СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА
править
Томъ VIII. править
КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ V. править
Для опредѣленія времени, когда написана хроника: «Король Генрихъ V», мы имѣетъ вѣрное указаніе въ самомъ текстѣ пьесы, а именно въ хорѣ передъ пятымъ дѣйствіемъ, въ которомъ описывается торжественный въѣздъ Генриха V въ Лондонъ послѣ счастливаго окончанія войны съ Франціей. Описывая встрѣчу, какою народъ почтилъ героя-короля, авторъ прибавляетъ, что если зрители хотятъ себѣ представить ея торжественность, то пусть вообразятъ, какъ встрѣтили бы граждане города полководца королевы Елисаветы, графа Эссекса, если бъ онъ вернулся съ такимъ же успѣхомъ изъ Ирландіи. А такъ какъ современный Шекспиру походъ Эссекса въ Ирландію для усмиренія этой страны былъ въ 1599 году, то, значить, и настоящая пьеса была написана въ это же время. Сопоставляя это время со временемъ созданія прочихъ хроникъ, мы увидимъ, что «Генриха V» надо считать послѣднею изъ написанныхъ Шеспиромъ пьесъ этого рода, такъ какъ хроника «Генрихъ VIII» (написанная гораздо позднѣе) имѣетъ уже совершенно иной характоръ.
Написанная въ 1599 году, пьеса была напечатана въ первый разъ въ 1600 году въ форматѣ in quarto подъ слѣдующимъ заглавіемъ: «The chronicle history of Henry the fifth, with ins batteU fought at Agin Court in France. Togither with ancient Pistoll. As it bas been sirndry times playd by the Kight honorable the Lord Chamberlaine his servants», т.-е. «Исторія Генриха Пятаго съ описаніемъ Азинкуртской битвы во Франціи. При этомъ исторія поручика Пистоля въ томъ видѣ, какъ пьеса много разъ представлялась слугами достопочтеннаго лорда Камергера». За этимъ изданіемъ послѣдовали два другихъ — въ 1602 и 1608 годахъ, а затѣмъ пьеса была перепечатана въ первомъ in folio 1623 года, въ отдѣлѣ драматическихъ хроникъ подъ простымъ заглавіемъ: «The life of Henry the fifth, т.-е. „жизнь Генриха Пятаго“.
Сличая текстъ первыхъ изданій in quarto съ текстомъ in folio, мы увидимъ между ними огромную разницу не только во внутренней разработкѣ сценъ и содержанія, но и въ самой величинѣ пьесъ. Текстъ in quarto заключаетъ всего 1.800 строкъ, а текстъ in folio 3.500. Это обстоятельство повело къ многимъ спорамъ относительно происхожденія текста обоихъ изданій. Одни комментаторы, считая изданіе in quarto истиннымъ текстомъ Шекспира, полагаютъ, что пьеса была передѣлана и дополнена впослѣдствіи имъ самимъ. Другіе же, напротивъ, думаютъ, что изданіе in quarto было напечатано безъ согласія Шекспира, какъ плагіатъ, при чемъ издатели обезобразили и сократили настоящій текстъ пьесы по своему усмотрѣнію, я что истиннымъ текстомъ пьесы слѣдуетъ считать тотъ, который напечатанъ въ in folio 1623 года. Которое изъ этихъ мнѣній справедливѣе — сказать трудно, но болѣе правдоподобнымъ представляется второе. Это подтверждается тѣмъ, что въ изданіи in quarto., въ числѣ многихъ пропусковъ противъ in folio, пропущены, между прочимъ, хоры, въ томъ числѣ хоръ пятаго дѣйствія, въ которомъ говорится, какъ о современномъ событіи, о походѣ Эссекса, бывшемъ въ 1599 году. Вслѣдствіе этого невольно возникаетъ вопросъ: почему же эти хоры, написанные явно уже въ 1599 г., когда была написана и сама пьеса, пропущены въ первыхъ изданіяхъ? Предполагать, что они были выпущены съ согласія самого автора, нѣтъ никакого основанія; если же принять мнѣніе, что первыя изданія были дѣломъ недобросовѣстныхъ спекулянтовъ, исказившихъ весь текстъ, то подобный пропускъ, сдѣланный въ числѣ множества другихъ, можетъ быть легко объясненъ. Во всякомъ случаѣ истиннымъ текстомъ пьесы принимается въ настоящее время всѣми новѣйшими издателями текстъ in folio, далеко превосходящій изданіе in quarto какъ по объему, такъ и по достоинствамъ. Что касается до источниковъ, изъ какихъ взято содержаніе пьесы, то здѣсь Шекспиръ руководствовался, какъ и въ предыдущихъ хроникахъ, лѣтописью Голлиншеда и старинной пьесой: „The fomous victories of Henry fifth“, а еще болѣе народными легендами о выведенной въ пьесѣ эпохѣ и ея героѣ.
Генрихъ V вступилъ на престолъ послѣ смерти своего отца, Генриха IV, и царствовалъ отъ 1413 до 1422 года. Почти все его царствованіе было наполнено войной съ Франціей, — войной, которая, благодаря своему успѣху, сдѣлалась въ Англіи на многіе вѣка легендарной. Успѣхъ этотъ (какъ это всегда бываетъ) осѣнилъ ореоломъ славы и личность руководителя войны, хотя онъ, какъ разъяснила исторія, вовсе не былъ на дѣлѣ такимъ титаническимъ героемъ, какимъ прославило его народное мнѣніе. Война эта назрѣвала давно, но не могла разразиться въ грандіозномъ видѣ вслѣдствіе внутреннихъ неурядицъ, которыя переживали оба государства. Предшественники Генриха V (Ричардъ II и Генрихъ IV) оба избѣгали этой войны, хотя и по разнымъ причинамъ. Ричардъ II былъ изнѣженный, малодушный государь, гораздо болѣе интересовавшійся праздниками и турнирами, чѣмъ государственными дѣлами; вслѣдствіе сего онъ не только не искалъ войны съ Франціей, но, напротивъ, старался всѣми силами жить съ этой страной въ мирѣ. Когда же, по сверженіи Ричарда, на тронъ вступилъ Генрихъ IV, то, несмотря на свой твердый характеръ и дѣйствительно блестящія государственныя способности, онъ также не могъ отважиться на внѣшнія предпріятія, будучи принужденъ употреблять всѣ свои силы на усмиреніе внутреннихъ безпорядковъ, вызывавшихся безпрестанными возстаніями знатныхъ лордовъ, возведшихъ его на тронъ и считавшихъ себя недостаточно имъ вознагражденными. Смерть Генриха измѣнила это положеніе дѣлъ. Сынъ его и наслѣдникъ, Генрихъ V, вступилъ на тронъ уже не какъ похититель короны, подобно своему отцу, но какъ законный наслѣдникъ, а потому это одно придавало его власти въ глазахъ народа законную прочность. Сверхъ того вся страна порядочно утомилась отъ прошлыхъ междоусобицъ и жаждала внутренняго покоя. Враждовавшіе съ Генрихомъ IV лорды частью были усмирены, прочіе же поняли, что дальнѣйшая ихъ вражда съ короной была невозможна, а наконецъ всѣ видѣли, что молодой король, бывшій почти полновластнымъ правителемъ государства уже въ послѣдніе годы царствованія его больного отца, имѣлъ очень внушительный, твердый характеръ и могъ съ полнымъ достоинствомъ занимать тронъ. Франція была около этого времени въ совершенно обратномъ положеніи. На престолѣ ея сидѣлъ сумасшедшій король Карлъ VI. Сынъ и наслѣдникъ его, дофинъ Лудовикъ, былъ извѣстенъ только своей безхарактерностью и развратнымъ поведеніемъ. Вслѣдствіе этого могущественныя партіи Орлеановъ Арманьяковъ и герцога Бургундскаго, споря за то, кому стоять у власти и управлять слабоумнымъ королемъ, терзали несчастное государство своими происками внутри и тѣмъ ослабляли для борьбы, съ внѣшнимъ врагомъ. Всѣ выгодные шансы войны между обоими государствами были такимъ образомъ на сторонѣ англійскаго короля. Генрихъ V однако все-таки не вдругъ рѣшился бросить исконнымъ врагамъ своей родины окончательный вызовъ. Ему, правда, нечего было бояться противодѣйствія со стороны, могущественныхъ вельможъ; но онъ въ началѣ своего царствованія не былъ въ ладахъ съ духовенствомъ, которое въ это время было въ Англіи еще очень большой силой. Генрихъ, будучи еще принцемъ, покровительствовалъ реформаціонному ученію Виклефа, но, сдѣлавшись королемъ, понялъ, что такой образъ дѣйствія, ведшій къ борьбѣ съ духовенствомъ, связывалъ ему руки въ предстоявшей войнѣ. Вслѣдствіе этого онъ разрѣшилъ преслѣдованіе еретиковъ и этимъ средствомъ помирился съ духовенствомъ, которое въ благодарность немедленно встало на его сторону и предложило ему для воины огромныя денежныя субсидій. Общій энтузіазмъ охватилъ всю Англію. Выдумавъ для благовиднаго оправданія войны самое натянутое толкованіе своихъ династическихъ правъ на французскій тронъ и получивъ, конечно, отказъ Франціи на свои требованія, Генрихъ отъ слова перешелъ къ дѣлу. Война началась высадкой на французскій берегъ огромнаго войска и осадой города Гарфлера, который и былъ взять въ 1415 г. Какъ ни былъ блестящъ этотъ успѣхъ, Генрихъ купилъ его дорогой цѣной. Войско его, разслабленное походомъ и болѣзнями, не могло продолжать наступательной войны, и потому онъ рѣшилъ отступить въ Калэ. Французы послѣдовали за нимъ и, несмотря на совѣты опытныхъ вождей выждать, когда непріятель ослабнетъ еще болѣе, рѣшили датъ сраженіе. Послѣдовавшая битва при мѣстечкѣ Азинкуртѣ была для нихъ несчастна въ полномъ смыслѣ слова. Англичане, несмотря на большой перевѣсъ силы враговъ, одержали блистательную побѣду, которая повернула все дѣло въ ихъ пользу. Борьба партій началась во Франціи съ удвоенной силой. Герцогъ Бургундскій перешелъ открыто на сторону англичанъ. Генрихъ объявилъ себя французскимъ королемъ. Королева Изабелла, жена Карла VI, старалась войти въ соглашеніе съ Генрихомъ и предложила ему руку дочери Карла, красавицы Екатерины. Но Генрихъ былъ слишкомъ уменъ и хитеръ, чтобъ поддаться на такую удочку. Бракъ съ принцессой входилъ въ его планъ только въ томъ случаѣ, если вмѣстѣ съ нимъ онъ могъ достичь главной своей надежды: добиться короны Франціи. Цѣлыхъ четыре года прошли затѣмъ въ томительномъ, неустановившемся положеніи, при чемъ никто не зналъ, кто былъ во Франціи настоящемъ королемъ: Генрихъ ли, владѣвшій сѣверной ея частью, или слабоумный Карлъ? Описывать всѣ мелочныя событія этого тяжелаго времени нѣтъ надобности въ настоящемъ краткомъ очеркѣ. Кончилось оно лишь въ 1421 году, когда окружавшіе Карла VI интриганы принудили его подписать въ. Труа постыдный для Франціи договоръ, въ силу котораго Генрихъ, женившійся на дочери короля, Екатеринѣ, признавался по смерти Карла наслѣдникомъ французской короны съ совершеннымъ устраненіемъ дофина Карла. Съ этого времени во Франціи дѣйствовали два правительства: одно — Генриха, другое — дофина Карла, отказавшагося признать договоръ въ Труа и вошедшаго въ сношенія съ Шотландіей, которая прислала ему помощь. Генрихъ, между тѣмъ, вернулся въ Англію, гдѣ былъ принять съ неслыханными почестями, какъ тріумфаторъ. Намѣстникомъ французскихъ владѣній былъ назначенъ братъ короля, герцогъ Кларенсъ, но назначеніе это не оказалось счастливымъ. При первыхъ же дѣйствіяхъ противъ врага Кларенсъ былъ разбить при Боже. Генрихъ, узнавъ объ этомъ, поспѣшилъ вернуться во Францію, но вскорѣ по прибытіи захворалъ и умеръ 31 августа 1422 года, оставя наслѣдникомъ престола своего малолѣтняго девятимѣсячнаго сына, впослѣдствіи короля Генриха VI. Смерть Генриха сдѣлалась поворотнымъ пунктомъ счастья этой войны. Дофинъ Карлъ немедленно объявилъ себя королемъ. Борьба партій въ Англіи при малолѣтнемъ королѣ разыгралась съ новой силой, и вся затѣянная Генрихомъ война кончилась полнымъ торжествомъ Франціи, съ устраненіемъ навсегда претензій англійскихъ королей овладѣть этой страной.
Таковъ въ краткихъ словахъ очеркъ царствованія Генриха V и исторіи веденной имъ войны. Сличая трезвый историческій выводъ, какой можно и должно сдѣлать изъ этихъ событій, съ тѣмъ, что изобразилъ Шекспиръ въ своей пьесѣ, можно легко видѣть, какъ далеко уклонился онъ отъ исторической истины. Война, затѣянная между двумя молодыми, сильными государствами, стоявшими на одинаковой степени развитія своего политическаго роста, конечно, никогда не могла кончиться слитіемъ обоихъ подъ однимъ скипетромъ. Которая бы изъ сторонъ ни затѣяла подобное предпріятіе, оно все равно неизбѣжно кончилось бы отраженіемъ нападавшихъ и возвращеніемъ къ statu quo ante. Между тѣмъ Шекспиръ въ своей пьесѣ какъ бы умышленно позабылъ объ исходѣ этой войны и изобразилъ лишь ея первую, болѣе благопріятную для англичанъ, половину, при чемъ придалъ всему событію героическій, легендарный характеръ; самого же зачинщика возвысилъ на недосягаемый эпическій пьедесталъ, уклонясь совершенно отъ того, что говорила безпристрастная исторія. Такой поступокъ Шекспира нѣкоторые критики объясняютъ его патріотизмомъ и находятъ даже, что въ пьесѣ этой онъ сошелъ съ точки объективнаго міросозерцанія и написалъ совершенно тенденціозную вещь. Но Шекспира нельзя судить такъ поверхностно. Спору нѣтъ, что въ нѣкоторыхъ деталяхъ пьесы онъ польстилъ патріотизму своихъ соотечественниковъ, и польстилъ даже до излишка. Такъ, конечно, нельзя безъ улыбки читать сцену, когда королю передаютъ отчетъ объ Азинкуртской побѣдѣ, при чемъ оказывается, что на тысячи убитыхъ французовъ насчитано всего нѣсколько десятковъ англичанъ. Но если оставить въ сторонѣ такія мелочи и взглянуть на духъ пьесы вообще, то мы увидимъ, что Шекспиръ и здѣсь остался, какъ всегда, великимъ поэтомъ, чуждымъ всякихъ тенденціозныхъ взглядовъ. Если изображенные имъ король Генрихъ и событія войны были далеко нетаковы, какими рисуетъ ихъ безпристрастная исторія, то не надо забывать, что они въ то время такими казались, и казались не только современникамъ Шекспира, но даже и позднѣйшимъ потомкамъ. Генрихъ V былъ возведенъ народнымъ мнѣніемъ на степень легендарнаго, почти полумиѳическаго героя, подобно Петру Великому, а Азинкуртской побѣдой англичане хвастали, какъ величайшимъ событіемъ своей исторіи, почти до дня Ватерло. Несчастнаго окончанія войны народъ не хотѣлъ даже знать. Но если подобнаго рода настроеніе и подобные взгляды существовали дѣйствительно въ умахъ цѣлой націи, то ихъ поневолѣ слѣдуетъ признать крупнымъ историческимъ фактомъ, и потому поэзія имѣла полное право ихъ изобразить. Всякій народъ имѣетъ такую эпопею, а всякая эпопея не что иное, какъ изображеніе лучшихъ и болѣе возвышенныхъ народныхъ вѣрованій и взглядовъ, съ устраненіемъ низкихъ и дурныхъ. Въ глазахъ Англіи царствованіе Генриха V сдѣлалось именно такой народной эпопеей, и потому великій поэтъ, захотѣвшій увѣковѣчить эту эпопею въ своемъ произведеніи, долженъ былъ непремѣнно считаться съ такими взглядами и добросовѣстно изобразить то, что существовало дѣйствительно, несмотря даже на преувеличеніе такихъ взглядовъ и отклоненіе ихъ отъ исторической истины. Созданная Шекспиромъ личность Генриха V, а равно и окружавшихъ его лицъ, совершенно соотвѣтствуетъ такому взгляду. Всѣ его поступки, изображенные въ пьесѣ, запечатлѣны такимъ характеромъ и возвеличены, вопреки истинѣ, согласно тому общественному мнѣнію, какое о немъ жило въ умахъ массъ. Такъ, нелѣпый іезуитскій предлогъ, выдуманный Генрихомъ для начала войны, будто бы онъ имѣлъ право на корону Франціи по происхожденію, превратился подъ перомъ Шекспира въ искреннѣйшее, благочестивое убѣжденіе короля, будто онъ ищетъ одной только правды и рѣшается на войну съ единственной цѣлью возстановить попранное право. Все, что Генрихъ дѣлаетъ и говорить въ пьесѣ, далѣе представлено въ такомъ же точно приподнятомъ, прикрашенномъ противъ дѣйствительности видѣ. Въ военныхъ сценахъ, которыя и въ настоящей войнѣ, конечно, ничѣмъ не отличались отъ общаго тогдашняго варварскаго способа вести войны, Генрихъ тоже представленъ правдивымъ героемъ, допускающимъ лишь съ прискорбіемъ рѣзню и жестокости. Его приказъ перерѣзать плѣнныхъ (что въ то время дѣлалось всегда) изображенъ, какъ неизбѣжныя репрессаліи за жестокость самихъ французовъ. Даже въ сватовствѣ и въ бракѣ съ Екатериной, — бракѣ, заключенномъ чисто изъ политическихъ причинъ, Генрихъ представлялся какъ глубоко-любящій человѣкъ, радующійся такшгь способомъ покончить кровавую распрю. Точно такой же свѣтлый покровъ наброшенъ на дѣйствія и всѣхъ окружающихъ его лицъ. Духовенство, приставшее къ партіи Генриха исключительно въ отплату за его согласіе на преслѣдованіе еретиковъ, изображено тѣмъ, чѣмъ оно должно быть въ дѣйствительности, т.-е. истолкователемъ Священнаго Писанія и молельщиковъ за отечество. Вельможи, хотя и усмиренные по наружѣ, но далеко не оставившіе своихъ происковъ (что они доказали своими интригами по смерти короля) представлены въ пьесѣ самоотверженными бойцами за правое дѣло. Французы, наоборотъ (ради того же возвеличенія славы и достоинства англичанъ), представлены въ униженномъ, почти комическомъ видѣ. Конечно, это тоже уклоненіе отъ истины, но опять не надо забывать, что такими французы рисовались тогда въ воображеніи всей Англіи. Въ послѣдней сценѣ заключенія мира даже реальные историческіе факты изображены въ извращенномъ видѣ. Извѣстно, что постыдный для Франціи миръ былъ подписанъ сумасшедшимъ Карломъ, не понимавшимъ, что онъ дѣлаетъ, и что, сверхъ того, миръ этотъ былъ чисто номинальнымъ, такъ какъ война, продолжавшаяся и потомъ дофиномъ, кончилась его воцареніемъ. Въ пьесѣ же сумасшедшій король представленъ нѣжнымъ, благоразумнымъ отцомъ, сознательно и съ охотой отдающимъ свои права на престолъ вновь пріобрѣтенному англійскому сыну. Но и этотъ фактъ оправдывается тѣмъ, что въ Англіи смотрѣли въ то время на этотъ миръ такъ, какъ изобразилъ его Шекспиръ въ своей пьесѣ. Ради сохраненія такого духа всего произведенія Шекспиръ отступилъ въ окончательной развязкѣ даже отъ той схемы, по какой построены его прочія драматическія хроники. Всѣ онѣ кончаются смертью выведенныхъ въ нихъ королей. Въ „Генрихѣ V“ дѣйствіе, напротивъ, оканчивается на моментѣ величайшей славы этого короля. Въ этомъ фактѣ также нельзя не видѣть желанія поддержать общій торжественный тонъ всего произведенія.
