоаннъ.
Возьми и мой — и отправляйся съ миромъ;
Но предъ очами Франціи явись
Какъ молнія: иль, прежде чѣмъ успѣешь
Пересказать, что я сбираюсь къ вамъ, —
Какъ громъ моихъ орудій ужь раздастся.
Ступай отсюда! гнѣва моего
Трубою будь, — и вашего паденья
Предвѣстникомъ нежданнымъ! проводить
Его съ почетомъ, Пемброкъ. — Ну-съ, прощайте!
Элеонора.
Ну, что, мой сынъ? не говорила-ль я: —
Смотри, честолюбивая Констанса
Настойчива; до тѣхъ поръ не уймется,
Пока она и Францію, и нѣмцевъ,
И цѣлый міръ не подожжетъ вступиться
За своего обиженнаго сына.
Вѣдь было такъ легко предупредить
Всѣ эти распри сдѣлкой полюбовной;
Теперь они должны рѣшиться страшной,
Кровавою борьбой двухъ государствъ.
Король Іоаннъ.
За насъ стоитъ могущество и право.
И болѣе могущество, чѣмъ право.
Иначе худо было-бы и мнѣ,
Да и тебѣ — вѣрь совѣсти моей:
Она тебѣ нашептываетъ то,
Что кромѣ насъ не долженъ знать никто.
Эссексъ.
Милордъ, — въ шерифствѣ здѣшнемъ завязалась
Престранная, неслыханная тяжба. —
Противники хотятъ, чтобы ты самъ
Ихъ разсудилъ. Прикажешь ихъ ввести?
Король Іоаннъ.
Введи. Монастыри дадутъ намъ средства
Для этого похода
— Что за люди?
Бастардъ.
Твой подданный. Я дворянинъ, рожденный
Здѣсь, въ Нортэмптонѣ и, какъ полагаю,
Я старшій сынъ Роберта Фокенбриджа, —
Что въ рыцари на самомъ полѣ битвы
Былъ посвященъ Ричардомъ Львинымъ-сердцемъ.
Король Іоаннъ Роберту.
А ты?
Робертъ Фокенбриджъ.
Я сынъ того-же Фокенбриджа,
Его наслѣдникъ.
Король Іоаннъ.
Какъ, онъ старшій сынъ,
А ты — наслѣдникъ? какъ-же — стало-быть
Вы родились отъ разныхъ матерей?
Бастардъ.
Нѣтъ, государь — на-вѣрно отъ одной;
И это всѣмъ извѣстно. Я-такъ полагаю,
Что и отца мы то же одного;
Но это ужь извѣстно только небу,
Да матери моей. А я могу
Какъ всякій сынъ, лишь сомнѣваться въ этомъ.
Элеонора.
Фи, грубіянъ! ты мать свою позоришь,
Ты честь ея сомнѣньемъ оскорбилъ.
Бастардъ.
Я, королева? Мнѣ-то изъ чего-же?
Вѣдь это братъ мой хочетъ доказать, —
И ежели ему удастся это,
Онъ у меня вѣдь фунтовъ на пятьсотъ
Доходу годоваго оттягаетъ.
И потому — да сохранитъ Всевышній
Честь — матери, а мнѣ — мое наслѣдство!
Король Іоаннъ.
Вотъ славный малый — смѣлый и прямой.
Но почему-же онъ, послѣрожденный
Твое наслѣдство требуетъ?
Бастардъ.
Не знаю.
А ужь всего вѣрнѣе, потому,
Что завладѣть моимъ помѣстьемъ хочетъ,
А все-таки онъ обругалъ меня,
Назвавши незаконнымъ: какъ рожденъ я:
Законно-ли, иль не совсѣмъ законно, —
За это я, однажды навсегда,
Отвѣтственность на матушку слагаю.
Ну, а что я родился хорошо —
(Миръ тѣмъ костямъ, которыя объ этомъ
Похлопотали) — это, государь,
Вы видите. Сравните наши лица,
Потомъ судите. Если старичекъ
Сэръ Робертъ былъ обоимъ намъ отцомъ,
Да на него похожъ сыночекъ этотъ —
О, мой отецъ, сэръ — Робертъ! на колѣняхъ
Благодарю Всевышняго за то,
Что на тебя я не похожъ нисколько!
Король Іоаннъ.
Вотъ чудака намъ небо ниспослало!
Элеонора.
Въ его лицѣ ричардовское что-то,
И голосъ тотъ-же. Ты не замѣчаешь
Въ его широкомъ, мускулистомъ складѣ
Чего-то очень схожаго съ Ричардомъ?
Король Іоаннъ.
Я пристально въ черты его вглядѣлся —
Живой Ричардъ. — Роберту Фокенбриджу.
— Ну, что-же — почему
Ты требуешь себѣ помѣстья брата?
Бастардъ.
Да потому, что профиль у него
Такой-же какъ у батюшки. И съ этимъ
Полулицомъ онъ хочетъ завладѣть
Моимъ помѣстьемъ: грошъ поллицевой —
Пріобрѣсти пятьсотъ гиней дохода! (3)
Робертъ Фокенбриджъ.
Когда еще былъ живъ отецъ мой, — братъ вашъ
Его, Милордъ, не разъ, употреблялъ —
Бастардъ.
Э, сэръ, вамъ это въ тяжбѣ не поможетъ!
Разсказывайте, какъ употреблялъ
Онъ мать мою —
Робертъ Фокенбриджъ.
— Такъ, напримѣръ, однажды
Его посломъ въ Германію отправилъ,
Договориться съ Цезаремъ о дѣлѣ
Довольно важномъ. Пользуясь его
Отсутствіемъ, король все это время
Жилъ въ нашемъ домѣ. Какъ онъ соблазнилъ —
Мнѣ совѣстно разсказывать. Но правда —
Все будетъ правдой. Самъ-же мой отецъ
Говаривалъ не рѣдко, что его
И мать мою огромныя пространства
Материковъ и моря раздѣляли,
Когда былъ зачатъ этотъ весельчакъ.
Родитель мой уже на смертномъ ложѣ
Мнѣ завѣщалъ свои дома и земли,
И поклялся своимъ послѣднимъ часомъ,
Что этотъ вотъ — сынъ матери моей —
Не сынъ его, а если-бъ онъ былъ имъ —
Недѣлями четырнадцатью раньше
Явился-бы на свѣтъ. А потому,
Мой повелитель добрый, — возврати мнѣ
То, что мое: отцовскія помѣстья,
Какъ этаго самъ мой отецъ хотѣлъ.
Король Іоаннъ.
Ты безтолковъ. Твой братъ законный сынъ.
Онъ родился отъ матери твоей
По совершеньи брака съ Фокенбриджемъ;
И если тутъ спроказила она,
То грѣхъ ея. А грѣхъ такого рода
Случиться можетъ съ каждымъ изъ мужей.
Скажи одно мнѣ: могъ-ли братъ мой, если
И правда то, что онъ похлопоталъ
Объ этомъ сынѣ — требовать его
У Фокенбриджа? Нѣтъ, мой другъ; отецъ твой
Могъ никому не уступать теленка
Своей коровы — это ужь навѣрно.
Но если онъ и сынъ Ричарда, все — же
Мой братъ не могъ потребовать его,
Какъ твой отецъ не могъ его отвергнуть,
Хотя бы онъ отцомъ его и не былъ.
Поэтому — сынъ матери моей
Наслѣдника доставилъ твоему
Отцу; и такъ — наслѣднику отца
И слѣдуютъ отцовскія помѣстья. (4)
Робертъ Фокенбриджъ.
Отецъ вѣдь могъ лишить наслѣдства сына,
Котораго не признавалъ своимъ?
Бастардъ.
Нѣтъ, сэръ, не могъ! не могъ онъ, точно такъ
Какъ — если только я не ошибаюсь —
Не могъ меня произвести на свѣтъ.
Элеонора.
Что лучше для тебя: быть Фокенбриджемъ,
И какъ твой братъ, владѣть помѣстьемъ; или
Быть признаннымъ, но безземельнымъ сыномъ
Ричарда и — владѣть самимъ собой?
Бастардъ.
Да, королева, если-бы мой братъ
Былъ на меня похожъ: а я, какъ онѣ,
Былъ вылитый сэръ Робертъ, если-бъ вмѣсто
Ногъ — у меня два хлыстика торчали,
А вмѣсто рукъ — двѣ начиненныхъ шкурки
Морскихъ угрей; лицо-же узко такъ,
Что за ухо не- смѣлъ-бы я заткнуть
И розана, боясь, чтобъ не сказали*
«Смотрите, вотъ три фартинга гуляютъ!» (5)
Да, если-бъ я съ его фигурой вмѣстѣ
Наслѣдовалъ всю Англію — клянусь,
Я отдалъ-бы ему ее безъ бою,
Чтобъ только быть всегда самимъ собою,
А не такимъ — обиженнымъ судьбою!
Элеонора.
Ты нравишься мнѣ, Хочешь отказаться
Отъ своего наслѣдства, уступить
Ему свои помѣстья и доходы,
И слѣдовать за мною? — Я — солдатъ,.
На Францію иду теперь.
Бастардъ.
Ну, братъ,
Бери себѣ мое наслѣдство цѣлымъ,
Судьба моя — пусть будетъ мнѣ удѣломъ.
Своимъ лицомъ ты выигралъ теперь
Пятьсотъ гиней; хоть за него, повѣрь,
Пять пенсовъ дать — все будетъ слишкомъ много
Хоть къ смерти въ пасть готовъ идти за вами!
Элеонора,
Нѣтъ, лучше ужь предшествуй мнѣ туда.
Бастардъ.
Таковъ обычай нашей стороны;
Что младшіе даютъ дорогу старшимъ.
Король Іоаннъ.
Какъ васъ зовутъ?
Бастардъ.
Филиппомъ, Государь.
Да, я Филиппъ. Ребенокъ первородный
Сэръ Роберта супруги благородной.
Король Іоаннъ.
Зовись теперь по имени того,
Кто далъ тебѣ черты свои. Филиппъ, —
Какъ Фокенбриджъ, ты преклони колѣна,
И возвеличенъ встань. Встань, сэръ Ричардъ —
И Платагенетъ! (6)
Руку, милый братъ…
По матери… чему я, впрочемъ, радъ.
Я отъ отца въ наслѣдство честь пріемлю,
А твой отецъ — тебѣ оставилъ землю.
Благословенъ часъ ночи или дня
Когда, о мать, ты зачала меня
Въ отсутствіе сэръ Роберта!
Элеонора.
Проказникъ!
Весь — Плантагенетъ! бабушкой зови
Меня, Ричардъ. Да, вѣдь и въ самомъ дѣлѣ
Я довожуся бабушкой тебѣ.
Бастардъ.
И бабушкой случайной, королева, —
На перекоръ всѣмъ принятымъ порядкамъ.
А впрочемъ — что-жь? не все-ль одно выходитъ:
Не пустятъ въ дверь — въ окошко можно влезть;
Кто днемъ ходить боится — ночью ходитъ;
Какъ ни добудь, а что ужь есть, то есть!
Какъ ни стрѣляй, да только-бы попало;
И я — все я, кто-бъ не далъ мнѣ начало.
Король Іоаннъ Роберту.
Ну, Фокенбриджъ, теперь ты получилъ
Все, что желалъ. И рыцарь безземельный (7)
Многоземельнымъ дѣлаетъ тебя.
Королевѣ.
Въ путь, матушка! идемъ, Ричардъ; пора
Во Францію! не станемъ больше медлить!
Бастардъ.
Ну, братъ, прощай, — и счастливъ будь во всемъ —
Явился въ міръ законнымъ ты путемъ.
Возвысился я чуть-ли не на футъ,
Да ужь земли ни фута не осталось.
Э! ничего. За то теперь могу
Пожаловать любую Дженни — въ лэди.
Иль встрѣтится знакомый: «добрый- вечеръ
Вамъ, сэръ Ричардъ!»(8) — «благодарю, любезный!» —
И будь онъ Джорджъ, — я назову Петромъ.
Вѣдь почести, — а ужь подавно вновѣ —
Всѣ имена заставятъ позабыть:
Упомнить всѣ ихъ — было бы ужь слишкомъ
Привѣтливо и вѣжливо. А тамъ,
Глядишь — и путешественникъ явился
Для развлеченья вашего: (9) — и онъ
Ужь приглашёнъ съ своею зубочисткой (10)
Къ столу моей высокородной чести.
Потомъ, когда мой рыцарскій желудокъ
Насытится, — посасывая зубы,
Я обращусь къ моей заморской птицѣ
Съ распросами: "ну, что, любезный сэръ —
Такъ, опираясь на локоть, скажу я:
«Я попросить хотѣлъ-бы».. То вопросъ;
А ужь за нимъ, какъ въ азбукѣ, отвѣтъ:
«О, сэръ!» — Отвѣтъ мнѣ говоритъ: — «Я весь
Къ услугамъ вашимъ, сэръ; располагайте,
Повелѣвайте мной.» — «Нѣтъ, милый сэръ!»
Гласитъ Вопросъ:"Я самъ къ услугамъ вашимъ."
Такъ, прежде чѣмъ Отвѣтъ добьется толку,
Чего Вопросъ желаетъ, — мы болтаемъ,
То тамъ, то сямъ, вставляя комплименты: —
Объ Аппенинахъ, Альпахъ, Пиренеяхъ,
О По; а тамъ — и ужинать пора ужь.
Вотъ это значитъ свѣтская бесѣда,
Приличная душамъ моей подобнымъ,
Которыя возвыситься хотятъ.
Тотъ времени побочный только сынъ, —
(И я останусь все-таки побочнымъ)
Кто подражать во всемъ не станетъ модѣ,
Не только платьемъ, внѣшностью, — но даже
И внутреннимъ, душевнымъ побужденьемъ;
Не будетъ сладкій, сладкій, сладкій ядъ
Для зѣва современности готовить.
Я изучу все это; — ну, конечно,
Не для того, чтобъ обмануть другихъ,
А чтобъ не быть обмануту другими
И уровнять ступени возвышенья.
А! это кто спѣшитъ въ дорожномъ платьѣ?
Какая это женщина-гонецъ?
Не ужели у бѣдной нѣтъ и мужа,
Чтобъ возвѣстить пріѣздъ ея….рогами? (11)
Э — э! да это — матушка моя!
Ахъ, это вы? чего вы такъ спѣшите?
Что привело сюда васъ, — ко двору?
Лэди Фокенбриджъ.
Гдѣ братъ твой, — а? гдѣ этотъ негодяй,
Что честь мою осмѣлился позорить?
Бастардъ.
Кто? стараго сэръ Роберта сынокъ,
Мой братецъ Робертъ? исполинъ Кольбрантъ, (12)
Могучій мужъ? и такъ — ты ищешь сына
Сэръ Роберта?
Лэди Фокенбриджъ.
Ну да…какъ это сына
Сэръ Роберта? — да, непокорный сынъ
Сэръ Роберта! — чему-же ты смѣешься?
Онъ, какъ и ты, такой-же точно сынъ
Сэръ Роберта…
Бастардъ.
Оставь насъ на минутку,
Мой милый Горни.
Джемсъ Горни.
Слушаю, Филиппъ.
Бастардъ.
Ну что — Филиппъ! Такъ воробьи кричатъ (13).
Есть новости, Джемсъ Горни; только я
Ихъ не теперь скажу тебѣ, а послѣ.
Сударыня! сэръ Робертъ — не отецъ мнѣ!
Сэръ Робертъ могъ съѣсть въ пятницу страстную,
Не оскоромясь, часть свою во мнѣ.
Сэръ Робертъ вашъ порядочно работалъ
Но, чортъ возьми все — будемъ откровенны —
Меня то онъ ужь не съумѣлъ бы сдѣлать..
Моимъ отцемъ онъ, право, быть не могъ!
Мы знаемъ вѣдь его произведенья….
Ну, матушка, кому-же я обязанъ
Моимъ тѣлосложеніемъ могучимъ?
Сэръ Роберту — куда? — не удалось бы
Одной ноги такой соорудить!
Лэди Фокенбриджъ.
Да что ты, вѣрно съ братомъ сговорился?
Ты честь мою обязанъ защищать
Для собственной-же выгоды! Что значатъ
Твои слова, заносчивый холопъ?
Бастардъ.
Нѣтъ матушка, скажите — рыцарь; рыцарь,
Какъ Базилиско. (14) Да-съ. Я посвященъ:
И даже плечи чувствуютъ еще
Ударъ почетный. — Все-же я не сынъ
Сэръ Роберта; я отъ всего отрекся:
Отъ имени, законности рожденья
И отъ земли. Скажи, кто мой отецъ?
Онъ, вѣрно, былъ чудесный человѣкъ, —
Но все-таки, — кто именно?
Лэди Фокенбриджъ.
Такъ ты
Отъ имени Фокенбриджей отрекся?
Бастардъ.
Такъ, какъ теперь отъ чорта отрекаюсь.
Лэди Фокенбриджъ.
Отецъ твой былъ — Ричардъ, король великій,
Котораго мы Львинымъ-Сердцемъ звали.
Преслѣдуя настойчиво и страшно,
Онъ, наконецъ, добился, что ему
Я уступила. Да проститъ Всевышній
Мнѣ этотъ грѣхъ! Ты, сынъ мой — плодъ проступка,
Съ которымъ я боролась какъ могла,
И все-таки — побѣждена была.
Бастардъ.
Клянуся свѣтомъ — если-бъ мнѣ опять
Пришлось родиться — лучшаго отца
Я не желалъ-бы. Много есть проступковъ,
Которые содержатъ извиненье
Въ самихъ себѣ: таковъ и вашъ, милэди.
Вы совершили грѣхъ не по безумью.
Ему должны вы были ваше сердце
Отдать, какъ дань любви неодолимой.
Вѣдь съ яростью и мощію Ричарда
Въ борьбу вступить не могъ и грозный левъ, —
И не былъ въ силахъ царственнаго сердца
Онъ отъ руки могучей защитить. (15)
Вы — женщина: и вашимъ слабымъ сердцемъ
Не трудно, право, было завладѣть
Тому, кто даже — львовъ сердецъ лишаетъ!
Нѣтъ, матушка, отъ всей души тебя
Благодарю я за отца такого!
Пусть кто нибудь осмѣлится сказать,
Что ты дурной поступокъ совершила,
Родивъ меня: — я въ адъ его отправлю!
Ну, матушка, пойдемъ; я васъ представлю
Моей роднѣ. — Услышите отъ всѣхъ,
Что если-бъ трудъ Ричарда былъ напрасенъ, —
Тяжелый-бы вы совершили грѣхъ!
Тотъ скажетъ ложь, кто съ этимъ несогласенъ.
ДѢЙСТВІЕ II.
правитьСЦЕНА 1.
правитьЛюдовикъ.
Привѣтствую васъ, доблестный Эрцгерцогъ,
Передъ стѣнами города Анжера!
Артуръ, — твой предокъ доблестный, Ричардъ,
Что изъ груди у льва похитилъ сердце
И велъ святыя войны въ Палестинѣ,
Сошелъ въ могилу раннюю — и смерти
Его виной — былъ этотъ храбрый герцогъ. (16)
Чтобъ искупить свой грѣхъ передъ потомкомъ —
Эрцгерцогъ къ намъ пришолъ, по нашей просьбѣ,
И развернулъ теперь свои знамёна
За твой престолъ, — похищенный твоимъ
Безчеловѣчнымъ дядей Іоанномъ. —
Привѣтствуй-же его и обойми.
Артуръ.
Богъ вамъ проститъ смерть храбраго Ричарда
За то что вы теперь его потомку
Даете жизнь, — права его своимъ
Воинственнымъ крыломъ пріосѣняя.
Привѣтствую васъ этою рукой
Безсильною — но вмѣстѣ съ тѣмъ и сердцемъ,
Исполненнымъ любви непринужденной!
Привѣтствую васъ, доблестный эрцгерцогъ
Передъ вратами города Анжера!
Людовикъ.
Кто-жь не возсталъ-бы, отрокъ благородный,
Чтобъ возвратить тебѣ твои права?
Эрцгерцогъ.
Пусть этотъ поцѣлуй запечатлѣетъ
Обѣтъ любви моей: — не возвращаться
До той поры на родину, пока
Анжеръ, и все, на что права имѣешь
Во Франціи — и блѣдный, бѣлый берегъ, (17)
Котораго подошва отбиваетъ
Напоры волнъ ревущихъ океана,
Отъ прочихъ странъ отрѣзавшаго этихъ
Островитянъ; и Англія, морями,
Какъ валомъ обнесенная твердыня,
Которая на вѣки безопасна
Отъ притязаній гордыхъ чужеземцевъ: — ^
Пока и этотъ, самый отдаленный
Изъ всѣхъ народовъ запада — тебя
Своимъ царемъ законнымъ не признаетъ:
До той поры, прекрасное дитя,
Объ очагѣ домашнемъ я не вспомню,
И не вложу оружія въ ножны!
Констанса.
О, такъ прими-же, герцогъ, благодарность
Отъ матери Артура; благодарность
Вдовы, — покуда мощная рука
Но дастъ намъ силы — болѣе достойно
За всю любовь твою благодарить!
Эрцгерцогъ.
Небесный миръ тому наградой служитъ,
Кто обнажаетъ мечъ свой на такую
Священную и правую войну.
Король Филиппъ.
И такъ, за дѣло. Наведемте пушки
Противъ чела упрямаго Анжера.
Позвать людей, искусныхъ въ ратномъ дѣлѣ,
Пускай они осмотрятъ всѣ мѣста,
Удобныя для приступа. Иль здѣсь
Мы сложимъ наши царственныя кости;
Иль, во французской крови увязая,
Пробьемся мы на площади Анжера
И для Артура городъ покоримъ!
Констанса.
Нѣтъ, надо ждать отвѣта на посольство,
Чтобы мечей своихъ ненужной кровью
Не обагрять. Быть-можетъ Шатилонъ
Отъ Іоанна возвратится съ мирной
Уступкой правъ, которыя войною
У Англіи мы вынудить хотимъ;
Тогда придется въ каждой каплѣ крови
Раскаяться, — что пролили ее
Съ поспѣшностью и не обдумавъ дѣла.
Король Филиппъ.
О, чудо! королева, — посмотрите,
Вы только пожелали — а посолъ
Ужь и явился. Здравствуй, Шатильонъ!
Перескажи, какъ можно покороче,
Какой дала намъ Англія отвѣтъ?
Ну говори — мы ждемъ его спокойно.
Шатильонъ.
Снимайте-жь эту жалкую осаду
И собирайтесь съ силами на дѣло
Важнѣйшее, чѣмъ это. Іоанна
Такъ раздражили требованья ваши,
(Хотя они глубоко справедливы)
Что онъ возсталъ войной. Противный вѣтеръ
Насъ задержалъ, ему-же далъ возможность
Свои войска въ одно со мною время
Черезъ проливъ Ламаншскій переправить.
Онъ быстро приближается сюда,
Съ значительнымъ и мужественнымъ войскомъ.
Съ нимъ королева-мать; (она, какъ Атэ (18)
Его на кровь и битвы подстрекаетъ);
Племянница Элеоноры — Бланка
Испанская; потомъ побочный сынъ
Покойнаго Ричарда; вмѣстѣ съ ними
Вся вольница безчинная страны,
Отважные, отчаянные люди,
Искатели добычъ и приключеній, —
Все съ дѣвственнымъ румянцемъ на ланитахъ
И злобою драконовъ злыхъ — въ сердцахъ.
Все что имѣли въ Англіи, они
Распродали, и съ гордостью взваливъ
Свои права наслѣдныя на спину,
Спѣшатъ сюда за новымъ достояньемъ.
Ну, да короче — Англія ни разу
Черезъ проливъ еще не посылала
Такой ватаги бѣшеныхъ головъ
На горе и бѣду для христіанства —
Громъ барабановъ ихъ перерываетъ
Дальнѣйшія подробности; — враги
Спѣшатъ къ Анжеру для переговоровъ,
Или для битвы. Будьте на готовѣ.
Король Филиппъ.
Какъ неожиданъ быстрый ихъ приходъ!
Эрцгерцогъ.
Чѣмъ болѣе приходъ ихъ неожиданъ,
Тѣмъ долженъ быть сильнѣе нашъ отпоръ;
Опасность наше мужество удвоитъ.
Пускай идутъ: мы ихъ принять готовы.
Король Іоаннъ.
Миръ Франціи, — конечно, если только
Она пропуститъ насъ миролюбиво
Въ законныя владѣнія мои.
А если нѣтъ — пусть обольется кровью
Вся Франція! Миръ улетитъ на небо,
Покуда мы, — оружье гнѣва божья —
Не сокрушимъ ея гордыни дерзкой,
Изгнавшей миръ съ земли на небеса!
Король Филиппъ.
Миръ Англіи, когда ея войска
Изъ Франціи на родину вернутся,
Чтобъ жить тамъ въ мирѣ! Англію мы любимъ;
И для ея спасенія и блага
Потѣемъ здѣсь подъ тяжестью доспѣховъ,
Тогда какъ это — слѣдуетъ тебѣ.
Но ты не любишь Англіи: тобою
Ея король законный оттѣсненъ;
Наслѣдія порядокъ ты нарушилъ;
Надъ королемъ несовершеннолѣтнимъ
Ты насмѣялся, нагло издѣваясь
Надъ чистотою дѣвственной короны!
Взгляни сюда — вѣдь это братъ твой Джеффри;
Его глаза, его черты лица!
Какъ въ сокращеньи — все мы видимъ въ сынѣ,
Что умерло великаго съ отцемъ;
Но времени всесильная рука
И сокращенье маленькое — въ книгу
Такую-же большую разовьетъ.
Вѣдь этотъ Джеффри былъ твой старшій братъ;
Вотъ сынъ его; вся Англія, по праву
Наслѣдія — принадлежала Джеффри,
И это право, милостію божьей,
Послѣ него къ Артуру перешло.
Такъ по какому-жь праву величаешь
Ты королемъ себя, тогда какъ бьется
Еще живая кровь въ вискахъ того,
Чью голову должна вѣнчать корона,
Которой ты преступно завладѣлъ?
Король Іоаннъ.
Кто, Франція, облекъ тебя такою
Высокой властью требовать отчета
Отъ короля, подобнаго тебѣ?
Король Филиппъ.
Тотъ Судія верховный, что вселяетъ
Въ грудь каждаго властителя — благое
Желаніе вести борьбу со всякой
Неправдою и нарушеньемъ права.
Вотъ Онъ-то мнѣ и отдалъ подъ защиту
Несчастнаго ребенка; беззаконье
Онъ обличить меня уполномочилъ
И наказать поможетъ за него.
Король Іоаннъ.
Ты самъ теперь чужую власть похитилъ.
Король Филиппъ.
Нѣтъ, извини; я принялъ эту власть, —
Но лишь за тѣмъ, чтобъ ею низпровергнуть
Того, кто власть законную похитилъ.
Элеонора Филиппу.
По твоему, кто-жь этотъ похититель?
Констанса Филиппу.
Дай я отвѣчу.
Сынъ твой — похититель.
Элеонора.
Прочь дерзкая! ты хочешь, чтобъ мальчишка,
Твой незаконный сынъ, былъ королемъ,
Чтобъ вмѣстѣ съ нимъ самой быть королевой,
И цѣлый міръ смутить и перессорить —
Констанса.
Я сыну твоему была вѣрна,
Какъ ты была вѣрна его отцу.
Мой сынъ лицомъ похожее на Джеффри,
Чѣмъ на тебя — поступками твой сынъ:
Твой сынъ, который въ нихъ съ тобою сходенъ
Какъ чортъ съ своею матерью-чертовкой,
Какъ дождь съ водой. Какъ? мой сынъ незаконный!
Клянусь душой, — мнѣ кажется, едва-ли
Его отецъ родился такъ законно;
Сомнительно: ты мать его была! (19)
Элеонора Артуру.
Вотъ это мать! дитя мое, ты слышишь,
Какъ твоего отца она чернитъ?
Констанса.
Ну — бабушка! Ей хочется тебя,
Дитя мое, предъ всѣми опозорить.
Эрцгерцогъ.
Да перестаньте.
Вотъ какой глашатай! (20)
Эрцгерцогъ.
Ты что за чортъ?
Бастардъ.
Не чортъ, а человѣкъ,
Готовый, впрочемъ, чорта разыграть,
Какъ только васъ залучитъ съ этой шкурой.
Вы — заяцъ; какъ тамъ въ сказкѣ говорится
Что будто онъ такъ храбръ, что не боится
И мертвыхъ львовъ за бороду таскать. (22)
Ужь, погоди ты! только попадись, —
Я прокопчу тебѣ твой полушубокъ,
Клянусь тебѣ! увидишь, — прокопчу!
Бланка.
О, какъ идетъ доспѣхъ изъ львиной шкуры
Къ тому, кто самъ у льва ее… укралъ!
Бастардъ.
Она точь въ точь къ его спинѣ пристала.
Какъ палица алкидова къ ослу (23)
Смотри оселъ! я скоро эту ношу
Съ твоей спины или совсѣмъ ужь сброшу;
Иль на нее взвалю такой нарядъ,
Что отъ него всѣ кости захрустятъ.
Эрцгерцогъ.
Что тамъ за глупый, наглый самохвалъ
Насъ оглушаетъ дерзкими словами? —
Король Филиппъ, рѣшайте-же, что дѣлать.
Король Филиппъ. (24)
Ну, дураки и женщины — молчите!
Братъ Іоаннъ, — все дѣло видишь въ чемъ:
Я требую, отъ имени Артура,
Всю Англію, Ирландію, Анжу,'
Туренъ и Мэнъ. Согласенъ ли ты будешь
Ихъ уступить и положить оружье?
Король Іоаннъ.
Скорѣе жизнь отдамъ! король французскій,
Я не боюсь тебя… Артуръ бретанскій,
Довѣрься мнѣ: повѣрь, моя любовь
Тебѣ гораздо больше дастъ, чѣмъ можетъ
Завоевать трусливая рука
Надменнаго француза. Покорись мнѣ.
Элеонора.
Отдайся лучше бабушкѣ своей!
Констанса.
Да, бабушкѣ. Отдай ей королевство:
А бабушка пожалуетъ тебѣ
За это сливку, вишенку да фигу….
Какъ въ самомъ дѣлѣ, бабушка добра!
Артуръ.
Ахъ, перестаньте, мама! лучше-бъ я
Лежалъ въ могилѣ! Право, я не стою,
Чтобы такія смуты заводили
Изъ-за меня!
Элеонора.
Смотри: ребенокъ плачетъ.
За мать свою ему, бѣдняжкѣ, стыдно!
Констанса.
Стыдитъ его она, иль не стыдитъ, —
А стыдъ тебѣ! о, нѣтъ! не стыдъ за мать,
А бабушки его несправедливость
Изъ глазъ бѣдняжки вырвали тѣ перлы,
Которые какъ жертву небо приметъ!
Да! небеса, подкупленныя ими,
Подвигнутся въ защиту правъ его,
И отомстятъ вамъ!
Элеонора.
Какъ-же ты клевещешь
Чудовищно на небо и на землю!
Констанса.
А ты его чудовищно позоришь
Кого и въ чемъ оклеветала я?
Ты и твое изчадіе лишаютъ
Несчастнаго малютку всѣхъ владѣній,
Коронъ и правъ. Онъ тѣмъ лишь и несчастенъ,
Что сынъ твой старшій былъ его отцомъ.
Твои грѣхи отмщаются на этомъ
Ребенкѣ бѣдномъ-, страшное заклятье
Лежитъ на немъ, невинномъ: потому что
Онъ только лишь второе поколѣнье
Твоей, грѣховъ исполненной, утробы.
Король Іоаннъ.
Да кончи ты, безумная!
Констанса.
Постой. —
И этого вѣдь мало, что онъ терпитъ
За грѣхъ ея: и самое ее,
И этотъ грѣхъ, — Богъ сдѣлалъ наказаньемъ
Ея потомка бѣднаго, который
Изъ-за нея-же — ей самой наказанъ!
Онъ беззаконенъ только тѣмъ, что ты —
Ты беззаконна. Онъ однѣ ножны
Твоихъ грѣховъ. Артуръ за все наказанъ, —
И за тебя все. — Будь ты проклята!
Элеонора.
Ругательница глупая! ты знаешь,
Что завѣщанье сына моего
Уничтожаетъ всѣ права Артура.
Констанса.
Да если эта воля беззаконна?
Вѣдь это воля — женщины; и воля —
Злой бабушки!
Король Филиппъ.
Да перестаньте, лэди!
Иль кончите, иль будьте хладнокровнѣй.
Намъ неприлично поощрять такой
Неблагозвучный споръ. Гремите трубы
И вызывайте на стѣны Анжерцевъ.
Мы спросимъ ихъ, чье право признаютъ
Они — Артура или Іоанна?
Гражданинъ.
Кто вызываетъ насъ на эти стѣны?
Король Филиппъ.
Мы: Франція за Англію, и право.
Король Іоаннъ.
И Англія за самоё себя.
Намъ, гражданамъ Анжера и моимъ
Любезнымъ вѣрно-подданнымъ —
Король Филиппъ.
Анжерцы,
И подданные вѣрные Артура!
Насъ наши трубы вызвали для мирныхъ
Переговоровъ —
Король Іоаннъ.
Да, и въ нашу пользу.
Поэтому насъ выслушайте прежде.
Подъ городъ вашъ французскія знамёна
Съ намѣреньемъ недобрымъ подошли.
Орудія, чреватыя грозою,
Желѣзный гнѣвъ готовы изрыгнуть
На ваши стѣны; все что только нужно
Для приступа кроваваго — французы
Придвинули уже къ очамъ Анжера,
Къ его воротамъ замкнутымъ. И если-бъ
Не подоспѣли мы къ вамъ — эти камни,
Которыми вашъ городъ опоясанъ,
Ужъ были-бы разбужены стрѣльбою,
И сброшены съ ихъ глинянаго ложа,
И вторглось-бы въ широкіе проломы
Насиліе кровавое, — чтобъ съ улицъ
Спокойствіе прогнать опустошеньемъ.
Когда-же мы, законный вашъ король,
Къ воротамъ вашимъ быстро подоспѣли,
Чтобы чело прекраснаго Анжера
Отъ ранъ, ему грозившихъ, охранить:
То появленьемъ нашимъ изумленный,
Французъ готовъ вступить въ переговоры
И вмѣсто ядеръ, пламенемъ обвитыхъ,
Которыми враги, какъ лихорадкой,
Хотѣли стѣны ваши потрясти, —
Они стрѣляютъ льстивыми словами
И обвиваютъ дымомъ ихъ, чтобъ слухъ
Вашъ обмануть. Любезные граждане,
Довѣрьтесь мнѣ — впустите короля:
Утомлены тяжелымъ переходомъ,
Лишь отдыха мы требуемъ у васъ.
Король Филиппъ.
Когда я кончу, дайте намъ обоимъ
Тогда отвѣтъ. Смотрите: тотъ, чью руку
Держу моею правою рукою,
Подвигнутой священнѣйшимъ обѣтомъ
Въ его защиту — юный Плантагенетъ;
Его отецъ былъ Джеффри, старшій братъ
Вотъ этого дурного человѣка,
Укравшаго корону у ребенка.
Лишь для защиты попраннаго права
Мы подступили въ этомъ всеоружьи
Подъ городъ вашъ; мы вамъ враги на столько,
На сколько это требуетъ отъ насъ,
По совѣсти, и долгъ гостепріимства
И долгъ, гораздо болѣе священный —
Возстать за угнетеннаго ребенка.
Такъ согласитесь должное воздать
Тому, кто ждать отъ васъ имѣетъ право
Покорности: вотъ этотъ юный принцъ!
Тогда оружье наше, какъ медвѣдь
Въ намордникѣ — лишь съ виду будетъ страшно
И нашихъ пушекъ злоба разразится
Безплодно — противъ тучъ неуязвимыхъ;
И мы отступимъ радостно, мечей
Не зазубривъ и не помявши шлемовъ;
Мы унесемъ домой всю эту кровь,
Которую пришли пролить до капли
У вашихъ стѣнъ; оставимъ въ мирѣ васъ
И вашихъ женъ; но если безразсудно
Отвергните вы наше предложенье,
Тогда отъ нашихъ вѣстниковъ войны
Не скроетъ васъ маститыхъ стѣнъ ограда,
Хотя-бъ за ихъ твердынею суровой
Всѣ англичане спрятались. И такъ —
Признаетъ-ли вашъ городъ государемъ
Своимъ того, кого мы защищаемъ?
Иль мы должны, подать сигналъ къ убійству,
И кровью въ нашу собственность войти?
Гражданинъ.
Мы — подданные англійской короны;
И городъ свой хранимъ для короля
И правъ его.
Король Іоаннъ.
Признайте-жь короля,
И отворите мнѣ свои ворота.
Гражданинъ.
Не можемъ. Мы докажемъ нашу вѣрность
Тому, кто намъ свои права докажетъ, —
До тѣхъ-же поръ ни для кого на свѣтѣ
Анжеръ своихъ воротъ не отопретъ.
Король Іоаннъ.
Но развѣ мало англійской короны,
Чтобъ доказать вамъ, кто ея король?
А если мало этого, — такъ я
Привелъ съ собой свидѣтелями — дважды
Пятнадцать тысячъ истыхъ англичанъ —
Бастардъ въ сторону.
Незаконнорожденныхъ и другихъ.
Король Іоаннъ.
Готовыхъ жизнь отдать за наше право.
Король Филиппъ.
Не менѣе, — и крови столь-же чистой
Бастардъ въ сторону.
— И въ томъ числѣ незаконнорожденныхъ.
Король Филиппъ.
Стоятъ предъ нимъ, чтобъ уличить въ неправдѣ.
Гражданинъ.
Покуда мы не будемъ доказательствъ
Имѣть, чье право болѣе законно —
Обоимъ вамъ воротъ не отопремъ.
Король Іоаннъ.
И такъ — пусть Богъ проститъ грѣхи всѣхъ душъ,
Которыя въ борьбѣ за короля
Къ свои жилища вѣчныя умчатся,
Пока еще вечерняя роса
Своимъ дождемъ земли не окропила.
Король Филиппъ.
Аминь! къ оружью, рыцари! Въ сѣдло!
Бастардъ.
Святый Георгъ, дракона поразившій,
Ты помогай, смотри, намъ хорошенько!
Эрцгегцогу.
Ты, чортъ возьми! — ужь если-бъ я былъ дома,
Въ твоей берлогѣ, съ львицею — твоей —
Ужь я-бы непремѣнно къ львиной шкурѣ
Твоей — воловью голову приставилъ!
Ужь былъ-бы ты чудовищемъ рогатымъ!
Эрцгерцогъ.
Молчи! ни слова больше!
Бастардъ.
Трепещите!
Услышите теперь рыканье льва!
Король Іоаннъ.
Идемъ-те же скорѣй на ту равнину,
И выстроимъ на ней свои войска.
Бастардъ королю Іоанну.
Спѣши занять повыгоднѣе мѣсто.
Король Филиппъ.
Да будетъ такъ.
Мы выстроимъ войска
На томъ холмѣ. — Господь и наше право!
СЦЕНА 2.
правитьФранцузскій герольдъ.
Защитники Анжера! отворяйте
Свои врата для юнаго Артура,
Для герцога бретаньскаго. Сегодня
Рукою нашей Франціи онъ выжалъ
У англичанокъ много горькихъ слезъ,
Сынами ихъ усѣявъ прахъ кровавый;
И многихъ вдовъ мужья теперь даютъ
Сырой землѣ холодное лобзанье!
Побѣда, съ самой малою потерей,
Французскія знамена развѣваетъ;
И наша рать, побѣду торжествуя,
Идетъ сюда, провозгласить Артура
Бретаньскаго законнымъ королемъ
И государемъ Англіи и вашимъ!
Англійскій герольдъ,
Возрадуйтесь, защитники Анжера!
Въ колокола звоните! Іоаннъ,
Король законный Англіи и вашъ,
Кровавую побѣду торжествуя,
Идетъ сюда. Когда онъ шелъ отсюда —
Какъ серебро сверкалъ на немъ доспѣхъ,
Но онъ теперь его французской кровью
Позолотилъ. Ни одного пера
Еще не сбито съ англійскаго шлема
Копьемъ французскимъ; гордыя знамена
Сюда несутся тѣми-же руками,
Въ которыхъ такъ красиво развѣвались
При выступленьи въ битву, и какъ будто
Охотниковъ веселая толпа,
Идутъ сюда красавцы — англичане,
И кровь врага у каждаго изъ нихъ
Какъ пурпуромъ окрашиваетъ руки.
Такъ отворяйте-жь, граждане, ворота —
Впускайте въ нихъ того, кто побѣдилъ!
Губертъ. (24)
Герольды, — мы сначала до конца
Смотрѣли съ башенъ: видѣли и сшибку
И отступленье армій, — но не можемъ
Еще рѣшить, которая изъ нихъ
Осилила. Кровь искупалась кровью,
И на ударъ ударомъ отвѣчали,
На силу — тоже сила напирала,
Могущество съ могуществомъ боролось:
И оба войска были равносильны.
Но городъ нашъ къ обѣимъ сторонамъ
Расположенъ равно. И такъ, покуда
Одна изъ нихъ другую не осилитъ —
Мы сохранимъ нашъ городъ для обѣихъ,
И ни одной воротъ не отопремъ.
Король Іоаннъ.
Что-жь, Франція, ужели кровь свою
Ты расточать еще не перестанешь?
Скажи, — еще-ль потоку нашихъ правъ
Стѣснять свое свободное теченье?
Онъ выступилъ, задержанный тобою,
Изъ своего естественнаго ложа,
И яростно затопитъ берега,
Которые мѣшаютъ серебристымъ
Его водамъ катиться къ океану.
Король Филиппъ.
Но, Англія, въ семъ тяжкомъ испытаньи
Ты противъ насъ ни капли лишней крови
Не сберегла; ты даже больше насъ
Утратила. Клянусь моей рукою
Державною надъ всѣми областями,
Что обнимаетъ этотъ небосклонъ:
Мы не положимъ нашего оружья,
Которое во имя правъ и правды
Обнажено, — пока не усмиримъ
Тебя, виновникъ нашего возстанья,
Иль груду тѣлъ, въ сраженіи убитыхъ
Не увеличитъ вѣнценосный трупъ,
И не украситъ списка о потеряхъ
Войны кровавой — царственное имя!
Бастардъ.
И вотъ ужь смерть подковываетъ сталью
Гнилую челюсть: воиновъ мечи
Замѣнятъ ей теперь клыки и зубы,
И запируетъ, вѣдьма, пожирая
Людское мясо — въ этой нерѣшенной
Борьбѣ царей. Но что-же это войско
Стоитъ въ такомъ безмолвномъ изумленьи?
Буди его призывомъ на рѣзню!
Идите, силой равные владыки,
Идите, дико-пламенныя души,
Назадъ, — туда, въ кровавую равнину!
Пусть гибель одного изъ васъ упрочитъ
Миръ для другаго. А до тѣхъ поръ — смерть,
Война и кровь!
Король Іоаннъ.
Что-жь, граждане Анжера,
Чью сторону вы примите теперь?
Король Филиппъ.
За Англію скажите: кто король вашъ?
Губертъ.
Нашъ повелитель — Англіи король,
Когда узнаемъ, кто ея король.
Король Филиппъ.
Такъ въ насъ его признайте, потому что
Я — правъ его защитникъ.
Король ІОАННЪ.
Въ насъ: мы сами —
Самихъ-себя намѣстникъ полномочный,
И собственной особой объявляемъ
Себя владыкой Англіи и вашимъ.
Губертъ.
Но это все опровергаетъ власть,
Что выше насъ. Покуда не исчезнетъ
Сомнѣніе, — мы будемъ вѣрить только
Своимъ воротамъ замкнутымъ — и будетъ
Предосторожность нашимъ королемъ,
Пока нашъ страхъ и прежнее сомнѣнье
Не устранится нашимъ несомнѣннымъ
И, стало-быть, законнымъ королемъ.
Бастардъ.
Эхъ, короли! паршивые Анжерцы
Надъ вами просто-на-просто смѣются,
Они стоятъ покойно на стѣнахъ
И, какъ въ театрѣ, смотрятъ беззаботно,
Показывая пальцами на вашу
Смертельную и страшную игру.
Послушайте: возьмите-ка примѣръ
Съ крамольниковъ ерусалимскихъ: (25) такъ что
Вы хоть на время только помиритесь,
Чтобъ обратить всѣ ужасы вражды
На эти стѣны. Съ сѣвера и юга
Громите ихъ изъ всѣхъ орудій вашихъ
По самый зѣвъ заряженныхъ, пока
Ихъ грозный ревъ совсѣмъ не разшатаетъ
Гранитныхъ реберъ крѣпости надменной.
Стрѣляйте въ эту сволочь безпрестанно,
Пока всеразрушающіе громы
Безъ всякаго прикрытія оставятъ
Не, какъ нашъ обыкновенный воздухъ!
Вы можете потомъ разъединить
Спять свои сведённыя дружины,
Раздвоить строй смѣшавшихся знаменъ,
Поломъ къ челу, какъ прежде, обратиться
И остріемъ кровавымъ — къ острію.
Тутъ счастіе любимца своего
Сейчасъ найдетъ, за тѣмъ чтобъ возвести
Его въ герои нынѣшняго дня, —
Поцѣловать блестящею побѣдой!
Вамъ нравится мой бѣшеный совѣтъ?
И отъ него политикою пахнетъ!
Король Іоаннъ.
Клянусь тебѣ я небомъ, перегнутымъ
Надъ головами нашими — онъ любъ мнѣ.
Филиппу.
Ты, Франція, согласна наши силы
Соединить, — сравнять Анжеръ съ землею,
На тѣмъ рѣшить оружью предоставить —
Кому изъ насъ быть королемъ его?
Бастардъ Филиппу.
О, если есть въ васъ царственная доблесть
(Вы точно такъ-же дерзкимъ городишкой
Оскорблены) — то обратите съ нами
Своихъ орудій жёрла противъ этихъ
Надменныхъ стѣнъ; сравняемъ ихъ съ землею, —
Тогда, пожалуй, рѣзаться начнемъ,
И разошлемъ другъ друга, какъ ведется,
Къ рай или въ адъ, — кому куда придется.
Король Филиппъ.
Пусть будетъ такъ. Откуда-жь мы начнемъ?
Король Іоаннъ.
Мы съ запада нагрянемъ разрушеньемъ.
Эрцгерцогъ.
Я съ сѣвера.
Король Филиппъ.
А мы пошлемъ имъ съ юга
Градъ нашихъ ядеръ.
Бастардъ въ сторону.
Вотъ такъ распорядокъ:
Потѣшимся, — какъ съ сѣвера на югъ
Начнутъ стрѣлять другъ другу прямо въ зубы
Пріятели — Австріецъ и Французъ.
Дай подожгу ихъ. (Громко.)
Что-же вы, идемъ!
Губертъ.
Нѣтъ, короли великіе; вы прежде
Послушайте, что скажемъ мы. Постойте,
Помедлите еще одну минуту —
И я скажу, какъ можно заключить
Взаимный миръ прекраснѣйшимъ союзомъ.
Вы можете Анжеръ пріобрѣсти
Безъ всякихъ ранъ, царапинъ и ударовъ,
И для покойной смерти на постелѣ
Жизнь сохранить для всѣхъ, пришедшихъ лечь
На этомъ полѣ. Выслушайте насъ,
Властители, — безъ всякаго упорства.
Король Іоаннъ.
Ну, говори. Мы выслушать готовы.
Губертъ.
Принцесса Бланка, родственница ваша, —
Испаніи могущественной дочь. (26)
Сочтите-же теперь лѣта Дофина-
Луи — и этой царственной дѣвицы.
И если пожелаетъ красоты
Любовь сластолюбивая — то гдѣ
Она найдетъ кого-либо прекраснѣй
Принцессы Бланки, родственницы вашей?
А если цѣломудренна любовь
И ищетъ добродѣтели — то гдѣ
Она найдетъ ее такою чистой,
Какъ въ Лэди Бланкѣ? Если благородства
Любовь честолюбивая желаетъ —
Чья кровь чистѣй вращающейся въ жилахъ
Принцессы Бланки? Такъ, какъ совершенны
Въ ней красота, рожденье, добродѣтель,
Такъ и Дофинъ нашъ юный совершененъ.
А если чѣмъ и уступаетъ ей,
То развѣ тѣмъ, что онъ — не есть она.
Онъ — только половина совершенства;
Другую часть дополнить можетъ въ немъ
Одна она. Въ ней также половина
Всѣхъ совершенствъ, которыя дополнить
Онъ только можетъ. О! соединенье
Такихъ потоковъ чудно-серебристыхъ
Прославить могутъ только берега,
Которые ихъ съ двухъ сторонъ объемлютъ.
А берегами двухъ потоковъ слитыхъ —
Вы, государи, были-бы тогда.
Такой союзъ подѣйствуетъ сильнѣе
На наши крѣпко замкнутыя стѣны,
Чѣмъ всѣ орудья ваши; распахнетъ
Ихъ настежъ вамъ, скорѣе чѣмъ вашъ порохъ.
А безъ того — взволнованное море
Не будетъ глуше, львы неустрашимѣй,
И неподвижнѣй горы и утесы,
И даже смерть не будетъ такъ упорна
Въ убійственномъ неистовствѣ своемъ —
Какъ будемъ мы отстаивать свой городъ.
Бастардъ.
Ну, молодецъ! Того вѣдь и гляди,
Что вытряхнетъ всѣ кости дряхлой смерти
Изъ ихъ лохмотьевъ! Что это за глотка!
Такъ и плюётъ горами и морями
И даже — смертью! О ревущихъ львахъ
Съ такой-же точно легкостью болтаетъ
Какъ дѣвочка объ маленькихъ щеняткахъ!
Какой пушкарь родилъ его на свѣтъ?
Онъ такъ и пышетъ пламенемъ и дымомъ,
Такъ языкомъ и хлещетъ по ушамъ,
Какъ палками. Сильнѣе кулака
Французскаго колотитъ каждымъ словомъ.
Ахъ, чортъ возьми! съ тѣхъ поръ какъ въ первый разъ
Я назвалъ тятей братнина отца —
Меня никто словами такъ не жарилъ!
Ты согласись на это предложенье, —
На этотъ бракъ. Племянницѣ дадимъ
Приличное приданое; вѣдь этимъ
Союзомъ ты упрочить за собой
Пока еще невѣрную корону,
Такъ что Артуру солнца недостанетъ,
Чтобъ дать цвѣтокъ, который обѣщалъ-бы
Могучій плодъ. Я вижу по глазамъ,
Что Франція готова ужь поддаться;
Вотъ, посмотри — какъ шепчутся! спѣши,
Пока они способны увлекаться;
Не то сердца, смягченныя дыханьемъ
Умильныхъ просьбъ, и совѣсти упрековъ
И состраданья — снова охладѣютъ
И въ прежнюю безчувственность придутъ.
Губертъ.
Что-жь, государи, вы намъ не дадите
На наши предложенія отвѣта?
Король Филиппъ королю Іоанну.
Ты, Англія, вошла въ переговоры
Съ нимъ прежде насъ. Что ты на это скажешь?
Король Іоаннъ Филиппу.'
Что-жь? если сынъ твой царственный, Дофинъ
Прочтетъ «люблю» въ той книгѣ красоты:
Тогда мы ей приданое дадимъ
Какъ королевской дочери: Анжу,
Прекрасная Турень, Мэнъ, Пуатье,
Все, что по эту сторону пролива
Подвластно намъ — за исключеньемъ только
Анжера, осаждаемаго нами —
Озолотятъ имъ брачное ихъ ложе,
И титлами, владѣньями, почетомъ
Обогатятъ невѣсту; красотой-же,
Рожденіемъ своимъ и воспитаньемъ —
Она и безъ того ужь никакой
Принцессѣ въ цѣломъ мірѣ не уступитъ.
Король Филиппъ.
Ну, что, мой сынъ? вглядись въ лицо принцессы.
Людовикъ.
Гляжу, мой повелитель, — и въ очахъ
Ея — я диво дивное увидѣлъ:
Узналъ мою же собственную тѣнь,
И эта тѣнь становится въ нихъ солнцемъ
И снова тѣнью дѣлаетъ меня.
Я никогда самолюбивымъ не былъ,
Пока въ томъ льстивомъ зеркалѣ очей
Не увидалъ себя изображеннымъ.
Бастардъ.
Онъ вздернутъ въ льстивомъ зеркалѣ очей,
И въ складочкахъ бровей ея повѣшенъ,
Подвергнутъ пыткѣ въ сердцѣ — и дуракъ
Изобразилъ, что онъ любовью грѣшенъ.
Не жалость-ли, что этотъ олухъ такъ
Любовью вздернутъ, пытанъ и повѣшенъ!
Бланка.
Пусть, въ этомъ отношеньи, воля дяди
Моею будетъ. Если вы ему
Понравились, то я съ него охотно.
Возьму примѣръ, — иль, если вамъ угодно,
Моей любви все это поручу.
Хотя не стану льститъ вамъ увѣреньемъ,
Что въ васъ, мой принцъ, достойно все любви;
Скажу одно, что самый злой завистникъ
Въ васъ ничего такого не найдетъ,
Что вызвать къ вамъ могло-бы отвращенье.
Король Іоаннъ.
Ну, что-же скажетъ наша молодежь?
Что скажешь ты, племянница?
Бланка.
Моя
Обязанность — повиноваться вамъ.
Король Іоаннъ.
Скажи, Дофинъ, мнѣ: — можешь ты любить
Принцессу Бланку?
Людовикъ.
Лучше вы спросите
Могу-ли не любить, когда такъ страстно
Ее люблю?
Король Іоаннъ.
Ну, если такъ — то съ Бланкой
Я отдаю тебѣ Велокассинъ, (27)
Турень, Анжу, все Пуату и Мэнъ,
Всѣ эти пять провинцій — и въ придачу
Дамъ тридцать тысячъ англійскихъ червонцевъ.
Филиппъ французскій, если ты доволенъ,
Соедини дѣтей своихъ.
Король Филиппъ.
Будь такъ!
Соедините, дѣти, ваши руки.
Эрцгерцогъ.
Ну, да и губы кстати-бы ужь вмѣстѣ:
Такъ предложилъ я, встарь, своей невѣстѣ.
Король Филиппъ.
Ну, отворяй, Анжеръ, свои ворота,
Впускай друзей, которыхъ самъ-же ты
Соединилъ. Мы тотчасъ-же хотимъ
Ихъ обвѣнчать въ капеллѣ пресвятой
Маріи Дѣвы. А Констансы нѣтъ здѣсь?
Навѣрно, нѣтъ. При ней-бы такъ легко
Не сладили мы этого союза.
Но гдѣ-жь она? Гдѣ сынъ ея? Кто знаетъ?
Людовикъ.
Она груститъ теперь въ палаткѣ вашей.
Король Филиппъ.
Ну, грусть ея немного облегчитъ
Союзъ, который мы здѣсь заключили.
Братъ Англійскій, нельзя-ли какъ нибудь
Вамъ помириться съ вдовствующей Лэди?
Вѣдь мы пришли затѣмъ, чтобъ защищать
Ея права, — и Богъ-знаетъ, какъ сбились
Съ нихъ — на дорогу личныхъ нашихъ выгодъ.
Король Іоаннъ.
Мы все уладимъ. Мы провозгласимъ
Ея Артура герцогомъ Бретани
И графомъ Ричмондъ, сверхъ того ему
Мы отдадимъ богатый этотъ городъ.
Пошлите къ герцогинѣ съ приглашеньемъ
Присутствовать при нашемъ торжествѣ.
Я думаю, что этимъ успокоимъ
Мы герцогиню, — если не вполнѣ,
Такъ ужь по-крайней-мѣрѣ хоть на столько,
Что возгласы свои она умѣритъ. —
Идемте-же какъ можно поскорѣй
Готовить все къ нежданному обряду.
Бастардъ.
Глупѣйшій свѣтъ! безумцы короли!
Что за союзъ дурацкій! Іоаннъ,
Чтобъ уничтожить разомъ притязанья
Племянника на всѣ свои владѣнья,
Другому отдалъ часть ихъ добровольно.
А Франція, которая въ доспѣхъ
Была одѣта Совѣстью самою;
Которую любовь и состраданье
Какъ божью рать на честный бой вели:
Послушалась внушеній этой подлой
Мѣнятельницы всѣхъ предположеній,
Торговки — сводни, хитрой словно дьяволъ, —
Что продаетъ и покупаетъ вѣрность
И, ежедневно олову измѣняя,
Всѣхъ надуваетъ: — нищихъ и царей,
И стариковъ, и юношей, и дѣвъ,
Которыхъ даже этого названья
Она лишаетъ, если у бѣдняжекъ
Не остается больше ничего.
Всѣ увлеклись заманчивой корыстью:
Корыстью — этой плоскостью наклонной
Для міра. Самъ-собой уравновѣшенъ,
Все прямо онъ катился-бы по гладкой
Поверхности, когда-бы не корысть,
Не эта злая, гнусная наклонность!
Она, его движеньемъ управляя,
И равновѣсья нужнаго лишивъ,
Заставила далёко отклониться
Отъ направленья, цѣли и стремленій.
И эта-то наклонность, эта сводня,
Корысть, всеизмѣняющее слово —
Непостоянствомъ Франціи играя,
Ее отъ прежней цѣли отклонила,
И честный, и, уже начатый, бой,
Заставила постыднымъ миромъ кончить. —
Но что-же я такъ сильно возстаю
Противъ корысти? Только оттого,
Что до сихъ поръ еще не соблазняла
Она меня; — О, да! не потому,
Что я руки не сжалъ бы и тогда,
Когда-бы вдругъ вблизи себя услышалъ
Ея прекрасныхъ ангеловъ (28) привѣтъ;
А потому, что я не испыталъ
Еще ея соблазна и, какъ нищій,
Надъ богачемъ завистливо глумлюсь.
Да; и пока я этимъ нищимъ буду,
Я издѣваться стану надъ богатымъ
И увѣрять, что нѣтъ грѣха иного,
Богатства развѣ. А разбогатѣю,
Тогда примусь твердить совсѣмъ другое:
Что бѣдность есть гнуснѣйшій изъ пороковъ.