Если бъ однако Шекспиръ ограничился изображеніемъ Генриха только въ такомъ эпическомъ видѣ, то онъ сдѣлалъ бы его характеръ черезчуръ одностороннимъ и отступилъ отъ основного правила своего творчества: изображать людей такими, какими мы видимъ ихъ въ дѣйствительной жизни. Въ настоящемъ же случаѣ такой пробѣлъ бросался бы въ глаза еще болѣе потому что въ лицѣ Генриха V, какъ короля, мы встрѣчаемся со старымъ знакомымъ, изображеннымъ тѣмъ же Шекспиромъ въ лицѣ принца Генриха въ двухъ предыдущихъ хроникахъ, и изображеннымъ совершенно иными чертами. Съ чертами этими автору при изображеніи короля Генриха, какъ обыкновеннаго человѣка, пришлось считаться по необходимости и, такъ или иначе, не забыть ихъ въ настоящей пьесѣ. Въ противномъ случаѣ Генрихъ-принцъ, выведенный въ прежнихъ пьесахъ, и Генрихъ-кородь показались бы двумя совершенно различными людьми, чѣмъ было бы разрушено все художественное единство этого лица. Какъ ни трудна, казалась, повидимому, такая задача, но Шекспиръ, какъ и во всѣхъ случаяхъ, разрѣшилъ ее блистательно. Съ личностью Генриха-кородя, конечно, нельзя было прямо связать личность кутилы принца, якшающагося съ товарищами, подобными Фальстафу, Бэрдольфу и другимъ, грабящаго проѣзжихъ и творящаго тому подобныя безобразія, но можно было изобразить, во что логически превратились тѣ основныя свойства характера принца, которыя побуждали его къ подобнымъ -поступкамъ въ былое время. При разборѣ характера принца Генриха въ предыдущемъ этюдѣ къ хроникѣ „Король Генрихъ IV“ было сказано, что онъ по основнымъ своимъ чертамъ былъ уменъ, благороденъ и весело-добродушенъ. Бурныя увлеченія его молодости проистекали исключительно изъ этого послѣдняго свойства, а потому никакъ не могли ложиться на него тяжелымъ пятномъ. Принцъ Генрихъ въ этомъ случаѣ походилъ на игривый ключъ чистѣйшей воды, который хотя и можетъ загрязниться на время, попавъ въ смрадную рытвину, но затѣмъ, выбѣжавъ вновь въ чистое русло, быстро оставляетъ приставшую къ нему муть, дѣлаясь вновь чистымъ и прозрачнымъ, не теряя при этомъ и своей прежней игривой быстроты. Шекспиръ въ разсматриваемой пьесѣ изобразилъ его именно съ этой точки зрѣнія. Бывшій гуляка, отрекшись отъ прежнихъ безпутныхъ товарищей, остался такимъ же веселымъ и добродушнымъ, какимъ былъ въ прежнее время. Королевскій санъ нисколько не сдѣлалъ его заносчивымъ и надменнымъ. Ласковый и веселый, какимъ былъ съ прежними друзьями, онъ перенесъ теперь это обращеніе на своихъ новыхъ товарищей и сподвижниковъ — солдатъ. Онъ вступаетъ съ ними въ такія же товарищескія отношенія, но уже не съ тѣмъ, чтобъ гулять и забавляться, а чтобъ научить ихъ исполненію долга и ободрить къ предстоящимъ подвигамъ. Изучивъ простой народъ во время своей прежней бурной жизни, онъ научился съ нимъ говорить понятнымъ для него языкомъ, примѣняясь къ уровню его понятій и чувствъ, а потому и успѣваетъ достичь чего хочетъ гораздо лучше, чѣмъ это сдѣлалъ бы гордый и заносчивый начальникъ. Онъ дѣлитъ съ своими сподвижниками ихъ труды, спитъ, какъ они, на голой землѣ и этимъ примѣромъ удваиваетъ ихъ силу и бодрый духъ. Онъ не прочь даже попрежнему пошутитъ, что выражаетъ, напримѣръ, въ забавной шуткѣ съ Флюелденомъ. Но шутка эта при всей своей вульгарности, конечно, нимало не походитъ на его прежнія забавы съ Фальстафомъ. Кромѣ этихъ сторонъ характера принца, Шекспиръ съ особенной утонченностью оттѣнилъ и болѣе глубокія качества его ума и сердца. Въ бракѣ съ принцессой Екатериной, заключенномъ ради чисто политическихъ цѣлей, Генрихъ изображенъ человѣкомъ, любящимъ глубоко и прочно. Сцена его сватовства принадлежитъ къ лучшимъ страницамъ не только Шекспира, но и всей поэзіи вобще. Дополнивъ такими чертами личность героя-короля, Шекспиръ, не войдя ни въ малѣйшій диссонансъ съ этимъ изображеніемъ, представилъ его въ видѣ обыкновеннаго смертнаго съ самыми симпатичными, жизненно вѣрными качествами.
Король Генрихъ — единственное законченное и нарисованное во весь ростъ лицо пьесы. Прочія лица не имѣютъ отдѣльно почти никакого значенія, но зато, взятыя всѣ вмѣстѣ, они составляютъ какъ бы одно гигантское дѣйствующее лицо, достойно поставленное возлѣ Генриха. Лицо это — вся Англія, изображенная такою, какой она, охваченная энтузіазмомъ, дѣйствительно считала себя въ то достопамятное время, когда происходитъ дѣйствіе пьесы. Такой характеръ и такая постройка произведенія, конечно, умаляютъ его значеніе, какъ драмы, но зато возводятъ его на величественный эпическій пьедесталъ, какъ это уже сказано выше. Изъ всѣхъ Шекспировскихъ хроникъ „Генрихъ V“ дѣйствительно можетъ преимущественно предъ прочими назваться скорѣе эпопеей, чѣмъ драмой. Это значеніе чувствуется не только въ содержаніи пьесы, но обнаруживается слѣдами даже во внѣшней ея постройкѣ. Такъ, Шекспиръ ввелъ въ нее прологи, названные хорами, хотя, собственно, это вовсе не хоры въ томъ значеніи, какое слово это имѣетъ въ греческой трагедіи, а просто монологи, въ которыхъ поясняются тѣ событія, которыя по своей эпической широтѣ не могли улечься въ драматическія рамки. Несмотря на поэтическую прелесть этихъ монологовъ, они все-таки неумѣстны въ драмѣ, гдѣ все дѣйствіе должно развиваться предъ глазами зрителей, а потому и введеніе ихъ должно считаться уступкой, сдѣланной ради того, чтобъ усилить во всемъ произведеніи его эпическій, легендарный колоритъ.
Несмотря на такой своеобразный, возвышенный тонъ всей пьесы, Шекспиръ не отступилъ въ постройкѣ ея отъ своего обыкновеннаго пріема: чередовать серьезное съ комическимъ. Въ пьесѣ выведено нѣсколько комическихъ лицъ и сценъ, но нельзя сказать, чтобъ это было сдѣлано на этотъ разъ удачно. Читатели найдутъ между второстепенными лицами пьесы нѣсколькихъ изъ своихъ старыхъ знакомыхъ по двумъ предыдущимъ хроникамъ. Бывшая свита принца Генриха — Бэрдольфъ, Пистоль, хозяйка Куикли — опять являются передъ глазами зрителей. Главнаго героя этой свиты — Фальстафа, впрочемъ, мы болѣе не встрѣчаемъ, несмотря на сдѣланное Шекспиромъ (въ эпилогѣ къ второй части „Генриха IV“ обѣщаніе позабавить публику фигурой жирнаго рыцаря еще разъ. Очень вѣроятно, что Шекспиръ чувствовалъ неумѣстнымъ дать въ настоящей пьесѣ большое значеніе этому лицу; выводить же его въ видѣ второстепеннаго аксессуара не стоило. Зато взамѣнъ самого Фальстафа мы имѣемъ прелестный разсказъ Куикли о его смерти. Прочія лица являются въ нѣсколькихъ довольно забавныхъ сценахъ, но нельзя не замѣтить, что общее производимое ими впечатлѣніе, какъ всякое повтореніе уже извѣстнаго, далеко не такъ сильно, какъ въ предыдущихъ хроникахъ, да и вообще все ихъ появленіе какъ-то не вяжется съ общимъ содержаніемъ пьесы. Равно нельзя назвать особенно удачнымъ введеніе въ пьесу нѣсколькихъ новыхъ комическихъ лицъ въ лицѣ уэльскаго капитана Флюеллена и его товарищей — ирландца Мэкморриса и шотландца Джеми. Комизмъ этихъ трехъ лицъ основанъ въ подлинникѣ на томъ, что они, какъ иностранцы, говорятъ ломанымъ англійскимъ языкомъ. Можетъ-быть, для современниковъ Шекспира такого рода жаргонъ казался дѣйствительно смѣшнымъ и производилъ на сценѣ эффектъ, но вообще нельзя не признать такого способа возбуждать смѣхъ публики способомъ довольно дешевымъ и недостойнымъ писателя, какъ Шекспиръ. Передать эту комическую черту въ переводѣ не было никакой возможности. Коверканье языка этими лицами въ подлинникѣ состоитъ главнѣйше въ томъ, что они измѣняютъ въ словахъ согласныя буквы. Можетъ-быть, это звучало смѣшно въ ушахъ англичанъ, привыкшихъ смѣяться надъ такимъ искаженіемъ, какъ, напримѣръ, мы смѣемся надъ жаргономъ евреевъ; но въ русскомъ текстѣ соотвѣтственное искаженіе тѣхъ же буквъ, какія искажены въ англійскомъ подлинникѣ, не имѣло бы никакого смысла. Оставить однако эту черту въ переводѣ безъ всякаго вниманія тоже было нельзя, а потому я рѣшился допустить нѣкоторыя легкія неправильности языка только въ роли главнаго лица — Флюеллена для того, чтобъ хоть сколько-нибудь выяснить мысль автора.
Въ заключеніе слѣдуетъ сказать нѣсколько словъ еще объ одной странной особенности, также допущенной Шекспиромъ въ постройкѣ этой пьесы. Выведенные въ ней французы, говоря, подобно всѣмъ прочимъ лицамъ, по-англійски, безпрестанно вставляютъ въ свою рѣчь цѣлыя фразы и даже монологи по-французски; а одна сцена — разговора принцессы Екатерины съ своей приближенной — написана даже на этомъ языкѣ цѣликомъ. Очень вѣроятно, что въ этомъ случаѣ Шекспиръ также разсчитывалъ на сценическій эффектъ, примѣняясь къ вкусамъ и требованіямъ современной публики. Въ текстѣ перевода всѣ эти фразы и разговоры напечатаны, какъ и въ подлинникѣ, по-французски, но буквальный ихъ переводъ помѣщенъ въ примѣчаніяхъ.
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА. править
Король Генрихъ V.
Герцогъ Глостеръ, Герцогъ Бэдфордъ, братья короля.
Герцогъ Эксетеръ, дядя короля.
Герцогъ Іоркскій, двоюродный братъ короля.
Графъ Салисбюри.
Графъ Вестморландъ.
Графъ Варвикъ.
Архіепископъ Кэнтерберійскій.
Епископъ Элійскій.
Графъ Кэмбриджъ, Лордъ Скрупъ, Сэръ Томасъ Грей, заговорщики противъ короля.
Сэръ Томасъ Эрпингамъ, Гоуеръ, Флюелленъ, Мэкморрисъ, Джеми, офицеры въ войскѣ короля Генриха.
Бэтсъ, Кортъ Вилльямсъ, солдаты въ войскѣ короля.
Нимъ, Бэрдольфъ, Пистоль, прежніе товарищи Фальстафа, теперь солдаты короля.
Мальчикъ, слуга Фальстафа, потомъ Пистоля.
Герольдъ.
Карлъ VI, король французскій. Пудовикъ, дофинъ.
Герцогъ Бургундскій.
Герцогъ Орлеанскій.
Герцогъ Бурбонскій.
Конетабль Франціи.
Рамбюръ, Гранпре, Французскіе дворяне.
Комендантъ Гарфлера.
Монжуа, французскій герольдъ.
Французскіе послы.
Изабелла, королева французская.
Екатерина, дочь Карла и Изабеллы.
Алиса, фрейлина Екатерины.
Куикли, жена Пистоля, хозяйка таверны.
Хоръ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ. править
Хоръ. О, огненная муза, мчись быстрѣй
На небо вымысла! Пусть вмѣсто сдены
Намъ служитъ королевство; вмѣсто лицъ —
Одни князья, а зрителями будутъ
Вѣнчанные монархи! Вотъ тогда
Могли бы мы сказать, что славный Генрихъ
Явился здѣсь въ своемъ достойномъ видѣ.
Какъ грозный Марсъ, у чьихъ побѣдныхъ ногъ
Лежали бъ мечъ, убійство и огонь
Подобно псамъ, удержаннымъ на сворахъ,
И рвущимся на первый же призывъ!
Простите жъ всѣ, собравшіеся здѣсь,
Тому, кто вывелъ дерзко на подмосткахъ
Предметъ подобной важности! Судите,
Возможно ли вмѣстить въ такой курятникъ 2)
Равнины Франціи, иль сгромоздить
Въ ничтожномъ этомъ О 3) хоть только шлемы,
Пугавшіе окрестность Азинкурта?
Простите жъ насъ: вѣдь рядъ ничтожныхъ цифръ
Даетъ подчасъ понятье о мильонахъ, —
Такъ почему жъ нельзя рѣшиться намъ,
Нулямъ такого счета, вамъ представить,
Что мы задумали? Вообразите,
Что здѣсь простерлись широко равнины
Двухъ королевствъ, которыхъ берега,
Склонившіеся близко такъ другъ къ другу,
Разъединяетъ узкій, но опасный,
Могучій океанъ. Пусть вамъ дополнитъ,
Чего недостаетъ, воображенье.
Пусть каждый человѣкъ у васъ въ глазахъ
Раздѣлится на сотни. Создавайте
Войска воображеньемъ. Если рѣчь
Зайдетъ о лошадяхъ — вообразите,
Что вы ужъ видите, какъ ихъ подковы
Взрываютъ грозно землю. Ваши мысли
Помогутъ пусть достойно восхвалить
Намъ славныхъ королей, и вмѣстѣ съ нами
Должны вы перескакивать свободно
Чрезъ время и пространство, сокращая
Въ ничтожный мигъ, что дѣлалось годами.
Вотъ почему позвольте, чтобъ сегодня
Являлся я. какъ хоръ, для объясненій.
А до того я, кончивъ роль пролога,
Прошу нашъ трудъ судить не очень строго. (Уходитъ).
Архіепископъ. Да, лордъ, — опять предложенъ билль, который
Почти прошелъ въ одиннадцатый годъ
Правленія покойнаго монарха
Помимо насъ и былъ задержанъ только
По случаю возникшихъ безпорядковъ.
Епископъ. Но какъ же отвратить его теперь?
Архіепископъ. Подумаемъ. Иначе намъ придется
Утратить чуть не больше половины
Всего, чѣмъ мы владѣемъ. Этотъ билль
Ведетъ къ тому, чтобъ обложить всѣ земли,
Завѣщанныя церкви отъ усердья
Достойныхъ христіанъ, такимъ налогомъ,
Который бы позволилъ королю
Свободно содержатъ пятнадцать графовъ,
Шесть тысячъ двѣсти воиновъ, снабженныхъ
Всѣмъ для войны, и тысячу пятьсотъ
Готовыхъ въ битву рыцарей. Затѣмъ
Хотятъ, чтобъ мы открыли сто пріютовъ
Для бѣдняковъ, гдѣ было бъ все, что нужно,
Чтобъ ихъ призрѣть, а наконецъ должны
Платить еще по тысячѣ мы фунтовъ
Погодно королю. Вотъ что у насъ
Отниметъ этотъ билль.
Епископъ. Глотокъ изрядный.
Архіепископъ. Съ нимъ можно проглотить и самый кубокъ.
Епископъ. Но что жъ начать?
Архіепископъ. Намъ остается только
Надѣяться на благость короля.
Епископъ. Онъ — вѣрный сынъ святѣйшей нашей церкви.
Архіепископъ. Онъ, обѣщалъ не то, пока былъ молодъ;
Но, кажется, и смерть не такъ проворно
Постигнула его отца, какъ быстро
Онъ вмѣстѣ съ нимъ убилъ свои пороки.
Обдуманность, явясь, какъ свѣтлый ангелъ,
Изгнала въ немъ грѣховнаго Адама,
Оставя плоть отверзстою, какъ рай,
Съ пріему добрыхъ качествъ. Никогда
Себя не исправлялъ такъ быстро школьникъ;
Ни разу улучшенье не вливалось
Въ кого-нибудь, смывая такъ безслѣдно
Прошедшіе пороки! Нѣтъ примѣра,
Чтобъ гидра своеволія теряла
Такъ быстро власть, какъ это увидали
Мы въ первый разъ на немъ.
Епископъ. Въ томъ наше счастье.
Архіепископъ. Послушайте, какъ судитъ онъ о вѣрѣ —
И вы невольно будете жалѣть,
Что онъ король, а не прелатъ! Начните
Съ нимъ рѣчь о государствѣ — онъ отвѣтитъ,
Какъ будто бъ занимался цѣлый вѣкъ
Дѣлами управленья; пусть начнетъ онъ
Рѣчь о войнѣ — и слухъ вашъ поразится
Ужаснымъ громомъ битвъ, переведеннымъ
На звуки нѣжной музыки; сведите
Рѣчь на дѣла политики — онъ легче
Ея развяжетъ узелъ, чѣмъ подвязку.
Его словамъ готовъ бы былъ внимать
И самъ повѣса-воздухъ, уши жъ смертныхъ
Заботливо боятся проронить
Сладчайшій медъ разумныхъ изреченій!
Не для него теоріи, напротивъ —
Онѣ должны въ немъ черпать умъ и мудрость.
Поистинѣ, нельзя понять, гдѣ могъ онъ
Такъ воспитать себя, когда припомнимъ,
Въ какомъ кругу испорченныхъ людей
Вращался онъ до сей поры, теряя
Златые дни въ пирахъ и буйныхъ играхъ.
Кто видѣлъ хоть когда-нибудь, чтобъ онъ
Чуждался низкихъ сходокъ и скрывался
Въ глуши уединенья, предаваясь
Ученью и трудамъ?
Епископъ. Хорошій плодъ
Растетъ и подъ крапивой. Что здорово
Само въ себѣ, взойдетъ еще роскошнѣй
Въ сосѣдствѣ зла. Вотъ точно такъ и принцъ
Скрывалъ въ глуши свое образованье.
Онъ, какъ трава, росъ только по ночамъ,
Невидимо, но тѣмъ полнѣй и лучше.
Архіепископъ. Не иначе: — пора чудесъ прошла,
И мы должны невольно допустить
Естественность въ подобной перемѣнѣ.
Епископъ. Однако, лордъ, — чтобъ не забыть о дѣлѣ:
Что жъ дѣлать намъ противъ палаты общинъ,
Вотировавшей билль? Какого мнѣнья
О немъ король?
Архіепископъ. Онъ не сказалъ ни слова,
Но, кажется, готовъ скорѣй склониться
На нашу сторону, чѣмъ поощрять
Искательства враговъ. Я изложилъ
Подробно королю о нашихъ взглядахъ
На нужды времени при предстоящей
Войнѣ съ французами и предложилъ
Отъ имени собора всѣхъ духовныхъ
Пожертвовать ему такую сумму,
Какой еще доселѣ никогда
Не жертвовало разомъ духовенство
Его предшественникамъ.
Епископъ. Какъ же принялъ
Онъ это предложенье?
Архіепископъ. Благосклонно;
Я, впрочемъ, не покончилъ съ нимъ; но онъ,
Какъ кажется, весьма не прочь услышать
Подробный выводъ правъ, какія онъ
Наслѣдовалъ по прадѣду Эдварду
На герцогства и вообще на всю
Корону Франціи.
Епископъ. Что жъ помѣшало
Вамъ покончить съ нимъ?
Архіепископъ. Онъ долженъ былъ принять
Французскаго посла. Но часъ пріема,
Какъ кажется, насталъ ужъ. Есть четыре?
Епископъ. Да, добрый лордъ.
Архіепископъ. Пойдемте же послушать,
Какая цѣль посольства. Впрочемъ, я
Могу почти предугадать заранѣй
Слова посла.
Епископъ. Пойдемте, лордъ: я также
Послушаю охотно, что онъ скажетъ. (Уходятъ).
Король. Гдѣ лордъ Кентерберійскій?
Эксетеръ. Государь,
Почтенный лордъ сюда еще не прибылъ.
Король. Вели за нимъ послать, любезный дядя 5,
Вестморландъ. Не пригласить ли также, государь.
Французскаго посла 6)?
Король. Нѣтъ, не теперь,
Любезный братъ. Намъ хочется сначала
Подробно обсудить вопросъ о нашихъ
Правахъ на Францію.
Архіепископъ. Да дастъ Господь
Монарху долгій вѣкъ и да хранитъ Онъ
Его священный тронъ!
Король. Благодарю васъ,
Достойный лордъ. Скажите намъ теперь
Во всемъ согласно съ совѣстью и знаньемъ,
Имѣетъ ли салическій законъ
Возможность уничтожить наше право
На Францію? Но да хранитъ васъ Богъ
Отъ всякаго кривого толкованья
И отъ всего, чѣмъ вы бы запятнали
Правдивость вашихъ знаній, уклонившись
Отъ свѣта истины! Не забывайте,
Что если вы рѣшитесь утвердить
За нами это право, то вы этимъ
Заставите пролить насъ неизбѣжно
Кровь многихъ тысячъ, полныхъ силъ и жизни.
Судите же, какой вы страшной насъ
Подвергнете отвѣтственности, если
Заставите напрасно пробудить
Заснувшій мечъ войны. Я заклинаю
Поэтому васъ именемъ Господнимъ —
Не будьте опрометчивы! Вся кровь,
Которая прольется въ страшной распрѣ
Такихъ двухъ государствъ, падетъ ужаснымъ
И гибельнымъ укоромъ на главу
Того, кто обнажитъ неправо мечъ свой
На гибель бѣднымъ смертнымъ, одареннымъ
И безъ того такой короткой жизнью.
Теперь начните, лордъ; — мы примемъ гласъ вашъ
За гласъ святѣйшей правды, уповая,
Что все, что вы ни скажете намъ, будетъ
Омыто вашей совѣстью такъ точно,
Какъ грѣхъ людей смывается крещеньемъ.
Архіепископъ. Внемлите жъ мнѣ, достойный повелитель,
И доблестные пары, чья рука
Поддержкой служитъ трону. Все, что можно
Сказать противъ священныхъ правъ его
Величества на Францію, вертится
На старомъ положеньи, чье изданье
Приписано врагами Фарамунду:
In terrain Salicam nmlieres
Ne succedant 7): въ салической зезшѣ
Для женщинъ нѣтъ наслѣдья. Но французы
Приписываютъ ложно Фарамунду
Такой законъ и ложно увѣряютъ,
Что Франція должна считаться этой
Салической землей. У нихъ самихъ
Прочесть мы можемъ въ хроникахъ, что имя
Салической земли дано пространству.
Лежащему въ Германіи межъ Салой
И Эльбою, гдѣ послѣ покоренья
Саксонцевъ Карлъ Великій поселилъ
Колонію французовъ. Вотъ они-то,
Не могши уважать германскихъ женщинъ
За легкость поведенья, и рѣшили
Издать законъ, который устранялъ бы
Наслѣдованье женщинъ на престолѣ
Салической земли, которой имя,
Какъ я уже сказалъ, дано пространству
Межъ Эльбою и Салой. Это мѣсто
Зовется нынѣ нейсенъ. Потому
Понятно, что салическій законъ
Никакъ нельзя считать мѣвшимъ и силу
Для Франціи. Французы овладѣли
Салической землей спустя четыре
Столѣтія по смерти Фарамунда,
Котораго они считаютъ ложно
Издателемъ закона, и который
Скончался самъ въ четыреста шестомъ
Году по искупленьи; между тѣмъ
Какъ Карлъ Великій вытѣснилъ саксонцевъ
И поселилъ французовъ между Садой
И Эльбою почти что въ восьмисотомъ.
Сверхъ этого, встрѣчаемъ мы разсказъ
Въ французскихъ старыхъ хроникахъ, что ихъ
Король Пепинъ, низвергшій Хильдерика,
Оправдывалъ и собственное право
На Францію своимъ происхожденьемъ
Отъ женщины жъ, а именно Влитгильды,
Которая была, какъ вамъ извѣстно,
Клотара дочь. Мы знаемъ сверхъ того,
Что и Канетъ, похитившій корону
У герцога Лоренскаго, прямого
И вмѣстѣ съ тѣмъ послѣдняго потомка
Отъ Карла по мужскому поколѣнью,
Хотѣлъ придать хоть призрачное право
Подобному неправому поступку
И для того пытался увѣрять,
Что самъ онъ происходитъ отъ Лингарды,
Которая была дочь Карломана
И внука Людовика, сына Карла
Великаго. Такъ точно и Лудовикъ
Десятый, сынъ Капета, бывши долго
Ужъ королемъ, страшился постоянно
За свой вѣнецъ, пока не убѣдился,
Что онъ происходилъ по Изабеллѣ,
Своей почтенной бабкѣ, по прямому
Колѣну отъ прекрасной Эрменгарды,
Которая была съ тѣмъ вмѣстѣ дочь
Помянутаго герцога Лорени,
И, выйдя позже замужъ, тѣмъ связала
Въ своемъ лицѣ правѣ потомства Карла
Великаго съ династіей тогдашнихъ
Монарховъ Франціи. Подобный выгодъ
Вамъ можетъ доказать яснѣе солнца,
Что всѣ они: Пепинъ, Канетъ, Лудовикъ —
Пытались доказать свои права
На ихъ престолъ прямымъ происхожденьемъ
По женскому жъ колѣну. И донынѣ
Французскіе монархи обладаютъ
Короной ихъ отцовъ по силѣ тѣхъ же
Непризнанныхъ самими правъ; а чуть лишь
Предъявимъ мы права свои — французы
Кричатъ намъ про салическій законъ.
Имъ выгоднѣй и легче заблуждаться
Въ сѣтяхъ подобныхъ выдумокъ, чѣмъ прямо
И честно объявить, что ихъ корона
Похищена неправедной рукой
У вашего величества.
Король. Такъ, значитъ,
Я требовать могу корону прямо
И безъ грѣха?
Архіепископъ. Я этотъ грѣхъ беру
На собственную душу. Ваше право
Поддержано священнымъ изреченьемъ
Изъ „Книги числъ“, гдѣ сказано, что если
Скончался сынъ, то дочь должна тогда
Наслѣдовать. О, славный повелитель,
Вступитесь за свое! Воздѣньте къ небу
Кровавую хоругвь! Не забывайте
Своихъ могучихъ предковъ! Призовите
Духъ пращура, которому вы сами
Обязаны вѣнцомъ, себѣ на помощь!
Пусть онъ придетъ съ Эдвардомъ, Чернымъ принцемъ,
Такъ доблестно сразившимъ мощь французовъ
Въ ихъ собственной землѣ, отцу на радость,
Смотрѣвшему съ высокаго холма,
Какъ яростно его отважный львенокъ
Топталъ въ крови французское дворянство 8).
О, дивный видъ: — британцевъ половина
Сбивала въ прахъ могущество враговъ;
Другая же смотрѣла, улыбаясь,
На подвиги своихъ отважныхъ братій!
Епископъ. Будите въ вашемъ сердцѣ память этихъ
Великихъ дѣлъ! Спѣшите обновить
Въ своемъ лицѣ величье вашихъ предковъ!
Вы славный ихъ преемникъ! Вы сидите
На ихъ могучемъ тронѣ; въ вашихъ жилахъ
Течетъ ихъ кровь; вы въ этихъ юныхъ лѣтахъ
Созрѣли ужъ для славныхъ бранныхъ дѣлъ!
Эксетеръ. Монархи, ваши братья ожидаютъ,
Глядя на васъ, чтобъ вы возстали тоже,
Подобно львамъ могучей вашей крови,
Царившимъ прежде васъ.
Вестморландъ. Имъ хорошо
Извѣстно то, что средства для возстанья
У васъ въ рукахъ. Доселѣ не бывало
Еще монарха въ Англіи, который,
Подобно вамъ, имѣлъ бы столь богатыхъ
И вѣрныхъ слугъ, готовыхъ поголовно
Отправиться во Францію, куда
Они давно ужъ улетѣли сердцемъ.
Архіепископъ. О, пусть они съ огнемъ, мечомъ и кровью
Летятъ туда и тѣломъ на защиту
Священныхъ вашихъ правъ Мы, духовенство,
Готовы дать на это предпріятье
Такую сумму вамъ, какой доселѣ
Ни разу не давали вашимъ предкамъ.
Король. Намъ предстоитъ не меньшая забота,
Сбираясь воевать, подумать также
О средствахъ для защиты отъ шотландцевъ,
Которые навѣрно нападутъ
На брошенное нами королевство.
Архіепископъ. Отъ ихъ набѣговъ можетъ намъ служить
Достаточной охраной войско лордовъ,
Живущихъ на границѣ.
Король. Я боюсь
Не столько ихъ набѣговъ, сколько общей
И правильной войны. Они всегда
Намъ были злымъ сосѣдомъ. Стоитъ вспомнить,
Что каждый разъ, когда мой прадѣдъ шелъ
На Францію — шотландцы постоянно
Вторгались къ намъ въ предѣлы, какъ потокъ
Вторгается въ промоину, съ ужасной
И гибельною силой, разоряя
Жестокою осадой города
И грабежомъ покинутыя села.
Вся Англія дрожала — помню я —
Предъ дерзостью опаснаго сосѣда.
Архіепископъ. Она страшилась больше, чѣмъ теряла.
Припомните, что въ тотъ же самый годъ,
Когда она осталась, какъ вдовица,
Безъ лордовъ и дворянъ — она не только
Спасла себя, но, сверхъ того, успѣла
Заполонить шотландскаго монарха,
Какъ пойманнаго звѣря, и послала
Во Францію его, чтобы удвоить
Блистательную славу Эдуарда
Плѣненнымъ королемъ, обогативъ
Подобнымъ торжествомъ страницы хроникъ,
Подобно какъ песчаный илъ морей
Легко обогащается добычей
Съ разбившихся судовъ.
Вестморландъ. Однако есть
Старинное я вѣрное присловье:
„Кто на Франщю вдеть
Пусть съ Шотландіи начнетъ“.
Такъ и теперь: едва орелъ британскій
Направитъ на добычу свой полетъ —
Шотландія, какъ ласочка, коварно
Вползетъ въ гнѣздо и высосетъ его
Оставленныя яйца. Врагъ, какъ мышь:
Воспользуясь уходомъ кошки, будетъ
Намъ тѣмъ вреднѣй, что онъ напортитъ больше,
Чѣмъ можетъ съѣсть.
Эксетеръ. Такъ неужели кошка
Должна остаться дома? Нѣтъ, повѣрьте,
Что этотъ выводъ ложенъ. Намъ довольно
Замковъ и мышеловокъ отъ такихъ
Презрительныхъ воришекъ. Пусть рука
Разитъ въ чужомъ краю, а твердый разумъ
Хранитъ докой отчизны. Въ государствѣ,
Хотя оно и дѣлится но власти
На три различнихъ органа: на высшій,
На средній и на низшій, власть должна —
Какъ ни дробись она — являться стройно,
Какъ музыка, сведенная аккордомъ
Въ одинъ согласный хоръ.
Архіепископъ. Такой уставъ
Дарованъ небесами. Ихъ велѣньемъ
Приводятся разрозненныя силы
Въ движенье безъ прерыва, опираясь
На ось повиновенья. Поглядите
На улей пчелъ — созданій, чей примѣръ
Принять могли бы люди къ руководству
Въ устройствѣ государствъ. Онѣ имѣютъ
Царицу и сановниковъ, изъ коихъ
Одни ведутъ домашнія дѣла,
Другіе занимаются торговлей
Внѣ стѣнъ домовъ; иные, какъ солдаты,
Во всеоружьѣ смертоносныхъ жалъ,
Сбираютъ дань съ пушистыхъ лѣтнихъ почекъ
И радостно несутъ свою добычу
Обратно въ домъ царицы. Между тѣмъ
Она сама заботливо слѣдитъ,
Какъ рой другихъ рабочихъ, распѣвая,
Выводитъ золотыя стѣны сводовъ;
Какъ носятъ медъ послушные граждане;
Какъ бѣдные носильщики спѣшатъ
Скорѣй домой съ своей тяжелой ношей,
А судьи съ строгимъ взоромъ обрекаютъ
На смерть лѣнивыхъ трутней, предавая
Ихъ въ руки палачей. Я привожу
Такой примѣръ въ поддержку заключенья,
Что есть дѣла, которыя по виду
Намъ кажутся различны, а межъ тѣмъ
Стремятся всѣ къ одной и той же пѣли.
Такъ туча стрѣлъ, летящихъ съ разныхъ точекъ,
Вонзается въ мишень; такъ, рядъ путей
Ведетъ въ одно селенье; такъ, потоки
Стремятся въ океанъ; такъ, сѣть изъ линій
Приводить въ тотъ же центръ на циферблатѣ
У солнечныхъ часовъ; такъ, наконецъ
И тысячи разнообразныхъ дѣйствій
Сливаются въ одномъ прекрасномъ пуломъ,
Нимало тѣмъ другъ другу не вредя.
А потому — во Францію, властитель!
Британію счастливую свою
Раздѣлите вы на четыре части,
И пусть одна пойдетъ за вами въ бой,
Чтобы смирить гордыню дерзкихъ галловъ,
А три другихъ останутся въ отчизнѣ.
Коль скоро мы съ такимъ запасомъ силъ
Не будемъ въ состояньи защитить
Порогъ нашъ отъ собаки, то пускай же
Она насъ рветъ на части, и пускай
Весь нашъ народъ навѣкъ утратитъ имя
Разумныхъ, храбрыхъ гражданъ.
Король. Позовите
Посланниковъ дофина.
Мы рѣшились!
При помощи небесъ и васъ, милорды,
Заставимъ мы склониться предъ собой
Всю Францію, какъ наше достоянье,
Иль разгромимъ ее во прахъ. Пусть будетъ
Одно изъ двухъ: — иль мы взойдемъ со славой
На тронъ великой Франціи и равныхъ
Почти по силѣ съ ней подвластныхъ герцогствъ,
Иль пусть нашъ прахъ замкнется въ темномъ гробѣ
Безъ славы и слѣда! Пускай за насъ
Свободно вознесетъ молва свой голосъ,
Иль пусть нашъ гробъ останется, подобно
Турецкому нѣмому 9), не сказавши
Ни слова за себя, и не почтится
Хотя бы столь же тлѣннымъ начертаньемъ,
Какъ тлѣнна рѣчь, оттиснутая воскомъ.
Король. Скажите намъ теперь, чего желаетъ
Отъ насъ дофинъ? Мы знаемъ: вы явились
Отъ имени его, а не монарха.
Посолъ. Позволено ль намъ будетъ объявить
Свободно цѣль посольства, иль должны мы
Сказать полунамекомъ, что велѣлъ
Вамъ передать дофинъ?
Король. Мы не тиранъ,
А христіанскій повелитель; страсти
Подчинены у насъ въ душѣ законамъ
Святой Христовой вѣры точно такъ же,
Какъ скованы преступники въ темницахъ.
Поэтому вы можете свободно
Сказать слова дофина.
Посолъ. Если такъ,
То вотъ они: недавно, государь,
Вы требовали, въ силу правъ Эдварда,
Предшественника вашего на тронѣ,
Возврата герцогствъ Франціи. Дофинъ
Велѣлъ сказать въ отвѣтъ, что эти рѣчи
Звучатъ однимъ безумьемъ юныхъ лѣтъ;
Что Францію не такъ легко принудить
Къ чему-нибудь, какъ пить или плясать,
И что не вамъ назначено судьбою
Гудятъ въ ея земляхъ. Онъ посылаетъ
Въ замѣну вашей просьбы тюкъ сокровищъ,
Достойныхъ васъ, и просить позабыть
О герцогствахъ. Вотъ что велѣлъ сказать онъ.
Король. Что, дядя, тамъ?
Эксетеръ. Мячи, мой повелитель 10).
Король. Мы рады, что дофинъ такъ мило шутитъ.
Подарокъ недуренъ. Благодаримъ
Его, равно и васъ за трудъ доставки.
Богъ дастъ, придетъ пора, что мы подвяжемъ
Къ его мячамъ ракеты, и тогда
Попробуемъ сыграть съ нимъ на корону
Его отца. Онъ вызвалъ игрока,
На чье искусство, можетъ-быть, посмотритъ
Вся Франція при видѣ, какъ летаютъ
Его мячи. Я понялъ хорошо
Его намекъ на буйные поступки
Моей прошедшей жизни; но дофинъ,
Къ несчастью, позабылъ, какую пользу
Они мнѣ принесли. Я никогда
Не думалъ удовольствоваться бѣдной
Короной Англіи, а потому,
Имѣя лишь ее, я позволялъ
Себѣ подчасъ излишекъ увлеченій,
Руководясь извѣстнымъ всѣмъ закономъ,
Что люди склонны больше предаваться
Веселости внѣ дома. Но скажите
Тому, кто васъ послалъ, что, сѣвши разъ
На тронѣ нашей Франціи я снова
Явлюсь въ ней королемъ, поднявши парусъ
Поникшаго величья. Я скрывалъ
Себя, какъ бѣдный труженикъ, но скоро
Сумѣю заблестѣть сіяньемъ славы
Въ глазахъ у цѣлой Франціи и даже
Въ глазахъ у самаго дофина. Пусть
Узнаетъ вашъ веселый принцъ, что шутка,
Разыгранная съ нами, обратитъ
Его мячи въ губительныя ядра,
И что все зло, которое они
Надѣлаютъ, въ отмщенье за насмѣшку,
Падетъ лишь на него! Дофина смѣхъ
Найдетъ себѣ печальный отголосокъ,
Въ сердцахъ вдовицъ и матерей, которымъ
Придется поплатиться за него
Мужьями и дѣтьми. Онъ разгромитъ
Твердыни крѣпкихъ стѣнъ и навлечетъ
Проклятье на себя изъ устъ младенцевъ,
Еще не зачатыхъ и не рожденныхъ.