Что-жь я такое? Если короли
Съ тобой, корысть, бороться не могли, —
Такъ ужь и ты богатствъ себѣ моли
И поклонись корысти до земли! (29)
ДѢЙСТВІЕ III
правитьСЦЕНА 1.
правитьКонстанса Сольсбери.
Пошли вѣнчаться! утвердили миръ
Соединеньемъ лживой крови съ лживой!
Сдружились! Бланку Людовикъ беретъ,
А Бланка эти области! О, нѣтъ,
Тутъ что-нибудь не такъ, Сольсбери… Ты
Ослышался. Припомни хорошенько
И разскажи сначала. Невозможно!
Ты только такъ все это говоришь;
И я убѣждена, что мнѣ не должно
Твоимъ разсказамъ вѣрить; потому что
Слова твои — ничтожное дыханье
Простаго человѣка. И повѣрь,
Что я тебѣ не вѣрю, — потому что
Мнѣ клятва королевская въ противномъ
Ручается. Смотри! тебя накажутъ
За то, что ты такъ испугалъ меня:
Вѣдь я больна, и потому пуглива;
Угнетена скорбями, — потому
Полна боязни; я вдова, безъ мужа;
И потому — всего могу страшиться;
Я женщина — и потому робка,
Ужь по природѣ самой. Если ты
Признаешься, что только пошутилъ, —
То все-таки взволнованныя чувства
Не усмиришь, — и я весь этотъ день
Не перестану вздрагивать, пугаться.
Ты головой покачиваешь? Что ты?
Что такъ печально смотришь на Артура?
Зачѣмъ ты руку къ сердцу прижимаешь?
И, какъ потокъ, что выступилъ изъ ложа,
Изъ глазъ твоихъ готовы брызнуть слезы.
Неужели все это — грустный признакъ
Правдивости того, что ты сказалъ?
Такъ говори-же! но всего разсказа
Не повторяй: — зачѣмъ?.. Скажи мнѣ просто —
Правдивъ-ли онъ?
Сольсбери.
Онъ такъ правдивъ — какъ лживы
Покажутся виновники того,
Что все, что я вамъ пёредалъ — правдиво.
Констанса.
Ужъ ежели меня ты убѣждаешь
Въ моемъ несчастьи, — такъ ужь и несчастье
Ты убѣди — убить меня. Пусть жизнь
И это убѣжденіе сшибутся
Какъ ярость двухъ отчаянныхъ враговъ,
Что падаютъ при первомъ-же ударѣ, —
И мертвы. Людвигъ женится на Бланкѣ?
Куда-жь тебѣ, дитя мое, дѣваться?
Какъ? Франція и Англія — друзья?
Что станется со мною?
Удались,
Я видѣть не могу тебя, Сольсбери!
Извѣстье это сдѣлало тебя
Противнѣйшимъ, гнуснѣйшимъ изъ людей!
Сольсбери.
Да что-же я-то сдѣлалъ, герцогиня?
Я только вѣдь пересказалъ о злѣ,
Которое вамъ сдѣлали другіе.
Констанса.
Но зло такъ гнусно само по себѣ,
Что всякаго, кто даже говоритъ
Объ этомъ злѣ — такимъ-же точно гнуснымъ
И ненавистнымъ дѣлаетъ оно.
Артуръ.
О, матушка, прошу васъ, успокойтесь.
Констанса.
Да, если-бъ ты, что хочешь успокоить
Меня — былъ гадокъ; если-бъ ты позоромъ
Служилъ для чрева матери твоей,
И скверными былъ пятнами покрытъ;
Былъ глупъ, горбатъ, уродливъ, хромъ и черенъ,
Веснушками противно испещренъ:
Тогда-бы я и слова не сказала, —
Была-бъ совсѣмъ покойна, потому что
Ты не былъ-бы достоинъ ни короны,
Ни твоего высокаго рожденья;
Но ты прекрасенъ. При твоемъ рожденьи,
Дитя мое, — и счастье, и природа
Соединились, сдѣлали тебя
Великимъ и прекраснымъ. Ты дарами
Природы можешь съ лиліей поспорить
И съ полу-распустившеюся розой;
А счастьемъ — о! оно перемѣнилось,
Оставило тебя и ежечасно
Теперь прелюбодѣйствуетъ съ твоимъ
Клятвопреступнымъ дядей — Іоанномъ.
Оно своей рукою золотой
И Францію заставило ногами
Попрать величье царственнаго сана
И превратиться — въ сводню ихъ любви!
Да: Франція сосводничала Счастье
Для Іоанна! Франція свела
Развратницу-Фортуну съ Іоанномъ
Коронокрадомъ! Что-жь? и ты не скажешь,
Что Франціи король — клятвопреступникъ?
Поди, и отрави его словами;
Иль удались, оставь мнѣ это горе
Нести одной!
Сольсбери.
Простите, герцогиня.
Безъ васъ я къ нимъ не смѣю возвратиться.
Констанса.
Что мнѣ за дѣло! смѣешь! возвратишься!
Я не пойду съ тобой! Я научу
Мою печаль быть гордой, потому что
Несчастье — гордо; даже и того,
Кому принадлежитъ оно — заставитъ
Передъ собой колѣна преклонить.
Пусть короли придутъ и соберутся
Вокругъ меня и горя моего
Великаго… а горе такъ велико,
Что твердая, громадная земля
Одна его сдержать и въ состояньи. —
Вотъ мой престолъ и горя моего:
Гдѣ короли? Зови ихъ — пусть придутъ
И предъ моимъ престоломъ ницъ падутъ (30)
Король Филиппъ Бланкѣ.
Да, дочь моя возлюбленная; правда.
И этотъ день благословенный будетъ
Во Франціи всегда торжествоваться.
Чтобы его отпраздновать — и солнце,
Теченіе свое остановивъ,
Алхимика разыгрываетъ: блескомъ
Своихъ очей прекрасныхъ превращая
Въ сверкающее золото бугры
Земли тщедушной. Каждый божій годъ
День этотъ будетъ праздникомъ считаться.
Констанса.
Тяжелымъ днемъ считаться будетъ онъ, —
Не праздникомъ! Вставая.
Чѣмъ заслужилъ онъ это?
Что сдѣлалъ онъ, чтобы въ календарѣ
Быть золотомъ отмѣчену, какъ праздникъ! (З1)
Нѣтъ, выкиньте вы лучше изъ недѣли
День этотъ, — день — позора, угнетенья
И вѣроломства; еели-жь вы его
Оставите: пусть роженицы молятъ
Не разрѣшаться въ этотъ день — онъ всѣ
Надежды ихъ чудовищно обманетъ.
А морякамъ пусть только онъ одинъ
И угрожаетъ кораблекрушеньемъ.
Нарушенъ будетъ всякій договоръ
Межь кѣмъ-либо въ день этотъ заключенный!
Что ни начнется въ этотъ день — все скверно
Окончится! И вѣрность въ этотъ день
Въ гнуснѣйшую измѣну превратится!
Король Филиппъ.
Ну, право-же, клянусь вамъ, герцогиня —
Вамъ не за-что день этотъ проклинать.
И развѣ я васъ королевскимъ словомъ
Не обезпечилъ?
Констанса.
Словомъ королевскимъ!? —
Ты обманулъ поддѣлкой подъ него,
Которая, при первомъ испытаньи,
Ужь никуда негодной оказалась.
Клятвопреступникъ! Ты вооружился
За тѣмъ, чтобъ кровь враговъ моихъ пролить —
И вдругъ ее своею увеличилъ!
Грозу войны и пылъ кровавой сѣчи
Ты охладилъ и уничтожилъ миромъ,
И заключилъ союзъ на угнетенье
Насъ — двухъ сиротъ. Карай! карай, о небо,
Клятвопреступныхъ этихъ королей!
Услышь вдову — и будь моимъ супругомъ! (32)
Не попусти, чтобъ этотъ день безбожный
Промчался въ мирѣ; прежде чѣмъ стемнѣетъ,
Посѣй раздоръ вооруженный между
Клятвопреступныхъ этихъ королей!
Услышь меня!
Эрцгерцогъ.
Миръ, герцогиня, миръ!
Констанса.
Война! война! нѣтъ — миру не бывать!
Война — вотъ миръ мой! Австрія! Лиможъ! (33)
Ты посрамилъ кровавый свой трофей! (34)
Ты рабъ ничтожный! трусъ! клятвопреступникъ!
Дѣлами малый, подлостью великій!
Ты видно силенъ только и бываешь
Тогда, какъ держишь сторону сильнѣйшихъ!
Фортуны рыцарь! ты идешь на битву
Не иначе, какъ только убѣдись,
Что о тебѣ Фортуна-прихотница
Заботится! И ты — клятвопреступникъ,
Поклонникъ сильныхъ! Какъ-же быть такъ глупымъ
Такъ пошло глупымъ — хвастать и кривляться,
И клятвенно брать сторону мою!
Безчувственный! ты развѣ не гремѣлъ
Въ мою защиту? Развѣ ты не клялся,
Что ты не дашь меня обидѣть? Рабъ,
Не говорилъ ты мнѣ, чтобъ положилась
Я на твою звѣзду и силу? А теперь —
Ты самъ моимъ врагамъ передаешься!
А еще въ шкурѣ львиной щеголяешь!
Сбрось, сбрось ее скорѣе отъ стыда,
Накинь на плечи гнусныя — телячью! (35)
Эрцгерцогъ.
О, если-бъ это мнѣ сказалъ мужчина!
Бастардъ.
Накинь на плечи гнусныя свои
Телячью шкуру.
Эрцгерцогъ.
Только смѣй еще разъ
Сказать мнѣ это!
Бастардъ.
И телячью шкуру
Накинь на плечи гнусныя твои.
Король Іоаннъ.
Мы этого не любимъ. Ты забылся.
Король Филиппъ.
Вотъ и легатъ святѣйшаго отца.
Пандольфо. '
Помазанники Вышняго, миръ вамъ!
Къ тебѣ мое посланье, Іоаннъ:
Я кардиналъ прекраснаго Милана,
Легатъ Пандольфо. Папа Иннокентій
Прислалъ меня отъ имени его
Спросить тебя по совѣсти, — зачѣмъ
Ты возстаешь такъ буйно противъ церкви,
Всеобщей нашей матери? Зачѣмъ
Ты возбраняешь Стэфену Лангтону,
Котораго капитулъ кэнтрбёрійскій
Своимъ архіепископомъ избралъ, —
Занять его эпархію святую?
Потребовать отвѣта отъ тебя —
Прислалъ меня святѣйшій нашъ отецъ,
Вышереченный папа Иннокентій.
Король Іоаннъ.
Какое имя смертное такъ сильно
Здѣсь на землѣ, чтобъ требовать отвѣта
У королей помазанныхъ? Изъ всѣхъ-же
Именъ возможныхъ, ты, святой отецъ,
Не могъ придумать имени смѣшнѣе,
Ничтожнѣе и недостойнѣй — папы,
Чтобъ отъ меня потребовать отвѣта.
Такъ и скажи владыкѣ своему;
Отъ имени-же Англіи прибавь,
Что ни одинъ священникъ итальянскій
По всѣхъ моихъ владѣніяхъ не будетъ
Ни десятинъ, ни податей сбирать;
Что тамъ, гдѣ мы подвластны только Богу,
И царствуемъ по милости Его, —
Мы нашу власть съумѣемъ поддержать,
Къ содѣйствію людей не прибѣгая.
Все это можешь папѣ своему
Сказать, откинувъ всякую боязнь
Неправедно присвоенной имъ власти.
Король Филиппъ.
Братъ Англійскій! не богохульствуй такъ!
Король Іоаннъ.
И ты и всѣ монархи христіанства
Пусть поддаются грубому обману
Коварнаго и хитраго попа, —
Страшатся тѣхъ проклятій, отъ которыхъ
Посредствомъ денегъ можно откупиться!
Пускай цѣной презрѣннаго металла,
Цѣною пыли, грязи — покупаютъ
То отпущенье лживое, которымъ
Торгуетъ тотъ, кто собственнымъ прощеньемъ
За этотъ торгъ заплатитъ. Пусть другіе
Его обманамъ наглымъ поддаются;
Вы можете богатствами своими
Откармливать святаго колдуна,
Я — я одинъ возстану противъ папы!
Кто другъ ему — тотъ мой заклятый врага!
Пандольфо.
Такъ силою дарованной мнѣ власти
Я, кардиналъ Пандольфо, отлучаю
Тебя отъ Церкви. (36) И благословенъ
Да будетъ всякъ, отпавшій отъ подданства
Еретику; да будетъ препрославленъ
И возвеличенъ Господомъ, и къ лику
Святыхъ причисленъ, (37) — всякій, кто лишитъ
Тебя, проклятый, жизни богомерзкой.
Констанса.
О, такъ и мнѣ позвольте, вмѣстѣ съ Римомъ,
Проклясть его! О, добрый кардиналъ,
Отецъ-легатъ! проговори «Аминь»
Къ моимъ проклятьямъ: только я одна
Проклясть его, какъ надо, и съумѣю.
Пандольфо.
Мое проклятье — праведно, принцесса.
Оно законно.
Констанса.
Но вѣдь и мое
Проклятіе не менѣе законно.
Когда законъ не защищаетъ права —
Неправой быть онъ мнѣ не запретитъ.
Законъ безсиленъ. Сыну моему
Онъ возвратить не можетъ королевства:
Кто обладаетъ этимъ королевствомъ,
Тотъ вмѣстѣ съ нимъ владѣетъ и закономъ.
И потому-то: если самъ законъ
Есть высшая несправедливость — какъ-же
Онъ возбранитъ устамъ моимъ проклятье?
Пандольфо.
Филиппъ французскій! Ты, подъ опасеньемъ
Проклятія, оставить долженъ руку
Проклятаго архи-еретика
И, если Риму онъ не подчинится —
Тогда ты долженъ будешь на него
Всей силою своей державы грянуть.
Элеонора.
Ты поблѣднѣла, Франція? не слушай:
Не отнимай руки своей.
Констанса.
Ну, демонъ,
Не дай ему раскаяться; смотри,
Чтобъ Франція отдернувъ руку — адъ
Его души проклятой не лишила.
Эрцгерцогъ.
Король Филиппъ, послушай кардинала.
Бастардъ Филиппу, указывая на Эрцгерцога.
Накинь на плечи гнусныя его
Телячью шкуру.
Эрцгерцогъ.
Ахъ, ты негодяй!
И по неволѣ долженъ проглотить
Твои обиды. Потому что я…
Бастардъ.
А ежели чего и не проглотишь,
Такъ спрячь въ карманъ. Въ твоихъ штанахъ широкихъ
Для нихъ мѣстечко вѣрно ужь найдется. (38)
Король Іоаннъ.
Что-жь ты, Филиппъ, отвѣтишь кардиналу?
Констанса.
Что-жь, какъ не то, что онъ согласенъ съ Римомъ?
Людовикъ.
Отецъ, подумай. Выбрать надо между
Тяжелою анаѳемою Рима
И легкою потерей новой дружбы
Съ Британніей. Такъ выбирай, что меньше!
Бланка.
Проклятье Рима — менѣе опасно.
Констанса.
Не поддавайся, Людвигъ! Соблазняетъ
Тебя самъ дьяволъ въ образѣ жены.
Бланка.
Ты говоришь не истину, Констанса,
А что тебѣ нужда велитъ сказать.
Констанса.
О, ежели ты, Бланка, допускаешь,
Что я въ нуждѣ, которая живетъ
Лишь потому, что правда умерла:
Ты допустить должна и то, что правда
Ожить не можетъ прежде чѣмъ умретъ
Моя нужда. Хотите уничтожить
Мою нужду? — Возстановите правду.
Но если вы хотите поддержать
Мою нужду — сильнѣй гнетите правду.
Король Іоаннъ.
Король смутился; онъ не отвѣчаетъ.
Констанса Филиппу.
Ахъ, брось его, и отвѣчай какъ надо.
Эрцгерцогъ.
Да, отвѣчай, — отбрось свои сомнѣнья.
Бастардъ Эрцгерцогу.
И на плечи набрось телячью шкуру!
Король Филиппъ.
Я такъ смущенъ — не знаю что сказать.
Пандольфо.
Чтобъ ни сказалъ ты — но еще не такъ
Смутишься ты, когда проклятье Церкви
Надъ головой твоею разразится!
Король Филиппъ.
Отецъ святой, — скажите откровенно,
Что сдѣлали-бы вы на мѣстѣ нашемъ?
Давно-ли эту царственную руку
Съ моей рукою я соединилъ —
И, сближены союзомъ этимъ, наши
Сердца теперь прикованы другъ къ другу
Всей силою священнаго обѣта.
Послѣднимъ словомъ нашимъ — былъ обѣтъ
Быть въ вѣчномъ мирѣ, дружбѣ и любви
И намъ самимъ и нашимъ королевствамъ.
До этого — за нѣсколько минутъ,
Въ которыя едва-едва успѣли
Мы вымыть руки, съ тѣмъ чтобъ ихъ пожать
Въ знакъ нашей дружбы: Богъ тому свидѣтель —
Онѣ еще покрыты были кровью,
Которою раскрашивало Мщенье
Ужасную борьбу двухъ разъяренныхъ
Враговъ-царей. Не ужели рукамъ,
Съ которыхъ мы недавно кровь омыли, —
Которыя любовь соединила
Съ такою силой — должно отказаться
Отъ дружескихъ, привѣтливыхъ пожатій?
И мы должны играть своею честью?!
Шутить надъ небомъ, и подобно дѣтямъ
Непостояннымъ, слову измѣнять?
Вести войну на брачномъ ложѣ мира,
И опечалить свѣтлое чело
Довѣрія? Нѣтъ, этого не будетъ,
Святой отецъ. Пусть что-нибудь другое
Придумаетъ, предложитъ, повелитъ
Намъ ваша благость; съ радостью, отецъ мой,
Мы вашей волѣ мудрой подчинимся,
Но съ Англіей останемся друзьями.
Пандольфо.
Все, что не противъ Англіи — безчинно
И беззаконно. Франція! къ оружью!
Защитникомъ христовой церкви будь!
Иль эта церковь, мать святая наша,
И надъ тобой проклятье изречетъ,
Какъ надъ дурнымъ и непокорнымъ сыномъ.
Король Филиппъ! гораздо безопаснѣй
Держать тебѣ или змѣю за жало,
Иль въ клѣткѣ льва за когти лапы страшной,
Иль тигрицу голодную за зубы —
Чѣмъ эту руку.
Король Филиппъ.
Руку я отнять
Всегда могу; но вѣрность — никогда.
Пандольфо.
Ты сдѣлалъ вѣрность — вѣрности врагомъ,
И точно какъ въ войнѣ междоусобной
Возстановляешь клятву противъ клятвы
И противъ слова — слово-же. Но прежде
Исполни слово небу данной клятвы —
Быть воиномъ святой христовой церкви.
Всѣ клятвы, послѣ данныя тобою,
Противъ себя даны тобой, и ты
Ихъ исполнять не можешь и не долженъ,
Хотя-бы ты клялся дурное сдѣлать: —
Дурное быть дурнымъ перестаетъ,
Коль скоро ты по долгу поступаешь.
А долгъ твой есть — не исполнять того,
Что очевидно клонится къ дурному.
Всѣ замыслы преступные, дурные
Поправить можно — ихъ неисполненьемъ.
Пусть это будетъ и несправедливо;
Но тутъ уже сама несправедливость
Становится святой и справедливой;
Одна лишь ложь уничтожаетъ ложь,
Какъ въ воспаленныхъ жилахъ прохлаждаютъ
Огонь — огнемъ. (39) Религія велитъ намъ
Держать всѣ клятвы данныя: но ты
Противъ самой религіи поклялся,
Противъ того, чѣмъ ты клянешься: такъ что
Ты противъ клятвы самую-же клятву
И далъ въ поруки вѣрности твоей.
Но ежели ты въ клятвѣ не увѣренъ,
Клянися лишь — не быть клятвопреступнымъ;
А иначе — что-бъ были клятвы? шутка!
По ты поклялся быть клятвопреступнымъ —
И если сдержишь эту клятву, будешь
Еще клятвопреступнѣе. Твои
Послѣдніе обѣты противъ первыхъ
Есть, такъ сказать, твой внутренній мятежъ,
Гдѣ ты возсталъ на самаго себя-же.
Но ты одержишь высшую побѣду,
Когда своимъ всегдашнимъ благородствомъ
Возстанешь противъ этихъ безразсудныхъ
И временныхъ, преступныхъ обольщеній.
Чтобъ ты избралъ благую часть себѣ,
Мы всѣ молиться будемъ: — если только
Ты самъ прибѣгнешь къ помощи молитвъ;
А если нѣтъ — тогда мы разразимся
Такимъ проклятьемъ тяжкимъ надъ тобою,
Что ты его не свергнешь никогда
И, безнадежной скорбью удрученный,
Умрешь подъ чернымъ бременемъ ея.
Эрцгерцогъ.
Война ему! открытое возстанье!
Бастардъ.
Ты что еще! смотри, — телячья шкура
Какъ разъ тебѣ заканапатитъ ротъ.
Людовикъ.
Къ оружію! къ оружію, отецъ!
Бланка.
Къ оружію? въ день брака? Противъ крови,
Съ которой ты недавно сочетался?
Какъ, трупы будутъ праздновать нашъ бракъ?
Какъ, адскій вопль и грохотъ барабановъ,
Пронзительный и рѣзкій звукъ трубы
Намъ пиршественной музыкою будутъ?
Супругъ мой милый — выслушай меня!
(Какъ это имя ново для меня!)
Ахъ, этимъ словомъ, — именемъ супруга,
Котораго до этихъ поръ уста
Мои ни разу не произносили,
Молю тебя — на дядю моего
Не поднимай кроваваго оружья!
Констанса.
О, на колѣняхъ, одеревянѣвшихъ
Отъ частаго колѣнопреклоненья,
Молю тебя, Дофинъ, — не измѣняй
Рѣшенія, внушеннаго тебѣ
Самимъ Всевышнимъ.
Бланка.
Людовикъ! теперь-то
Твою любовь узнаю я. Посмотримъ,
Что для тебя сильнѣе просьбъ супруги?
Констанса.
Сильнѣе то, что служитъ и ему,
Твоей опорѣ — нравственной опорой.
То — честь его. Честь, честь твоя, Дофинъ!
Людовикъ.
Не понимаю, право, почему
Вы, государь, такъ холодны въ то время,
Когда такія важныя причины
Васъ побуждаютъ дѣйствовать?
Пандольфо.
А вотъ,
Я изреку проклятіе.
Король Филиппъ кардиналу.
Не надо.
Я оставляю, Англія, тебя.
Констанса.
Подавленная царственность возстала!
Элеонора.
О, Франція! какъ ты непостоянна!
Король Іоаннъ.
О, Франція! какъ будешь проклинать
Ты этотъ часъ!
Бастардъ.
Да, если только будетъ
Согласно Время, дряхлый пономарь,
Могильщикъ лысый: — точно проклянешь.
Бланка.
Покрылось кровью солнце… День прекрасный,
Прощай! такъ чью-жь мнѣ сторону принять,
Тогда какъ я принадлежу обѣимъ?
Да, обѣ держутъ за руку меня,
И въ бѣшеномъ своемъ единоборствѣ
Онѣ меня на части разорвутъ.
Я не могу молить тебѣ побѣду,
Супругъ мой.
Дядя, я должна молиться,
Чтобъ ты сраженье это проигралъ.
Тебѣ желать успѣха я не смѣю,
О мой отецъ!
Мнѣ, бабушка, увы!
Нельзя желать того, что ты желаешь.
И, наконецъ, не все-ль равно мнѣ, кто-бы
Не выигралъ? Я вѣрно проиграю.
Да, не начавъ еще игры, ужь я
Заранѣе увѣрена въ потерѣ.
Людовикъ.
Иди ко мнѣ; со мной найдешь ты счастье.
Бланка.
Что счастье дастъ, то жизнь мою отниметъ.
Король Іоаннъ Бастарду.
Иди, сбирай войска мои, племянникъ.
Филиппу.
О, Франція! гнѣвъ грудь мою сжигаетъ,
И только кровью, самой драгоцѣнной
Твоею кровью — можно потушить
Тотъ страшный пылъ, что грудь мою сжигаетъ.
Король Филиппъ.
Пусть этотъ гнѣвъ сожжетъ тебя. И прежде,
Чѣмъ наша кровь зальетъ его — какъ въ пепелъ
Онъ обратитъ тебя. Смотри! опасность
Тебѣ грозитъ.
Король Іоаннъ.
Не больше той, какая
И самому грозящему грозитъ.
Къ оружію! нашъ мечъ ихъ поразитъ!
СЦЕНА 2.
правитьБастардъ.
Клянуся жизнью, этотъ страшный день
Становится невыносимо жарокъ.
Вотъ точно демонъ огненный паритъ
По воздуху, и бѣдствіями сыплетъ.
Ну, голова австрійская, а ты
Здѣсь полежи, покуда еще дышитъ
Король Филиппъ.
Бросаетъ ее на землю.
Король Іоаннъ.
Ты, Губертъ, присмотри
За мальчикомъ. Бастарду.
Филиппъ, иди скорѣе!
Тамъ, въ нашей ставкѣ, матушка осталась,
И я боюсь не взяли-бы ее.
Бастардъ.
Я выручилъ родительницу вашу.
Не опасайтесь больше за Ея
Величество. Впередъ, мой повелитель!
Еще одно, послѣднее усилье —
И счастливо мы кончимъ этотъ день.
СЦЕНА 3.
правитьКороль Іоаннъ Элеонорѣ.
Такъ рѣшено. Вы, королева, здѣсь
Останетесь съ достаточною силой.
Ну, не смотри, малютка, такъ печально!
Тебя такъ любитъ бабушка, а дядя
Съ тобою будетъ ласковъ, какъ отецъ.
Артуръ.
Ахъ, мать умретъ съ печали обо мнѣ.
Король Іоаннъ Бастарду.
А ты, племянникъ, въ Англію спѣши.
И, прежде чѣмъ я самъ туда прибуду,
Повытряси мѣшки аббатовъ жадныхъ
И ангеловъ (41) изъ нихъ освободи.
Кому-же, какъ не жирнымъ ребрамъ мира
И накормить голодную войну?
На это нами ты уполномоченъ.
Бастардъ.
Ни колоколъ, ни требникъ и ни свѣчи (42)
Меня назадъ податься не заставятъ,
Когда велѣло золото придти. —
Я оставляю васъ, мой повелитель. —
Я, бабушка, молиться буду — (если
Не позабуду быть благочестивымъ) —
Чтобъ ваши дни Всевышній сохранилъ
На много лѣтъ. Цѣлую вашу руку.
Элеонора.
Господь съ тобой. Прощай, мой милый внукъ.
Король Іоаннъ Бастарду.
Прощай, племянникъ.
Элеонора Артуру.
Подойди ко мнѣ,
Мой внучекъ милый. Слушай-ка, что я
Тебѣ скажу. (Отводитъ его въ сторону.)
Король Іоаннъ.
Поди сюда, мой Губертъ.
Послушай Губертъ. Милый, добрый Губертъ
Какъ много мы обязаны тебѣ!
За этою тѣлесною оградой
Живетъ душа, которая считаетъ
Себя твоей должницею и хочетъ
Тебѣ за дружбу съ лихвой заплатить.
Ахъ, добрый другъ мой! Я твою присягу
Какъ нѣкое сокровище лелѣю
Въ моей груди. Дай руку мнѣ. Я что-то
Хотѣлъ сказать тебѣ, но отлагаю
До болѣе удобнаго мгновенья.
Клянуся небомъ, Губертъ, я почти
Стыжусь сказать, какъ я люблю тебя.
Губертъ.
Я вашему величеству обязанъ
Такъ много, что….
Король Іоаннъ.
Мой добрый другъ, покуда
Ты говорить мнѣ это не имѣешь
Еще причинъ. — Но скоро — какъ ни тихо
Плетется время, все-таки придетъ
Пора, — и я щедротами моими
Тебя осыплю. Кое-что хотѣлъ я
Тебѣ сказать, — да нѣтъ. На небѣ солнце
Еще блеститъ, а горделивый день,
Который всѣми радостями мира
Сопровождаемъ, — слишкомъ легкомысленъ
И черезчуръ роскошенъ для того,
Чтобъ выслушать слова мои. Но если-бъ
Ужь колоколъ полночный прозвучалъ
Своимъ чугуннымъ, громкимъ языкомъ
И мѣднымъ зѣвомъ въ дремлющее ухо
Сонливой ночи; если-бъ на кладбищѣ
Стояли мы и тысячью печалей
Ты удрученъ былъ; если-бъ у тебя
Угрюмый духъ печали безотчетной
Сгустилъ, запёкъ, лишилъ движенья кровь,
Которая, безъ этого, играя,
Бѣжитъ по теплымъ жиламъ человѣка
И глупую улыбку на лицо
Его наводитъ, щеки напрягаетъ
Веселостью безумной, столь противной
Тому, что я замыслилъ; или, если-бъ
Безъ глазъ меня ты видѣть могъ, и слышать
Могъ безъ ушей, и отвѣчать мнѣ могъ
Безъ языка, одною только мыслью,
Безъ глазъ, ушей, безъ звука словъ опасныхъ: —
То не смотря на бодрствующій день,
Я перенесъ-бы въ грудь твою все, — все,
Что я задумалъ. Впрочемъ, погожу.