Но, впрочемъ, все грядущее зависитъ
Отъ воли Господа, и я слагаю
Мои надежды на Него! Идите
Сказать теперь дофину, что, призвавши
На помощь небеса, я поднимаю
Свой мечъ, чтобъ мстить за праведное дѣло
Насколько будетъ силъ! Ступайте съ миромъ.
И пусть дофинъ узнаетъ, что насмѣшка,
Дозволенная имъ, утратить скоро
Всю остроту, когда намѣсто смѣха
Заплачутъ отъ нея десятки тысячъ
Невинныхъ глазъ.
Пускай проводитъ ихъ
Отрядъ почетныхъ воиновъ. Прощайте. (Послы уходятъ).
Эксетеръ. Вотъ, признаюсь, забавное посланье.
Король. Оно заставитъ скоро покраснѣть
Его виновника. (Сходитъ съ трона).
Спѣшите, лорды,
Чтобъ не терять напрасно ни минуты,
Которая могла бы ускорить
Задуманное дѣло. Послѣ Бога
У насъ теперь единственная мысль
О Франція! Велите же готовить
Все нужное; придумывайте средства,
Чтобъ окрылить разумную поспѣшность.
Придетъ пора — дофинъ отъ насъ получитъ
Себѣ урокъ, какой его проучитъ
Въ его жъ землѣ. Несите жъ каждый дань
Своихъ трудовъ на доблестную брань! (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ. править
Хоръ. Ну, вотъ теперь зардѣлася огнемъ
Вся юность Англіи! Шелка и бархатъ
Лежать въ шкапахъ; поставщики оружья
Гребутъ лопатой деньги; жажда славы
Кипитъ въ груди у всѣхъ. Всѣ поспѣшаютъ
За королемъ, достойно получившимъ
Названье зеркала монарховъ. Бодро
Спѣшатъ они, какъ будто бы у всѣхъ
Вдругъ выросли Меркуріевъ! крылья
За пятками. По воздуху несется
Надежда почестей, скрывая мечъ,
Съ нанизанными вплоть до рукоятки
Коронами маркизовъ, графовъ, принцевъ
И герцоговъ, назначенными въ даръ
Клевретамъ Генриха. Французы въ страхѣ,
Узнавъ о всемъ, пытаются еще
Уладить дѣло хитрымъ лицемѣрьемъ.
О, Англія, ты разомъ показала,
Что есть въ тебѣ великаго! Тебѣ ли,
Владѣющей такимъ великимъ сердцемъ
Въ ничтожной оболочкѣ, устрашиться
Трудовъ во имя чести? Есть ли подвигъ,
Который бы хоть чѣмъ-нибудь пришелся
Тебѣ не по плечу, когда бы только
Твои сыны равнялись поголовно
Величіемъ и честью? Но и здѣсь,
Среди тебя, французы отыскали
Гнѣздо пустыхъ сердецъ, продавшихъ низко
Себя за золото. Да, — три злодѣя:
Графъ Ричардъ Кэмбриджскій, сэръ Мэшэмъ Скруггъ,
И Томасъ Грей Нортумберландъ вступили
Въ союзъ съ врагомъ за нѣсколько крупицъ
Злодѣйскаго металла 11), и когда бы
Держались клятвы ада, то отъ ихъ
Презрѣнныхъ рукъ погибъ бы цвѣтъ монарховъ
Въ тотъ самый мигъ, когда онъ въ Соутгэмптонѣ
Садился на корабль. Мы просимъ васъ
Поэтому простить намъ тотъ скачокъ,
Который мы должны невольно сдѣлать
По мѣсту представленья. Деньги взятье,
Злодѣи сговорились, и король
Уже покинулъ Лондонъ. Наша сцена
Отправится за нимъ, и вы теперь
Сидите въ Соутгэмптонѣ. Послѣ мы
Свеземъ васъ всѣхъ во Францію, откуда
Вернемъ домой обратно, умоливши
Морской проливъ, чтобъ онъ вамъ далъ счастливый
И тихій переѣздъ. Мы не желаемъ,
Чтобъ кто-нибудь былъ нами доведенъ
До дурноты. Мы, впрочемъ, въ Соутгэмптонъ
Поѣдемъ съ королемъ, и мѣсто сцены
Останется пока безъ перемѣны. (Уходитъ),
Бэрдольфъ. Здорово, капралъ Нимъ!
Нимъ. Здравствуйте, лейтенантъ Бэрдольфъ.
Бэрдольфъ. Ну, что, помирились ли вы съ Пистолемъ?
Нимъ. Я объ этомъ молчу! Почему не улыбнуться другъ другу при случаѣ? Прямо на драку я съ нимъ не полѣзу; но вѣдь говорятъ, что можно глядѣть въ одну сторону, а пырнуть ножомъ въ другую! Конечно, клинокъ у меня не изъ лучшихъ; но что жъ за бѣда? Сыръ можно зажарить на немъ не хуже чѣмъ на всякомъ! Мороза онъ тоже не боится, — вотъ штука въ чемъ!
Бэрдольфъ. Ну, полноте, — я задамъ вамъ добрую пирушку, на которой помирю обоихъ; а затѣмъ мы всѣ трое отправимся друзьями во Францію. Такъ, что ли?
Нимъ. Я хочу жить, пока живется — это вѣрно, — а если придетъ смерть, то пусть будетъ, что будетъ. Вотъ въ чемъ вся штука.
Бэрдольфъ. Конечно, онъ отбилъ у васъ Нелль Куикли, и я самъ согласенъ, что она поступила нехорошо, наклеивъ вамъ носъ.
Нимъ. Ничего, ничего, — пусть будетъ, что будетъ. Вѣдь люди спять, и при этомъ они никуда не прячутъ своей шеи. А ножи, говорятъ, бываютъ остры! Ну, да чему быть, тому не миновать! Конечно, терпѣнье старая кляча, но вѣдь когда-нибудь и она дотащится до своей цѣли. Что ни говорите, а дѣло придетъ къ концу. Вотъ штука въ чемъ..
Бэрдольфъ. Вотъ идутъ Пистоль съ женой. Пожалуйста, добрый капралъ, не затѣвайте ссоры. — Ну, что, хозяинъ Пистоль?
Пистоль. Ахъ, ты, подлецъ, — ты смѣешь называть
Меня хозяиномъ! Молчать! Мы съ Нелли
Давно ужъ отказались отъ харчевни.
Куикли. Ей-Богу такъ, — больше не хватило терпѣнья. Представьте, мы не могли принять къ себѣ на хлѣбы дюжины честныхъ дѣвушекъ, промышляющихъ шитьемъ, чтобы по всему околотку не разславили, будто мы открыли публичный домъ. (Нимъ обнажаетъ мечъ). Ахъ, Мати Пресвятая Богоролица, онъ ужъ вынулъ мечъ! — теперь не миновать смертоубійства. Добрый лейтенантъ Бэрдольфъ!
Бэрдольфъ. Капралъ, не затѣвайте ссоры.
Нимъ. Тьфу!
Пистоль. Тьфу! — плевокъ тебѣ самому, исландская собака! корноухій исландскій ублюдокъ 12)!
Куикли. Капралъ, добрый капралъ, докажите вашу храбрость — спрячьте вашъ мечъ.
Нимъ (вкладывая мечъ). Счастье твое, что ты не попался мнѣ solus.
Пистоль. А, solus, подлый песъ? Такъ я вобью
Тебѣ обратно въ глотку этотъ solus!
Пусть влѣзетъ онъ тебѣ въ глаза, въ кишки,
Въ поганый ротъ, во всѣ мѣста! Пусть solus
Пробьетъ тебя насквозь! Курокъ Пистоля
Взведенъ давно, и выстрѣлъ грянетъ мигомъ.
Нимъ. Не шуми, не шуми — вѣдь я не дьяволъ: отъ меня не отчураешься. Знай только, что меня разбираетъ страшная окота тебя поколотить, и если ты зазнаешься, я проткну тебя насквозь, — говоря проще — пощекочу немного. Вотъ въ чемъ штука.
Пистоль. А, такъ тебѣ неймется? — издыхай же!
Твой гробъ готовъ, и смерть зіяетъ пастью.
Бэрдольфъ. Эй, вы, послушайте! — клянусь честью солдата, я всажу мечъ въ перваго, кто полѣзетъ на драку.
Пистоль (вкладывая мечъ въ ножны).
Отлично сказано! — мой пылъ проходитъ.
Дай лапу мнѣ переднюю свою!
Дай лапу мнѣ: — твой духъ могучъ и грозенъ!
Нимъ (вкладывая мечъ въ ножны). Рано или поздно, я все-таки перерѣжу тебѣ горло, — вотъ въ чемъ штука!
Пистоль. Ага, — coupe gorge! Такъ вынимай, собака,
Опять свой мечъ! Ты захотѣлъ, небось,
Добраться до моей жены? Въ больницу
Ступай, подлецъ, — тамъ выбери изъ смрадной
Бадьи разврата гнусную волчицу
Крессидиной породы, Долъ Тиршитъ 13)!
На ней женись! А я тебѣ скажу,
Что quondam Куикли есть, была и будетъ
Моей женой навѣкъ! Довольно, pauca!
Мальчикъ. Хозяинъ Пистоль и вы, хозяйка, — идите скорѣй къ моему господину. Онъ очень боленъ и хочеть лечь въ постель. Добрый Бэрдольфъ, хоть бы ты сунулъ ему свой носъ подъ одѣяло вмѣсто грѣлки. Право, онъ захворалъ не на шутку.
Бэрдольфъ. Провались ты, молокососъ.
Куикли. Ну, это значитъ, что на-дняхъ онъ будетъ пуддингомъ для воронъ. Король надорвалъ ему сердце. Приходи поскорѣй, милый муженекъ. (Мальчикъ и Куикли уходятъ).
Бэрдольфъ. Ну, что жъ, помирить васъ? Вѣдь мы должны отправиться вмѣстѣ во Францію. Что за чертовщина въ самомъ дѣлѣ! Неужели у васъ ножи только для того, чтобъ рѣзать другъ другу горла?
Пистоль. Бушуй, огонь, и войте злобно, бѣсы!
Нимъ. Заплатишь ты мнѣ восемь шиллинговъ, что пробилъ объ закладъ?
Пистоль. Платятъ одни подлецы.
Нимъ. Ну, тамъ кто бы ни платилъ, а я хочу ихъ получить, вотъ въ чемъ штука.
Пистоль. Пусть рѣшить храбрость! Обнажай мечъ.
Бэрдольфъ. Ей-Богу, я убью перваго, кто начнетъ драку, клянусь этимъ мечомъ!
Пистоль. Пусть будетъ такъ: — божба и мечъ священны!
Бэрдольфъ. Если вы согласны помириться, такъ миритесь теперь же; а если нѣтъ, то оба наживете врага во мнѣ. Прячьте же ваши мечи.
Нимъ. Получу я восемь шиллинговъ, что ты пробилъ мнѣ объ закладъ?
Пистоль. Получишь цѣлый нобль; а сверхъ того,
Я напою тебя къ тому въ придачу.
Теперь же міръ навѣкъ! Пускай Пистоль
Живетъ любовью Нима, Нимъ — Пистоля 14).
Я буду маркитантомъ вѣдь при войскѣ,
Такъ будетъ чѣмъ платить. Давай же лапу.
Нимъ. Такъ ты мнѣ заплатишь мой нобль?
Пистоль. Честнѣйшимъ образомъ, изъ королевской казны.
Нимъ. А мнѣ только этого и надо.
Куикли. Ахъ, если вы рождены женщинами — идите къ сэру Джону! Бѣдняжку трясетъ такая лихорадка, что жалость смотрѣть. Бѣгите скорѣй, голубчики!
Нимъ. Король сыгралъ съ нимъ дурную штуку! — вотъ штука въ чемъ!
Пистоль. Ты молвилъ правду: сердце въ немъ разбито
И сломано.
Нимъ. Король добрый человѣкъ; но что дѣлать, — и у него есть свои недостатки и прихоти.
Пистоль. По Фальстафѣ мы будемъ плакать всѣ,
Какъ воютъ по своей ягнята маткѣ! (Уходятъ),
Бэдфордъ. Король ужъ слишкомъ довѣряетъ этимъ
Измѣнникамъ.
Эксетеръ. Ихъ арестуютъ скоро.
Вестморландъ. Они ведутъ себя съ такою льстивой
Покорностью, какъ будто бы у всѣхъ
Была въ груди одна святая вѣрность.
Бэдфордъ. Король узналъ ихъ замыслъ изъ такого
Истопника, какой имъ и не снился.
Эксетеръ. Я не могу понять, какъ человѣкъ,
Обласканный монархомъ до того,
Что даже удостоивался чести
Съ нимъ спать въ одной постели 15), продаетъ
Его теперь за вражескія деньги.
Король. Попутный вѣтеръ дуетъ, и мы тотчасъ
Взойдемъ на корабли. Скажите, Кэмбриджъ,
И вы, лордъ Скрупъ, и вы, любезный рыцарь, —
Удастся ль намъ, но вашему сужденью,
Пробиться съ нашимъ войскомъ чрезъ оплотъ
Французскихъ силъ? Достигнемъ ли мы цѣли,
Съ какой собрались здѣсь?
Скрупъ. О, безъ сомнѣнья,
Великій государь; — пустъ только всѣ
Исполнятъ честно долгъ.
Король. О, въ этомъ я
Не думалъ сомнѣваться! Я увѣренъ,
Что изо всѣхъ, кто ѣдетъ въ путь, едва ли
Отыщется одинъ, кто бъ не сливался
Своимъ желаньемъ съ нашимъ; а равно
Не думаю оставить за собой
Ни одного, кто бъ не былъ радъ всѣмъ сердцемъ
Напутствовать насъ добрымъ пожеланьемъ.
Кэмбриджъ. Мы никогда не видѣли монарха,
Котораго бъ боялись и любили,
Какъ любятъ васъ. Я убѣжденъ, что нѣтъ
Въ толпѣ всѣхъ вашихъ подданныхъ такого,
Который бы ропталъ на что-нибудь
Подъ сѣнью вашей благостной державы.
Грей. Мы видимъ, что и тѣ, кто почитались
Врагами при покойномъ государѣ,
Вамъ отдали сердца, смѣнивъ въ себѣ
На сладкій медъ, что было прежде желчью.
Король. Намъ надобно тѣмъ болѣе стараться
Быть благодарными, и я готовъ
Скорѣй забыть о собственныхъ заслугахъ,
Чѣмъ допустить, чтобъ доблесть или трудъ
Остались безъ награды, сообразно
Тому, что заслужили.
Скрупъ. Трудъ тогда
Найдетъ стальныя мышцы, и надежда
Не перестанетъ вѣчно вдохновлять
Трудящихся на пользу государя.
Король. Я самъ того же мнѣнья.
(Эксетеру). Добрый дядя,
Пусть выпустятъ на волю человѣка,
Который взятъ вчера за дерзкій отзывъ
О королѣ Мнѣ кажется, онъ былъ
Тогда въ нетрезвомъ видѣ и теперь
Навѣрное опомнился. Пускай же
Его освободятъ.
Скрупъ. Такая милость
Приноситъ только вредъ. Нѣтъ, государь!
Пусть будетъ онъ наказанъ для примѣра,
Чтобы пресѣчь подобные проступки.
Король. О, будемъ милосерды!
Кэмбриджъ. Милость можетъ
Выказывать себя и въ наказаньи.
Грей. Довольно будетъ, если вы ему
Дадите право жизни, наказавъ
Строжайшимъ образомъ.
Король. О, лорды, ваша
Любовь ко мнѣ доходитъ до излишка
И дѣлаетъ жестокими къ бѣднягѣ,
Свершившему проступокъ. Если мы
Начнемъ карать бездѣлки, то какое жъ
Придумать наказанье за измѣну,
Задуманную твердо и совсѣмъ
Готовую свершиться 16)? Нѣтъ, — пускай
Бѣднякъ получитъ волю вопреки
Вамъ всѣмъ троимъ, хотя вы и хотите,
Согрѣтые любовью къ королю,
Чтобъ онъ понесъ взысканье. Перейдемте
Теперь къ дѣламъ. Кому я обѣщалъ
Довѣрить полномочье?
Кэмбриджъ. Мнѣ, милордъ: —
Вы сами приказали мнѣ напомнить
Объ этомъ вамъ.
Скрупъ. И мнѣ, мой повелитель.
Грей. И мнѣ, милордъ.
Король. Вотъ ваше, Ричардъ Кэмбриджъ;
Вотъ ваше, Мэшэмъ Скрупъ; а вотъ и ваше,
Сэръ Грей Нортумберландскій. Прочитайте
Ихъ про себя, чтобы узнать, какъ цѣнимъ
Мы васъ по вашимъ доблестямъ. — Сегодня,
Достойные милорды Вестморландъ
И Эксетеръ, мы думаемъ взойти
На корабли. — Что это значитъ лорды?
Что вы прочли? Взгляните, — лица ихъ
Блѣднѣе, чѣмъ бумага! Что могло
Смутить васъ такъ внезапно до потери
Всей крови на щекахъ?
Кэмбриджъ. Я сознаюсь
Въ своей винѣ и умоляю только
О милости!
Скрупъ и Грей. И мы о томъ же самомъ.
Король. Вы сами постарались въ насъ убить
Зачатки милосердья 17). Изъ стыда
Не слѣдовало бъ вамъ и заикаться
О немъ такъ дерзко. Ваши же слова
Направлены на васъ, какъ злые псы,
Кусающіе собственныхъ господъ! —
Вглядитесь, лорды, въ этихъ трехъ презрѣнныхъ
Чудовищъ Англіи! Вотъ это — Кэмбриджъ!
Вы знаете, съ какой любовью мы
Старались одарять его по сану
И доблестямъ. И этотъ человѣкъ
За горсть ничтожныхъ кронъ пошелъ на сдѣлку
Съ французами, чтобъ умертвить монарха
Здѣсь, въ Гэмптонѣ! — На то же далъ присягу
И этотъ лордъ, обязанный монарху
Ничѣмъ не меньше Кэмбриджа! Но, Боже!
Чѣмъ оправдать мнѣ, Скрупъ, тебя, жестокій
И низкій человѣкъ? Ты, обладавшій
Ключомъ моихъ всѣхъ тайнъ; кому была
Душа моя открыта безъ предѣла;
Ты, для кого позволилъ бы я самъ
Себя перечеканить на монету,
Когда бы это только было нужно
На пользу для тебя, — скажи, какъ ты
Рѣшился допустить, чтобъ изъ тебя
Могла извлечь вся масса чуждыхъ денегъ
Хоть искру зла во вредъ пустому пальцу
Моей руки? Поступокъ твой такъ страненъ,
Что я готовъ ему не вѣритъ самъ,
Не будь онъ въ то же время намъ яснѣе,
Чѣмъ черное на бѣломъ! Злой союзъ
Измѣны и убійства никогда
Не можетъ удивить насъ. Въ немъ мы можемъ
Открыть всегда таинственную связь
Съ причинами, которыми онъ вызванъ;
Но ты въ своемъ лицѣ явилъ доселѣ
Невиданный примѣръ, что зло измѣны
Явилось вдругъ безъ всякихъ основаній!
Кто бъ ни былъ злобный демонъ, чьимъ коварствомъ
Подвигнуть ты на зло — онъ непремѣнно
Подучитъ первенство въ аду. Собратья
Его смущаютъ насъ, прикрывшись блескомъ
Наружныхъ формъ добра; но ты склонился
На твой проступокъ прямо, безо всякихъ
Къ тому причинъ, когда не счесть желанья
Прослыть измѣнникомъ! Когда бы демонъ
Прошелъ съ рыканьемъ льва по всей вселенной,
То и тогда, вернувшись къ легіонамъ
Своихъ собратій въ адъ, онъ могъ бы смѣло
Сказать имъ всѣмъ, что не было души,
Которую купилъ онъ такъ легко,
Какъ этого британца! О, какъ низко
Уронена теперь тобой моя
Довѣрчивость! Въ тебѣ соединялось,
Повидимому, все, за что мы можемъ
Любить людей: — за честь ли — ты былъ честенъ!
За умъ ли — ты уменъ! За знатность рода —
Ты знатенъ и богатъ! За благочестье —
Ты славился и имъ! Нѣтъ человѣка,
Который бы казался столь воздержнымъ,
Столь чуждымъ злыхъ страстей, столь постояннымъ,
Столь скромнымъ въ обращеньи, столь искуснымъ
Въ умѣньи отличать слова отъ дѣлъ,
Столь твердымъ въ убѣжденьяхъ, какъ казался
Такимъ ты всѣмъ, кто зналъ тебя! Примѣръ твой
Убьетъ мою довѣрчивость къ другимъ,
Невольно запятнавъ ее сомнѣньемъ,
Какъ злымъ пятномъ! Я буду горько плакать
О томъ, что сдѣлалъ ты, затѣмъ, что грѣхъ твой
По тяжести возможно лишь назвать
Вторымъ грѣхопаденьемъ! — Передайте
Немедля ихъ всей строгости закона,
И да проститъ имъ небо тяжкій грѣхъ.
Эксетеръ. Ричардъ, графъ Кэмбриджскій, я арестую тебя за государственную измѣну! Лордъ Скрупъ Мэшэмъ, я арестую тебя за государственную измѣну! Томасъ Грей, рыцарь Нортумсерландскій, я арестую тебя за государственную измѣну!
Скрупъ. Правдивый Богъ открылъ нашъ низкій замыслъ!
Мнѣ мой позоръ страшнѣй, чѣмъ смертный часъ…
Простите мнѣ, великій повелитель,
Мой тяжкій грѣхъ, предавши казни тѣло.
Кембриджъ. Не золото одно меня склонило
На этотъ грѣхъ, хоть я и допустилъ
Его, какъ побудительное средство,
Къ скорѣйшему исходу преступленья.
Но я благодарю всѣмъ сердцемъ Бога,
Открывшаго нашъ замыслъ, и молю
Его и васъ простить мнѣ мой проступокъ.
Грей. Ни разу не былъ подданный такъ радъ
Открытію опаснѣйшей измѣны,
Какъ радуюсь всѣмъ сердцемъ я теперь
Тому, что пресѣченъ нашъ злобный умыслъ!
Молю простить мнѣ грѣхъ мой, но не тѣло.
Король. Пускай проститъ васъ небо! А теперь
Я вамъ скажу вашъ приговоръ. Вы злобно
Замыслили въ союзѣ со врагомъ,
Объявленнымъ публично въ государствѣ,
Низвергнуть короля; вы допустили
Принять залогъ коварнаго убійства;
Вы поклялись продать безчестно въ рабство
Всѣхъ вѣрныхъ нашихъ пэровъ, осудивъ
На стыдъ и срамъ прекрасную страну,
А нашъ народъ — на злое угнетенье.
Мы вамъ не будемъ мстить за то, что лично
Касается до насъ; но предадимъ
Всей строгости закона за проступокъ
Противу королевства, чей покой
Мы цѣнимъ выше насъ. Примите жъ смерть,
Несчастныя, заблудшія созданья,
Съ терпѣньемъ и покорностью! Пусть Богъ
Пошлетъ вамъ силъ загладить безъ боязни
Проступокъ вашъ! Пусть ихъ возьмутъ для казни!
Теперь, друзья, во Францію! Походъ нашъ
Меня и васъ покроетъ равной славой.
Съ тѣхъ поръ, какъ Богъ явилъ такъ очевидно
Свою намъ благодать, открывши этотъ
Злодѣйскій заговоръ, подстерегавшій
Насъ на пути, — мы можемъ быть вполнѣ
Увѣрены въ успѣхѣ! Путь очищенъ
Отъ всѣхъ помѣхъ. Не медлите жъ напрасно,
Мои друзья! Предайте въ руки Бога
Всю крѣпость вашихъ силъ. Садитесь бодро
На корабли — и пусть утрачу я
Британскую корону, если съ нею
Я слить навѣкъ французской не сумѣю! (Уходятъ).
Куикли. Милый муженекъ, позволь мнѣ проводить тебя до Стеньса.
Пистоль. Ну, вотъ еще, — я безъ того разстроенъ.
Смотри жъ бодрѣе, Бэрдольфъ! Нимъ, — ты также
Будь веселѣй; да и тебѣ, мальчишка,
Пора быть пободрѣй, не вѣкъ же плакать
О томъ, что Фальстафъ умеръ.
Бэрдольфъ. Я только и молюсь о томъ, чтобъ попасть въ одно съ нимъ мѣсто. Въ адъ ли, въ рай ли — мнѣ все равно.
Куикли. Ахъ, нѣтъ, — онъ не въ аду! Онъ на лонѣ Артура 18), если только люди могутъ туда попадать. Онъ скончался такъ тихо, какъ можетъ умереть только невинный младенецъ! Онъ отошелъ между двѣнадцатымъ и первымъ часомъ, какъ разъ въ промежутокъ между приливомъ и отливомъ. Я, какъ только увидѣла, что онъ началъ обдергивать рубашку, играть цвѣтами и смотрѣть на концы своихъ пальцевъ, такъ тотчасъ же смекнула, что ему осталась одна дорога! Носикъ у него завострился, какъ перо, и сталъ зеленымъ, какъ лугъ 19). Я спросила: „каково вамъ, сэръ Джонъ?“, а онъ только пробормоталъ: „Господи! Господи! Господи!“ раза три или четыре. „Полноте, говорю я, сэръ Джонъ! Зачѣмъ вамъ напрасно безпокоить Господа: дурного еще нѣтъ!“, а онъ попросилъ положить ему побольше одѣялъ на ноги. Я сунула руку подъ одѣяло и пощупала его ноги — холоднехоньки; я колѣнки пощупала — и онѣ томно ледъ; я выше пощупала — и тамъ все холодно!
Нимъ. Говорятъ, онъ проклиналъ хересъ.
Куикли. Ахъ, да, проклиналъ!
Бэрдольфъ. И женщинъ.
Куикли. Нѣтъ, нѣтъ, женщинъ не проклиналъ.
Мальчикъ. Конечно, проклиналъ: онъ говорилъ, что онѣ — воплощенные дьяволы.
Куикли. Дьявола онъ точно и не любилъ и боялся его 20).
Мальчикъ. Разъ онъ даже сказалъ, что если попадетъ въ когти дьяволу, такъ это будетъ изъ-за женщинъ.
Куикли. Ну, конечно, иной разъ случалось ему говорить дурно о женщинахъ; особенно, когда онъ хандрилъ; но вѣдь онъ разумѣлъ тогда вавилонскую распутницу.
Мальчикъ. А помните, разъ онъ увидалъ блоху на носу у Бэрдольфа и сказалъ: „это грѣшная душа жарится на адскомъ огнѣ“.
Бэрдольфъ. Дрова, питавшія этотъ огонь, вышли, и вотъ все, что я получилъ отъ него въ наслѣдство.
Нимъ. Однако не пора ли намъ въ дорогу? Король, я думаю, ужъ выѣхалъ изъ Соутгэмптона.
Пистоль. Ну, такъ идемъ! — Цѣлуй меня, хозяйка.
Смотри же хорошенько за добромъ;
А главное — возьми себѣ въ хозяйствѣ
Такой девизъ: „бери все, что захочешь,
Но лишь плати!“ Вѣдь клятвы женщинъ — вздоръ,
Мужская жъ вѣрность — вафли! Крюкъ надежнѣй,
Чѣмъ стая псовъ. Пускай тебѣ сатеіо
Замѣнитъ ихъ. Ну, полно, перестань!
Отри свои кристаллы. Собирайтесь,
Друзья, въ походъ. Идемте, какъ піявки,
Сосать живую кровь.
Мальчикъ. Говорятъ, кровь нездорова для желудка.
Пистоль (указывая на Куикли).
Коснись же нѣжныхъ устъ ея — и маршъ.
Бэрдольфъ (цѣлуя Куикли). Прощай, хозяйка.
Нимъ. А я не цѣлую, — вотъ штука въ чемъ. Прощай просто.
Пистоль. Будь бережлива и сиди дома; я это приказываю тебѣ. Слышишь?
Куикли. Прощайте, прощайте. (Уходятъ).
Кор. Карлъ. Враги идутъ на насъ съ ужасной силой,
И мы должны съ особенной заботой
Стараться дать имъ царственный отпоръ.
Пускай дофинъ и герцоги Беррійскій,
Бретанскій, Орлеанскій и Брабантскій
Займутся укрѣпленьемъ городовъ
И крѣпостей, снабдивъ ихъ всѣмъ, что нужно
Для встрѣчи англичанъ. Не въ первый разъ
Вторгаются британцы къ намъ подобно
Стремительной лавинѣ, оставляя
Ужасные слѣды своихъ нашествій.
Пора и намъ поэтому подумать
О средствахъ обороны отъ врага,
Казавшагося прежде столь ничтожнымъ.
Дофинъ. Почтенный мой родитель, я держусь
Такого убѣжденья, что намъ должно
Всегда быть наготовѣ отразить
Враговъ своей отчизны, даже если бъ
И не было войны. Пусть наше войско
Поэтому готовится къ сраженьямъ;
Пусть ревностно займемся мы осмотромъ
Слабѣйшихъ пунктовъ Франціи, — но пусть
Исполнимъ это все мы безъ боязни.
Угрозы англичанъ должны не больше
Тревожить насъ, какъ если бъ мы узнали,
Что имъ взбрело на умъ затѣять пляску
Подъ Троицу. У нихъ теперь на тронѣ
Сидитъ такой пустѣйшій государь
И такъ нелѣпо правитъ государствомъ,
Что страхъ предъ нимъ въ моихъ глазахъ смѣшонъ.
Конетабль. Дофинъ, дофинъ, вы судите неправо
Объ англійскомъ монархѣ. Разспросите
Вернувшихся пословъ: они вамъ скажутъ,
Какъ скромно и достойно онъ ихъ принялъ;
Какихъ прекрасныхъ выбралъ онъ себѣ
Совѣтниковъ; какъ скроменъ былъ въ отвѣтахъ;
Какъ страшно твердъ въ преслѣдованьи цѣлей,
Рѣшенныхъ разъ — и вы поймете сами,
Что прошлое въ немъ было только маской,
Которой онъ скрывалъ себя, какъ Брутъ
Скрывалъ свой умъ притворнымъ неразумьемъ.
Онъ дѣйствовалъ съ собою, какъ садовникъ,
Нарочно обсыпающій въ саду
Растенія навозомъ, чтобъ ускорить
Еще сильнѣй роскошный ихъ побѣгъ.
Дофинъ. Вы думаете такъ? — Ну, хорошо:
Положимъ, что вы правы. Иногда
Дѣйствительно полезнѣй представлять
Врага сильнѣйшимъ, чѣмъ онъ есть на дѣлѣ.
При этомъ можно шире развернуть
И самую защиту государства,
Тогда какъ горделивое презрѣнье
Насъ дѣлаетъ подобными скупцу,
Который зачастую портитъ платье,
Чтобы сберечь негодный лоскутокъ.
Кор. Карлъ. Такъ, значитъ, рѣшено, что врагъ опасенъ.
Не медлите жъ поэтому, друзья,
Готовиться усиленно къ отпору.
Родъ Генриха давно уже привыкъ
Питаться кровью Франціи; а онъ —
Достойный сынъ своихъ кровавыхъ предковъ,
Преслѣдовавшихъ насъ въ былые годы
Здѣсь, въ нашей же землѣ. У насъ въ груди
Свѣжо еще преданье объ ужасномъ
Сраженьи при Креси, когда ихъ Эдвардъ,
Такъ вѣрно оправдавшій для французовъ
Свое прозванье „Черный“, захватилъ
Въ тяжелый плѣнъ всѣхъ нашихъ вѣрныхъ принцевъ
Въ глазахъ отца, вошедшаго надменно
На высь холма, гдѣ, облитый лучомъ
Горѣвшаго заката и рисуясь
Своей фигурой въ воздухѣ, онъ гордо
Смотрѣлъ съ веселымъ смѣхомъ, какъ геройски
Его отважный сынъ губилъ созданья
Природы, надъ которыми Господь
И бѣдные французскіе отцы
Трудились двадцать лѣтъ. А Генрихъ — вѣтвь
Того же дерева, и мы невольно
Поэтому должны страшиться мощи,
Дарованной ему самой судьбою. (Входитъ гонецъ).
Гонецъ. Послы монарха Англіи желаютъ
Предстать предъ васъ.
Кор. Карлъ. Мы примемъ ихъ немедля.
Введите ихъ. (Гонецъ и нѣкоторые изъ свиты уходятъ),
Вы видите, друзья,
Какъ горячо насъ гонитъ эта стая.
Дофинъ. Намъ стоитъ обратиться къ нимъ лицомъ,
Чтобъ тотчасъ же смирить ихъ быстрый натискъ.
Трусливыя собаки лаютъ громче
На тѣхъ, кто ихъ бѣжитъ. Не унижайтесь,
Великій повелитель! Не забудьте,
Какой страны король вы. Самолюбье
Почетнѣй во сто разъ, чѣмъ униженье.
Кор. Карлъ. Отъ брата Генриха?
Эксетеръ. Да, государь,
И вотъ его привѣтъ: — во имя Бога
Велѣлъ онъ вамъ сказать, чтобъ вы сложили
Заемный санъ, который волей неба,
А также по законамъ государствъ,
Быть долженъ укрѣпленъ безпрекословно
За нимъ съ его потомствомъ, и чтобъ вы
Немедля отказались отъ короны
И всѣхъ широкихъ почестей, какія
Успѣли слить съ ней время и обычай.
А чтобы вы не думали считать
Его слова одной пустою шуткой,
Основанной на найденныхъ въ пыли
Старинныхъ документахъ, позабытыхъ
И съѣденныхъ червями, онъ велѣлъ
Отдать вамъ этотъ свитокъ родословной,
Весьма простой и ясной. (Подаетъ бумагу). Если вы
Увидите, взглянувъ въ нее, что онъ
Прямой потомокъ славнаго Эдварда —
Онъ требуетъ, чтобъ отдали вы тотчасъ
Ему вѣнецъ и скипетръ, столь неправо
Похищенные вами у него,
Законнаго монарха по рожденью.
Кор. Карлъ. Что жъ будетъ иначе?
Эксетеръ. Онъ васъ принудитъ
Къ тому рѣками крови. Скройте вы
Вѣнецъ свой въ ваше сердце — онъ его
Исторгнетъ и изъ сердца. Онъ идетъ,
Какъ грозный Зевсъ, среди громовъ и бури,
Съ рѣшимостью взять силой то, чего
Нельзя достигнуть просьбой. Потопу,
Онъ именемъ Господнимъ заклинаетъ 21)
Отдать ему вѣнецъ изъ состраданья
Хоть къ душамъ тѣхъ, кого пожретъ голодный
И лютый зѣвъ войны. Онъ обращаетъ
На васъ однихъ стенанія сиротъ,
Плачъ женъ и дѣвъ, которымъ приведется
Лишиться въ этой распрѣ дорогихъ имъ
Мужей и жениховъ. Вотъ въ чемъ угрозы
И просьба короля, и вотъ вся цѣль
Посольства къ вамъ. Я, сверхъ того, имѣю
Два слова для дофина, если только
Онъ также здѣсь.
Кор. Карлъ. За короля прошу
Дать намъ до завтра срокъ — обдумать зрѣло,
Что проситъ братъ нашъ Генрихъ. Завтра мы
Пошлемъ ему отвѣтъ.
Дофинъ. А за дофина
Стою здѣсь я. Что шлетъ ему король вашъ?
Эксетеръ. Укоръ, презрѣнье, вызовъ! — все, что только
Могу я передать, не унижая
Пославшаго. Король велѣлъ сказать,
Что если вашъ родитель не загладитъ
Презрѣнной вашей шутки исполненьемъ
Всего, чего мы просимъ — онъ заставитъ
Загрохотать ужаснымъ отголоскомъ
Пещеры цѣлой Франціи въ отвѣтъ
На грохотъ нашихъ пушекъ, возвративши
Вамъ тѣмъ веселый смѣхъ вашъ.
Дофинъ. Передайте
Тому, кто васъ послалъ, что если даже
Отецъ мой дастъ и дружескій отвѣтъ,
То онъ поступитъ въ этомъ вопреки
Моимъ желаньямъ. Вызвать васъ на битву —
Вотъ все, что я хочу; и если я
Послалъ монарху вашему въ подарокъ
Парижскіе мячи, то потому лишь,
Что ихъ всего приличнѣе послать
Такому вертопраху.
Эксетеръ. Онъ за это
Заставитъ вздрогнуть вашъ парижскій Лувръ,
Будь этотъ дворъ владыкой всей Европы.
Повѣрьте мнѣ, что вы, подобно намъ,
Увидите, какъ страшно измѣнился
Онъ противъ юныхъ дней своихъ, столь мало
Дававшихъ намъ надежды. Всѣ мгновенья
Теперь имъ сочтены, и сами вы
Почувствуете это, если только
Захочетъ онъ остаться дольше здѣсь.
Кор. Карлъ. Мы сообщимъ поутру нашъ отвѣтъ.
Эксетеръ. Не медлите; — иначе нашъ король,
Пожалуй, самъ придетъ, чтобы развѣдать
Причину нашей медленности. Онъ
Вступилъ ужъ къ вамъ въ предѣлы.
Кор. Карлъ. Мы отпустимъ
Немедля васъ, и съ добрыми вѣстями.
Что значитъ ночь? — одинъ ничтожный вздохъ!