А какъ люблю-то я тебя, мой Губертъ!
Я думаю, что вѣдь и ты насъ любишь?
Губертъ.
Я такъ люблю васъ; такъ люблю, что если-бъ
Вы мнѣ такое дѣло поручили,
Съ которымъ смерть моя сопряжена, —
Я и его исполнилъ-бы.
Король Іоаннъ.
Да развѣ-жь,
Я этаго не знаю? Добрый Губертъ!
Мой милый Губертъ! Только посмотри
На этаго ребенка; я скажу
Тебѣ, мой другъ — вѣдь на моей дорогѣ
Онъ какъ змѣя: куда-бы не ступилъ я —
А онъ ужь тутъ, лежитъ передъ мной!
Ты стражъ его: — пойми.
Губертъ.
Я стану такъ
Его стеречь, что больше ужь не будетъ
Онъ вашему величеству опасенъ.
Король Іоаннъ.
Смерть!?
Губертъ.
Государь?
Король Іоаннъ.
Могила!?
Губертъ.
Онъ умретъ.
Король Іоаннъ.
Довольно, Губертъ. Я теперь могу
Быть веселъ. Губертъ, я тебя люблю.
Но не скажу, покамѣстъ, что тебѣ
За это я предназначаю — помни!
Прощайте, королева. Подкрѣпленье
Я вашему величеству пришлю.
Элеонора.
Благослови Господь тебя.
Племянникъ,
Ты въ Англію отправишься. Вотъ — Губертъ
Тебя проводитъ. Вѣрою и правдой
Тебѣ служить онъ будетъ. — Ну, въ Кале!
СЦЕНА 4.
правитьКороль Филиппъ.
Такъ по морю разбрасываетъ бурей
Крылатую армаду кораблей — (43)
Пандольфо.
Мужайтесь и надѣйтесь! Все, Богъ-даетъ,
Пойдетъ прекрасно.
Король Филиппъ.
Можетъ-ли прекрасно
Идти все послѣ нашихъ неудачъ?
Иль развѣ войско наше не разбито?
Анжеръ не взятъ и не въ плѣну Артуръ?
Не пало много милыхъ намъ друзей?
И Англія, обагренная кровью,
Ужь не идетъ домой, преодолѣвъ
Сопротивленье Франціи?
Людовикъ.
Она
Все укрѣпила, что завоевала.
Обдуманность такая при такой
Поспѣшности; такой порядокъ мудрый
Въ такомъ набѣгѣ яромъ — безпримѣрны.
Кто что-нибудь подобное читалъ
Или слыхалъ?
Король Филиппъ.
Гораздо-бъ легче было
Мнѣ уступить ей славу эту — если-бъ
Я зналъ позоръ, подобный моему.
Смотрите, кто идетъ. Души могила,
Что противъ воли держитъ вѣчный духъ
Въ темницѣ грустной жизни удрученной! —
Поѣдемте со мною, герцогиня.
Констанса.
Чу вотъ вамъ мира вашего плоды!
Король Филиппъ.
Терпѣніе! мужайтесь, герцогиня!
Констанса.
Не надо мнѣ ни вашего совѣта,
Ни помощи. Ту истинную помощь,
Которая кончаетъ всѣ совѣты,
Подастъ мнѣ смерть. Смерть, милая подруга!
Смерть, вонь благоухающая! гниль
Здоровая! Ты, всякому довольству
Внушающая ненависть и страхъ!
Встань, встань скорѣе съ ложа вѣчной ночи!
Приди ко мнѣ, и твой костякъ поганый
Я разцѣлую; въ впадины твоихъ
Пустыхъ очницъ свои глаза я вставлю;
Твоими домовитыми червями
Какъ кольцами, я пальцы обовью;
Замкну врата дыханія твоею
Поганой перстью; сдѣлаюсь какъ ты
Чудовищнымъ и посинѣлымъ трупомъ!
Приди ко мнѣ, оскаль пустую челюсть:
И, думая что ты мнѣ улыбнулась,
И, какъ жена, къ тебѣ ласкаться стану.
Приди-жь ко мнѣ, любовница несчастья!
Приди ко мнѣ скорѣе!
Король Филиппъ.
Успокойся,
Прекрасная страдалица!
Констанса.
Нѣтъ, нѣтъ!;
Я не хочу утѣшиться, покуда
Во мнѣ еще дыханье есть для крика!
О, отчего языкъ мой не въ устахъ
Громовой тучи! Страшно потрясла-бы
Тогда весь міръ я воплями моими;
Проснулся-бы отъ нихъ тогда и этотъ
Безжалостный, глухой скелетъ, который
Не услыхалъ моихъ стенаній слабыхъ
И пренебрегъ призывами вдовы!
Пандольфо.
Принцесса — вами говоритъ безумье,
А не печаль.
Констанса.
Грѣшно вамъ говорить
Такую ложь. Я во-все не безумна.
Тѣ волосы, которые я рву —
Мои; потомъ — меня зовутъ Констансой;
И я была женою Джеффри; юный
Артуръ — мой сынъ; и онъ — погибъ! — Вотъ видишь:
Я не безумна. О, когда-бъ лишить
Меня ума угодно было небу!
Быть можетъ, я и самоё себя
Тогда-бъ забыла — и какое горе
Забыла-бы тогда я! Кардиналъ,
Наговори безумье на меня!
Тогда-бы ты святымъ былъ — потому что,
Въ своемъ умѣ — я чувствую всю силу
Моихъ скорбей, и разумъ надоумитъ,
Какъ мнѣ отъ мукъ избавиться: научитъ
Повѣситься, иль просто заколоться.
Тогда какъ я въ безуміи и сына
Забыла-бы, иль видѣла-бъ его
Въ какой-нибудь тряпичной куклѣ. Нѣтъ;
Я не безумна. Слишкомъ, слишкомъ живо
Я чувствую малѣйшіе оттѣнки
Различной боли каждаго несчастья.
Король Филиппъ.
Принцесса, заплетите косы. — Сколько
Любви въ ея роскошныхъ волосахъ!
Гдѣ упадетъ серебряная слезка —
Тамъ десять тысячъ дружественныхъ нитей
Къ ней прилипаютъ въ скорби совокупной,
Какъ истинные, вѣрные друзья,
Которые сближаются въ несчастья
Еще тѣснѣе.
Констанса.
Въ Англію! хотите?
Король Филиппъ.
Свяжите косы.
Констанса.
Да. Но для чего?
Я, распуская ихъ, все восклицала:
«О, если-бъ эти руки, такъ-же скоро
Освободили сына моего,
Какъ волосы теперь освобождаютъ!»
Но я свяжу ихъ; снова ихъ свободѣ
Завидую теперь я — потому что
Мое дитя несчастное… въ плѣну!
Святой отецъ! ты какъ-то говорилъ,
Что на небѣ мы свидимся со всѣми,
Кого любили: если это правда,
То я опять дитя мое увижу.
Отъ первенца земли и до ребенка,
Рожденнаго вчера только — нашъ міръ
Не видывалъ созданія прекраснѣй,
Какъ мой Артуръ; теперь-же червь печали
Совсѣмъ источитъ нѣжный мой цвѣтокъ!
Прогонитъ онъ врожденную красу
Со щекъ его; какъ тѣнь онъ исхудаетъ,
И посинѣетъ словно въ лихорадкѣ,
И такъ умретъ: вѣдь ежели такимъ
Возстанетъ онъ и встрѣтится со мною
На небесахъ: его я не узнаю!
Нѣтъ! вѣрно, вѣрно — больше никогда
Мнѣ не видать прекраснаго Артура!
Пандольфо.
Твоя печаль становится преступной.
Констанса.
Такъ только тотъ и можетъ говорить,
Кто не имѣетъ сына.
Король Филиппъ.
Ты пристрастна
Къ своей печали, такъ-же какъ и къ сыну.
Констанса.
Что-жь, если мѣсто сына моего
Грусть заступила? На его постелькѣ
Она и спитъ… вездѣ со мною бродитъ;
Глядитъ его прекрасными очами,
И повторяетъ всѣ его слова;
Она всѣ свойства чудныя Артура
На умъ приводитъ; формами его
Оставленное платье наполняетъ.
Такъ какже мнѣ пристрастною не быть
Къ моей печали? Полно! Если-бъ съ вами
Случилось тоже, что теперь со мною —
Я васъ не такъ-бы стала утѣшать!
Къ чему теперь мнѣ эти украшенья
На головѣ, когда въ такомъ разстройствѣ
Сама она? О боже! мой Артуръ!
Дитя мое! мой милый мальчикъ! сынъ мой!
Въ тебѣ одномъ — весь міръ мой, жизнь и радость!
Ты моего печальнаго вдовства
Былъ утѣшеньемъ, слезъ моихъ отрада!
Король Филиппъ.
Пойду за ней. Отчаяніе это
Меня пугаетъ.
Людовикъ.
Въ цѣломъ божьемъ мірѣ
Нѣтъ ничего такого, что могло-бы
Порадовать меня. Жизнь надоѣла,
Какъ дважды пересказанная повѣсть,
Что даже и притупленному слуху
Сонливаго — покажется несносной.
Позоръ испортилъ вкусъ всѣхъ сладкихъ словъ,
И только стыдъ да горечь имъ оставилъ.
Пандольфо.
Передъ концомъ тяжелаго недуга,
И именно тогда, когда начнутъ
Къ намъ возвращаться силы и здоровье, —
Становятся сильнѣе всѣ припадки;
Во всякомъ злѣ бываетъ наизлѣйшимъ
То именно мгновеніе — когда
Насъ это зло сбирается оставить.
Что-жь вы потерей нынѣшняго дня
Утратили?
Людовикъ.
Утратилъ я — всѣ дни
Бывалой славы, радости и счастья.
Пандольфо.
Конечно, если-бъ выиграли — вы.
Чѣмъ болѣе благопріятнѣй счастье
Бываетъ къ людямъ, — тѣмъ оно гнѣвнѣе
На нихъ взираетъ. Вы себѣ представить
Не можете, какъ много Іоаннъ
Своей побѣдой мнимой потеряетъ.
Васъ плѣнъ Артура вѣрно огорчаетъ?
Людовикъ.
Такъ глубоко, какъ радуется тотъ,
Кто взялъ Артура.
Пандольфо.
Умъ вашъ такъ-же юнъ,
Какъ ваша кровь. Послушайте теперь
Вы моего пророческаго слова:
Одно уже дыханіе того,
Что я хочу теперь сказать вамъ, сдуетъ
Малѣйшую соломинку, пылинку
И всякое препятствіе съ дороги,
Которая васъ прямо приведетъ
На англійскій престолъ — и потому-то
Внимательно выслушайте меня.
Артуръ теперь во власти Іоанна,
А Іоаннъ, занявъ чужое мѣсто,
Не будетъ знать ни часа, ни минуты —
Какой минуты? — даже и секунды
Спокойствія, — покуда пламя жизни
Играетъ въ жилахъ этого ребенка.
Скиптръ, вырванный мятежною рукою
И держится насиліемъ однимъ.
Тотъ, кто какъ онъ, стоитъ на скользкомъ мѣстѣ
Хватается за всякую опору,
Не брезгуя и самою гнуснѣйшей.
Чтобъ Іоаннъ могъ устоять — Артуру
Необходимо надо будетъ пасть.
Все это такъ и будетъ: потому что —
Не можетъ быть иначе.
Людовикъ.
Что-же я-то
Пріобрѣту съ паденіемъ Артура?
Пандольфо.
Вы? Всѣ права Артура переходятъ
Къ вамъ, какъ супругу Бланки аррагонской.
Людовикъ.
И я лишусь ихъ съ жизнью, какъ Артуръ.
Пандольфо.
Какъ молоды и зелены вы въ этомъ
Давнымъ-давно состарѣвшемся мірѣ!
Самъ Іоаннъ прокладываетъ вамъ
Дорогу; время вамъ благопріятно:
Вы знаете, что тотъ, кто безопасность
Свою невинной кровью обагряетъ, —
Тотъ и находитъ эту безопасность
Кровавою, — и сверхъ того, невѣрной.
И гнусное злодѣйство Іоанна
Такъ охладитъ сердца всего народа;
Любовь къ нему замерзнетъ до того,
Что будетъ радъ-радешенекъ народъ
И самому ничтожному предлогу
Кто съ престола свергнуть. Даже самымъ
Естественнымъ явленіямъ на небѣ, —
Игрѣ природы, всякому ненастью,
Простой грозѣ и самымъ зауряднымъ
Событіямъ тогда народъ придастъ
Значенье сверхъестественныхъ явленій,
И назоветъ ихъ чудомъ, метеоромъ,
Чудовищемъ, явленьемъ, гласомъ неба,
Грозящимъ явно местью Іоанну.
Людовикъ.
Быть-можетъ онъ не умертвитъ Артура,
А только самымъ строгимъ заключеньемъ
Онъ отъ него себя обезопаситъ.
Пандольфо.
О, ежели Артуръ и доживётъ
До высадки на берегъ Альбіона
Французскихъ войскъ, — извѣстіе объ этомъ
Его убьетъ. Сердца всего народа
Отъ Іоанна тотчасъ отвратятся,
И весь народъ прильнетъ тогда къ устамъ
Невѣданной доселѣ перемѣны,
И вырветъ подводъ къ ярому возстанью
Изъ рукъ окровавленныхъ Іоанна.
Мнѣ кажется, какъ будто я ужь вижу
Всѣ эти смуты въ Англіи: и сколько
Еще гораздо лучшаго сокрыто
Для васъ въ грядущемъ! Гнусный Фокенбриджъ
Тамъ церкви грабитъ и надъ ихъ святыней
Ругается: о, будь тамъ хоть двѣнадцать
Вооруженныхъ рыцарей французскихъ,
Они-бы десять тысячъ Англичанъ
На сторону свою переманили,
И возрасли, какъ малая снѣжинка,
Которая ростетъ, катясь по полю
И, наконецъ, становится горой. —
Теперь, Дофинъ, пойдемте къ королю;
Мы просто чудо выработать можемъ
Изъ недовольства этого: народъ
Такъ раздраженъ теперь на Іоанна!
И потому-то въ Англію скорѣе!
А короля я подстрекнуть берусь.
Людовикъ.
Отважныя, рѣшительныя мѣры
И чудо могутъ сдѣлать иногда.
Идемте-же. Отецъ мой никогда
Не скажетъ нѣтъ, отъ васъ услышавъ да.
ДѢЙСТВІЕ IV.
правитьСЦЕНА 1.
правитьГубертъ, одному изъ палачей.
На, — раскали желѣзо хорошенько.
Второму палачу.
Ты за обои спрячься (44) — и когда
Поя нога ударитъ въ грудь земли,
Тогда бросайтесь оба на робенка,
Котораго увидите со мной,
И привяжите на-крѣпко его
Къ скамейкѣ этой. Не зѣвать! ступайте!
Первый Палачъ.
Надѣюсь, что у васъ есть полномочье
На это дѣло?
Губертъ.
Глупое сомнѣнье!
Намъ нечего бояться тутъ. Ступайте.
Поди сюда, мой миленькій. Мнѣ надо
Поговорить съ тобою.
Артуръ.
Здравствуй, Губертъ.
Губертъ.
Здоровы-ли вы, маленькій мой принцъ?
Артуръ.
Да, маленькій, — съ огромнымъ, впрочемъ, правомъ
Быть больше принца. — Ты печаленъ что-то?
Губертъ.
Да, я бывалъ — конечно — веселѣе.
Артуръ.
Ахъ, Господи! мнѣ кажется, что кромѣ
Меня — никто не долженъ быть печаленъ.
Однако-жь, я теперь припоминаю,
Когда еще во Франціи я былъ, —
Дворяне молодые притворялись
Печальными какъ полночь — такъ, изъ шутки. (45)
Клянусь христовой вѣрой! Если-бъ только
Меня освободили изъ темницы
И сдѣлали, пожалуй, пастухомъ —
Я и тогда-бы цѣлый день былъ веселъ;
И даже здѣсь я былъ бы веселъ, если-бъ
Не думалъ все, что дядя замышляетъ
Противъ меня дурное что-нибудь.
Да! онъ меня боится; я — его.
А виноватъ ли я, что я — сынъ Джеффри?
О, право, нѣтъ! И какъ-бы мнѣ хотѣлось,
Чтобъ я былъ твой сынъ, Губертъ… милый Губертъ,
Вѣдь ты меня любилъ-бы?
Губертъ, въ сторону.
Если я
Разговорюсь съ нимъ, — болтовней невинной,
Пожалуй, онъ пробудитъ состраданье,
Замерзшее покуда. Кончу разомъ.
Артуръ.
Не болѣнъ-ли ты, Губертъ? какъ ты блѣденъ!
А право, мнѣ хотѣлось-бы, чтобъ ты
И въ самомъ дѣлѣ болѣнъ былъ немножко:
Тогда-бы я всю ночь не спалъ — всю ночь
Подлѣ тебя сидѣлъ-бы… Я вѣдь больше
Люблю тебя, чѣмъ ты — меня, мой Губертъ.
Губертъ, въ сторону.
Его слова мнѣ сердце надрываютъ.
Прочти вотъ это. (Про себя.)
Глупая вода!,
Неужели ты вытолкаешь за дверь
Безжалостную пытку? Ну, скорѣе!
Пока еще не вытекла изъ глазъ
Моя рѣшимость бабьими слезами.
Что, не прочтешь? Написано, знать, дурно?
Артуръ.
Нѣтъ, Губертъ, даже слишкомъ хорошо
Для гнусности подобнаго злодѣйства!
Ты долженъ выжечь сталью раскаленной
Мнѣ оба глаза?
Губертъ.
Да, дитя: я долженъ.
Артуръ.
И выжжешь?
Губертъ.
Выжгу.
Артуръ.
У тебя достанетъ
На это духу? Помнишь-ли ты, Губертъ, —
Разъ у тебя болѣла голова:
Я обвязалъ ее моимъ платкомъ,
(Моею лучшей вещью, — вышивала
Его принцесса мнѣ) — и никогда
Его назадъ не спрашивалъ. И въ полночь
Поддерживалъ я голову твою,
И, какъ минуты бдительнаго часа,
Я тягостное время сокращалъ
Вопросами: «Не надо-ли чего?» —
Да «гдѣ болитъ?» — да «чѣмъ тебѣ помочь?» —
Простой-бы мальчикъ спалъ себѣ спокойно,
Ни одного-бы дружескаго слова
Не вымолвилъ; — а за тобою принцъ
Ухаживалъ. Ты думаешь, быть-можетъ,
Любовь моя была притворна? скажешь,
Что это были хитрости: — пожалуй,
Что хочешь думай. Если небо хочетъ,
Чтобъ ты со мною дурно поступилъ, —
Пусть будетъ такъ. Ты выжжешь мнѣ глаза,
Которые ни разу не взглянули,
Да и не взглянутъ косо на тебя?
Гувертъ.
Я поклялся и выжгу ихъ желѣзомъ.
Артуръ:
Ахъ, только въ нашъ желѣзный вѣкъ и можно
Рѣшиться сдѣлать это! И желѣзо,
Какъ горячо его не раскали,
Къ моимъ глазамъ приблизившись, сейчасъ-же
Слезами ихъ упилось-бы, и ярость
Въ потокѣ ихъ невинномъ затушило.
Да, ржавчиной изъѣло-бы оно
Себя за то, что только раскалялось,
За тѣмъ чтобъ сдѣлать зло моимъ очамъ.
Ужели ты суровѣе желѣза?
Ахъ, если-бъ даже ангелъ мнѣ явился
Сказать, что Губертъ выжжетъ мнѣ глаза,
Я и ему-бы даже не повѣрилъ —
Но Губерту не вѣрить не могу!
Губертъ, топая ногой.
Сюда!
Ну, что-жь вы стали? исполняйте,
Что сказано.
Артуръ.
Спаси меня, мой Губертъ!
Мои глаза ужъ слѣпнутъ отъ однихъ
Ужасныхъ взглядовъ этихъ кровожадныхъ
И злыхъ людей.
Губертъ.
Подайте мнѣ желѣзо
И привяжите мальчика.
Артуръ.
Ахъ, Губертъ!
Въ чему это жестокое насилье?
Я вѣдь не стану вамъ сопротивляться —
Нѣтъ! Я какъ камень буду неподвиженъ!…
О, ради бога, Губертъ, не вели
Привязывать меня. Послушай, Губертъ,
Пусть эти люди выйдутъ вонъ; я буду
Сидѣть спокойно, смирно, какъ овечка.
Не шелохнусь, ни слова не скажу
И даже — вотъ что: не взгляну сердито
На это раскаленное желѣзо.
О, Губертъ! Губертъ! вышли только ихъ;
И, какъ-бы ты меня не мучилъ — я…
Прощу тебя.
Губертъ.
Оставьте насъ однихъ.
За дверью ждите.
Первый Палачъ.
Отъ такого дѣла
Я былъ-бы радъ еще подальше быть.
Артуръ.
Ахъ, Боже мой! я друга выгналъ! Взглядъ
Его суровъ, а сердце нѣжно. Губертъ,
Пусть онъ вернется. Этимъ состраданьемъ
Онъ и твое, быть-можетъ, оживитъ!
Губертъ.
Ну, перестань, мой мальчикъ; приготовься.
Артуръ.
Неужели ничто ужь не поможетъ?
Губертъ.
Я долженъ ослѣпить тебя.
Артуръ.
О, небо! —
Послушай, Губертъ! Если-бы въ твой глазъ
Попала какъ нибудь хоть порошинка,
Хоть зернушко, хоть мошка, волосокъ —
Тогда-бы ты, почувствовавъ, какъ эти
Бездѣлицы мучительны, пришолъ-бы
Отъ своего намѣренія въ ужасъ!
Губертъ.
А что ты обѣщалъ мнѣ? Закуси
Языкъ, дитя.
Артуръ.
О, Губертъ, на защиту
Двухъ глазъ — и двухъ-то мало языковъ!
Не заставляй меня, не заставляй
Меня молчать! о, Губертъ! — Или, знаешь
Что, Губертъ? Лучше вырви мой языкъ,
Но пощади глаза. Оставь глаза мнѣ;
Оставь мнѣ ихъ хоть только для того,
Чтобъ на тебя смотрѣть. Ужь и желѣзо
Простыло — мнѣ оно не повредитъ.
Губегтъ.
Я раскалю опять его, дитя.
Артуръ.
Нѣтъ! и огонь ужь умеръ отъ печали, —
Что, созданный на пользу человѣку,
Онъ долженъ былъ такой несправедливой,
Неслыханной жестокости служить.
Ну, посмотри: въ потухшихъ уголькахъ
Нѣтъ никакого зла; дыханье неба
Задуло пылъ ихъ и покрыло пепломъ
Раскаянья.
Губертъ.
Но я ихъ оживлю
Моимъ дыханьемъ.
Артуръ.
Ежели ты это
И сдѣлаешь, они зардѣютъ только.
Въ нихъ запылаетъ стыдъ отъ твоего
Поступка, Губертъ. И, быть-можетъ, даже
Они тогда стрекнутъ въ твои глаза,
Какъ иногда, случается съ собакой:
Когда ее начнутъ неволить къ бою,
Она того хватаетъ за одежду,
Кто на другихъ натравливалъ ее.
Такъ все, что ты во вредъ мнѣ приготовилъ
Тебѣ служить орудіемъ не хочетъ;
Въ одномъ тебѣ лишь нѣту состраданья,
Которое почувствовало даже
И ярое желѣзо, и огонь —
Орудія твоихъ жестокихъ цѣлей.
Губертъ.
Ну, такъ живи, я глазъ твоихъ не трону
За всѣ богатства дяди твоего.
А я далъ клятву выжечь ихъ желѣзомъ,
Дитя мое; совсѣмъ-было рѣшился.
Артуръ.
Ну, вотъ теперь ты настоящій Губертъ!
До этого ты только притворялся.
Губертъ.
Прощай, довольно! Дядя твой не долженъ
Знать, что ты живъ; лазутчиковъ его
Я обману, быть можетъ, ложнымъ слухомъ.
Теперь, дитя, ты можешь спать покойно;
И вѣрь, что я ни за какія блага,
Ничѣмъ тебѣ не сдѣлаю вреда.
Артуръ.
О, Господи, — благодарю тебя
Губертъ.
Молчи! ни слова болѣе. Ступай
За мной тихонько. Я вѣдь подвергаюсь
Опасности большой изъ-за тебя (46).
СЦЕНА 2.
правитьКороль Іоаннъ.
Вотъ мы опять на этотъ тронъ возсѣли,
Вѣнцомъ своимъ опять короновались, — (47)
Надѣемся, что этому всѣ рады.
Пемброкъ.
Безъ вашей воли это повторенье
Коронованья — было-бы излишне.
Вы были коронованы однажды,
И съ той поры никто васъ не лишалъ
Высокой королевственности вашей.
Народъ вашъ добрый вѣрности своей
Не запятналъ возстаніемъ мятежнымъ,
И жажда перемѣнъ и улучшеній
Не возмущала ваше государство.
Солсбери.
И потому-то — окружать себя
Двойнымъ великолѣпіемъ; свой титулъ
И безъ того блестящій, украшать;
Иль золото литое золотить,
Иль лилію раскрашивать; фіалку
Облить духами; гладить скользкій ледъ;
Иль къ радугѣ прибавить новый цвѣтъ;
Иль украшать свѣчами восковыми
Прекрасное, святое око неба: —
Излишнее, смѣшное мотовство.
Пемброкъ.
Для насъ священна воля государя —
И ей повиновались мы. При всемъ-томъ,
Все это дѣло кажется намъ старой,
Лишь съизнова разсказанною сказкой.
И вообще бываетъ очень скучно,
Когда совсѣмъ некстати повторяютъ
Одно и тоже.
Сольсбери.
Обликъ величавый
Обычаёвъ старинныхъ искаженъ;
Какъ перемѣнный вѣтеръ измѣняетъ
Бѣгъ корабля — такъ вы перемѣнили
Естественный, обычный ходъ понятій,
И здравый смыслъ заставили хворать.
Да! истину — и ту подозрѣваютъ,
Когда она появится въ такомъ
Невѣдомомъ доселѣ одѣяньи.
Пемброкъ.
Хорошее стараясь сдѣлать лучше —
Ремесленникъ всегда перехитритъ.
Почти всегда, ошибку исправляя,
Мы дѣлаемъ ее еще важнѣе.
Такъ, напримѣръ, огромная заплата
На маленькой прорѣхѣ — закрывая
Ее собой — гораздо безобразнѣй,
Чѣмъ самая прорѣха безъ заплаты.
Сольсбери.
Передъ коронованіемъ вторичнымъ,
Мы наши мнѣнья высказали прямо;
Но вашему величеству принять
Ихъ неугодно было; впрочемъ, мы
На это согласились, потому что
Желанья вѣрныхъ подданныхъ должны
Подчинены быть волѣ государя.
Король Іоаннъ.
Я многія причины моего
Вторичнаго коронованья прежде
Вамъ сообщилъ и думаю, что съ васъ
Достаточно покуда ихъ. Теперь-же,
Когда мы этимъ наши опасенья
Разсѣяли, — я вамъ и остальныя,
Важнѣйшія гораздо, — сообщу.
Вы, между тѣмъ, скажите мнѣ, что дурно,
Что-бъ вы желали преобразовать:
И вы тогда увидите, съ какою
Готовностью я буду ваши просьбы
Не только слушать, но и выполнять.
Пемброкъ.
И такъ, позволь-же мнѣ, какъ языку,
Какъ голосу присутствующихъ здѣсь, —
Желаніе сердецъ ихъ выражая,
Просить тебя, (отъ самого себя,
И ради ихъ, и ради твоего
Спокойствія, какъ самой главной цѣли
Стараній нашихъ) — объ освобожденьи
Артура; или — ропотъ недовольныхъ
Твоимъ поступкомъ можетъ привести
Къ опасному вопросу: «Если право
На то, чѣмъ ты владѣешь, справедливо —
То отчего-же этотъ страхъ (который,
Какъ говорятъ, всегдашній спутникъ лжи)
Тебя побудилъ этого ребенка
Держать въ тюрьмѣ, и юнымъ днямъ его
Дать въ варварскомъ невѣжествѣ заглохнуть?
Зачѣмъ лишаешь молодость его
Всѣхъ преимуществъ добрыхъ упражненій?» (48)
Чтобъ это не могло служить предлогомъ
Твоимъ врагамъ — освободи Артура.
Отчасти мы ходатайствуемъ тутъ
И за себя: но только потому
Что наше счастье связано съ твоимъ,
Для твоего же блага мы считаемъ
Необходимымъ дать ему свободу.
Король Іоаннъ.
Да будетъ такъ. Я этого ребенка
Вамъ довѣряю, лорды.
Здравствуй, Губертъ.
Что новаго?
Пемброкъ тихо, лордамъ.
Вотъ этотъ человѣкъ,
Которому кровавое злодѣйство
Поручено. Онъ даже повелѣнье
Показывалъ недавно одному
Пріятелю. Въ очахъ его сверкаетъ
Безбожное и гнусное злодѣйство;
А скрытный видъ изобличаетъ въ немъ
Нечистую, встревоженную совѣсть;
Какъ я боюсь, чтобъ онъ ужь порученья
Не выполнилъ!
Сольсбери.
Смотрите, какъ король
Мѣняется въ лицѣ ежеминутно.
То замыселъ, то совѣсть гонитъ краску,
Которая мелькаетъ по лицу
Какъ вѣстники межь двухъ враждебныхъ армій.
Но страсть его созрѣла ужь, и скоро
Прорвется гноемъ.
Пемброкъ.
Только-бъ этимъ гноемъ
Смерть бѣднаго ребенка не была!
Король Іоаннъ, подходя къ лордамъ.
Безсильны мы передъ десницей смерти,
Милорды благородные! До сихъ-поръ
Во мнѣ еще не умерло желанье
Вамъ угодить; вина-же просьбы вашей
Не существуетъ болѣе, — мертва.
Онъ извѣстилъ, что нынѣшнею ночью
Артуръ скончался.
Сольсбери.
Этого мы ждали:
Его болѣзнь была неизлечима.
Пемброкъ.
Мы слышали, что онъ ужь близокъ къ смерти
И даже прежде слышали, — чѣмъ самъ онъ
Почувствовалъ, что болѣнъ. Здѣсь-ли, тамъ-ли —
А за такое темное дѣянье
Не избѣжать отвѣта.
Король Іоаннъ, лордамъ.
Что-же, лорды,
Вы смотрите такъ мрачно на меня?
Иль вы воображаете, что я
Держу, какъ Парка, ножницы судьбы?
Но развѣ я надъ пульсомъ жизни властенъ?
Сольсбери, лордамъ.
Обманъ тутъ очевиденъ; и какъ страшно
Унизилось величіе, плутуя
Съ такой безстыдной наглостью! Ужасно!
Желаю вамъ успѣха; и за тѣмъ
Прощайте.
Пемброкъ.
Подождите, лордъ Сольсбери,
И я иду. Я буду съ вами вмѣстѣ
Отыскивать наслѣдіе ребенка:
Его могилу — маленькое царство.
И тотъ, кому весь этотъ чудный островъ
Принадлежалъ — теперь на немъ владѣетъ
Всего тремя аршинами земли!
Вотъ до чего мы наконецъ дошли!
Но это всѣхъ противъ него возбудитъ!
И отомщенъ малютка бѣдный будетъ!
Король Іоаннъ.
Они негодованіемъ пылаютъ.
Напрасно я убилъ Артура. Кровь —
Нетвердое, какъ видно, основанье,
И смерть другихъ намъ жизни не упрочитъ.
Твой мрачный взоръ несчастіе пророчитъ.
Куда дѣвалась кровь изъ этихъ щекъ?
Нѣтъ! безъ грозы не можетъ проясниться
Такое мрачно-пасмурное небо!
Что Франція?
Гонецъ.
Изъ Франціи идетъ
На Англію. И никогда еще
Для высадки въ чужое государство
Такихъ громадныхъ силъ не вызывала
Изъ нѣдръ своихъ. Французы научились
У васъ, какъ видно, вашей быстротѣ:
Съ извѣстіемъ объ ихъ вооруженьи
Другая вѣсть пришла — объ ихъ прибытьи.
Король Іоаннъ.
Гдѣ-жь эта вѣсть пропьянствовала? а?
Гдѣ заспалась? Что-жь королева мать?
Куда дѣвалась бдительность ея?
Король Филиппъ собралъ такое войско,
И матушка не знала ничего?
Гонецъ.
Лордъ, слухъ ея теперь землей засыпанъ.
Она скончалась перваго Апрѣля;
А за три дни предъ этимъ, какъ я слышалъ,
Въ припадкѣ злаго бѣшенства скончалась
Милэди Констансъ. Это, впрочемъ, только
Одинъ лишь слухъ. Я вѣрнаго не знаю.
Король Іоаннъ.
О, не спѣши такъ, грозная случайность,
И заключи со мною, хоть на время,
Союзъ, — пока я пэровъ раздраженныхъ
Не успокою! — Матушка скончалась!…
Не хорошо идутъ мои дѣла!
А кто-же предводительствуетъ войскомъ,
Которое, какъ ты насъ извѣстилъ,
Ужь высадилось въ Англію?
Гонецъ.
Дофинъ.
Король Іоаннъ.
Ты насъ своими гадкими вѣстями
Совсѣмъ смутилъ….
Ну, что-же говорятъ
О дѣйствіяхъ твоихъ, племянникъ? Только
Не забивай ты голову мою
Дурными новостями. Ужь она
И безъ того по край набита ими.
Бастардъ.
А! если вы дурныхъ вѣстей боитесь,
Пусть самая сквернѣйшая нежданно
Надъ головою вашей разразится.
Король Іоаннъ.
Ну, не сердись. Прости меня. Внезапно
Приливъ меня совсѣмъ было ужь залилъ;
Теперь я снова вынырнулъ, и все
Что мнѣ ни скажутъ, выслушаю твердо.
Бастардъ.
Успѣлъ-ли я поладить съ духовенствомъ —
То скажутъ суммы, собранныя мною.
Но возвращаясь съ ними, я повсюду
Нашелъ народъ взволнованнымъ престранно
Нелѣпѣйшими слухами: онъ въ страхѣ, —
Хоть и не знаетъ самъ, чего боится.
Вотъ вамъ пророкъ (49), котораго схватилъ я
На улицахъ Помфрета: вслѣдъ за нимъ
Налилъ народъ огромными толпами;
А онъ въ стихахъ нескладныхъ распѣвалъ,
Что въ Вознесенье, ровно въ самый полдень,
Вы сложите корону.
Король Іоаннъ.
Да съ чего-же
Ты это взялъ, безмозглый прорицатель?
Петръ помфретскій.
Съ того, что знаю. Это будетъ такъ.
Король Іоаннъ.
Вонъ! посади его въ темницу, Губертъ;
И ровно въ самый полдень Вознесенья,
Когда, какъ онъ пророчествуетъ, я
Сложу корону, — пусть его повѣсятъ.
Отдай его подъ стражу, и сейчасъ-же
Вернись сюда. Ты нуженъ мнѣ.
Ну, что,
Племянникъ милый: слышалъ-ли ты новость?
И знаешь-ли, кто прибылъ къ намъ?
Бастардъ.
Французы.
Объ этомъ только всѣ и говорятъ.
А сверхъ того, я встрѣтилъ лордовъ Биготъ
И Сольсбёри: глаза ихъ были красны,
Какъ только-что занявшееся пламя.
Они, и съ ними многіе другіе
Искали тѣла бѣднаго Артура,
Который былъ зарѣзанъ ныньче ночью,
Какъ говорятъ, по вашему приказу.
Король Іоаннъ.
Поди, кузенъ; вмѣшайся въ ихъ среду;
Я знаю средство снова привязать
Ихъ всѣхъ къ себѣ; ты только приведи ихъ.
Бастардъ.
Я отыщу ихъ.
Король Іоаннъ.
Поскорѣе; такъ чтобъ
Одна нога другую погоняла.
И надо-жь было внутреннихъ враговъ
Вооружить, — когда вторженье внѣшнихъ
Моимъ владѣньямъ гибелью грозитъ!
Племянникъ! будь Меркуріемъ моимъ
И, окрыливъ стопы свои, быстрѣе
Чѣмъ мысль сама, назадъ ко мнѣ лети.
Бастардъ.
Духъ времени научитъ и меня
Поспѣшности.
Король Іоаннъ.
Вотъ слово дворянина.
Ступай за нимъ; быть-можетъ и ему
Посредникъ будетъ нуженъ, между мною
И пэрами. Ты будешь имъ.
Гонецъ.
Почту
На счастіе служить вамъ, государь.
Король Іоаннъ.
И мать скончалась!
Губертъ.
Милордъ! въ народѣ слухъ прошелъ, что ночью
Явилося пять мѣсяцевъ: четыре
Стояли неподвижно, а вокругъ ихъ
Вертѣлся пятый дивными кругами (50).
Король Іоаннъ.
Пять мѣсяцевъ?
Губертъ.
На улицахъ старухи
И старики ведутъ объ этомъ толки
Опасные. У всѣхъ на языкѣ
Смерть вашего племянника Артура.
Когда о ней заходитъ рѣчь, то всѣ
Сомнительно качаютъ головами
И шепчутся; кто говоритъ объ ней,
Тотъ слушателя за руку хватаетъ,
А слушатель сердито хмуритъ брови,
И головой киваетъ, поводя
Вокругъ себя испуганно глазами.
Я видѣлъ самъ, какъ съ молотомъ въ рукѣ,
Одинъ кузнецъ, забывъ объ наковальнѣ,
Гдѣ между тѣмъ его желѣзо стыло,
Разиня ротъ, выслушивалъ портнаго,
Который съ мѣркой, ножницами, въ туфляхъ,
Надѣтыхъ въ попыхахъ не на тѣ ноги,
Разсказывалъ въ полголоса о томъ,
Что тысячи французской рати въ Кентѣ
Уже стоятъ въ порядкѣ боевомъ.
Тогда другой ремесленникъ, худой,
Запачканный, — сейчасъ-же перебилъ
Его слова разсказомъ объ Артурѣ.
Король Іоаннъ.
За чѣмъ меня ты хочешь запугать
Разсказами объ этихъ страхахъ, Губертъ?
За чѣмъ напоминаешь безпрестанно
Ты мнѣ о смерти бѣднаго Артура?
Ты самъ его убилъ вѣдь. Я имѣлъ,
По-крайней-мѣрѣ, важныя причины
Желать его какъ-можно скорой смерти:
Ты — никакой, чтобъ умертвить его.
Губертъ.
Какъ, никакой, милордъ? Не вы-ли сами
Заставили меня его убить?
Король Іоаннъ.
О, въ этомъ-то вотъ — страшное проклятье
Всѣхъ королей: что служатъ имъ рабы,
Которые привыкли принимать
Простую прихоть ихъ, или капризъ
За повелѣнье вторгнуться тотчасъ-же
Въ обитель жизни; наше мановенье —
Считать закономъ и воображать,
Что даже мысли грознаго владыки
Понятны имъ, — тогда какъ, можетъ-быть,
Онъ хмурится безъ всякой мрачной думы,
А просто такъ, изъ прихоти.
Губертъ.
Милордъ, —
Вотъ повелѣнье, скрѣпленное вами
Собственноручной подписью, — съ печатью.
Король Іоаннъ.
О, въ страшный день послѣдняго расчета
Между землей и небомъ, — и печать,
И эта подпись — грозною уликой
Для осужденья нашего послужитъ!
Какъ часто насъ рѣшиться заставляетъ
На зло — одинъ лишь видъ орудій зла!
Не встрѣться я съ тобою, — заклеймённый,
Предъизбранный природою самою
На гнусныя, позорныя дѣла —
И въ голову мнѣ во-все не пришло-бы
Убійство это. Увидавъ случайно
Твое лицо рябое — я нашелъ
Тебя способнымъ къ подлому злодѣйству
И на опасный замыселъ пригоднымъ —
И — намекнулъ слегка на смерть Артура.
А ты, чтобъ вкрасться въ милость короля,
Безсовѣстный! — убить рѣшился принца.
Губертъ.
Милордъ — --
Король Іоаннъ.
Ну, покачай хоть только головой,
Иль изумись, когда полусловами
Свой замыселъ тебѣ я сообщалъ;
Иль на меня взгляни въ недоумѣньи,
Иль попроси, чтобъ высказалъ яснѣе,
Чего хочу: тогда-бы отъ стыда
Я онѣмѣлъ и бросилъ все; меня
Заставилъ-бы твой ужасъ содрогнуться;
Но ты меня и по намекамъ понялъ, —
Съ намеками намекомъ сговорился.
Безпрекословно сердцемъ согласившись,
Ты совершилъ злодѣйскою рукою
Своей недрогнувъ, то, — чего мы оба
И высказать-то громко не посмѣли.
Прочь съ глазъ моихъ! Чтобъ я тебя отнынѣ
Здѣсь не видалъ! Теперь меня всѣ лорды
Покинули, и войско чужёземцевъ
Грозитъ моимъ владѣніямъ почти
У ихъ воротъ; и даже въ этомъ плотскомъ
Владѣніи, — и даже въ этомъ царствѣ
Дыханія и крови — все враждуетъ,
И смерть Артура съ совѣстью моею
Ведутъ междоусобную войну. (51)
Губертъ.
Противъ другихъ враговъ вооружайтесь,
А съ совѣстью я васъ ужь помирю.
Живъ принцъ Артуръ. Рука моя покуда
Еще невинно-дѣвственна, и кровью
Не обагрялась. Въ эту грудь ни разу
Ужасное желаніе убійства
Не проникало. Вы, придавъ такое
Значеніе наружности моей —
Надъ самою природой наругались.
Подъ некрасивой внѣшностью моею
Живетъ душа, которая не такъ
Ещё гнусна и мерзостна, чтобъ ей
Быть палачемъ невиннаго ребенка.
Король Іоаннъ.
Артуръ не умеръ! О, спѣши-же къ пэрамъ,
И этой вѣстью радостной залей
Ихъ полыхнувшую ярость; возврати
Ихъ къ прежнему повиновенью. Губертъ,
Прости моей горячности то мнѣнье,
Которое я вывелъ изъ твоей
Наружности; я бѣшенствомъ моимъ
Былъ ослѣпленъ; глазамъ, залитымъ кровью,
Она еще ужаснѣе казалась,
Чѣмъ въ самомъ дѣлѣ. О, не отвѣчай!
Иди скорѣй — и раздраженныхъ лордовъ
Съ собой ко мнѣ старайся привести.
Какъ медленны, однако, эти просьбы!
Ты не бери примѣра съ просьбъ моихъ,
Мой добрый другъ, — а будь быстрѣе ихъ!
СЦЕНА 3.
правитьАртуръ.
Высоко… но… я все-таки спрыгну.
О, добрая земля, будь милосерда!
Не ушиби меня! Меня почти
Никто не знаетъ здѣсь; да если-бъ даже
И зналъ-то кто, — меня подъ платьемъ юнги
Нельзя узнать. Какъ страшно! Ну, рѣшусь!
Когда спрыгну и не сломаю шеи —
И много средствъ найду отсюда скрыться.
О, умереть спасаясь — все-же лучше,
Чѣмъ умереть оставшись.
Въ этомъ камнѣ
Духъ дяди моего. О, Боже! душу
Мою прими! А ты, отчизна — кости.
Сольсбери.
Милорды, я къ нему поѣду ныньче
Въ Сент-Эдмондс-Бёри. Это насъ должно-бы
Поставить внѣ опасности; въ такое
Тяжелое, опасливое время
Отъ предложеній дружественныхъ принца
Не слѣдуетъ отказываться намъ.
Пемброкъ.
А кто привезъ письмо отъ кардинала?
Сольсбери.
Одинъ изъ лордовъ Франціи — Мелёнъ.
То, что ему поручено изустно
Намъ передать о милостяхъ Дофина
И о его расположеньи къ намъ —
Еще сильнѣй письма.
Биготъ.
Такъ завтра утромъ
Увидимся съ Дофиномъ.
Сольсбери.
Или лучше
Отправимся сейчасъ-же; потому что
Вѣдь до него два длинныхъ дня пути.
Бастардъ.
Привѣтствую еще разъ въ этотъ день
Васъ, — гнѣвные, озлобленные лорды!
Черезъ меня, король къ себѣ васъ проситъ,
Немедленно.
Сольсбери.
Король насъ удалилъ
Самъ отъ себя. Мы подбивать не станемъ
Своей, ни чѣмъ непомраченной честью
Кто, грѣхомъ запятнанной, одежды, —
И слѣдовать не будемъ по стопамъ,
Которыя повсюду оставляютъ
Кровавый слѣдъ. Скажите-же ему,
Что слышали: мы знаемъ все.
Бастардъ.
Но, что бы
Ни знали вы — привѣтливое слово,
По моему, казалось-бы теперь
Приличнѣе.
Сольсбери.
Теперь негодованье,
А не приличье нами говоритъ.
Бастардъ.
Негодованью вашему, милордъ,
Одно мѣшаетъ быть благоразумнымъ: —
Для этого вамъ слѣдуетъ припомнить
Приличіе.
Пемброкъ.
Любезный сэръ, горячность,
Мнѣ кажется, свои права имѣетъ.
Бастардъ.
О, да! вредить — тому, кто горячится;
И болѣе, повѣрьте — никому.
Сольсбери.
Вотъ и тюрьма.
Кто это тутъ лежитъ?
Пемброкъ.
О, смерть, гордися царственной красой!
Такого дѣла даже и земля
Скрыть не могла!
Сольсбери.
Позорное убійство,
Какъ-бы гнушаясь тѣмъ, что совершило, —
Оставило и жертву на виду,
Чтобы она о мщеніи взывала.
Биготъ.
Иль, можетъ быть она, обрекши гробу
Красу Артура, вдругъ ее нашла
Для гроба слишкомъ царственно-роскошной.
Сольсбери.
Что скажете объ этомъ вы, сэръ Робертъ?
Случалось-ли вамъ видѣть или слышать,
Или читать; или могли-ли вы
Вообразить подобное тому,
Что видите теперь, и можетъ-быть,
Своимъ глазамъ не вѣрите? Да впрочемъ,
Могло-ли даже въ голову придти
Хоть что-нибудь подобное, покуда
Во-очію оно не совершилось?
Вѣдь это верхъ, вѣнецъ вѣнца злодѣйствъ,
Гербъ и девизъ убійства; это гнусность
Кровавая, свирѣпѣйшее звѣрство,
Подлѣйшее изъ самыхъ подлыхъ дѣлъ,
Какими только гнѣвъ каменносердый
И бѣшеная ярость вызывали
У состраданья кроткаго — слезу.
Пемброкъ.
Всѣ, прежде совершенныя убійства
Теперь собою это извиняетъ;
Его ни съ чѣмъ сравнить нельзя; оно —
Единственно, и потому придастъ
И чистоту, и святость — нерожденнымъ
Еще грѣхамъ временъ ненаступившихъ.
И всякое изъ самыхъ смертоносныхъ
Кровопролитій — будетъ только шуткой
Въ сравненьи съ этимъ зрѣлищемъ ужаснымъ.
Бастардъ.
Да, это дѣло — адское злодѣйство;
Кровавое, ужаснѣйшее дѣло
Руки безчеловѣчной — если только
То было дѣломъ чьей нибудь руки.
Сольсбери.
Какъ, «если дѣло чьей нибудь руки?»
Мы ужъ давно на слѣдъ ея напали:
То дѣло — гнусной Губерта руки,
Внушеніе и замыслъ — Іоанна,
Которому перестаю отнынѣ
Повиноваться я, какъ королю;
И, преклонивъ колѣна передъ этой
Развалиной прекрасной — дивной жизни,
Предъ этимъ бездыханнымъ совершенствомъ, —
Даю ему святой обѣтъ до тѣхъ поръ
Не наслаждаться радостями жизни, (53)
Не заражаться ядомъ наслажденій,
Ни радости, ни отдыха не знать,
Пока я эту голову сіяньемъ
Не окружу, — отмстивъ ея убійцамъ.
Немброкъ и Биготъ.
И мы, и мы зарокъ твой повторяемъ.
Губертъ.
Я такъ спѣшилъ васъ отыскать, милорды,
Что весь горю. Принцъ Артуръ живъ; король
Послалъ меня за вами.
Сольсбери.
Что за наглость!
И даже смерть мерзавца не смутила!
Вонъ, прочь отсюда, гнусный рабъ! бездѣльникъ!
Губертъ.
Я не бездѣльникъ….
Неужли я долженъ
Лишить законъ его добычи вѣрной?
Бастардъ.
Для этого вашъ мечъ, сэръ, слишкомъ свѣтелъ.
Вложите-ка его опять въ ножны.
Сольсбери.
Что? никогда! покуда въ грудь убійцы
Не погружу —
Губертъ.
Назадъ, милордъ Сольсбёри!
Вамъ говорятъ, назадъ! Клянуся небомъ,
И у меня такой-же острый мечъ,
Какъ и у васъ! Но мнѣ-бы не хотѣлось,
Чтобъ вы, милордъ, забывшись, испытали
Весь гнѣвъ моей законной обороны.
Я, увлеченный яростію вашей,
Могу забыть вашъ санъ и вашу славу.
Биготъ.
И эта куча прѣлаго навоза
Осмѣлилась храбриться передъ лордомъ!
Губертъ.
Я? никогда! клянуся въ этомъ жизнью!
Въ защиту-же моей невинной жизни
Мечъ обнажу и противъ короля.
Сольсбери.
Убійца!
Губертъ.
Нѣтъ; покамѣстъ не убійца.
Не сдѣлайте меня убійцей — вы.
Кто говоритъ не то, что есть — тотъ лжетъ.
Пемброкъ.
Руби его!
Бастардъ.
Оставьте, успокойтесь.
Сольсбери.
Прочь, Фокенбриджъ! не то я и тебя
Моимъ мечемъ нечаянно задѣну.
Бастардъ.
Нѣтъ, лучше ты ужь чорта самого
Задѣнь, Сольсбёри! Только покосись
Ты на меня, иль сдѣлай только шагъ,
Иль оскорбить позволь меня своей
Заносчивости взбалмошной — и ты
Сейчасъ-же мертвъ. Вложи свой мечъ въ ножны,
Не то я исковеркаю тебя
И съ вертѣломъ-то этимъ — такъ что ты
Подумаешь, что чортъ сорвался съ цѣпи.
Биготъ.
Что дѣлаешь ты, доблестный Фокенбриджъ?
Вступаешься за гнуснаго убійцу!
Губертъ.
Я не убійца, лордъ.
Биготъ.
Кто-жь молодаго принца
Убилъ такъ гнусно?
Губертъ.
Часа не прошло,
Какъ я его оставилъ здѣсь здоровымъ;
Я уважалъ Артура и любилъ —
Всю жизнь мою оплакивать я буду
Потерю этой жизни благородной.
Сольсбери.
Не вѣрьте хитрой влагѣ этихъ глазъ.
Вѣдь и злодѣи также могутъ плакать.
Онъ ужь давно слезами промышляетъ
И можетъ лить ихъ цѣлыми ручьями
Невинности и жалости притворной.
За мной, кому противенъ запахъ бойни!
Или меня задушитъ смрадъ грѣха!
Биготъ.
Въ Бёри, къ Дофину.
Пемброкъ, Бастарду.
Скажешь королю,
Гдѣ онъ объ насъ освѣдомиться можетъ.
Бастардъ.
Ну, такъ!
Тебѣ знакомо это дѣло?
Какъ ни была-бы благость безконечна,
И безпредѣльно милосердье неба —
Ты проклятъ, Губертъ, если это дѣло
Твое.
Губертъ.
Но прежде выслушайте, сэръ.
Бастардъ.
Дай досказать. Ты проклятъ, такъ какъ черный
Что я? — чернѣе нѣтъ ужь ничего! —
Ты проклятъ даже больше князя тьмы;
Во всемъ аду нѣтъ демона ужаснѣй
Того, какимъ ты будешь, если правда,
Что ты убилъ несчастнаго ребенка!…
Губертъ.
Клянусь душою —
Бастардъ.
Если ты хоть только
Согласенъ былъ на это преступленье —
Бѣда тебѣ! ты можешь задавиться
Тогда на самой тонкой паутинѣ,
Которую когда-либо, паукъ
Вытягивалъ изъ тѣла: на тростинкѣ
Повѣситься тогда ты можешь смѣло,
А ежели захочешь утопиться. —
Налей немного въ блюдечко воды,
И цѣлымъ моремъ капля расплеснется,
Чтобъ утопить такого подлеца!
А я тебя подозрѣваю, Губертъ.
Губертъ.
О, если дѣломъ, словомъ или мыслью
Виновенъ я въ кровавомъ похищеньи
Дыханія, что въ этой оболочкѣ
Прекрасной жило, пусть тогда всѣ муки
Свои на мнѣ геенна истощитъ!
Но я оставилъ мальчика здоровымъ.
Бастардъ.
Такъ подними-жь его. — Я растерялся…
Мнѣ кажется, что истинный свой путь
Утратилъ я въ теперешнее время
Среди его опасностей и терній.
Какъ ты легко всю Англію приподнялъ!
Жизнь Англіи, права ея и вѣрность
На небо отлетѣли вмѣстѣ съ этой
Частицей королевственности мертвой;
И Англіи теперь осталось только
Оспаривать, терзать и рвать зубами
Владычества непризнанное право!
И за его обглоданную кость
Война, какъ песъ голодный ощетинясь,
На кроткій миръ свирѣпо зарычитъ;
Врагъ внутренній соединится съ внѣшнимъ,
И безконечный рядъ междоусобій
Ждетъ близкаго паденья этой власти
Похищенной, — какъ воронъ сторожитъ
Животнаго, которое издохнетъ
Чрезъ минуту. Счастливъ тотъ, чей плащъ
Невзгоду эту вынесетъ! — Снеси
Убитаго и возвратись скорѣе.
Я къ королю иду. И само небо
Нахмурилось на Англію; насъ ждетъ
Теперь такое множество заботъ!
ДѢЙСТВІЕ V.
правитьСЦЕНА 1.
правитьКороль Іоаннъ.
Я въ ваши руки передалъ вѣнецъ
Моей державы.
Пандольфо, отдавая королю корону.
А теперь обратно
Его примите, вмѣстѣ съ вашей властью
И царственнымъ величіемъ, — какъ даръ
Святѣйшаго отца.
Король Іоаннъ.
Теперь, отецъ мой,
Исполните свое святое слово.
Къ французамъ поспѣшите; и всю власть
Святѣйшаго отца употребите,
Чтобы остановить ихъ, прежде чѣмъ
Пожаромъ вспыхнемъ. Графства возмутились;
Народъ, въ разладѣ съ долгомъ, присягаетъ
Въ покорности чужому королю.
Вы, только вы и можете сдержатъ
Такой разливъ разгоряченной крови.
Не медлите. Недугъ нашъ такъ опасенъ,
Что ежели сейчасъ не дать лекарства,
Неизлечимымъ сдѣлается онъ.
Пандольфо.
Мое дыханье бурю возбудило
За то, что вы сопротивлялись мнѣ.
Вы покорились — тѣми-же устами
Я усмирю грозу войны кровавой
И ясную погоду возвращу
Всей Англіи, объятой возмущеньемъ.
Сегодня-жь, въ день святаго Вознесенья —
(Но не забудьте — послѣ вашей клятвы
Служитъ отцу святому) — я отправлюсь
Къ французамъ, и немедленно Дофина
Оружіе заставлю положить.
Король Іоаннъ,
Какъ, нынче Вознесенье? Вотъ пророкъ-то
Все говорилъ, что въ полдень Вознесенья
Сложу корону: — я ее сложилъ,
Я думалъ, это вынужденно будетъ;
Но, слава Богу, вышло — добровольно.
Бастардъ.
Весь Кентъ передался и только Дувръ
Все держится еще. А Лондонъ принялъ
Какъ дорогихъ гостей — войска Дофина.
Дворяне ваши тоже отказались
Повиноваться вамъ и предложили
Свои услуги вашему врагу.
Друзей у васъ немного — да-и тѣ
Сомнительны. Въ переполохѣ страшномъ
Всѣ мечутся куда глаза глядятъ.
Король Іоаннъ.
И даже послѣ вѣсти, что Артуръ
Живъ — не хотятъ къ намъ возвратиться лорды?
Бастардъ.
Они нашли одинъ лишь трупъ Артура
На улицѣ: одинъ пустой ларецъ,
Откуда жизни камень самоцвѣтный
Похищенъ чьей-то адскою рукою.
Король Іоаннъ.
Но какъ-же мнѣ сказалъ бездѣльникъ Губертъ,
Что мальчикъ живъ?
Бастардъ.
Да онъ и самъ такъ думалъ.
Клянуся вамъ. — За чѣмъ-же духомъ падать?
Что смотрите такъ грустно? Будьте такъ-же
Велики дѣломъ, какъ когда-то были
Вы помысломъ велики. Пусть никто
Не думаетъ, что мрачное сомнѣнье
И блѣдный ужасъ могутъ отуманить
И царственныя очи! Будьте такъ-же
Какъ время наше — дѣятельны, быстры,
Огонь съ огнемъ, гроза противъ грозы;
Хвастливому запугиванью прямо
Въ лицо глядите; прочь гоните страхъ:
И низшіе, которые у высшихъ
Перенимаютъ все — примѣромъ вашимъ
Возвысятся и воодушевятся,
Исполнятся безтрепетнаго духа
Рѣшимости. Впередъ, впередъ! блестите
Какъ богъ войны, когда онъ поле брани
Самимъ собой задумаетъ украсить!
Пусть видятъ всѣ, что вы не лишены
Ни мужества, ни твердости душевной.
Ужели мы дадимъ искать имъ льва
Въ его пещерѣ — въ ней его позволимъ
Запугивать и въ трепетъ приводить?