Короткій срокъ, чтобъ разрѣшить успѣшно
Вопросъ такого важнаго значенья. (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ, править
Хоръ. Проворно, на крылатъ воображенья
Летаетъ наша сцена. Мысль сама
Едва ль ее обгонитъ. Вы должны
Теперь себѣ представить, какъ садился
Въ блистающемъ оружьѣ славный Генрихъ
Въ Гэмптонѣ на суда; какъ славный флотъ
Опахивалъ своими вымпелами
Сіяющаго Феба. Дайте волю
Своимъ мечтамъ: представьте, что предъ вами
Бѣгутъ по реямъ юнги, что раздался
Уже свистокъ, передъ которымъ смолкнутъ
Мгновенно шумъ и говоръ. Поглядите,
Какъ разомъ надуваетъ паруса
Порывъ незримый вѣтра; какъ браздятъ
Бока судовъ поверхность океана,
Дробя верхушки волнъ! О, если бъ вы
Стояли въ самомъ дѣлѣ на плотинѣ
И видѣли колеблющійся городъ,
Скользящій по волнамъ (иначе трудно
Назвать весь этотъ флотъ), — тогда бы вы
Увидѣли, какъ гордо и легко
Онъ ринулся къ Гарфлеру! Поспѣшайте жъ;
Цѣпляйтесь за кормы воображеньемъ!
Оставьте вашу Англію, глухую,
Какъ мертвенная полночь, гдѣ теперь
Остались лишь калѣки да старухи,
Отжившіе давно, съ толпой ребятъ,
Еще не знавшихъ жизни и безсильныхъ:
Затѣмъ, что кто жъ, на чьихъ щекахъ пробился
Хоть легкій пухъ, не ринется во слѣдъ
За этимъ славнымъ рыцарствомъ? Мечтайте жъ!
Представьте, что вы видите осаду.
Вотъ пушки, обратившія свой зѣвъ
Къ несчастному Гарфлеру. Вонъ спѣшитъ
Назадъ посланникъ Генриха съ извѣстьемъ,
Что Карлъ согласенъ дать ему въ супруги
Принцессу Катерину вмѣстѣ съ трономъ
Двухъ маленькихъ провинцій. Но ему ли
Принять такой отвѣтъ? Пушкарь ужъ держитъ
Фитиль въ рукѣ; — вотъ онъ коснулся пушки —
И все летитъ во прахъ. (Шумъ и пушечная пальба).
Старайтесь сами
Дополнить то своимъ воображеньемъ,
Чего мы дать не можемъ представленьемъ. (Уходитъ).
Король. Впередъ, впередъ! Пробьемтесь сквозь проломъ,
Иль запрудимъ его тѣлами мертвыхъ!
Прочь кротость и смиренье, — имъ дано
Насъ украшать лишь только въ пору мира;
Но чуть дохнетъ свирѣпый пылъ войны —
Зажгитесь злобой тигровъ; напрягайте
Всю силу мышцъ; воспламеняйте кровь;
Скрывайте доброту подъ маской звѣрства!
Пускай глаза сверкаютъ изъ орбитъ,
Какъ пушки изъ портовъ! Пусть брови грозно
Нависнутъ надъ глазами, какъ скала
Склоняется надъ бурнымъ океаномъ,
Подмывшимъ ей подошву! Скрежещите
Отъ ярости зубами: раздувайте
Свирѣпо ваши ноздри; возбудите
Всю силу вашихъ душъ! О, англичане,
Въ васъ та же кровь, которая текла
Въ великихъ вашихъ предкахъ, воевавшихъ
Здѣсь столько лѣтъ, какъ дѣлая толпа
Героевъ Александровъ, я вложившихъ
Мeчи въ ножны, когда лишь недостало,
Кого разить! Не налагайте пятенъ
На память вашихъ матерей, чтобъ люди
Не смѣли усомниться, будто вы
Не дѣти тѣхъ мужей, которыхъ звали
Вы именемъ отцовъ! Служите добрымъ
Примѣромъ тѣмъ, кто ниже васъ по крови»,
Учите ихъ, какъ должно драться! Вы же,
Вскормленные на англійскихъ поляхъ,
Лихіе поселяне, — докажите
Всю силу вашей родины! Пусть скажутъ,
Что вы ея достойны. Между вами
Здѣсь не найти, я знаю, никого,
Кто бъ былъ настолько низокъ, чтобъ глаза
Его не засверкали ярымъ блескомъ
Въ подобный мигъ. Я вижу, вы стойте,
Какъ гончія на сворахъ. Дичь встаетъ —
Смѣлѣй впередъ! Господь съ монархомъ Гарри!
За Англію святой Георгъ и Небо! 22)
Бэрдольфъ. Ну-ну, впередъ! къ пролому!
Нимъ. Стойте, капралъ, Христа ради, стойте! Битва слишкомъ горяча, а у меня, право, нѣтъ другой жизни въ запасѣ. Вотъ штука въ чемъ.
Пистоль. Правда, правда! Во всей этой штукѣ хорошаго немного. Удары сыплются со всѣхъ сторонъ, люди валятся, какъ мухи…
Сверкаетъ мечъ
Средь грозныхъ сѣчь,
И слава ждетъ героевъ!
Мальчикъ. Я бы лучше желалъ теперь сидѣть въ лондонскомъ шинкѣ и согласенъ отдать всю славу за кружку эля да за безопасность.
Пистоль. А что до меня:
Когда бы легко достигалось,
Что грѣшными нами желалось,
Я мигомъ бы задалъ стречка.
Мальчикъ. Сказано вѣрно и нелицемѣрно 23).
Флюелленъ. Впередъ, впередъ! на проломъ! О, лѣнивый собакъ 24)! (Гонитъ ихъ).
Пистоль. Будь жалостливъ, великій предводитель!
Вѣдь мы сыны земли. Смири свой пылъ,
Изъ жалости смири! Будь милосерденъ!
Нимъ. Ваша милость худую штуку затѣяли!
Мальчикъ. Какъ я ни молодъ, однако хорошо раскусилъ этихъ хвастуновъ. Я служу имъ троимъ, но, право, не взялъ бы на службу себѣ всѣхъ трехъ вмѣстѣ, потому что изъ нихъ троихъ не выкроить одного порядочнаго человѣка. У Бэрдольфа печень блѣдная, а рожа красная, — что жъ мудренаго, что онъ только ругается, а на драку нейдетъ. У Пистоля языкъ привѣшенъ недурно, а мечъ заржавѣлъ въ ножнахъ, потому онъ и сражается больше языкомъ. Нимъ слыхалъ, что храбрые люди говорятъ немного, и потому боится даже пробормотать молитву, чтобъ его не сочли за труса. Впрочемъ, если онъ мало говоритъ, то хорошаго дѣлаетъ еще меньше. Онъ во всю свою жизнь прошибъ только одну голову, да и то свою собственную, когда наткнулся пьяный на столбъ. Воровство они всѣ трое называютъ фуражировкой. Бэрдольфъ какъ-то разъ стянулъ футляръ отъ арфы, протащилъ его на себѣ двѣнадцать миль и продалъ за три пенса. По воровству они съ Нимомъ родные братья. Какъ-то разъ въ Калэ они не побрезговали стащить угольную лопатку 25). Хороши молодцы! Кажется, имъ очень хочется пріучить и меня лазить по чужимъ карманамъ; только этотъ промыселъ не по мнѣ, и съ нимъ добра не наживешь. Нѣтъ, — надо ихъ бросить и поискать службы получше. Мой слабый желудокъ не перевариваетъ ихъ гнусностей, и потому пора ихъ выплюнуть. (Уходитъ).
Гоуеръ. Ступайте къ подкопамъ, капитанъ Флюелленъ; съ вами желаетъ говорить герцогъ Глостеръ.
Флюелленъ. Къ подкопъ? Нѣтъ, нѣтъ, къ подкопъ ходить не слѣдуетъ; они сдѣланы совсѣмъ не по правила военное искусство: они не довольно глубокъ. Герцогъ увидитъ это самъ; врагъ легко можетъ вести подъ нихъ контра-мины и взорвать ихъ всѣ.
Гоуеръ. Герцогу поручено вести осадныя работы, и онъ во всемъ положился на ирландца, очень храбраго джентльмена.
Флюелленъ. На капитанъ Мэкморрисъ, такъ полагалъ я?
Гоуеръ. Кажется, на него.
Флюелленъ. Клянусь Спаситель, это превеликій оселъ! Онъ въ военное искусство — въ настоящее римское военное искусство — смыслитъ не больше, чѣмъ маленькій щенокъ 26).
Гоуеръ. Вотъ онъ идетъ, и съ нимъ шотландскій капитанъ Джэми.
Флюелленъ. Капитанъ Джэми очень храбрый воинъ. Онъ свѣдущъ въ познанья древняя война, — я это замѣтилъ. Онъ въ римское военное искусство постоитъ за себя.
Джэми. Здравствуйте, капитанъ Флюелленъ.
Флюелленъ. Мой почтеніе, капитанъ Джэми.
Гоуеръ. Ну, что, капитанъ Мэкморрисъ? Вы съ подкоповъ? Все ли готово? Ушли ли минеры?
Мэкморрисъ. Дѣло совсѣмъ худо. Люди разошлись; отступленіе трубили не во-время. Не случись этой бѣды, я поднялъ бы на воздухъ весь городъ. Нехорошо, видитъ Богъ, нехорошо!
Флюелленъ. Позвольте, капитанъ Мэкморрисъ, позвольте! Мнѣ хочется немножко держать съ вами диспутъ объ римское военное искусство. Мы сдѣлаемъ это въ видѣ небольшая дружеская бесѣда. Я хочу, видите ли вы, удовлетворять отчасти свое мнѣніе ради правилъ военная дисциплина. Вотъ въ чемъ дѣло.
Джэми. Такъ, такъ, любезный капитанъ, — это будетъ отлично. Позвольте и мнѣ при случаѣ ввернуть словечко.
Мэкморрисъ. Время ли теперь спорить! День горячій, войско горячее, король горячій. Городъ осажденъ, трубы зовутъ въ проломъ, а мы стоимъ и ничего не дѣлаемъ. Это стыдъ! Клянусь Богомъ, стыдъ! Надо работать, надо драться, а не стоять на мѣстѣ.
Джэми. Клянусь обѣдней, я еще покажу себя, прежде чѣмъ закрою навѣкъ глаза, и во всякомъ случаѣ не дешево продамъ свою жизнь. Но все-таки я бы хотѣлъ послушать вашъ споръ.
Флюелленъ. Видитъ ли, капитанъ Мэкморрисъ, я думаю, что во вся ваша нація…
Мэкморрисъ. Моя нація? Что вамъ за дѣло до моей націи? Развѣ въ моей націи есть трусы и подлецы? Что вамъ въ моей націи?
Флюелленъ. Вы не такъ понимаетъ слова, капитанъ Мэкморрисъ. Я только хочетъ дружески говорить съ вами, — дружески и больше ничего. Я не меньше васъ свѣдущъ въ военная дисциплина, да и вообще я не уступаетъ вамъ ни въ чемъ.
Мэкморрисъ. Я не знаю, уступаете вы или нѣтъ, только, клянусь Богомъ, я разобью вашу башку.
Гоуеръ. Джентльмены, джентльмены! — не горячитесь! Вы не такъ понимаете другъ друга.
Джэми. А это-то и худо. (Трубятъ).
Гоуеръ. Въ городѣ трубятъ къ переговорамъ.
Флюелленъ. Капитанъ Мэкморрисъ, когда будетъ болѣе удобной время, я все-таки повторитъ вамъ, что знаю не хуже васъ военная дисциплина. (Уходятъ).
Король. Мы подошли въ послѣдній разъ узнать
Рѣшенье коменданта. Отвѣчайте жъ.
Согласны ль вы предаться безусловно
На наше милосердье, иль хотите
Погибнуть всѣ, гордясь своимъ упорствомъ?
Что до меня, то я клянусь душой
Безстрашнаго солдата (чье названье
Дороже мнѣ всего), что если я
Начну осаду вновь, то погребу
Остатки вашихъ стѣнъ подъ ихъ же пепломъ.
Я наглухо замкну въ себѣ врата
Къ моленьямъ милости — и кровожадный,
Безжалостный солдатъ, съ душой, закрытой
Для совѣсти, какъ адъ, начнетъ косить,
Какъ хлѣбъ въ поляхъ, дѣтей и женъ Гарфлера.
Чѣмъ мнѣ помочь, коль скоро пылъ войны,
Зажегшійся огнемъ, какъ геній злобы,
Начнетъ свои злодѣйства? Чѣмъ помочь,
Коль скоро сами вы по доброй волѣ
Рѣшаетесь предать своихъ невинныхъ
И чистыхъ дѣвъ въ добычу буйной силѣ?
Какой уздой возможно удержать
Свирѣпый пылъ, когда онъ, разъ сорвавшись,
Несется подъ гору? Мнѣ будетъ легче ^
Велѣть левіаѳану бросить море
И выйти на берегъ, чѣмъ удержать
Своихъ солдатъ, разгоряченныхъ битвой.
Смиритесь же, гарфлерцы! Пожалѣйте
Свой городъ и себя! мои солдаты
Еще послушны мнѣ; святая милость
Пока еще способна разогнать,
Какъ вѣтерокъ, нависнувшія тупи
Убійствъ и грабежа; но чрезъ мгновенье
Увидите вы сами, какъ кровавый,
Слѣпой солдатъ начнетъ сквернить своей
Презрѣнною рукой густыя косы
Невинныхъ вашихъ дѣвъ, вотще молящихъ
О помощи; какъ будетъ онъ влачить
За бороды серебряныя дряхлыхъ
Отцовъ гарфлерскихъ гражданъ, разбивать
Ихъ головы о камни, поднимать
Нагихъ дѣтей на копья; между тѣмъ
Какъ матери, безумныя отъ горя,
Заставятъ разрываться небеса
Отъ ихъ ужасныхъ воплей, — какъ случилось
Ужъ это разъ съ еврейскими женами
При Иродѣ. Ну, что жъ? — Я жду отвѣта:
Согласны вы смириться иль рѣшили
Погибнуть всѣ среди пустыхъ усилій?
Комендантъ. Надежды наши рушились: Дофинъ,
Чьей помощи мы ждали, намъ отвѣтилъ,
Что онъ не могъ собрать довольно войска,
Чтобы отбить подобную осаду.
Мы предаемъ поэтому нашъ городъ,
Равно какъ и себя, безпрекословно
Во власть твою, великій государь.
Вступи же къ намъ и дѣлай все, что хочешь:
Мы болѣе не въ силахъ защищаться.
Король. Откройте же ворота.
(Эксетеру). Добрый дядя,
Займи Гарфлеръ и оставайся въ немъ;
Да укрѣпи его какъ можно лучше.
Будь милостивъ со всѣми. Сами мы
Воротимся въ Калэ. Зима ужъ близко,
И въ войскѣ возрастаетъ съ каждымъ днемъ
Число больныхъ. Мы проведемъ сегодня
Въ Гарфлерѣ ночь. Намъ надо отдохнуть,
Чтобъ выступить бодрѣе завтра въ путь.
Екатерина. Alice, tu as été en Angleterre, et tu parles bien le langage.
Алиса. Un peu, madame.
Екатерина. Je te prie, m’enseigner; il faut que j’apprene à parler. Comment appelez tous la main en anglois?
Алиса. La main? elle est appelée: «de hand».
Екатерина. De hand. Et les doigts?
Алиса. Les doigts? Ma foi, j’oublie les doigts; mais je ma souviendrai. Les doigts? Je pense, qu’ils sont appelés «de fingres».
Екатерина. La main — de hand; les doigts — de fingres. Je pense, que je suis le bon écolier; j’ai gagnée deux mots d’anglois vitement. Comment appelez vous les ongles?
Алиса. Les ongles? Nous les appelons: «de nails».
Екатерина. De nails. Ecoutez, — dites moi si je parle bien: de hand, de fingres et de nails.
Алиса. C’est bien dit, madame; il est fort bon anglois.
Екатерина. Dites moi l’anglois pour le bras.
Алиса. «De arm», madame.
Екатерина. Et le coude?
Алиса. «De elbow».
Екатерина. De elbow. Je m’en fais la répétition de tous les mots, que vous m’avez appris dès à présent.
Алиса. И est trop difficile, madame, comme je pense.
Екатерина. Excusez moi, Alice; écoutez: de hand, de fingres, de nails, de arm, de bilbow.
Алиса. De elbow, madame.
Екатерина. O, Seigneur Dieu! je m’en oublie! — de elbow. Comment appelez vous le col?
Алиса. «De neck», madame.
Екатерина. De nick. Et le menton?
Алиса. «De chin».
Екатерина. De sin. Le col — de nick, le menton — de sin.
Алиса. Oui. Sauf votre honneur, en vérité, vous prononcez les mots aussi droit que les natifs d’Angleterre.
Екатерина. Je ne doute point d’apprendre par la grasse de Dieu, et en peu de temps.
Алиса. N’avez vous pas déjà oublie ce que je vous ai enseignée?
Екатерина. Non, je reciterai à tous promptement: Je hand, de fingres, de mails…
Алиса. De nails, madame.
Екатерина. De nails, de arm, de ilbow.
Алиса. Sauf votre honneur, de elbow.
Екатерина. Ainsi dis je: de elbov, de nick, et de sin. Comment appelez tous le pied et la robe?
Алиса. «De foot», madame, et «de con».
Екатерина. De foot et de con? О, Seigneur Dieu! Ce sont mots de son mauvais, corruptible, gros, et impudique, et non pour les dames d’honneur d’user. Je ne voudrais prononcer ces mots devants les seigneurs de France pour tout le monde. Il faut! Néanmoins, de foot et de con. Je reciterai une autre fois ma leèon ensemble: de hand, de fingres, de nails, de arm, de elbow, de nick, de sin, de foot, de con.
Алиса. Excellent, madame!
Екатерина. C’est assez pour une fois: allons nous à dîner.
Кор. Карлъ. Онъ перешелъ, какъ намъ сказали, Сомму.
Конетабль. И все жъ мы побѣдимъ! — Пускай иначе
Изгонятъ насъ изъ Франціи, и пусть
Хозяйничаютъ варвары въ поляхъ,
Засѣянныхъ французскимъ виноградомъ.
Дофинъ. О, Dieu vivant! — Ужель десятокъ вѣтокъ.
Привитыхъ сладострастьемъ нашихъ предковъ
Съ чужому пню, могли взнести главу
До самыхъ облаковъ, глядя съ презрѣньемъ
На тѣхъ, кто ихъ привилъ 28)!
Герц. Бурбонскій. Норманы, незаконные норманы!
Mort de ma vie! Коль скоро мы допустимъ
Ихъ такъ итти впередъ — я промѣняю
Все герцогство на маленькую мызу,
Лежащую средь сумрачныхъ полей
Изрытаго морями Альбіона.
Конетабль. Dieu des batailles! — кто далъ имъ этотъ пылъ?
Ихъ климатъ сумраченъ, страна сурова,
Ихъ солнце убиваетъ хмурымъ взглядомъ
Плоды на самомъ корнѣ. Неужели
Ихъ пиво, это мѣсиво воды,
Разболтанной съ мукой — питье, которымъ
Поятъ лишь клячъ — могло придать ихъ членамъ
Такой безстрашный пылъ, что передъ ними
Казаться можетъ мерзлой наша кровь,
Согрѣтая виномъ? О, ради неба,
Не будемте висѣть подобно мерзлымъ
Сосулькамъ на домахъ и не дозволимъ,
Чтобъ пришлецы отважно согрѣвали
Поля родной страны своимъ геройствомъ,
Какъ будто мы не годны ни къ чему.
Дофинъ. Надъ нами наши женщины смѣются:
По ихъ словамъ, мы дрянь! Онѣ хотятъ
Отдать себя британской молодежи,
Чтобъ Франція могла возобновиться
Побочными дѣтьми.
Герц. Бурбокскій. Да, — наши жены
Велятъ намъ съѣздить въ Англію, чтобъ взять
Два-три урока танцевъ, увѣряя,
Что мы умѣемъ только наши пятки
Показывать суровому врагу.
Кор. Карлъ. Гдѣ Монжуа? — Пусть онъ свезетъ нашъ вызовъ
Монарху англичанъ. Воспряньте, принцы!
Пускай вашъ духъ отточится острѣй,
Чѣмъ стрѣлы и мечи! Скорѣй на битву!
Карлъ Дела Пре, вы, славный конетабль,
Вы, герцоги Бурбонскій, Орлеанскій,
Бордосскій, Алансонскій и Беррійскій,
А также вы — Рамбюръ, Бомонъ, Гранпре,
Жакъ Шатильонъ, Русси, Фуа, Лестрель
И Бусико — вы, принцы и бароны,
Вставайте на защиту вашихъ правъ,
Поруганныхъ врагомъ, который дерзко
Гуляетъ по святымъ полямъ отчизны
Съ знаменами, разцвѣченными кровью
Несчастнаго Гарфлера! Риньтесь смѣло
На вражій станъ, какъ снѣжная лавина
Свергается съ вершины грозныхъ Альповъ
И обдаетъ презрительною грязью
Подвластныя долины! Встаньте разомъ!
У васъ довольно силъ, чтобы плѣнить
И привезти съ позоромъ на телѣжкѣ
Въ Руанъ кичливца Генриха!
Конетабль. Вотъ слово,
Достойное великихъ королей!
Жалѣю объ одномъ, что англичане
Такъ сильно пострадали отъ походовъ,
Болѣзней и трудовъ. Я убѣжденъ,
Что ихъ король, завидя наши силы,
Немедленно предложитъ въ страхѣ выкупъ,
Отрекшись отъ пустыхъ своихъ затѣй.
Кор. Карлъ. Поэтому велите, Монжуа,
Итти скорѣй. Пусть скажетъ онъ британцамъ,
Что мы хотимъ узнать, какую сумму
Дадутъ они въ свой выкупъ. Ты, дофинъ,
Останешься въ Руанѣ.
Дофинъ. О, позвольте
Итги мнѣ съ войскомъ!
Кор. Карлъ. Укроти свой пылъ:
Ты долженъ быть при насъ. Спѣшите жъ, принцы,
Обрадовать скорѣе насъ вѣстями,
Что гордый врагъ смирился передъ нами! (Уходятъ).
Гоуеръ. Ну, что, капитанъ Флюелленъ? — Вы съ моста?
Флюелленъ. О, смѣю васъ рѣрить, — тамъ на мостъ было хорошее дѣло.
Гоуеръ. Не раненъ ли герцогъ Эксетеръ?
Флюелленъ. Герцогъ Эксетеръ храбръ, какъ Агамемнонъ. Я его любитъ и уважаетъ всѣмъ сердце, всей душа, всей жизнь. Онъ, слава Богу, не получилъ ни одна маленькая рана и защищалъ мостъ съ рѣдкая храбрость, по всѣмъ правила военная дисциплина. Тамъ, на мостъ, я видѣлъ еще одинъ знаменосецъ: скажу по совѣсть, онъ храбръ, какъ Маркъ Антоній. А этотъ человѣкъ, какъ мнѣ кажется, не уважаютъ; между тѣмъ онъ дрался хорошо, я видѣлъ самъ.
Гоуеръ. А какъ его зовутъ?
Флюелленъ. Знаменосецъ Пистоль.
Гоуеръ. Я его не знаю. (Входитъ Пистоль).
Флюелленъ. Да вотъ и онъ.
Пистоль. А, капитанъ! — вы, кажется, въ ладахъ
Съ Экстеромъ — такъ сослужите службу.
Флюелленъ. О, да! И я, по правда сказать, заслужилъ эта любовь.
Пистоль. Вотъ видите; у насъ здѣсь есть солдатъ
По имени Бэрдольфъ, — послушный, храбрый,
Ну, словомъ, хоть куда: но дѣло въ томъ,
Что съ нимъ сшутила шутку злая вѣдьма
Фортуна, что стоитъ на колесѣ
Съ повязкой на глазахъ…
Флюелленъ. Фортуна! О, это та самый, что пишутъ съ покрывала на глаза, чтобъ показать, что она слѣпа; и стоить она на колесо въ знакъ того, что она непостояненъ и измѣнчивъ. Въ этомъ весь мораль. Одна нога ее стоитъ на сферическій камень, который вертится, вертится и вертится. Поэтъ — я вамъ скажу — сдѣлалъ прекраснѣйшій описаніе Фортуны.
Пистоль. Ну, да! — Такъ вотъ она косится вѣчно
На Бэрдольфа. Сегодня онъ укралъ
Святой сосудъ изъ церкви — и за это
Его хотятъ повѣсить. Чортъ побралъ бы
Такую смерть! Пора ее оставить
Давно однимъ собакамъ, чтобъ пенька
Не смѣла перехватывать дыханье
Намъ, честнымъ людямъ. Герцогъ разсудилъ
Однакожъ иначе. Такъ сдѣлай милость,
Похлопочи, чтобъ Бэрдольфъ не висѣлъ
На пенсовой веревкѣ. Герцогъ, вѣрно,
Тебя послушаетъ — и ты премного
Меня обяжешь этимъ.
Флюелленъ. Я отчасти понимай, что вы хочетъ, знаменосецъ Пистоль.
Пистоль. Понялъ? — ну, тѣмъ лучше.
Флюелленъ. Нѣтъ, нѣтъ, лучше тутъ нѣтъ ничего, потому что, видите ли, будь онъ даже мой братъ, я и тутъ просилъ бы герцогъ исполнить свой приговоръ и его повѣсить. Дисциплинъ долженъ соблюдаться прежде всего.
Пистоль. Такъ будь же проклятъ! Кукишъ тебѣ за твою дружбу!
Флюелленъ. Хорошо, хорошо!
Пистоль. Испанскій кукишъ!
Флюелленъ. Прекрасно.
Гоуеръ. Теперь я его вспомнилъ: это — отъявленный бездѣльникъ, сводникъ, воръ — все, что хотите.
Флюелленъ. А на мостъ онъ говорилъ такія прекрасна слова. Очень радъ! При случай я припомнитъ ему и то, что онъ мнѣ сказалъ теперь.
Гоуеръ. Это — хвастунъ, наглецъ, мерзавецъ. Онъ иногда отправляется на войну, чтобъ имѣть случай, вернувшись въ Лондонъ, похвастать формой солдата. Эти подлецы выучиваютъ наизусть имена отличившихся полководцевъ и потомъ разсказываютъ встрѣчному и поперечному, гдѣ была схватка, при какомъ проломѣ кто отличился, кто струсилъ, кто убитъ, какъ стоялъ непріятель — и все это на настоящемъ солдатскомъ языкѣ, приправленномъ выдуманными вновь клятвами. И какъ сильно иногда ихъ борода, подстриженная на манеръ генеральской, и грубая походная одежда дѣйствуютъ на глупыя головы пьяныхъ собесѣдниковъ, сидящихъ среди выпитыхъ бутылокъ эля! Вамъ надо научиться, капитанъ, узнавать этихъ, расплодившихся въ наше время, мерзавцевъ, потому что иначе вы часто будете попадаться впросакъ.
Флюелленъ. Я, капитанъ Гоуеръ, самъ замѣтилъ, что онъ не то, чѣмъ хочетъ показать себя передъ свѣтъ. Но если я отыщу хоть маленькій дирочка въ его кафтанъ, я ему покажетъ себя. (Барабаны). Слышитъ? — идетъ король. Я долженъ поговорить съ нимъ насчетъ мостъ.
Флюелленъ. Да благословить Господь ваше величество!
Король. Ну, что, Флюелленъ? — ты съ моста?
Флюелленъ. Оттуда, ваше величество. Герцогъ Эксетеръ защищалъ мостъ съ большая храбрость. Французы бросилъ эта позиція, хотя тутъ былъ отличный переправа. Имъ, видите, очень хотѣлось завладѣть мостъ, но они ретировались — и герцогъ Эксетеръ теперь на мостъ хозяинъ. Могу смѣло сказать, ваше величество, что герцогъ храбрый человѣкъ.
Кароль. Какъ велика наша потеря?
Флюелленъ. О, врагъ потерялъ много, но мы, какъ я полагаетъ, потеряли только одинъ человѣкъ, да и то потому, что герцогъ приказалъ его повѣсить за покражу въ церковь. Ваше величество знаетъ этотъ человѣкъ: его зовутъ Бэрдольфъ. Онъ имѣетъ такая красная лицо и весь въ шишка, а его носъ похожъ на раскалена уголь. Но теперь носъ его повѣшенъ, и огонь погасъ.
Король. О, если бъ мы могли избавиться отъ всѣхъ подобныхъ негодяевъ! Передать войскамъ наше строжайшее повелѣніе, чтобы ничего не забирали даромъ по деревнямъ и не смѣли бъ оскорблять французскихъ гражданъ. Когда кротость и жестокосердіе спорятъ изъ-за обладанія королевствомъ, перевѣсъ будетъ непремѣнно на сторонѣ скромнаго игрока.
Монжуа. Вы можете узнать по платью мое званіе?
Король. Я узнаю его; но что узнаю я отъ тебя?
Монжуа. Волю моего повелителя.
Король. Говори же ее.
Монжуа. Такъ сказалъ мой король: «Ступай и скажи Генриху англійскому, что хотя мы и казались до сей поры мертвыми, но на дѣлѣ только спали. Выжиданье благоразумнѣй натиска. Мы могли бы нанести Генриху ударъ еще при Гарфлерѣ, но не хотѣли мстить за оскорбленье, пока оно не созрѣло. Теперь мы, въ свою очередь, поднимаемъ голосъ, и это будетъ голосъ власти. Англія раскается въ своемъ безуміи, увидитъ свою слабость и подивится нашему милосердію. Скажи Генриху, чтобъ онъ подумалъ о своемъ выкупѣ, который хотя сколько-нибудь долженъ соотвѣтствовать потерямъ, которыя мы понесли, числу подданныхъ, которыхъ лишились, и униженію, которому подверглись. Мы знаемъ, что полное удовлетвореніе задавило бы его совсѣмъ. Все его казначейство слишкомъ бѣдно, чтобъ возмѣстить наши потери; все народонаселеніе Англіи слишкомъ ничтожно, чтобъ вознаградить пролитую французскую кровь; а за наше униженіе онъ не заплатитъ и собственной своей особой, колѣнопреклоненной предъ нашимъ трономъ. Брось ему, сверхъ того, нашъ вызовъ и скажи, что онъ обманулъ своихъ сподвижниковъ, которыхъ приговоръ уже подписанъ». Такъ сказалъ король, мой повелитель — и вотъ цѣль моего посольства.
Король. Какъ тебя зовутъ? — званіе твое уже намъ извѣстно.
Монжуа. Монжуа.
Король. Ты выполнилъ исправно порученье.
Вернись же къ королю и передай
Ему мои слова: я не ищу
Теперь нарочно битвы и желалъ бы,
Напротивъ, возвратиться безъ препятствій
Назадъ въ Калэ, затѣмъ что, молвить правду
(Хотя и неразумно довѣряться
Столь сильному и храброму врагу),
Войска мои ослабли отъ болѣзней
И не сильнѣй такого же числа
Французскихъ войскъ, въ которыхъ прежде клалъ я
Трехъ человѣкъ на каждаго британца
Въ здоровомъ состояньи! — Да проститъ
Мнѣ небо хвастовство! — я заразился
Имъ здѣсь, у васъ въ странѣ. Скажи же Карлу,
Что весь мой выкупъ — въ этомъ бренномъ тѣлѣ
А мощь — въ больномъ отрядѣ слабыхъ войскъ;
Но все же я готовъ сопротивляться
Не только цѣлой Франціи, но даже
Сосѣднимъ королямъ, когда бъ они
Возстали вмѣстѣ съ ней. Возьми за трудъ твой
Вотъ это, Монжуа. (Даетъ ему денегъ).
Пусть твой король
Узнаетъ то, что мы рѣшились твердо
Итти впередъ — и если на пути
Найдемъ препятствіе, то обагримъ
Поля его отчизны вашей кровью. —
Ступай теперь. Я кончу мой отвѣтъ
Въ такихъ словахъ: мы въ этотъ мигъ не ищемъ
Намѣренно сраженья, но коль скоро
Оно отыщетъ насъ, то мы не будемъ
Ему противиться. Скажи все то
Монарху Карлу.
Монжуа. Передамъ немедля
И, вмѣстѣ съ тѣмъ, благодарю васъ, ваше
Величество. (Уходитъ).
Глостеръ. Надѣюсь, что они
Не вздумаютъ напасть на насъ тотчасъ же.
Король. Мы въ Божіихъ рукахъ, а не во вражьихъ,
Любезный братъ. Пускай теперь войска
Займутъ посты у моста. Скоро вечеръ.
Сегодня мы ночуемъ за рѣкой,
А на зарѣ направимъ путь свой дальше. (Уходятъ).
Конетабль. Вздоръ: мое оружіе лучшее въ мірѣ. Желалъ бы я, чтобъ теперь было уже утро.
Герц. Орлеанскій. Оружіе ваше прекрасно, но отдайте же справедливость и моей лошади.
Конетабль. Она лучшая лошадь въ Европѣ, — это правда.
Герц. Орлеанскій. Неужели утро въ самомъ дѣлѣ никогда не наступить?
Дофинъ. Вы говорите, господа, о лошадяхъ и оружіи?
Герц. Орлеанскій. О нихъ. Кажется, вы снабжены этими предметами лучше всѣхъ принцевъ въ мірѣ.
Дофинъ. Что это за безконечная ночь! Да, — я не промѣняю моего коня ни на какое четвероногое. Ça va! Онъ прыгаетъ, какъ набитый шерстью мячъ. Это — cheval volant, Пегасъ, qui a les narines de feu. Я на немъ парю, какъ соколъ. Земля поетъ, когда онъ къ ней прикасается; звукъ его копытъ звучитъ пріятнѣе, чѣмъ флейта Гермеса.
Герц. Орлеанскій. Что за чудная масть! Настоящій мускатный орѣхъ.
Дофинъ. И горячъ, какъ стручковый передъ. Это конь, годный для Персея. Онъ весь созданъ изъ огня и воздуха, безъ всякой примѣси земли и воды. Ихъ признаки видны только въ его терпѣливой покорности хозяину. Передъ нимъ всѣ прочія лошади — клячи.
Конетабль. Вашъ конь дѣйствительно великолѣпенъ.
Дофинъ. Еще бы! — царь скакуновъ. Въ его ржаніи слышно что-то королевственное, и самый видъ способенъ внушить уваженіе.
Герц. Орлеанскій. Однако, любезный братъ, не довольно ли говорить о лошадяхъ?
Дофинъ. Говорить о моей лошади можетъ наскучить одному дураку. Это — тема, достаточная для разговоровъ, начиная отъ пѣнія жаворонка утромъ до загона овцы вечеромъ. Если бы волны и песокъ превратились въ языки, то всѣмъ имъ достало бы что сказать о моемъ конѣ. Онъ достоинъ, чтобъ о немъ говорили короли, и годится подъ сѣдло только королямъ королей! Весь міръ, какъ извѣстный, такъ и неизвѣстный, способенъ бросить всѣ дѣла, чтобъ только дивиться моему коню. Разъ какъ-то я написалъ въ честь его сонетъ, который начинается словами: «О, чудо природы!»
Герц. Орлеанскій. Кажется, такъ начинается сонетъ къ чьей-то любовницѣ.
Дофинъ. Ну, такъ это подражанье моему, потому что моя лошадь — моя любовница.
Герц. Орлеанскій. А какова ваша любовница въ ѣздѣ?
Дофинъ. Хороша, но только подо мной; это лучшее качество во всякой любовницѣ.
Конетабль. Однако вчера, кажется, ваша любовница не совсѣмъ учтиво сбросила васъ съ себя.
Дофинъ. Это могла скорѣй сдѣлать ваша и съ вами.
Конетабль. Я на своей ѣзжу безъ узды.
Дофинъ. Значитъ, она стара и смирна, и вы ѣздите на ней по-ирландски, безъ панталонъ.
Конетабль. Какъ вижу, вы знатокъ въ верховой ѣздѣ.
Дофинъ. О, да, — и вотъ вамъ доброе предостереженіе: если вы будете ѣздить такъ неосторожно, то легко попадете въ гнилое болото. По-моему, лучше ужъ пусть моя лошадь будетъ моей любовницей.
Конетабль. А по-моему, лучше ужъ пусть моя любовница будетъ моею лошадью.
Дофинъ. У моей по крайней мѣрѣ волосы не фальшивые.
Конетабль. Этимъ качествомъ я могъ бы также хорошо похвастать, если бы выбралъ въ любовницы свинью.
Дофинъ. Le chien est retourné à son propre vomissement, et la truie lavée au bourbier 29). Вы ловко умѣете пользоваться всѣмъ.
Конетабль. Но не лошадью вмѣсто любовницы и не подобными пословицами, которыя такъ мало идутъ къ дѣлу.
Рамбюръ. Скажите, конетабль, что такое изображено на датахъ, которыя я видѣлъ въ вашей палаткѣ: звѣзды или солнца?
Конетабль. Звѣзды.
Дофинъ. Изъ нихъ завтра многія потухнутъ.
Конетабль. И все-таки мое небо ими не обѣднѣетъ.
Дофинъ. Это потому, что на немъ много лишнихъ — и вамъ, для вашей же чести, не мѣшало бы убавить ихъ на половину.
Конетабль. То же можно сказать и о похвалахъ, которыми вы навьючиваете вашу лошадь. Недурно, если бъ половину ихъ вышибли изъ сѣдла.
Дофинъ. Не безпокойтесь: она навьючена по достоинству. Да что же это, — неужели день никогда не наступить? Завтра я проскачу цѣлую милю по мостовой изъ англійскихъ головъ.
Конетабль. Ну, я не скажу этого изъ боязни сбиться съ дороги. Однако мнѣ самому хочется, чтобъ скорѣе насталъ день, и мы могли бы добраться до англійскихъ ушей.
Рамбюръ. Кто хочетъ побиться со мной на двадцать плѣнниковъ?
Конетабль. Побейтесь сперва сами, чтобъ ихъ добыть 30).
Дофинъ. Однако ужъ полночь. Пора вооружаться.
Герц. Орлеанскій. Дофинъ жаждетъ утра.
Рамбюръ. Онъ жаждетъ добраться скорѣй до англійскаго мяса.
Конетабль. Я думаю, онъ съѣстъ всѣхъ, кого убьетъ.
Герц. Орлеанскій. Онъ храбрый принцъ, — клянусь бѣлой ручкой моей дамы!
Конетабль. Клянитесь лучше ножкой, чтобъ она могла растереть предметъ вашей клятвы.
Герц. Орлеанскій. Онъ одинъ изъ дѣятельнѣйшихъ людей во Франціи.
Конетабль. Дѣйствительно: — онъ всегда собирается что-нибудь сдѣлать.
Герц. Орлеанскій. По крайней мѣрѣ одъ до сихъ поръ никому не сдѣлалъ зла.