Не попустите этого! смѣлѣе!
Спѣшите встрѣтить зло какъ можно дальше;
Не подпуская къ вашему порогу,
Схватитесь съ нимъ и прочь его гоните!
Король Іоаннъ.
А у меня сейчасъ былъ кардиналъ:
Мнѣ удалось съ легатомъ помириться.
Онъ обѣщалъ мнѣ отослать войска,
Пришедшія изъ Франціи съ Дофиномъ.
Бастардъ.
Безславный миръ! — Какъ? въ самомъ сердцѣ нашей
Родной земли — мы поведемъ съ врагами
Переговоры, сладенькія рѣчи?
И на вооруженное вторженье
Отвѣтимъ мы угодливостью рабской
И просьбой о постыдномъ замиреньи?
Какъ? этому безъусому мальчишкѣ,
Изнѣженному франтику — позволимъ
Мы на равнинахъ Англіи храбриться?
Онъ нашею воинственною почвой
Свою отвагу будетъ подстрекать?
Надъ воздухомъ британскимъ издѣваться
Дуракъ тщеславный будетъ — разсѣкая
Его эѳиръ знамёнами своими?
Къ оружію! къ оружію, король!
Легату, можетъ-быть, и не удастся
Миръ заключить; а если и удастся,
Пусть видятъ всѣ, что ты готовъ къ отпору.
Король Іоаннъ.
Распорядись какъ знаешь. Я тебѣ
Съ рукъ на руки передаю все дѣло.
Бастардъ.
Ну, такъ въ походъ — и выступимте смѣло!
О, я теперь противиться смогу
И болѣе опасному врагу.
СЦЕНА 2.
правитьЛюдовикъ.
Мессиръ Мелёнь, на память намъ велите
Снять копіи съ двухъ актовъ договорныхъ,
А подлинники лордамъ передайте,
Чтобъ и они и мы, перечитавши
Условья наши — знали для чего
Причастіе святое принимали (54),
И твердо-бы хранили наши клятвы.
Сольсбери.
Мы, съ нашей стороны, ихъ не нарушимъ.
Но, вѣрьте богу, доблестный Дофинъ,
Что не смотря на данную вамъ клятву,
Въ невынужденной вѣрности моей,
И въ ревностномъ содѣйствіи успѣху
Французскаго оружія — мнѣ горько,
Что для болячки нынѣшняго вѣка
Намъ нуженъ пластырь гнуснаго возстанья;
Что старую, гноящуюся рану
Должны лечить посредствомъ новыхъ ранъ;
Да, больно мнѣ, что долженъ обнажить
Свой мечъ затѣмъ, чтобъ столькихъ вдовъ надѣлать —
Тогда, когда защиты и спасенья
Все ждетъ теперь отъ одного Сольсбёри!
Но ужь таковъ испорченный нашъ вѣкъ,
Что защищать свои права и сами
Не можемъ мы иначе, какъ рукой
Жестокою неправды вопіющей.
Друзья мои, печальные друзья!
Не горе-ли, что намъ, сынамъ и дѣтямъ
Британніи, пришлося до того
Дожить, что лоно Англіи прекрасной
Мы попираемъ вслѣдъ за чужеземцемъ,
Умноживши собой его ряды!
Отъ этихъ слезъ не могъ я удержаться
И отъ одной ужь мысли о такомъ
Насиліи, — что мы должны собою
Дворянство иноземное украсить,
За чуждыми знамёнами идти —
Да и куда?… на родину! О, если-бъ
Ты могъ уйдти отсюда, мой народъ!
О, если-бы Нептунъ, который держитъ
Тебя въ своихъ объятіяхъ — лишилъ
Тебя самосознанья и на берегъ
Языческій отсюда перебросилъ,
Гдѣ обѣ христіанскія дружины
Могли-бы слить враждующую кровь
Въ единую артерію союза,
Вмѣсто того, чтобъ такъ не по-сосѣдски
Ее въ кровавомъ боѣ проливать!
Людовикъ.
Ты обнаружилъ этимъ благородство
Своей души; борьба высокихъ чувствъ
Окончилася взрывомъ благородства
Въ твоей груди. Великую борьбу
Ты выдержалъ: въ тебѣ необходимость
Идти къ врагамъ страны твоей — боролась
Съ любовью къ ней. Позволь мнѣ осушить
Прекрасную росу, что орошаетъ
Твои ланиты влагой серебристой.
Я часто былъ растроганъ глубоко
И женскими слезами, — между тѣмъ
Какъ это лишь обыкновенный ливень;
Но эти токи мужественныхъ слезъ,
Но этотъ дождь, пролитый бурей сердца —
Меня гораздо больше изумляетъ,
Чѣмъ изумилъ-бы даже видъ небесъ,
Сверкающихъ огнями метеоровъ.
Такъ подними-же, доблестный: Сольсбёри,
Свое чело, и яростную бурю
Величіемъ души своей развѣй.
Не плачь. Слеза прилична только дѣтскимъ
Очамъ, еще ни разу не видавшимъ
Міръ-исполина въ бѣшеной борьбѣ,
Встрѣчавшихъ счастье только за пирами,
Въ разгарѣ дикомъ буйнаго веселья!
Идемъ, идемъ. И ты запустишь руку
Свою въ кошель богатаго успѣха
Такъ далеко, какъ самъ я: точно также
И вы, милорды, если только силу
Всѣхъ мышцъ своихъ съ моей соедините.
Мнѣ только показалось, будто слышу
Гласъ ангела — а нотъ святой легатъ
Идетъ сюда, къ намъ, съ полномочьемъ неба.
Онъ даруетъ своимъ священнымъ словомъ
Всѣмъ дѣйствіямъ моимъ и вашимъ — право.
Пандольфо.
Привѣтъ Дофину Франціи! — Спѣшу
Вамъ сообщить, что сынъ нашъ, Іоаннъ
Ужъ примирился съ Римомъ. Духъ его,
Возставшій противъ матери своей,
Христовой церкви, нынѣ покорился
Опять святому римскому престолу,
Великой митрополіи церквей.
И потому сбери свои знамёна,
Свирѣпый духъ войны угомони —
И пусть она у ногъ святаго мира,
Какъ левъ ручной, ужасный только съ виду,
Смиренная и кроткая лежитъ.
Людовикъ.
Нѣтъ, извини. Назадъ я не уйду.
Я самъ поставленъ слишкомъ высоко,
Чтобы кому-нибудь закабалиться, —
Служить какъ рабъ, во всемъ отчетъ давая,
Быть для другихъ работникомъ полезнымъ,
Иль сдѣлаться орудіемъ послушнымъ
Какой-бы власти ни было. Ты самъ-же
Раздулъ уже погаснувшіе угли
Войны межь мной и этимъ государствомъ
Караемымъ. Ты самъ огню далъ пищу, —
И ужь теперь онъ слишкомъ сталъ великъ,
Чтобы его задуть и потушить
Могъ тотъ-же самый слабый вѣтерокъ,
Который вздулъ. Ты самъ мнѣ объяснилъ
Мои права на это государство,
Самъ подстрекнулъ на это предпріятье;
И вотъ теперь пришелъ, и говоришь,
Что Іоаннъ ужь помирился съ Римомъ.
Да мнѣ-то что до этого за дѣло?
Я въ силу правъ супружескаго ложа,
Со смертію Артура становлюсь
Властителемъ всей Англіи. И что-же?
Когда она почти на половину
Покорена, я долженъ возвратиться —
Лишь потому, что слабый Іоаннъ
Мирится съ Римомъ! Что мнѣ въ вашемъ Римѣ
Я развѣ рабъ вашъ? Въ этомъ предпріятьи
Помогъ-ли Римъ мнѣ деньгами, людьми?
Прислалъ-ли онъ мнѣ боевыхъ снарядовъ?
Нѣтъ, ничего! Я на себѣ всю тяжесть
Несу одинъ. И кто-же кромѣ насъ
И воиновъ подвластныхъ намъ, всю эту
Войну ведетъ, потѣетъ въ этомъ дѣлѣ?
Иль не слыхалъ я, какъ островитяне
Кричали мнѣ «Vive le Roy!» — когда
Мы проѣзжали мимо ихъ мѣстечекъ?
Не у меня-ль всѣ козыри, чтобъ эту
Игру въ корону выиграть? Ужели,
Когда ее почти-что уступаютъ —
Я откажусь? — клянусь душою: нѣтъ!
Пандольфо.
Ты смотришь только съ внѣшней стороны
На это дѣло.
Людовикъ.
Съ внутренней, иль съ внѣшней —
Я все таки отсюда не уйду,
Покуда эта смѣлая попытка
Такимъ не увѣнчается успѣхомъ,
Котораго надѣялся я прежде,
Чѣмъ вывелъ эти храбрыя дружины,
Собралъ здѣсь эти пламенныя души,
Чтобъ надъ военнымъ счастьемъ посмѣяться
И вырвать славу даже — если нужно —
Изъ челюстей опасности и смерти.
Что значитъ этотъ громкій звукъ трубы?
Бастардъ, Людовику.
Надѣясь, принцъ, что вы вполнѣ знакомы
Съ приличіями вѣжливыми свѣта, —
Прошу аудіенціи у васъ.
Я посланъ къ вамъ вести переговоры.
Святой синьоръ миланскій! я пришелъ
Отъ короля спросить у вашей чести,
Что для него успѣли сдѣлать вы:
Тогда, смотря по вашему отвѣту,
Я буду знать въ какихъ границахъ долженъ
Держать языкъ свой.
Пандольфо.
Людовикъ въ одномъ
Упорствуетъ: на миръ онъ не согласенъ,
И говоритъ рѣшительно, что онъ
Оружія до тѣхъ поръ не положитъ, —
Бастардъ.
И я клянуся кровью всей, которой
Когда-либо обагривалась, ярость —
Молодчикъ этотъ дѣло говоритъ.
Но — слушайте, что англійскій король
Вамъ говоритъ. Надъ этимъ обезьянскимъ
Вторженьемъ; — этимъ шорнымъ маскарадомъ,
Безсмысленною шалостью; — надъ этой
Неслыханною дерзостью мальчишекъ, —
Смѣется онъ и васъ предупреждаетъ,
Что всю эту пигмейскую войну,
Все это войско карликовъ — онъ плетью
Повыхлестаетъ вонь изъ государства.
Какъ вы могли подумать, что рука,
Которая имѣла столько силы,
Чтобъ васъ отдуть предъ вашею-же дверью,
Заставить васъ убраться восвояси,
Въ колодези нырять не хуже вёдеръ,
И подъ постилку прятаться въ хлѣвахъ,
Лежать въ шкапахъ подъ крѣпкими замками,
Какъ вещи у закладчика; валяться
Въ помойныхъ ямахъ съ свиньями обнявшись
И сладкой безопасности искать
Въ тюрьмахъ, подвалахъ, винныхъ погребахъ,
И трепетать, бояться, даже, крика
Своихъ національныхъ пѣтуховъ (55), —
Ихъ мирный крикъ со страху принимая
За крикъ вооруженныхъ англичанъ:
Какъ вы могли вообразить, что та-же
Могучая и сильная рука,
Которая такъ славно проучила
Васъ въ собственномъ-же вашемъ королевствѣ —
Вдругъ ослабѣетъ дома? Такъ узнайте,
Что храбрый нашъ король вооруженъ
И надъ птенцами слабыми своими
Онъ носится — готовый, какъ орелъ,
Низринуться на всякаго, кто смѣетъ
Къ его гнѣзду приблизиться.
А вы,
Неблагодарные бунтовщики,
Вы — выродки, вы — гнусные Нероны,
Безжалостно терзающіе нѣдра
Святой отчизны, матери своей,
Краснѣйте отъ позора: ваши жоны
И дѣвы блѣдноликія — на звукъ
Призывныхъ трубъ спѣшатъ какъ Амазонки,
Наручникомъ желѣзнымъ замѣняютъ
Наперстокъ свой и копьями иглу,
А нѣжность сердца — мужествомъ кровавымъ.
Людовикъ.
Ну, полно врать, и отправляйся съ миромъ.
Пожалуй мы согласны и на то,
Что мы переругать тебя не можемъ.
Прощай; намъ время слишкомъ драгоцѣнно,
Чтобъ съ хвастуномъ такимъ его терять.
Пандольфо.
Позвольте мнѣ —
Бастардъ.
Нѣтъ, дай мнѣ досказать.
Людовикъ.
Мы не желаемъ слушать ни того,
И ни другого. Бейте въ барабаны!
Пусть громъ войны ходатаемъ намъ служитъ,
За наше право быть здѣсь — говоритъ!
Бастардъ.
Да, въ самомъ дѣлѣ, ваши барабаны
Застонутъ, если станете ихъ бить;
Застонете и сами вы, когда
Мы колотить начнемъ васъ. Пробуди
Однимъ ударомъ дремлющее эхо —
И на него немедленно отвѣтитъ
Такой-же точно громкій барабанъ;
Ударь въ другой — и точно такъ-же сильно
Другой ударъ твердь неба потрясетъ,
И надъ раскатомъ грома насмѣется: —
Воинственный король нашъ Іоаннъ,
Недовѣряя этому легату
Плѣшивому, котораго послалъ
Не столько съ дѣломъ, сколько для забавы —
Идетъ сюда — и на его челѣ
Возсѣла смерть, которая сегодня
Съ французами на славу попируетъ.
Людовикъ.
Впередъ! впередъ! отыскивать опасность!
Я отъ нея скрываться не намѣренъ!
Бастардъ.
И ты найдешь опасность, будь увѣренъ.
СЦЕНА 3.
правитьКороль Іоаннъ.
Что скажешь, Губертъ? какъ идутъ дѣла?
Губертъ.
Боюсь, что дурно. Что здоровье ваше,
Мой добрый повелитель?
Король Іоаннъ.
Лихорадка,
Которая давно меня ужь мучитъ,
Усилилась. Я очень, очень болѣнъ.
Гонецъ.
Свѣтлѣйшій лордъ, сэръ Ричардъ Фокенбриджъ
Вашъ доблестный племянникъ, проситъ Ваше
Величество оставить поле битвы;
И чрезъ меня-жь — увѣдомить его,
Куда угодно будетъ вамъ уѣхать.
Король Іоаннъ.
Скажи, въ Свайнстгидъ, — въ свайнстгидское аббатство.
Гонецъ.
Да приказалъ еще вамъ передать,
Что подкрѣпленья сильныя, которыхъ
Ждалъ принцъ-Дофинъ назадъ тому три ночи,
У Гудвайнской плотины сѣли на мель.
Но сэръ Ричардъ узналъ объ этомъ только
Сегодня въ ночь. Французы утомились
И отступаютъ.
Король Іоаннъ, Губерту.
Злая лихорадка
Такъ жжетъ меня, что даже этой вѣсти
Мнѣ не даетъ порадоваться, — Губертъ.
Скорѣй, въ Свайнстгидъ! Подать мои носилки! (56)
Изнемогаю — слабость одолѣла —
СЦЕНА 4.
правитьСольсбери.
Ну, я никакъ не думалъ, чтобъ король
Былъ такъ богатъ друзьями.
Пемброкъ.
Что-жь? еще разъ
Попробуемъ — и ободримъ французовъ.
Удастся имъ — тогда и намъ удастся.
Сольсбери.
И этотъ чортъ Незаконнорождённый,
Какъ-бы на зло и самому-то злу,
Почти одинъ отстаиваетъ битву.
Мелень.
Ведите къ англійскимъ бунтовщикамъ
Меня….
Сольсбери.
Въ дни счастья иначе насъ звали. — --
Пемброкъ.
Какъ? графъ Мелёнь!
Сольсбери.
И раненый смертельно.
Мелень.
Вы проданы и преданы, милорды;
Спасайтесь, если можете. Покиньте
Широкую дорогу возмущенья
И призовите изгнанную вѣрность.
Сыщите Іоанна и къ его
Ногамъ падите, потому что если
Французъ сегодня побѣдитъ — въ награду
За всѣ услуги ваши — онъ велитъ
Васъ обезглавить. Въ этомъ дали клятвы
Съ нимъ вмѣстѣ — и и многіе другіе
Предъ алтаремъ Сент-Эдмонсбёри, — тамъ-же,
Гдѣ мы клялись въ любви и дружбѣ вамъ.
Сольсбери.
Возможно-ли? ужели это правда?
Мелень.
Мнѣ смерть уже заглядываетъ въ очи;
Остатокъ жизни кровью истекаетъ
И таетъ, какъ фигурка восковая (57)
Передъ огнемъ. И что же въ цѣломъ мірѣ
Меня теперь ко лжи побудить можетъ,
Когда уже и пользоваться ею
Я не могу? И для чего мнѣ лгать,
Ужь если правда то, — что я умру здѣсь
И долженъ тамъ одною правдой жить?
Я повторю: Дофинъ нарушитъ клятву,
Когда одержитъ нынче онъ побѣду, —
И вы еще увидите зарю
Другаго дня. Нѣтъ, нынѣшней же ночью, —
Которая какъ черный смрадъ клубится
Надъ пламеннобагровымъ гребнемъ солнца,
Уставшаго отъ треволненій дня, —
Испустите послѣднее дыханье,
Сраженные измѣной за измѣну,
Когда Дофинъ при помощи ея
Восторжествуетъ. Мой поклонъ сердечный
Вы передайте Губерту, который
При вашемъ королѣ остался. Дружба
Къ нему и сверхъ того, воспоминанье
О томъ, что прадѣдъ мой былъ англичанинъ
Заставили признаться вамъ и совѣсть
Мою отъ долгой спячки пробудили.
За все это снесите вы меня
Куда-нибудь подалѣе отъ шума
И грома битвы, — гдѣ-бы я покойно
Остатокъ мыслей могъ-бы передумать
И въ созерцаньи, набожныхъ надеждахъ,
Отъ тѣла могъ-бы душу отдѣлить (68).
Сольсбери.
Мы вѣримъ вамъ. И пусть святое небо
Меня накажетъ, ежели не радъ
Я поводу счастливому вернуться
Назадъ — хотя-бы даже и стезей
Проклятой унизительнаго бѣгства;
Мы, какъ разливъ слабѣющій, оставимъ
Неправильное, буйное теченье,
Войдемъ опять въ предѣлы, изъ которыхъ
Мы вышли-было; тихо и послушно
Мы потечемъ назадъ въ свой океанъ,
Къ великому престолу Іоанна.
Въ твоихъ глазахъ, я вижу, ужь назрѣла
Жестокая, предсмертная тоска.
Я помогу снести тебя отсюда. —
И такъ, друзья, — идемте къ Іоанну.
Еще разъ бѣгство! Снова перемѣна,
На этотъ разъ счастливая: она
Намъ возвратить все прежнее должна.
СЦЕНА 5.
правитьЛюдовикъ.
Казалось мнѣ, что солнцу не хотѣлось
Уйти съ небесъ: оно остановилось
И западъ весь окрасило румянцемъ, —
Когда дружины гордыхъ англичанъ,
Ихъ медленнымъ, тяжелымъ отступленьемъ
Свою-же землю стали измѣрять.
Какъ хорошо мы сдѣлали, что кончивъ
Кровавую поденщину свою,
Простились съ ними залпомъ лишнихъ ядеръ
И, ставъ почти властителями поля, —
Послѣдними свернули мы полотна
Своихъ знаменъ разорванныхъ.
Гонецъ.
Гдѣ принцъ?
Людовикъ.
Здѣсь. Что тебѣ? что новаго?
Гонецъ.
Мессиръ
Мелёнь убитъ и англійскіе лорды,
По убѣжденью графа, всѣ отпали;
А вспоможенье, посланное къ вамъ,
На отмеляхъ гудвайнскихъ утонуло.
Людовикъ.
Проклятіе тебѣ за эти вѣсти!
Не думалъ я такъ гадко провести
Всю эту ночь, какъ ты меня заставилъ.
Кто-жь говорилъ, что Іоаннъ бѣжалъ,
За часъ иль за два передъ тѣмъ, какъ ночь
Досадная остановила наше
Усталое отъ жаркой битвы войско?
Гонецъ.
Кто-бъ ни сказалъ, вамъ доложили правду,
Свѣтлѣйшій принцъ: онъ точно удалился.
Людовикъ.
Ну, хорошо. Ступайте, да смотрите,
Чтобъ часовые бодрствовали ночью,
И хорошенько лагерь охраняли.
И день не встанетъ ранѣе меня,
Чтобъ утромъ снова счастья попытаться.
СЦЕНА 6.
правитьГубертъ.
Кто идетъ? скорѣе отвѣчай! не то —
Я выстрѣлю.
Бастардъ.
Свои. А ты кто?
Губертъ.
Другъ;
За Англичанъ.
Бастардъ.
Да ты куда идешь то?
Губертъ.
Тебѣ на что? А почему-жь бы такъ
И мнѣ нельзя спросить тебя о томъ-же?
Бастардъ.
Никакъ ты Губертъ?
Губертъ.
Онъ, братъ; отгадалъ,
Ты такъ мой голосъ знаешь хорошо,
Что я тебя готовъ принять, пожалуй,
И впрямь за друга. Кто-жь ты, въ самомъ дѣлѣ?
Бастардъ.
Кто хочешь. Впрочемъ, ежели угодно,
Ты можешь одолжить меня, признавъ
Мое родство съ семействомъ Плантагенетъ.
Губертъ.
Какая неуслужливая память!
Ну, каково меня ты пристыдила
Съ безглазой ночью этой? Храбрый воинъ,
Простите мнѣ, что вашъ знакомый голосъ
Такъ ускользнулъ отъ слуха моего.
Бастардъ.
Sans compliments. Что новенькаго слышно?
Губертъ.
А вотъ шатаюсь въ этой темнотѣ
И васъ ищу.
Бастардъ.
Такъ будьте-же короче:
Съ какою вѣстью?
Губертъ.
О! сэръ! съ мрачной вѣстью,
Которая подъ пару этой ночи!
Да, съ вѣстью черной, страшной, безутѣшной!
Бастардъ.
Такъ покажи мнѣ рану этой вѣсти.
Я въ обморокъ не упаду, какъ баба.
Губертъ.
Ахъ, я подозрѣваю, что монахомъ
Король отравленъ (49). Я его оставилъ
Почти совсѣмъ безъ языка, — желая
Насъ поскорѣй увѣдомить объ этомъ
Несчастій, чтобъ вы на всякій случай
Могли принять рѣшительныя мѣры, —
Чего, быть-можетъ, вамъ не удалось-бы,
Когда-бъ объ этомъ позже вы узнали.
Бастардъ.
Но какже онъ отраву принялъ? Кто
Отвѣдывалъ его питье?
Губертъ,
Да я
Вамъ говорю — монахъ, закоренѣлый извергъ.
Вся внутренность бездѣльника сейчасъ-же
Разорвалась — на мѣстѣ. Но король,
Хоть и съ трудомъ, но языкомъ владѣетъ
И, можетъ-быть, поправится еще.
Бастардъ.
Кого-жь оставилъ ты при королѣ?
Губертъ.
Какъ? развѣ вы не знаете еще,
Что лорды возвратились? Вмѣстѣ съ ними
Пріѣхалъ и принцъ Генрихъ. По его-то
Горячей просьбѣ, ихъ король простилъ;
И при его величествѣ они
Остались всѣ.
Бастардъ.
О, Боже всемогущій!
Ты укроти Свой гнѣвъ, не испытуй
Насъ свыше нашихъ силъ! Послушай, Губертъ:
Сегодня половина нашихъ войскъ,
Переходя по этой котловинѣ,
Застигнута приливомъ и была
Поглощена линкольнскими топями.
Я самъ моимъ спасеніемъ обязанъ
Одной лишь доброй лошади моей.
Ступай впередъ! Веди меня къ больному.
Что, если я его ужь не застану?
СЦЕНА 7.
правитьПринцъ Генрихъ.
Нѣтъ, поздно! кровь заражена смертельно,
И мозгъ, жилище нѣжное души —
(Какъ учатъ насъ) — безсвязными рѣчами
Ужь предрекаетъ близкую кончину.
Пемброкъ.
Король, хотя съ трудомъ, но говоритъ.
Онъ думаетъ, что если-бы его
На чистый воздухъ вынесли — быть-можетъ
Не такъ-бы жгуче дѣйствовалъ и ядъ,
Терзающій его невыносимо.
Принцъ Генрихъ.
Такъ вынесите въ садъ его скорѣе.
Что, все еще неистовствуетъ онъ?
Пемброкъ.
Теперь онъ сталъ покойнѣй, чѣмъ въ то время,
Какъ вы его оставили. Сейчасъ
Онъ даже пѣлъ.
Принцъ Генрихъ.
Пустой обманъ болѣзни!
Упорствуя, жестокія страданья
Часъ до того доводятъ наконецъ,
Что мы ужь ихъ не ощущаемъ во-все.
Ограбивъ весь нашъ внѣшній организмъ,
Смерть ужь его не посѣщаетъ больше,
И осаждаетъ духъ нашъ; легіоны
Фантазій самыхъ взбалмошныхъ и странныхъ
Его терзаютъ, колютъ, — и стѣснившись
Предъ этою послѣднею задержкой, —
Мѣшаются. — Не странно-ли, что смерть
Запѣла вдругъ?
И я — твой лебеденокъ,
Мой изнемогшій, блѣдный, томный лебедь,
Что смерть свою печальнымъ гимномъ встрѣтилъ,
И изъ органа бренности извлекъ
Послѣдній звукъ, — чтобъ тѣло имъ и душу
Для вѣчнаго покоя убаюкать!
Сольсбери.
Утѣшьтесь, принцъ. Вы рождены дать форму
Безъобразному хаосу, который
Вашъ царственный родитель оставляетъ.
Король Іоаннъ.
Ну, вотъ, теперь душѣ моей свободнѣй —
Ей не хотѣлось вылетѣть ни въ окна,
Ни въ двери. О, въ груди моей такой
Палящій зной, что внутренности всѣ
Разсыплются горячей пылью скоро.
Я сдѣлался фигуркой, что перомъ
Начерчена на лоскуткѣ бумаги;
Я скорчился отъ этого огня.
Принцъ Генрихъ.
Какъ, батюшка, ты чувствуешь себя?
Король Іоаннъ.
Отравленъ — худо. Мертвъ, покинутъ, брошенъ;
Никто изъ васъ не позоветъ зимы,
Чтобъ ледяные пальцы погрузила
Она въ желудокъ мой; никто изъ васъ
Не проведетъ всѣхъ рѣкъ моей державы
Сквозь грудь мою спалённую; никто
Не призоветъ ко мнѣ студеный Сѣверъ,
Чтобъ до моихъ растрескавшихся губъ
Онъ прикоснулся снѣжными устами
И холодомъ повѣялъ на меня.
Не многаго прошу я: — утѣшенья
Холоднаго, — а вы такъ скупы, такъ
Неблагодарны, что и въ этомъ даже
Мнѣ отказали.
Принцъ Генрихъ.
Если-бъ эти слезы
Васъ облегчить могли!
Король Іоаннъ.
Своею солью
Онѣ гораздо больше разъѣдаютъ;
Весь адъ — во мнѣ! Въ немъ запертъ ядъ, какъ демонъ,
Чтобъ кровь мою проклятую терзать
Безъ устали, безъ срока, безъ пощады —
Бастардъ.
Ахъ, я едва дышу, милордъ, отъ той
Поспѣшности, съ какою я бѣжалъ,
Сгарая нетерпѣньемъ васъ увидѣть.
Король Іоаннъ.
Ты мнѣ глаза пришелъ закрыть, племянникъ.
Прощай! всѣ снасти сердца моего
Разломаны, и ванты парусовъ, —
Тѣхъ, на которыхъ жизнь моя ходила, —
Всѣ ссохлись въ нитку, тонкую какъ волосъ.
Покуда сердце держится еще
На жалкой жилкѣ, — но она порвется,
Какъ-только ты всѣ новости свои
Мнѣ передашь. И все, что видишь, будетъ
Тогда уже простою глиной, слѣпкомъ
Пустымъ и хрупкимъ царственности мертвой.
Бастардъ.
Дофинъ уже готовится къ походу;
Но чѣмъ его мы встрѣтимъ, знаетъ Богъ:
Когда для большей выгоды, рѣшились
Мы отступить — то лучшая часть войска,
Которое я велъ сюда, погибла,
Въ глухую ночь, застигнутая въ топяхъ
Не во-время начавшимся приливомъ (60).
Сольсбери.
Вы мертвому передаете эту
Мертвящую, убійственную вѣсть.
О, повелитель мой! За нѣсколько мгновеній
Еще король; теперь-же — вотъ что!
Принцъ Генрихъ.
Точно
Такой-же путь, съ такимъ-же окончаньемъ
Ждетъ и меня. Что-жь прочнаго на свѣтѣ?
И можно-ли еще на что-нибудь
Надѣяться, когда и тотъ, кому
Служили мы съ благоговѣйнымъ страхомъ,
Какъ королю — сталъ этимъ жалкимъ прахомъ!
Бастардъ.
Ты насъ оставилъ! Только жажда мести
Меня еще удерживаетъ здѣсь.
Но отомщу — и за тобой, на небо,
Служить тебѣ и въ небѣ такъ-же вѣрно,
Какъ на землѣ служилъ!
А вы что-жь, звѣзды,
Вошедшія опять въ свои орбиты, —
Гдѣ-жь ваша мощь и мужество? Загладьте
Измѣну вашу — и впередъ, за мной!
Нашъ вѣчный стыдъ, разгромъ и разрушенье
Изгонимте за слабыя врата
Болѣзненно-хирѣющей отчизны!
Скорѣй отыщемъ нашего врага,
Не то онъ самъ на насъ нагрянетъ скоро:
Какъ бѣшеный гнался за мной Дофинъ.
Сольсбери.
Такъ стало-быть вы знаете не все.
Отецъ-легатъ Пандольфо отдыхаетъ
Въ аббатствѣ здѣсь. За полчаса, не больше,
Пріѣхалъ къ намъ онъ прямо отъ Дофина,
И съ предложеньемъ мира, на который
Мы согласиться можемъ безъ ущерба
Достоинства и выгодъ государства.
Дофинъ войну скорѣе кончить хочетъ.
Бастардъ.
И онъ ее еще скорѣе кончитъ,
Узнавъ, что мы готовы на отпоръ.
Сольсбери.
Отчасти онъ и сдѣлалъ уже это:
Большую часть обоза переправилъ
На корабли и поручилъ вести
Переговоры съ нами — кардиналу;
И, ежели хотите вы — то я,
Вы, и другіе лорды, хоть сегодня-жь
Послѣ обѣда, можемъ вмѣстѣ съ нимъ
Отправиться для окончанья дѣла.
Бастардъ.
Что-жь, хорошо. — Вы, благородный принцъ,
Съ обща съ другими принцами, которыхъ
Присутствее не нужно тамъ, — займётесь
Здѣсь погребеньемъ вашего отца.
Принцъ Генрихъ.
Отецъ желалъ, чтобъ въ Ворстерѣ его
Похоронили. (62)
Бастардъ, принцу.
Тамъ и хороните.
Наслѣдуйте-же счастливо его
Величіе для блага государства.
Теперь —
Я съ полною покорностью, смиренно
Вамъ предлагаю преданность мою
И вѣрную, до самой смерти, службу.
Сольсбери.
Мы предлагаемъ вамъ свою любовь,
Которую клянемся сохранять
До самой смерти — чистой, безпорочной.
Принцъ Генрихъ.
Я васъ люблю — любовью самой нѣжной;
И я хотѣлъ-бы васъ благодарить,
Но мнѣ покуда нечѣмъ, кромѣ слезъ.
Бастардъ.
Нѣтъ! мы заплатимъ времени лишь самой
Необходимой данью нашихъ слезъ:
Оно отъ насъ впередъ ужь получило
Такъ много скорби! — Гордый побѣдитель
У ногъ своихъ не видѣлъ никогда
И не увидитъ Англію, покуда
Она сама пришельцамъ не поможетъ.
Теперь, когда всѣ лорды возвратились —
Пускай идутъ всѣ три конца вселенной
На Англію — мы устоимъ въ борьбѣ.
Пусть только лишь всегда самой себѣ
Остаться вѣрной Англія съумѣетъ —
Тогда ее ничто не одолѣетъ. (63)
1) Король Іоаннъ въ первый разъ напечатанъ въ 1623, въ собраніи in-folio драмъ Шекспира. Но изъ одного мѣста у Фрэнсиса Мирса (Meres), 1598, — мы знаемъ, что эта драма пользовалась большою популярностью еще въ послѣдніе годы 16 столѣтія. Коментаторы всячески старались опредѣлить точную дату ея появленія. Мэлонъ въ материнскихъ жалобахъ Констансы видитъ выраженіе горести поэта, который въ 1596 г. потерялъ своего сына Артура; Джонсонъ полагаетъ, что похвалы, сдѣланныя Шатильономъ англійской арміи, которая должна была высадиться во Францію, — есть комплиментъ экспедиціонному корпусу, которымъ графъ Эссексъ командовалъ при осадѣ Кадикса въ томъ-же 1596 г.; наконецъ Чалмерсъ въ герцогѣ австрійскомъ видитъ не очень-то лестный портретъ эрцгерцога Алберта и въ осадѣ Анжера описаніе знаменитой осады Амьэна въ 1597. По всѣмъ этимъ соображеніямъ можно было-бы предположить, что первое представленіе Короля Іоанна было дано въ промежутокъ между 1596 и 1598. Но у предположеній этихъ отнимаетъ всякое дѣйствительное значеніе то обстоятельство, что подробности, подмѣченныя коментаторами, находятся и въ піесѣ, написанной на этотъ-же сюжетъ и напечатанной въ 1591.
И дѣйствительно, до представленія піесы, носящей имя Шекспира, сюжетъ Короля Іоанна уже два раза появлялся на англійской сценѣ. Уже въ царствованіе Эдуарда VI, нѣкто Джонъ Бэль (Bale) написалъ Короля Іоанна, піесу, представляющую любопытный образчикъ перехода отъ средневѣковыхъ моралите къ шекспировской драмѣ. Джонъ Бэль былъ епископъ; не смотря на то, неприличіе стиховъ его до того велико, что ихъ не рѣшается цитировать ни одинъ англійскій критикъ настоящаго времени. Желая дать толчокъ религіозной реформѣ, которой онъ былъ однимъ изъ ревностнѣйшихъ партизанокъ, — высокопреподобный авторъ выбралъ изъ лѣтописей нѣсколько событій царствованія Іоанна, его споры съ папой, страданія Англіи въ продолженіе интердикта, подчиненіе короля архіепископу римскому, отравленіе его монахомъ — и легко приноровилъ всѣ эти событія къ происшествіямъ своего времени. Въ этой курьозной мистеріи Джонъ Бэль, кромѣ короля Іоанна, играющаго главную роль, вывелъ на сцену папу Иннокентія, кардинала Пандольфо, Стэфена Лэнгтона, Симона Свайнстгида и одного монаха Рэмонда (Raymund), — все личности историческія, къ которымъ онъ присоединилъ аллегорическія фигуры, каковы Англія, которую онъ называетъ Вдовой, Императорскимъ величествомъ, и даетъ ей корону по смерти короля; Дворянство, Духовенство, Гражданскій Порядокъ, Измѣну, Истину и, наконецъ, Мятежъ, который былъ буффономъ фарса.
Мѣсто Короля Іоанна Джона Бэля на англійской сценѣ заступилъ второй Король Іоаннъ, напечатанный въ 1591 подъ слѣдующимъ заманчивымъ заглавіемъ: «Тревожное царствованіе Іоанна, короля Англійскаго; съ открытіемъ незаконнорожденнаго сына Ричарда Львинаго сердца, обыкновенно именуемаго Бастардомъ Фокенбриджемъ; а также и смерть короля Іоанна въ Свайнстидъ-Аббэ.» Авторъ этой новой піесы писалъ, очевидно, подъ вліяніемъ піесы Бэля; онъ заимствовалъ изъ нея сцены и часто даже слова. За то онъ безпощадно уничтожилъ всѣ аллегорическія созданія своего предшественника и замѣнилъ ихъ личностями историческими, заставивъ ихъ играть роли въ совершенно новыхъ положеніяхъ. Эти личности назывались Артуръ, Констанса, Губертъ, Филиппъ-Августъ, Бланка кастильская. Такъ что планъ піесы, напечатанной въ 1591, гораздо шире первоначальнаго сценаріо. Сохранивъ на сценѣ всѣ событія, относящіяся къ борьбѣ Іоанна съ римскимъ дворомъ, авторъ ввелъ въ дѣйствіе убійство Артура Бретаньскаго и печальный конецъ Іоанна выставляетъ заслуженной карой за это злодѣяніе.
Піеса 1591 напечатана безъ имени автора. Чье она произведеніе? Важная литературная задача, которую до сихъ поръ тщетно старались разрѣшитъ всѣ коментаторы. Критика англійская приписывала ее послѣдовательно Грину, Пилю и Роули; но нѣмецкая критика приписывала ее самому Шекспиру. въ этомъ случаѣ мнѣніе Тика и Шлегеля кажется гораздо основательнѣе всѣхъ другихъ предположеній. Само собою разумѣется, эту старинную піесу можно упрекнуть въ очень важныхъ недостаткахъ, въ монотонной цензурѣ и въ прозаизмѣ стиха, въ слабости діалога, въ напыщенности и зачастую дѣтской принужденности формы и пр.; но все это недостатки, которыя очень можетъ имѣть начинающій талантъ. Кромѣ того, анонимная піеса 1591 замѣчательна еще и въ другомъ отношеніи. Написанная безъ сомнѣнія около 1588, послѣ смерти Маріи Стюартъ, въ то время когда чужеземное вторженіе угрожало Англіи, — она неоспоримо стоитъ выше всѣхъ современныхъ ей драматическихъ произведеній. Въ ней разсѣяны слова, полустишія, стихи, обнаруживающія рождающійся геній; и въ самой манерѣ ея концепціи видна, до сихъ поръ ни въ комъ еще не проявлявшаяся сила сосредоточенія. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что представить мучительную смерть Іоанна логическимъ слѣдствіемъ убійства Артура есть мысль благородная и великая, и мы думаемъ, что не оскорбимъ Шекспира, приписывая ему честь этого вымысла. Король Іоаннъ 1523 года составленъ и расположенъ точь въ точь какъ Король Іоаннъ 1591. Въ обѣихъ піесахъ тоже дѣйствіе, тѣже событія, таже развязка. Правда, что Шекспиръ выкинулъ изъ окончательной драмы сцену крайне неблагопристойную, гдѣ Бастардъ, которому король Іоаинъ поручилъ «порастрясти» монастырскую казну — нашелъ монашенку, спрятанную въ сундукѣ одного монаха; — но, за исключеніемъ этого мѣста онъ, сцена за сценой, слѣдуетъ ходу анонимной драмы. Можно-ли не допустить, чтобы такой могучій геній, какъ Шекспиръ, сталъ такимъ безцеремоннымъ образомъ калькировать піесу другаго? Тѣ, которые безъ всякаго основанія, приписываютъ Роули піесу 1591, ни за-что ни про-что обвиняютъ Шекспира въ самомъ чудовищномъ плагіатизмѣ. Нѣтъ; Шекспиръ только копировалъ свое собственное произведеніе; онъ имѣлъ право передѣлывать его — и передѣлалъ. Шекспиръ передѣлалъ Короля Іоанна также, какъ передѣлалъ Короля Лира, Ромео и Джульетту и Гамлета.
2) Филиппъ Фокенбриджъ.]-- Личность, заимствованная Шекспиромъ изъ старинной піесы. — Вотъ историческія данныя, на основаніи которыхъ авторъ этой піесы назвалъ такъ своего комическаго героя:
Мэтью Парисъ говоритъ: — "Sub illius temporis currieulo, Falcasius de Brente, Neustriensis, et spurius ex parte matris, atque Bastardus, qui iu vili jemento mariticato ad Regis paulo ante clienlelain descendent, " etc.
M. Марисъ въ своей History of the Moules of St. Albans называетъ его Falco, но въ General History, Falcasius de Brente, какъ выше.
Голиншедъ говоритъ, что у «Ричарда I былъ незаконнорожденный сынъ, по имени Филиппъ, который убилъ виконта Лиможскаго» и нр.
Можетъ быть слѣдующее мѣсто въ Continuation of Harding’s Chronicle, 1543, fol. 24, b. ad ann. 1472, заставило автора старинной піесы придать имя Фокенбриджа побочному сыну короля Ричарда, извѣстному всѣмъ англійскимъ историкамъ только подъ именемъ Филиппа: — «One Fanlconbridge, these of Kent, bis bastarde, О stoute-harted man.»
Кто была мать Филиппа, навѣрное неизвѣстно. Говорятъ, что это была лэди Пуату, и что король Ричардъ пожаловалъ ея сыну лордство въ этой провинціи.
3) Филиппъ Фокенбриджъ смѣется надъ чрезвычайно узкимъ и длиннымъ лицомъ своего старшаго брата, сравнивая его съ профилями Англійскихъ королей на мелкой серебряной монетѣ (groat). Теобальдъ.
4) Этотъ забавный процессъ, составляющій такой комическій эпизодъ въ мрачной драмѣ Шекспира, кажется, пользовался популярностью на англійской сценѣ. Онъ занимаетъ важное мѣсто въ анонимномъ Королѣ Іоаннѣ 1501 года. Тамъ король Англійскій также выбранъ окончательнымъ судьею двумя братьями Фокенбриджъ и долженъ былъ рѣшить, кто былъ отцомъ Филиппа; только тамъ онъ подвергаетъ допросу лэди Фокенбриджъ, что Шекспиръ имѣлъ тактъ выкинуть изъ своего окончательнаго произведенія. Мать, публично спрошенная на счетъ такого деликатнаго дѣла, отвѣчаетъ, что отцомъ Филиппа былъ точно ея мужъ, старый сэръ Робертъ Фокенбриджъ. Однако король не убѣдился этимъ показаніемъ и хочетъ, чтобъ самъ сынъ объявилъ, законный-ли онъ, или бастардъ. «Эссексъ, — приказываетъ онъ, — спроси у Филиппа, чей онъ сынъ.»
Филиппъ, кто былъ твоимъ отцомъ?
Трудный вопросъ, Милордъ, и я попросилъ-бы васъ предложить его моей матери, если-бъ вы ужь не потрудились сами сдѣлать этого.
Говори, кто былъ твой отецъ?
Клянусь честью, Милордъ, — такъ какъ надо-же намъ отвѣчать, — мой отецъ былъ тотъ, кто былъ ближе всѣхъ къ моей матери въ то время, когда она зачала меня, и полагаю, что это былъ сэръ Робертъ Фокенбриджъ.
Эссексъ, повтори вопросъ для соблюденія формальности и покончимъ съ этой тяжбой.
Филиппъ, отвѣчай, говорю тебѣ, — кто былъ твой отецъ?
Ну, молодой человѣкъ! Что ты, въ обморокѣ что-ли?
Филиппъ, очнись. Онъ замечтался.
Philippus atavis edite regibus. — Что я сказалъ? Филиппъ потомокъ старинныхъ королей. — Quo me rapit tempestas? — Какой вѣтеръ тщеславія навѣялъ на меня свою ярость? Откуда нанесло на меня этотъ дымъ знатности? Мнѣ кажется, я слышу какъ звучное эхо повторяетъ мнѣ, что Филиппъ сынъ королей. Листья, шуршащіе на трепетныхъ деревьяхъ хоромъ нашептываютъ мнѣ, что я сынъ Ричарда. Журчаніе пенящихся потоковъ говоритъ: — Philippus renias filius. — Птицы, летая, производятъ музыку своими крыльями и наполняютъ воздухъ славою моего рожденія. Птицы, ручейки, листья, горы, эхо, все — повторяетъ уху моему, что я сынъ Ричарда. Безумный! куда ты заносишься! Зачѣмъ мысли твои теряются въ небѣ почестей? Или ты забылъ, кто ты, и откуда явился? Отчина (Patrimony) отцовъ твоихъ не можетъ поддерживать въ тебѣ подобныя мысли. Мысли эти совсѣмъ не идутъ къ Фокенбриджу. Такъ отчего-же моя честолюбивая душа никакъ поможетъ удовольствоваться тѣмъ, что я не что иное — какъ Фокенбриджъ? Знаешь-ли же ты, что ты такое? И потомъ, знаешь-ли ты того, кто ждетъ твоего отвѣта? Что-жь ты, — въ припадкѣ тщеславнаго увлеченія, — пожертвуешь своей отчиной, сказавшись Бастардомъ? Нѣтъ; сохрани свое имущество. Пусть даже отцомъ твоимъ былъ Ричардъ — ничего; скажи, что ты Фокенбриджъ.
Говори, дружокъ, поскорѣе. Скажи намъ, кто былъ твой отецъ?
Съ позволенія вашего величества, сэръ Робертъ. Это «Фокенбриджъ» такъ и застряло у меня въ горлѣ, ни за что не хочетъ выйти. Если-бъ дѣло шло о моей жизни, — я никогда не могъ-бы сказать, что я сынъ Фокенбриджа. Къ чорту отчины и богатства! Пламя чести заставляетъ меня поклясться, что король Ричардъ былъ моимъ отцомъ. Незаконнорожденный сынъ короля благороднѣе рыцаря, даже законнаго. Я сынъ Ричарда!!
5) Монета въ три фартинга (менѣе трехъ конѣекъ) была серебряная и, стало-быть, очень тонкая. На лицевой сторонѣ ея была отчеканена роза, съ боку профиля королевы Елизаветы, и все это окружала слѣдующая надпись: ROSA SINE SPINA (роза безъ шиповъ). На такой монетѣ розанъ бывалъ часто больше самой головы.
Теобальдъ замѣчаетъ, что въ Шекспирово время была мода носить за ухомъ розанъ, который женщины замѣняли бантами.
6) Встань сэръ Ричардъ и Плантагенеть.] По общему мнѣнію, Плантагенетъ было фамильнымъ прозваніемъ (surname) членовъ королевскаго дома Англіи, со времени короля Генриха II; но, какъ замѣчаетъ Камденъ въ своихъ Remaines 1614, это «популярная ошибка»: Плантагенегъ не было фамильнымъ именемъ: это только прозвище (nickname), данное внуку Джеффри, перваго графа Анжуйскаго за то, что онъ носилъ на своей шапкѣ вѣточку дрока (broom-stalk, по французски genet.)
7) Намекъ на прозваніе Іоанна — безземельный.
8) Сэръ Ричардъ]. Это по старой копіи, и вѣрно. Въ IV актѣ Сольсбёри называетъ его сэръ Ричардъ, и король именно подъ этимъ-то названіемъ и посвятилъ его въ рыцари. Но новѣйшіе издатели совершенно произвольно пишутъ сэръ Робертъ.
9) Насмѣшка надъ чванствомъ путешественниковъ и людей высшаго круга. Путешественникъ почитался тогда необходимою принадлежностью всякой бесѣды высшаго тона. Джонсонъ.
10) Зубочистка была въ это время непремѣнной принадлежностью человѣка, хотѣвшаго показать, что ему не чужды иностранные обычаи и моды. Джонсонъ.
11) О пріѣздѣ почтоваго экипажа на станцію почтальонъ давалъ знать, трубя въ рогъ. Здѣсь Бастардъ играетъ другимъ, переноснымъ значеніемъ слова рогъ, намекая на супружескую невѣрность женщинъ.
12) Въ двѣнадцатой пѣснѣ Поліольбіона Драйтона (Drayton) есть длинное и чрезвычайно напыщенное описаніе знаменитой битвы, происходившей въ присутствіи короля Этельстана между датскимъ исполиномъ Кольбрантомъ и знаменитымъ Гью Барвикомъ. Исполинъ былъ убитъ рыцаремъ.
13) Въ Шекспирово время полагали, что имя Филиппъ въ точности звукоподражаетъ крику воробья. Есть длинная поэма Скельтона, называющаяся Phyllyp Sparrowe, Филиппъ-воробей. Драматическій авторъ, пользовавшійся большой извѣстностью при дворѣ Елизаветы, Эвфуистъ Лайли написалъ слѣдующій стихъ въ одной изъ своихъ піесъ: (Mother Bombie).
Cry
Phip, phip the y sparrowes as fly.
Воробьи, когда летаютъ, кричатъ фипъ, фипъ.
Древніе, въ чрезвычайно живописномъ глаголѣ, подражали крику воробья; и съ восклицаніемъ Бастарда, кажущимся съ перваго раза такимъ страннымъ, на вѣрное примирятся тѣ, которымъ памятны прекрасные стихи Катулла:
Sed circumsiliens modo hue, modo illuc,
Ad solani dominait! usque pipilabat.
14) Рыцарь Базилиско былъ одною изъ самыхъ популярныхъ личностей, выводимыхъ въ старинной англійской комедіи. Бастардъ намекаетъ здѣсь на сцену изъ «Солимана и Перседы», гдѣ шутъ Пистонъ вскакиваетъ на спину Базилиско и заставляетъ его говорить, что угодно. Такъ напр.
Piston.
Ву the contents of this blade.
Basilisco.
By the contents of this blade.
Piston.
I, the aforesaid Basilisco.
Basilisco.
I, the aforesaid Basilisco Knight, good fellow Knight.
Piston.
Knawe, good fellowknawe! и. г: д. Теобальдъ.
15) Эта героическая борьба между королемъ и львомъ, служила въ средніе вѣка сюжетомъ великому множеству романсовъ. Лѣтописецъ Расталль разсказываетъ ее такимъ образомъ: «Говорятъ, что въ темницу короля Ричарда пустили льва, чтобъ онъ пожралъ его. Когда левъ разинулъ пасть, король всунулъ въ нее руку и рванулъ льва за сердце такъ сильно, что умертвилъ его; и вотъ почему, по мнѣнію нѣкоторыхъ, онъ прозванъ Ричардомъ Львиное Сердце.»
16) Старинная драма заставила Шекспира сдѣлать эту ошибку, приписавъ герцогу Австрійскому смерть Ричарда? который убитъ при осадѣ Шалюса.
Самое появленіе на сценѣ герцога Австрійскаго противорѣчьи. исторической истинѣ, — и въ этотъ анахронизмъ Шекспиръ опять таки былъ введенъ авторомъ старинной драмы. Леопольдъ, герцогъ Австрійскій, которымъ Ричардъ былъ заключенъ въ 1193 г. въ темницу, умеръ отъ паденія съ лошади въ 1193, стало-быть за нѣсколько лѣтъ до начала этой драмы.
Вражда между Ричардомъ I и герцогомъ Австрійскимъ возникла, какъ разсказываетъ Фабіанъ, по слѣдующему поводу: «Ричардъ у одного изъ рыцарей герцога Австрійскаго (Duke of Ostriche) вырвалъ знамя сказаннаго герцога и сталъ топтать его ногами.» Гардингъ въ своей хроникѣ говоритъ, что Ричардъ сорвалъ знамя герцога Австрійскаго за то, что онъ поставилъ его выше знаменъ короля Французскаго и короля Іерусалимскаго. Другіе историки разсказываютъ, что герцогъ считалъ Ричарда однимъ изъ убійцъ своего родственника, маркиза Монферратскаго, избраннаго въ короли Іерусалимскіе; но это была клевета, распущенная врагами Ричарда изъ политическихъ причинъ.
17) Мѣловые берега Англіи издали кажутся совершенно бѣлыми. Оттуда римское названіе этого острова «Альбіонъ.»
18) Amé вовсе не Геката, какъ переводятъ нѣкоторые, а ἂτη; — такъ въ греческой трагедіи назывался безсознательный грѣхъ, совершенный человѣкомъ по волѣ судьбы, какъ-бы для самонаказанія за какой нибудь тяжкій проступокъ. Зевесъ до того омрачитъ разумъ преступника, что онъ совершаетъ ἂτη, безсознательный грѣхъ, который навлекаетъ на главу грѣшника проклятіе, преслѣдующее его изъ рода въ родъ.
19) Констанса намекаетъ на невѣрность Элеоноры первому мужу, Людовику VII. По разводѣ съ нимъ она вступила въ бракъ съ англійскимъ королемъ Генрихомъ II, въ 1151 году. Мэлонъ.
20) Намекъ на обычный въ англійскихъ судахъ возгласъ глашатаевъ (criers), приглашающихъ публику къ соблюденію тишины и порядка. Эрцгерцогъ только-что произнесъ подобный возгласъ: Silence!
21) По старымъ преданіямъ. Эрцгерцогъ Австрійскій, погубивъ Ричарда, носилъ какъ трофей, принадлежавшую ему львиную шкуру.
22) Въ подлинникѣ As great Alcides' shoes upon an ass.] Но слово shoes (башмаки), вѣроятно описка, которую Теобальдъ предлагаетъ замѣнить словомъ shows (нарядъ, наружность).
23) Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ предъидущая строка читается такъ: «король, Людовикъ, рѣшайте, что дѣлать» — а за тѣмъ эту реплику («Ну, дураки» и пр.) уже говоритъ Людовикъ. Въ другихъ изданіяхъ такъ:
Король Филиппъ.
Людовикъ, рѣшай, что дѣлать.
Людовикъ.
Ну, дураки и женщины и пр.
24) Вѣроятно, Губертъ де Бургъ. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ его замѣняютъ въ этой сценѣ, неизвѣстно почему, первымъ гражданиномъ.
25) Предлагая королямъ англійскому и французскому взять примѣръ съ іерусалимскихъ крамольниковъ, Бастардъ, безъ сомнѣнія, намекаетъ здѣсь на различныя партіи, волновавшія Іерусалимъ своими раздорами, но примирившіяся при приближеніи своего общаго врага, императора Тита. Мэлонъ по этому поводу дѣлаетъ выписку изъ одного сочиненія, переведеннаго съ еврейскаго, подъ заглавіемъ: Послѣднее время еврейской республики,[5] — книги, которою Шекспиръ очень могъ пользоваться.
26) Эта Бланка, которую Губертъ предлагаетъ выдать за мужъ за Дофина Людовика, — не кто иная, какъ знаменитая Бланка Кастильская, мать Людовика IX. Она была дочерью Альфонса IX, короля Кастильскаго и племянницей короля Іоанна.
27) Pagus Velocassinus, Volquessen, нынѣ Vexin.
28) Ангелъ, старинная монета въ 10 шиллинговъ.
29) Этотъ знаменитый монологъ, въ которомъ поэтъ клеймитъ непостоянство Франціи, одержимой клятвопреступной корыстью, — былъ особенно кстати въ концѣ 17 столѣтія: во-первыхъ, потому что онъ былъ произнесенъ именно въ то время, когда французскій принцъ крови, герцогъ Анжуйскій, предложилъ свою руку королевѣ Елизаветѣ, державшей въ заточеніи свою невѣстку, Марію Стюартъ; во-вторыхъ, произнесенъ послѣ обращенія Генриха IV, отрекшагося отъ своей религіи и объявившаго, что Парижъ стоитъ обѣдни; въ-третьихъ, произнесенъ послѣ заключенія мира Между дворами французскимъ и Филиппа II.
30) Чтобы видѣть, на сколько первоначальная драма, напечатанная въ 1591 г. (какъ ни замѣчательна она вообще) — ниже той, которая была издана въ 1623, — стоитъ только сравнить эту превосходную сцену «Короля Іоанна», гдѣ ребенокъ безуспѣшно старается утѣшить свою мать — съ параллельной сценой анонимной піесы.
Мужайтесь, государыня: эта слабость никакъ не можетъ быть для васъ бальзамомъ, который уврачевалъ-бы нашу печальную участь. Если небо повелѣло быть этимъ событіямъ — ваша горькая меланхолія ни къ чему не послужитъ. Времена года измѣняются: точно также и наше настоящее бѣдствіе можетъ измѣниться съ ними, и все можетъ обратиться къ добру.
Ахъ, дитя! года твои, я вижу, слишкомъ еще нѣжны, чтобы взглядъ твой могъ проникнуть въ бездну горестей. Но я видѣла, какъ рушились твое счастіе, мои надежды и всѣ средства, которыя должны были послужить основаніемъ твоему счастію и твоей славѣ; стало-быть, какая же радость, какое-же спокойствіе доступны мнѣ, когда надежда и счастье покидаютъ насъ?
Однако слезы женщинъ, ихъ горести, ихъ торжественность увеличиваютъ бремя несчастій, вмѣсто того, чтобы уменьшить ихъ.
Если-бы какая нибудь власть услыхала жалобы вдовы, которая изъ глубины своей раненой души взываетъ о мщеніи, — она послала-бы чуму, что-бъ заразить ею воздухъ и эту проклятую страну, гдѣ дышутъ измѣнники, гдѣ клятвопреступникъ, какъ кичливый Бріарей, осаждаетъ небо своими обманами. Онъ обѣщалъ, Артуръ, онъ клялся защищать права твои и попрать гордыню твоихъ враговъ! Но теперь, этотъ чорный измѣнникъ заключаетъ перемиріе съ проклятымъ отродьемъ Элеоноры и женитъ Людовика VIII на своей милой племянницѣ, раздѣляя свои богатства и свои владѣнія между влюбленной парочкой. Да будетъ проклятъ этотъ союзъ! Какъ они выгнали тебя изъ твоихъ владѣній и нарадовались слезамъ вдовы — также точно пусть и ихъ броситъ небо на путь несчастія! И такъ, изо всей этой крови, пролитой съ обѣихъ сторонъ, крови, которая утолила жажду полуразверзтой земли, — вышла только любовная игра и свадебный праздникъ!
Тутъ кончается сцена. Какой холодной кажется эта жалобная резонёрка рядомъ съ отчаяніемъ матери, падающей на землю съ распущенными волосами!
31) Въ старинныхъ календаряхъ (Almanachs) обозначались не только дни, о которыхъ предполагали, что они имѣютъ вліяніе на погоду, но и тѣ, которые почитались счастливыми или несчастными для всякихъ начинаній. — Стивенсъ.
32) Констанса не была вдовой: она была въ это время за третьимъ мужемъ, за Гвидо, братомъ виконта Туарскаго, послѣ развода съ ея вторымъ мужемъ, Ранульфомъ, графомъ Чатерскимъ. Мэлонъ.
33) Въ піесѣ Шекспира, въ лицѣ Эрцгерцога соединяются два врага Ричарда — Леопольдъ Австрійскій и Видомаръ, виконтъ Лиможскій: вотъ почему Констанса и восклицаетъ: о Австрія! Лиможъ! — Леопольдъ, герцогъ Австрійскій, посадилъ Ричарда въ темницу въ (193; Видомаръ, виконтъ Лиможскій былъ владѣтелемъ замка Шалюсъ, передъ которымъ Львиное-Сердце былъ смертельно раненъ въ 1199 г. однимъ стрѣлкомъ, по имени Бертранъ Бурдонъ. Шекспиръ приписываетъ убійство Львинаго-Сердца герцогу Австрійскому и заставляетъ сына отмстить за смерть отца: Бастардъ убиваетъ Эрцгерцога. — Это смѣшеніе двухъ историческихъ личностей, которое мы находимъ и въ анонимномъ Королѣ Іоаннѣ, принадлежало безъ сомнѣнія къ числу преданій англійской сцены, которое было тѣмъ популярнѣе, что приписывая такую гнусную роль одному изъ членовъ австрійскаго дома, оно давало поводъ къ множеству непріязненныхъ намековъ на эту вѣроломную непріятельницу Англіи.
34) Вѣроятно она показываетъ на львиную шкуру Ричарда, которую, какъ мы уже сказали, носилъ Эрцгерцогъ.
35) Когда знатные люди въ Англіи держали для своего увеселенія шутовъ, то для отличія отъ другихъ членовъ своей дворни, они наряжали ихъ въ кафтаны изъ телячьей шкуры, застегивавшіеся сзади. — Такимъ образомъ лэди Консганса и Фокенбриджъ намекаютъ этимъ на глупость австрійца. Сэръ Джонъ Гоукинсъ,
Другой коментаторъ Шекспира, Ритсонъ, не согласенъ съ сэръ Джономъ Гоукинсомъ и полагаетъ, что Констанса намекаетъ этимъ на трусость Эрцгерцога; потому что въ Англіи и до сихъ поръ еще говорятъ о людяхъ трусливыхъ, что у нихъ телячье сердце — calf-hearted fellow.
36) Сентенція отлученія, произнесенная кардиналомъ Пандольфо надъ королемъ Іоанномъ, написана прозою въ піесѣ 1591.
«Я, Пандольфо Падуанскій, легатъ апостолическаго престола, объявляю тебя проклятымъ: я освобождаю каждаго изъ твоихъ подданныхъ отъ всякой, данной ими тебѣ присяги въ вѣрности и подданствѣ, и дарую отпущеніе грѣховъ всякому, кто подниметъ противъ тебя оружіе или убьетъ тебя: таковъ приговоръ мой и я повелѣваю всѣмъ добрымъ людямъ гнушаться тобою, какъ человѣкомъ отлученнымъ.»
Какъ мы уже сказали выше, эта борьба между королемъ Іоанномъ и святымъ престоломъ была въ это время уже не новостью на англійской сценѣ. За сорокъ лѣтъ передъ этимъ, въ царствованіе Эдуарда VI, епископъ Джонъ Вэль написалъ на тотъ же сюжетъ моралит''е, имѣвшее большой успѣхъ. Тамъ является на сцену Кардиналъ Пандольфо, предшествуемый четырьмя священниками, (несущими — одинъ крестъ, другой книгу, третій зазженную свѣчу, четвертый колоколъ) — и торжественно декламирующій слѣдующіе стихи:
«Такъ какъ король Іоаннъ поступаетъ такимъ образомъ со святою церковью, то я проклинаю его крестомъ, книгой, колоколомъ и свѣчей. Какъ этотъ крестъ отвращенъ теперь отъ лица моего, такъ я прошу Бога изъять тебя изъ своего милосердія. Какъ я бросаю эту книгу далеко отъ себя, такъ Господь богъ да лишитъ тебя всѣхъ своихъ милостей. Какъ съ этой свѣчи ускользаетъ пылающее пламя, такъ да извержетъ тебя Господь изъ вѣчнаго своего свѣта. Я отъемлю тебя отъ Христа и при звукѣ этого колокола, предаю твое тѣло и твою душу аду и дьяволу.»
Такимъ образомъ уже при самомъ началѣ реформаціи, англійскій театръ пришелъ на помощь протестантской каѳедрѣ въ ея полемикѣ противъ папства, представивъ распри короля Іоанна съ Иннокентіемъ III символомъ великой борьбы между властью свѣтской и властью духовной. Гордый отвѣтъ, данный отлученнымъ отъ церкви государемъ папскому легату, какъ нельзя болѣе пришелся кстати въ то время, когда англійскій народъ разсѣялъ католическую армаду и повиновался королевѣ, пораженной проклятіемъ Сикста-Пятаго.
37) Джонсонъ говоритъ, что онъ видѣлъ испанскую книжку, гдѣ казненные заговорщики (противъ Елизаветы) Гарьетъ, Фоксъ и ихъ сообщники были помѣщены въ числѣ святыхъ.
38) Въ подлинникѣ:
Austria.
Well, ruffian, I must pocket up these wrongs,
Because —
Bastard.
Your breeches best may carry them.
Pocket up значитъ класть въ карманъ и проглотить (перенести) обиду. Фокенбриджъ принимаетъ въ первомъ значеніи.
39) Леченіе огнемъ (посредствомъ раскаленнаго желѣза) каутеризація — нѣкоторыхъ болѣзней воспалительнаго свойства, было извѣстно еще во времена Гиппократа (Hipp. I. pag. 144, 208, и Lib. III, pag. 154, 165, 171, 370 и пр.). Изъ словъ Гиппократа видно, что способъ этотъ былъ извѣстенъ еще скиѳамъ. Онъ и въ настоящее время съ успѣхомъ употребляется въ нѣкоторыхъ болѣзняхъ, напр. въ воспаленіи тазобедреннаго сочлененія (Ischias).
40) По исторіи, не герцогъ австрійскій, а виконтъ лиможскій умеръ отъ руки Бастарда. «Въ томъ же 1199 г., Филиппъ, незаконнорожденный сынъ короля Ричарда, которому отецъ далъ замокъ и титулъ Коньяка, убилъ виконта Лиможскаго, чтобы отомстить за смерть своего отца, который, какъ вы видѣли, былъ убитъ при осадѣ замка Шалюсъ-Шеврёль.» — Голиншедъ.
41) Монета, (см. прим. 28).
42) При обрядѣ проклятія гасили три свѣчи одну за другой. — Грей (см. примѣч. 36).
43) Варбортонъ видитъ въ этихъ словахъ намекъ на флотъ Филиппа II (такъ называемую армаду), который былъ уничтоженъ не за-долго до сочиненія этой драмы, — въ 1588 году.
44) Обои съ изображеніями ландшафтовъ или фигуръ были обыкновеннымъ украшеніемъ комнатъ. Для сбереженія отъ сырости, ихъ набивали на рамы, которыя ставили въ такомъ разстояніи отъ стѣны, что за ними могъ свободно помѣститься человѣкъ. — Кетчеръ.
45) Стивенсъ полагаетъ, что это намекъ на современную моду прикидываться въ обществѣ печальнымъ.
46) Чрезвычайно любопытно сравнить эту знаменитую сцену съ параллельной ей сценой въ анонимномъ Королѣ Іоаннѣ. Вотъ она:
Благодарю, Губертъ, за твое вниманіе ко мнѣ, — для котораго тюремное заключеніе еще такъ ново. Прогулка здѣсь не доставляетъ мнѣ большаго удовольствія; но я принимаю предложеніе твое съ признательностью, и ни въ какомъ случаѣ не хочу лишить удовольствія глаза мои. Но скажи мнѣ, ласковый тюремщикъ, если ты можешь, сколько времени король меня продержитъ здѣсь?
Не знаю, принцъ; предполагаю, что не долго. Да пошлетъ вамъ Господь свободу и да хранитъ Онъ короля!
А! что такое, господа? что значитъ это насиліе? О! помоги, Губертъ! милый приставникъ мой, помоги! Да освободитъ меня Богъ отъ неожиданнаго нападенія негодяевъ! Не давайте имъ убить бѣднаго, невиннаго ребенка!
Уйдите, господа. Я одинъ все сдѣлаю.
Ну, Артуръ, собери все свое самообладаніе. Смерть грозитъ головѣ твоей. Что значитъ это, Губертъ? объясни мнѣ, въ чемъ дѣло.
Терпѣніе, юный принцъ. Выслушайте слова несчастія, печальныя, звѣрскія, адскія, ужасныя: страшный разсказъ, который годился-бы только для языка фуріи! Я не въ силахъ сдѣлать это, каждое слово этого разсказа поражаетъ меня глубокою скорбью.
Какъ? я долженъ умереть?
Не смерть долженъ я объявить вамъ, а нѣчто болѣе гнусное: приговоръ ненависти, судьбы самой несчастной: смерть была-бы самымъ вкуснымъ блюдомъ на такомъ жестокомъ пиршествѣ. Будьте глухи, не слышьте меня; адъ за меня окончитъ.
Увы! ты ранишь юность мою своими, наводящими безпокойство, словами. Не знать всего — это для меня ужасъ, это — адъ. Въ чемъ дѣло, другъ? Если дѣло должно быть сдѣлано, исполняйте его и кончайте скорѣе, чтобы я пересталъ страдать.
Я не хочу воспѣвать языкомъ моимъ подобное злодѣйство, и при всемъ томъ нужно, чтобы я исполнилъ его руками моими. Сердце мое, голова моя, все существо мое отказываются служить мнѣ въ этомъ дѣлѣ. Прочти это письмо; прочти эти трижды роковыя строки, узнай то, что я обязанъ сдѣлать, и прости мнѣ, когда ты узнаешь это.
«Губертъ, во имя нашего душевнаго спокойствія и безопасности нашей особы, приказываю тебѣ, съ полученіемъ этого повелѣнія, вырвать глаза Артуру Плангагенету.»
Ахъ, человѣкъ чудовищный и проклятый! Одно только его дыханіе и заражаетъ воздухъ! Сердце его заключаетъ въ себѣ заразительный ядъ, котораго достало-бы отравить весь міръ! Развѣ будетъ нечестіемъ обвинять небеса въ неправосудіи, когда они попускаютъ этому извергу угнетать и обижать невинныхъ? Ахъ, Губертъ! и ты сдѣлался орудіемъ, которымъ онъ, какъ трубными звуками возвѣщаетъ аду свое торжество! Небо плачетъ, святые проливаютъ ангельскія слезы, боясь увидѣть твое паденіе; они тебя преслѣдуютъ раскаяніемъ; они стучатся въ дверь твоей совѣсти, чтобы внести въ нее милосердіе и предохранить тебя отъ ярости преисподней. Адъ, Губертъ, адъ со всѣми его бичами — на концѣ этого проклятаго злодѣйства. Эта бумага, скрѣпленная печатью, обѣщающая тебѣ всѣ блага земныя, — дѣлаетъ Сатану владыкою души твоей. Ахъ, Губертъ! не соглашайся отказаться отъ части твоей у Господа! Я говорю тебѣ это не за тѣмъ только, чтобъ ты оставилъ мнѣ зрѣніе, которое для меня есть первое изъ вещественныхъ благъ, я говорю тебѣ во имя опасности, которая угрожаетъ тебѣ; опасности гораздо большей чѣмъ моя боль; потеря твоей прекрасной души для меня больнѣе моихъ суетныхъ глазъ. Подумай хорошенько, Губертъ, потому что это трудное дѣло, — потерять вѣчное спасеніе изъ-за временной милости короля.
Милордъ, всякій человѣкъ, обитающій въ этой странѣ, обязанъ исполнять всѣ повелѣнія своего государя.
Богъ, власть котораго гораздо обширнѣе, возбранилъ намъ въ заповѣдяхъ своихъ повиноваться тѣмъ, кто приказываетъ убивать.
Но та же самая власть постановила законъ, — чтобы держать міръ въ повиновеніи, — что преступленіе должно быть наказано смертью.
Я объявляю, что я не преступникъ, не измѣнникъ, и что я невиненъ.
Не мнѣ, милордъ, нужно вамъ жаловаться.
Ты, по крайней мѣрѣ, можешь отказаться отъ порученія, которое угрожаетъ погибелью душѣ твоей.
Да, если мой государь откажется отъ этой тяжбы.
Тяжба его — тяжба обмана и нечестія.
Да падетъ проклятіе на того, кто заслужилъ его!
Ну, такъ оно падетъ на тебя, если ты довершишь этотъ нечестивый приговоръ такимъ безбожнымъ злодѣяніемъ.
Никакая казнь не будетъ законною, если приговоръ судей будетъ подвергаться такимъ образомъ сомнѣнію.
Ни одинъ приговоръ не можетъ быть законнымъ безъ того чтобы, по нормамъ правильнаго судопроизводства, виновный былъ уличенъ въ преступленіи.
Милордъ, милордъ, эти долгіе разговоры увеличиваютъ только мою горесть, нисколько не служа вашему дѣлу. Потому что я знаю и дѣйствую въ томъ убѣжденіи, что подданные должны повиноваться безпрекословно повелѣніямъ королей своихъ. Я не долженъ входить въ разбирательство, почему онъ вашъ врагъ, но я обязанъ повиноваться ему, когда онъ приказываетъ.
Такъ повинуйся-же и пусть душа твоя остается въ отвѣтѣ за неправосудное преслѣдованіе, которому подвергаюсь я. Мы, вращающіеся глаза, которыми я могу еще измѣрять поверхность взоромъ, даннымъ мнѣ природою, — пусть изъ-подъ вашихъ нахмуренныхъ бровей сверкаетъ ужасъ, чтобы поразить имъ убійцъ, лишающихъ меня вашего свѣтлаго зрѣнія. Пусть адъ будетъ для нихъ также мраченъ, какъ могила, которую они готовятъ мнѣ и пусть онъ будетъ страшнымъ воздаяніемъ за ваше преступленіе! Пусть чорные мучители глубокаго тартара заставятъ ихъ раскаяться въ этомъ проклятомъ злодѣйствѣ, подвергнувъ души ихъ тысячамъ разнообразныхъ пытокъ! Не будемъ болѣе медлить, Губертъ; рѣчи мои кончены, теперь ужь я тебя прошу — лиши меня зрѣнія; но, чтобы кончить трагедію, заключи развязку ударомъ кинжала. Прощай, Констанса! Подходи палачъ! Сдѣлай изъ моей смерти торжество для тирана!
Я слабѣю, я боюсь; совѣсть моя велитъ мнѣ отказаться отъ этого. Что говорю я о слабости и боязни? мой король повелѣваетъ, и приказаніе это ставитъ меня внѣ отвѣтственности. Но Богъ воспрещаетъ, — а Онъ повелѣваетъ и царями. Этотъ великій Повелитель отмѣняетъ приказаніе короля, Онъ удерживаетъ мою руку и смягчаетъ мое сердце. Прочь вы, проклятыя орудія! Вы уволены отъ своей службы. Успокойся, юный принцъ; ты сохранишь свое зрѣніе, хотя-бы мнѣ пришлось жизнью заплатить за это. Я пойду къ королю, скажу ему, что воля его исполнена, и что ты — мертвъ. Поди со мной; Губертъ не рожденъ на то, чтобы ослѣпить эти свѣточи, которые природа одарила такимъ блескомъ.
Губертъ, если когда нибудь Артуръ возвратитъ свое могущество, ты будешь вознагражденъ за благодѣяніе, которое ты оказалъ мнѣ: я предалъ тебѣ мое зрѣніе, ты мнѣ возвращаешь его; я не буду неблагодарнымъ. Но теперь всякое промедленіе можетъ помѣшать исходу твоего добраго предпріятія. Пойдемъ, Губертъ, чтобы предупредить большія несчастія.
47) Вторая коронація Іоанна происходила въ Кэнтербёри въ 1201 году. Въ третій разъ онъ былъ коронованъ тамъ-же, послѣ убійства своего племянника, въ Апрѣлѣ 1202 года.
48) Advantage of good exercise] — т. е. воинскихъ упражненій, которыми въ средніе вѣка почти ограничивалось воспитаніе принцевъ и вообще молодыхъ дворянъ. Перси.
49) Это былъ пустынникъ, пользовавшійся большой слабой въ народѣ. Не смотря на то, что его предсказаніе сбылось, несчастнаго привязали къ хвосту лошади и такъ тащили но улицамъ Вергэма, а потомъ повѣсили вмѣстѣ съ сыномъ. (См. хронику Голиншеда подъ 1213 годомъ). Дусъ.
50) Нѣкоторые англійскіе историки упоминаютъ объ этомъ явленіи. Грей (см. Введеніе къ этой книгѣ).
51) Эта знаменитая сцена, гдѣ король Іоаннъ гнѣвается на Губерта за то, что тотъ, принявъ капризъ за повелѣніе, убилъ Артура, — многимъ коментаторамъ напоминаетъ другую историческую сцену, разыгравшуюся послѣ казни Маріи Стюартъ. И въ самомъ дѣлѣ, извѣстно, что королева шотландская 8 Февраля 1587 г. была обезглавлена въ замкѣ Фогрингэ, въ силу warrant'а, подписаннаго Елизаветой, который поручено было привести въ исполненіе государственному секретарю Дэвисону. Когда голова Маріи пала, Англійская королева, безъ сомнѣнія, опасаясь гнѣва континентальныхъ дворовъ, — притворилась, что она въ отчаяніи отъ этого дѣла и всю отвѣтственность въ этомъ юридическомъ убійствѣ свалила на Дэвисона. Она осыпала своего черезчуръ вѣрнаго министра ругательствами и упрекала его въ избыткѣ ревности совершенно такъ-же, какъ въ этой сценѣ Іоаннъ упрекаетъ Губерта.
Это сближеніе, если оно только основательно, поможетъ намъ освѣтить нѣкоторыя темныя стороны драмы Шекспира. Если по замыслу поэта, смерть Артура была только символомъ смерти Маріи Стюартъ, то на короля Іоанна должно смотрѣть, какъ на олицетвореніе Елизаветы. Тогда всѣ событія піесы получаютъ значеніе намековъ на современныя происшествія. Пандольфо, отлучающій короля Іоанна, будетъ папой, издавшимъ противъ Елизаветы буллу проклятія. Смѣшной герцогъ Австрійскій, убитый симпатичнымъ Бастардомъ — Филиппъ II, побѣжденный англійскимъ народомъ. Король Французскій Филиппъ, то поддерживающій, то оставляющій Артура, — Генрихъ III, то защищающій, то оставляющій дѣло Маріи Стюартъ. Предположенный союзъ между племянницей короля Іоанна и дофиномъ, сыномъ Филиппа-Августа, — проэктированный бракъ между герцогомъ Анжуйскимъ, братомъ Генриха III и Елизаветой. Возстаніе Пемброка и Сольсбёри, дѣйствующихъ съ-обща съ иноземцами, для того, чтобъ отмстить смерть Артура — мятежъ герцога Соффока и графа Нортомберлэндъ, соединившихся съ католическими дворами для освобожденія Маріи Стюартъ. Наконецъ, чужеземцы, прогнанные Бастардомъ, — испанская армада, отраженная англійской націей, и великолѣпная тирада, которой заканчивается піеса — побѣдный крикъ патріотическаго поэта.
52) Какъ умерщвленъ Артуръ — неизвѣстно. Французскіе писатели полагаютъ, что Іоаннъ подъѣхалъ ночью на лодкѣ къ Руанскому замку, гдѣ содержался Артуръ, велѣлъ вывести его къ себѣ и закололъ въ то самое время, когда онъ молилъ о пощадѣ. Послѣ этого его бросили въ Сену, распустивъ слухъ, что желая выпрыгнуть въ окно, онъ упалъ въ рѣку и утонулъ. Мэлонъ.
Но Шекспиръ слѣдуетъ здѣсь въ точности плану исторической піесы. Въ драмѣ 1591 Артуръ тоже умираетъ, пытаясь освободиться изъ своей темницы. Вотъ эта сцена:
Теперь, пусть удача помогаетъ успѣху моего предпріятія и пощадитъ мою молодость отъ новыхъ бѣдствій! Я рискую моей жизнью, чтобы выиграть свободу. Если я умру, я покончу со всѣми мученіями здѣсь на землѣ. Я боюсь, что рѣшимость моя начинаетъ ослабѣвать. Если я струшу, увы! я упаду; а паденіе для меня — смерть. Нѣтъ, ужь лучше отказаться отъ моего намѣренія и жить вѣчно въ тюрьмѣ. Въ тюрьмѣ, сказалъ я? нѣтъ, лучше смерть! Да возвратятся ко мнѣ мужество и энергія! Кончено, я попытаюсь; и всего-то вѣдь надо только соскочить, чтобы жить.
53) Never to taste the pleasures of the world — текстъ обѣтовъ, даваемыхъ въ эту эпоху набожности и рыцарства. Джонсонъ.
54) При торжественныхъ союзахъ лица, заключавшія ихъ, принимали причастіе, какъ-бы для того, чтобы скрѣпить ихъ еще сильнѣе.
55) Пѣтухъ (Gallus) находился въ гербѣ Галліи.
56) Голиншедъ разсказываетъ, по Мэтью Парису, что въ самомъ дѣлѣ «король, не будучи въ состояніи сѣсть на лошадь, приказалъ себя нести на носилкахъ, сдѣланныхъ изъ ивовыхъ прутьевъ и покрытыхъ простой рогожей, безъ тюфяка и безъ подушки».
57) Намекъ на изображенія, которыя дѣлались вѣдьмами. Голиншедъ упоминаетъ, что Элиноръ Кобэмъ и ея сообщниковъ обвиняли, между прочимъ и въ томъ, что они сдѣлали восковое изображеніе короля, которое постепенно таяли на огнѣ, думая тѣмъ извести короля.
58) Признаніе, сдѣланное Мелёнемъ, есть историческій фактъ. «Около того же времени, (говоритъ Голиншедъ), одинъ французъ, виконтъ де Мелёнь, захворалъ въ Лондонѣ, и видя, что уже смерть близка къ нему, призвалъ многихъ англійскихъ бароновъ, остававшихся въ городѣ, и сдѣлалъ имъ слѣдующее признаніе: „вы и не знаете, какая опасность виситъ надъ головами вашими. Людовикъ, вмѣстѣ съ двѣнадцатью графами и баронами Франціи, дали тайную клятву, въ случаѣ, если англійское королевство будетъ покорено, — убить, изгнать и посадить въ тюрьму тѣхъ англійскихъ дворянъ, которые теперь возмутились противъ короля своего, — какъ измѣнниковъ и бунтовщиковъ. И, чтобы вы не сомнѣвались, я, который близокъ къ смерти, увѣряю васъ спасеніемъ души своей, — что я былъ однимъ изъ двѣнадцати, давшихъ эту клятву. И такъ, я вамъ совѣтую позаботиться о своей безопасности и о спасеніи вашего отечества, и прошу васъ въ тайнѣ хранить то, что я вамъ открылъ теперь.“ И сказавъ это, онъ сейчасъ-же умеръ.»
59) Никто изъ историковъ, писавшихъ въ теченіе первыхъ 10 лѣтъ по смерти короля, не упоминаетъ объ этой чрезвычайно невѣроятной исторіи. Томасъ Вайксъ первый разсказываетъ объ этомъ въ своей хроникѣ слѣдующимъ образомъ: «монахъ, чтобъ отмстить королю за какое-то оскорбительное слово, отравилъ чашу съ элемъ, принесъ ее къ нему, отпилъ прежде самъ, чтобъ отвратить отъ себя всякое подозрѣніе, и вскорѣ умеръ.»
(См. Введеніе къ этой книгѣ). Мэлонъ, приводя эту цитату, прибавляетъ: «Гораздо вѣроятнѣе, что Іоаннъ умеръ въ Ньюаркѣ просто отъ горячки.»
60) Это, какъ мы уже разсказали въ Введеніи, случилось съ самимъ королемъ при переходѣ его изъ Линна въ Линкольншэйръ.
61) Нѣтъ никакого сомнѣнія, что по мысли Шекспира, мучительная смерть Іоанна есть воздаяніе за его злодѣйства. Точно также смотрѣлъ на это и авторъ анонимной піесы, въ чемъ можно удостовѣриться, прочтя слѣдующую сцену:
Филиппъ, пить! О, отчего нѣтъ у меня всѣхъ льдовъ альпійскихъ, чтобы затоптать и охладить этотъ внутренній огонь, который неистовствуетъ во мнѣ какъ разъяренный палачъ. Напрасно всѣ владыки истощали силы свои, чтобы сжечь божественное дерево въ Вавилонѣ (?). Такъ точно и мое сердце безуспѣшно оказываетъ свое слабое сопротивленіе яростному вторженію того, кто гораздо сильнѣе королей. Помоги мнѣ, Господи! Какія терзанія! Я умираю. Іоаннъ, эту муку навлекъ ты на себя своими ужасными злодѣяніями! Филиппъ, подай кресло, въ ожиданіи гроба! Ноги мои отказываются служить мнѣ, пренебрегаютъ носить короля.
Ахъ, добрый мой государь! восторжествуйте надъ болью терпѣніемъ, и переносите ваши страданія съ царственнымъ мужествомъ.
Мнѣ кажется, что я вижу списокъ моихъ преступленій, написанныхъ демономъ мраморными буквами. Малѣйшаго изъ нихъ достаточно для того, чтобъ я утратилъ часть свою на небѣ. Мнѣ кажется, что демонъ шепчетъ мнѣ на ухо и говоритъ мнѣ, что всякая надежда на милосердіе напрасна и что я долженъ быть проклятъ и осужденъ за внезапную смерть Артура. Я вижу, я вижу тысячи, тысячи людей, пришедшихъ упрекать меня за все зло, которое я сдѣлалъ на землѣ. Ахъ! нѣтъ божества столь милосердаго, которое простило-бы мнѣ мои злодѣйства. Вся жизнь моя была — нанесеніемъ вреда другимъ; я находилъ удовольствіе только въ погибели другихъ. Когда я сдѣлалъ какое-нибудь дѣло, достойное доброй памяти? Какой изъ моихъ дней не кончился какимъ-нибудь важнымъ несчастіемъ? Жизнь моя, исполненная ярости и тиранніи, даетъ ли мнѣ право просить небо, чтобъ оно пощадило меня отъ подобной смерти? Кто скажетъ, что Іоаннъ умеръ слишкомъ рано? Кто скорѣе, не скажетъ, что онъ зажился слишкомъ долго? Безчестіе преслѣдовало меня въ жизни и униженіе, сопровождаетъ меня къ смерти. За чѣмъ я избѣжалъ ярости французовъ и не умеръ подъ ударами ихъ мечей? Жизнь моя была позорна и оканчивается позорно, враги мои презираютъ меня, друзья мои гнушаются мною.
Простите міру и всѣмъ вашимъ земнымъ врагамъ и призовите Христа какъ вашего послѣдняго помощника.
Языкъ мой путается. Увѣряю тебя, другъ Филиппъ, что съ тѣхъ поръ, какъ Іоаннъ подчинился римскому священнику, ни ему, ни приснымъ его ничего не удавалось на землѣ: благословенія Рима — проклятія, а его анаѳема — благословеніе. Изъ глубины сердца моего возглашаю къ Богу моему, какъ взывалъ къ нему царственный пророкъ Давидъ, руки котораго, какъ и мои же, были обагрены убійствомъ. Также какъ и ему, и мнѣ не суждено построить домъ Господу, но если мое умирающее сердце не обманываетъ меня, изъ нѣдръ моихъ изойдетъ царственное поколѣніе, которое достанетъ руками своими до вратъ Рима, и ногами своими попретъ гордыню блудницы, которая царитъ на престолѣ вавилонскомъ! Филиппъ, снасти сердца моего лопаются; пламя отравы уничтожаетъ во мнѣ слабыя силы естества: Іоаннъ умираетъ въ вѣрѣ Іисусовой.
62) По Голиншеду, король Іоаннъ былъ похороненъ въ Кросстонъ-Аббэ, въ Страффордшэйрѣ; но поэтъ здѣсь точнѣе историка: ибо, по указанію, данному Шекспиромъ, 17 Іюня 1797 въ ворстерскомъ соборѣ точно открыли гробницу короля Іоанна.
63) Читая тираду, которой кончается Король Іоаннъ, трудно не видать въ ней намека на современныя событія; строки эти написаны подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ угрозъ, направленныхъ католической коалиціей на еретическую Англію. Мнѣніе это до очевидности подтверждается стихами, которыя служатъ эпилогомъ къ первоначальной піесѣ:
Пусть только Англія останется вѣрной самой себѣ, и цѣлый міръ противъ нея будетъ безсиленъ. Людовикъ, ты храбро былъ отброшенъ назадъ въ свою Францію, ибо нигдѣ французъ не сохранилъ за собою англійской почвы, даже двадцатой доли того, что ты завоевалъ. Дофинъ, руку твою: мы идемъ въ Ворстеръ. А вы, лорды, предложите руки свои, что бы нести вашего государя до его гробницы, со всѣми почестями честнаго погребенія. Если пэры и народъ будутъ дѣйствовать совокупно, ни папа, ни Франція, ни Испанія не могутъ повредить Англіи.