Конетабль. Не сдѣлаетъ никому и завтра. Онъ никогда не лишитъ себя этого достоинства.
Герц. Орлеанскій. Однако я знаю, что онъ храбръ.
Конетабль. Я слышалъ это также и притомъ отъ человѣка, который къ нему еще ближе, чѣмъ вы.
Герц. Орлеанскій. Отъ кого же это?
Конетабль. Отъ него самого. Онъ вовсе не скрываетъ желанія распространять этотъ слугъ.
Герц. Орлеанскій. Что жъ, значитъ — храбрость въ немъ не скрытая добродѣтель.
Конетабль. А кто ее видѣлъ? — развѣ его лакей. Храбрость въ немъ похожа на сокола въ шапочкѣ: чуть снимутъ шапочку — сокола пропалъ и слѣдъ 31).
Герц. Орлеанскій. Вражда злорѣчива, конетабль.
Конетабль. А дружба льстива, герцогъ. Это также хорошая пословица.
Герц. Орлеанскій. Я скажу вамъ третью: воздавай должное и дьяволу.
Конетабль. Вашъ другъ именно занимаетъ эту должность — и я, согласно вашей пословицѣ, пожелаю дьяволу награды по заслугамъ.
Герц. Орлеанскій. Вы счастливѣе меня въ стрѣльбѣ пословицами; но вѣдь мы знаемъ, кому везетъ счастье также по пословицѣ 32).
Конетабль. Вы промахнулись и на этотъ разъ.
Герц. Орлеанскій. Да вѣдь и вамъ промахи не новость.
Гонецъ. Господинъ конетабль, — англичане стоятъ не болѣе, какъ въ тысячѣ пятистахъ шагахъ отъ нашего лагеря.
Конетабль. Кто мѣрилъ разстоянье?
Гонецъ. Гранпре.
Конетабль. Опытный и храбрый дворянинъ. Ахъ, если бъ поскорѣе насталъ день! Бѣдный, бѣдный король Англіи! Ужъ вѣрно онъ не ждетъ зари съ такимъ нетерпѣніемъ.
Герц. Орлеанскій. Что за сумасбродъ этотъ Генрихъ! До какого безумія дошелъ онъ со всѣми своими сподвижниками 33)!
Конетабль. Да, если бъ у нихъ было въ головахъ хоть немного здраваго смысла, они бы давно разбѣжались.
Герц. Орлеанскій. Понятно, что его у нихъ нѣтъ, — иначе они бы не могли носить такіе тяжелые шлемы.
Рамбюръ. Однако и Англія производитъ храбрыхъ созданій: ихъ бульдоги очень мужественны.
Герц. Орлеанскій. Глупыя собаки, которыя лѣзутъ въ пасть русскаго медвѣдя, не думая о томъ, что онъ разомнетъ ихъ головы, какъ гнилое яблоко. Пожалуй, вы назовете храброй и блоху, потому что она завтракаетъ на губѣ льва.
Конетабль. Именно такъ. Эти люди очень похожи въ своихъ нападеніяхъ на бульдоговъ. Они умъ оставляютъ на это время своимъ женамъ, и если при этомъ у нихъ довольно говядины, желѣза и стали, то они будутъ жрать, какъ волки, и драться, какъ черти.
Герц. Орлеанскій. Ну, теперь у нихъ говядины немного.
Конетабль. Такъ, значитъ, завтра ихъ желудки потребуютъ себѣ ѣды, а руки откажутся сражаться. Однако время готовиться къ битвѣ. Идемте.
Герц. Орлеанскій. Ужъ два часа. Пари, что къ десяти
Мы въ плѣнъ возьмемъ ихъ дюжинъ по шести.
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ. править
Хоръ. Вамъ надобно теперь себѣ представить,
Какъ ночи тѣнь объяла цѣлый міръ.
Природа спитъ — и только смутный говоръ
Доносится на крыльяхъ тишины
Изъ лагерей до бдительнаго слуха
Стоящихъ на часахъ. Огни сверкаютъ
Въ отвѣтъ огнямъ, и ихъ дрожащій отблескъ
На лицахъ войскъ рисуетъ ихъ черты
Глазамъ противниковъ. Конь ржетъ въ отвѣтъ
Коню враговъ, пронзая уши ночи.
Въ шатрахъ гремитъ стукъ молота, которымъ
Кузнецъ смыкаетъ даты; — страшный звукъ!
Но вотъ запѣлъ пѣтухъ; съ высокой башни
Раздался звонъ, пробило три — ужъ утро.
Безстыдные и наглые французы,
Гордясь своимъ числомъ, играютъ въ кости
На плѣнныхъ англичанъ 34), браня лѣнивый
И тихій ходъ часовъ. Но вотъ ужъ ночь
Скрывается, подобно мрачной вѣдьмѣ,
И день встаетъ. Несчастные британцы
Сидятъ въ близи костровъ, съ тяжелой думой
О ждущей ихъ опасности. Ихъ лица,
Ихъ старыя, истертыя одежды,
Отцвѣченныя блѣдною луной,
Ихъ дѣлаютъ похожими на радъ
Ужасныхъ призраковъ. Но поглядите
На дивнаго вождя всей этой бѣдной,
Измученной толпы — и вы невольно
Воскликните ему хвалу и славу
При видѣ, какъ обходитъ онъ палатки
Своихъ солдатъ; при видѣ, какъ онъ братски
Привѣтствуетъ ихъ именемъ друзей
И добрыхъ сослуживцевъ, расточая
Вездѣ любовь и ласку. Нѣтъ черты
На царственномъ челѣ его, въ которой
Могли бы вы прочесть хоть признакъ страха
Предъ полчищемъ враговъ. Устаюсть ночи
Не стерла на лицѣ его ни тѣни
Румянца свѣжести. Онъ смотритъ бодро
И съ царственнымъ величьемъ. Даже тотъ,
Кто былъ убитъ отчаяньемъ, находитъ
Въ его чертахъ угасшую отвагу!
Какъ солнце, растопляетъ онъ собой
Недвижный холодъ страха. О, смотрите
Отъ мала до велика всѣ на эту
Тѣнь Генриха, набросанную слабой,
Невѣрною рукой! Потомъ мы вамъ
Покажемъ поле битвы, на которомъ
Должны, увы, унизить славный день
Побѣды Азинкурта звукомъ двухъ
Иль трехъ рапиръ, чрезчуръ смѣшнымъ и слабымъ
Для столь великихъ дѣлъ. Вообразите жъ
По нашему смѣтному представленью
Хоть отблески великаго сраженья. (Уходитъ).
Король. Да, добрый братъ, — опасность велика,
Но тѣмъ сильнѣй должна быть наша храбрость.
Привѣть тебѣ, Бэдфордъ! О, правый Боже!
Не чудно ли, что мы въ самихъ несчастьяхъ,
Взглянувъ поглубже въ нихъ, найдемъ задатокъ
Хорошаго? А между тѣмъ на дѣлѣ
Выходитъ такъ. Нашъ страшный врагъ заставилъ
Подняться насъ съ зарею, что всегда
Полезно и здорово: сверхъ того,
Онъ шепчетъ намъ, какъ совѣсть, чтобы мы
Покаялись почти предъ вѣрной смертью.
Вотъ такъ порой мы можемъ добывать
Изъ плевелъ медъ и извлекать добро
Изъ худшаго. (Входитъ Эрпингамъ).
Что, добрый Эрпингамъ?
Не правда ли, что мягкая подушка
Пріятнѣе для старой головы,
Чѣмъ жесткая земля французской почвы?
Эрпингамъ. Нѣтъ, государь, — съ тѣхъ поръ, какъ я могу
Похвастать, что лежу въ такой же точно
Постелѣ, какъ и вы — я не желаю
Себѣ другой.
Король. Да, хорошо, что можно
Утѣшить такъ себя чужимъ примѣромъ.
Утѣшивъ духъ, намъ легче ободрить
И органы. Они, стряхнувъ унынье,
Становятся похожи на змѣю,
Обрѣвшую со смѣной старой кожи
И бодрость юноши. Дай мнѣ свой плащъ,
Любезный Эрпингамъ! Ступайте, братья;
Зовите лордовъ къ намъ и передайте
Имъ добрый нашъ привѣтъ.
Глостеръ. Сію минуту.
Эрпингамъ. Прикажете остаться съ вами, ваше величество?
Король. Нѣтъ, добрый Эрпингамъ, —
Ступай за братьями въ палатки лордовъ.
Мнѣ хочется побыть съ самимъ собой,
А въ этомъ вѣдь помощниковъ не нужно.
Эрпингамъ. Господь да сохранитъ монарха Гарри!
Король. Благодарю за доброе желанье. (Входитъ Пистоль).
Пистоль. Qui va la 35)?
Король. Другъ.
Пистоль. Яснѣй: кто ты такой? какого званья?
Солдатъ, мужикъ иль храбрый офицеръ?
Король. Я дворянинъ изъ свиты.
Пистоль. И таскаешь тяжелое копье?
Король. Да. — А кто ты такой?
Пистоль. Дворянинъ не хуже императора.
Король. Такъ, значитъ, выше короля?
Пистоль. Король лихой солдатъ и малый съ сердцемъ!
Храбръ, честенъ, бодръ, съ хорошимъ кулакомъ —
Ну, словомъ, хоть куда, Я отъ души
Готовъ поцѣловать его подошвы;
Буянъ мнѣ милъ! А какъ зовутъ тебя?
Король. Генрихъ le Roy.
Пистоль. Леруа? это Корнвалисское имя. Ты изъ отряда Корнвалисцевъ?
Король. Нѣтъ, я валиссецъ.
Пистоль. Знаешь ли ты Флюеллена?
Король. Знаю.
Пистоль. Ну, такъ скажи ему, что въ день Давида
Я отхлещу ему башку пореемъ 36).
Король. Не носи же въ этотъ день кинжала близко къ головѣ, чтобъ не получить раны, когда Флюелленъ начнетъ хлестать тебя.
Пистоль. Ты его другъ?
Король. И землякъ 37).
Пистоль. Такъ кукишъ же тебѣ за это.
Король. Благодарю за любезность.
Пистоль. Знай, что меня зовутъ Пистолемъ.
Король. Имя тебѣ пристало.
Гоуеръ. Капитанъ Флюелленъ.
Флюелленъ. Тише, прошу васъ говорить тише. Во время война необходимо соблюдать самая маловажная требованія военная дисциплина, Поглядите на древнихъ. Были ли когда-нибудь подобные шумъ и безпорядокъ въ лагерь Помпея? Вы увидитъ, напротивъ, что всѣ требованія война исполнялись у него строжайшій образъ.
Гоуеръ, Да вѣдь непріятель шумитъ же. Слышите ихъ крики?
Флюелленъ. Если непріятель оселъ и дуракъ, такъ развѣ вы полагаетъ, что мы долженъ быть оселъ и дуракъ тоже?
Гоуеръ. Ну, успокойтесь, — я замолчу.
Флюелленъ. Я васъ объ этомъ очень прошу.
Король. Валиссецъ этотъ страненъ, но при этомъ
Онъ храбрый и достойный человѣкъ.
Кортъ. Смотри-ка, Бетсъ. не заря ли тамъ занимается?
Бэтсъ. Кажется, такъ; да вѣдь намъ нѣтъ особенной причины желать наступленія дня.
Вилльямсъ. Мы увидимъ его начало, но врядъ ли придется увидѣть конецъ. Кто идетъ?
Король. Другъ.
Вильямсъ. У кого ты въ отрядѣ?
Король. У сэра Томаса Эрпингама.
Вилльямсъ. Хорошій командиръ. Скажи, что онъ думаетъ о нашемъ положеніи?
Король. Говоритъ, что мы похожи на людей, сидящихъ на мели, и которыхъ унесетъ съ собою первый приливъ.
Бэтсъ. Сказалъ онъ свое мнѣніе королю?
Король. Нѣтъ; да и не долженъ. Между нами будь сказано, король такой же человѣкъ, какъ всѣ. Онъ ходитъ по землѣ и видитъ небо такъ же, какъ и мы; чувства въ немъ такія же, какъ и у прочихъ людей. Отбросьте мишурный блескъ его сана — и онъ явится предъ вами во всемъ подобнымъ прочимъ смертнымъ. Пусть его замыслы выше нашихъ; но, будучи разъ разрушены, они разрушаются, какъ замыслы всѣхъ насъ. Если наше положеніе пугаетъ насъ, то оно можетъ испугать и его. Вотъ потому-то никто не долженъ внушать ему и тѣни страха, чтобъ онъ, обнаруживъ его, не убилъ бодрость всей арміи.
Бэтсъ. Онъ можетъ храбриться сколько угодно, но я готовъ держать пари, что ему пріятнѣе было бы просидѣть эту ночь по самое горло въ Темзѣ, чѣмъ провести ее здѣсь. Да, пожалуй, и я готовъ бы былъ провести ее съ нимъ подобнымъ образомъ, лишь бы не быть здѣсь.
Король. Говоря по совѣсти, мнѣ кажется, король вовсе не желаетъ перенестись въ другое мѣсто.
Бэтсъ. Ну, такъ я желалъ бы, чтобъ онъ былъ здѣсь одинъ; — тогда онъ бы по крайней мѣрѣ выкупился, избавивъ тѣмъ столько бѣдняковъ отъ вѣрной смерти.
Король. Я не вѣрю твоему желанью. Не можетъ быть, чтобъ ты ненавидѣлъ короля до такой степени, чтобъ пожелалъ ему остаться здѣсь одному. Ты просто хочешь вывѣдать мнѣніе другихъ. Что до меня, то я нигдѣ не умру съ такой радостью, какъ въ обществѣ короля. Его дѣло право, и причина распри благородна.
Вилльямсъ. Этого мы не знаемъ.
Бэтсъ. Да и не зачѣмъ знать. Довольно, что мы подданные и должны ему повиноваться. Этимъ снимается съ насъ вся отвѣтственность, если даже дѣло неправо.
Вилльямсъ. Но если оно неправо, то королю придется дать за него тяжелый отвѣтъ. Что, если всѣ, потерявшіе въ битвѣ головы, руки или ноги, возопіютъ въ день Страшнаго суда, напоминая кто о покинутой женѣ, кто о незаплаченныхъ долгахъ, кто о брошенныхъ безъ присмотра дѣтяхъ! Вѣдь въ сраженьи немногіе умираютъ по-христіански; да и гдѣ тутъ исполнить послѣдній долгъ, когда мысли заняты одной кровью! Грѣховная смерть всѣхъ, умершихъ такимъ образомъ, падетъ тяжелымъ камнемъ на душу короля, виновнаго въ этой смерти, потому что ослушаться короля — еще вдвое тягчайшій грѣхъ.
Король. Значить, по-вашему, отецъ, посылающій сына за море по торговымъ дѣламъ, становится виновенъ въ его смерти, если погибнетъ корабль, на которомъ сынъ отправился? Или, если на слугу, посланнаго господиномъ съ деньгами, нападутъ разбойники и убьютъ его, не давъ времени покаяться, то господинъ долженъ отвѣчать за его смерть? Нѣтъ, это не такъ! Король не можетъ отвѣчать за смерть каждаго солдата, отецъ — своего сына, а господинъ — слуги, потому что никто изъ нихъ, требуя услугъ, не желалъ ихъ смерти. А сверхъ того, нѣтъ короля, который бы могъ набрать для войны совершенно непорочныхъ солдатъ, какъ бы ни была законна причина распри. Между нами всегда найдутся виновные — кто въ убійствѣ, кто въ обманѣ дѣвушекъ, кто въ разбоѣ, низкое ремесло котораго они переносятъ и на поле битвы. Если эти люди успѣли ускользнуть отъ человѣческаго правосудія, то у нихъ нѣтъ крыльевъ, чтобы улетѣть отъ Бога. Война — Его палачъ, Его кара. Въ ней они получаютъ должное возмездіе за прежнія нарушенія королевскихъ законовъ: они успѣли сохранить жизнь тамъ, гдѣ боялись смерти, и находятъ ее, гдѣ думали остаться живы. Если они умираютъ безъ покаянія, то король столь же мало виновенъ въ ихъ смерти, какъ и въ прежнихъ, свершенныхъ ими, преступленіяхъ. Только служба подданныхъ принадлежитъ королю, а души остаются ихъ собственностью. Солдатъ на войнѣ долженъ, подобно больному въ постели, омыть свою совѣсть отъ малѣйшаго пятна. Если онъ умретъ такъ приготовленный, то смерть будетъ для него счастьемъ; если же онъ останется живъ, то время, проведенное въ покаяніи, все-таки принесетъ ему пользу. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ онъ долженъ всегда быть благодарнымъ Господу за то, что Онъ позволилъ ему пережить такое время, чтобы видѣть Его милосердіе и научать другихъ, какъ надо готовиться къ смертному часу.
Вилльямсъ. Да, если поразсудить, то, конечно, король не можетъ отвѣчать за грѣхи всякаго, кто умретъ безъ покаянія.
Бэтсъ. Я и не думаю взваливать на короля моихъ грѣховъ, хотя отъ всей души готовъ за него сражаться.
Король. Я слышалъ своими ушами, какъ король говорилъ, что онъ и не думаетъ выкупаться.
Вилльямсъ. Онъ это говорилъ для того, чтобъ мы храбрѣе сражались; а когда насъ перерѣжутъ — онъ выкупится поневолѣ; только намъ отъ этого не будетъ легче.
Король. Если я доживу до этого, то никогда не буду вѣрить его слову.
Вилльямсъ. Угрозишь ты ему этимъ! Вотъ правду говорятъ, что громъ гремитъ не изъ тучи. Голякъ подданный вздумалъ выразить неудовольствіе государю! Это все равно, что заморозить солнце, махая на него вѣеромъ. Ты не будешь вѣрить его слову? Умно придумалъ, нечего сказать.
Король. Отвѣтъ твой грубоватъ; — будь теперь другое время, онъ бы не прошелъ тебѣ даромъ.
Вилльямсъ. Мы можемъ раздѣлаться и потомъ, если останемся живы.
Король. Изволь, — я согласенъ.
Вилльямсъ. А какъ мнѣ тебя узнать?
Король. Дай мнѣ какой-нибудь залогъ, чтобъ я могъ носить его на шлемѣ. Если ты посмѣешь признать его — я готовъ съ тобою драться.
Вилльямсъ. Вотъ моя перчатка; — давай твою.
Король. Изволь.
Вилльямсъ. Я также стану носить ее на шлемѣ, и если послѣзавтра ты подойдешь ко мнѣ и скажешь: «это моя перчатка» — клянусь этой рукой, я влѣплю тебѣ пощечину.
Король. Я непремѣнно скажу это, если останусь живъ.
Вилльямсъ. Врешь! — побоишься также, какъ быть повѣшеннымъ.
Король. Клянусь честью, я сдѣлаю это, хотя бы въ присутствіи самого короля.
Вилльямсъ. Смотри же, — помни свое слово; а теперь прощай.
Бэтсъ. Полно вамъ ссориться, глупцы. У васъ довольно и французовъ для драки.
Король. Да, французы могутъ прозакладывать двадцать кронъ противъ одной, что побьютъ насъ 38). Что жъ! — тѣмъ больше будетъ работы для насъ. Завтра самъ король станетъ подавать намъ примѣръ въ битвѣ. (Солдаты уходятъ).
Король. На короля — все, все на короля!
Долги дѣтей, грѣхи, семейства, души —
Все свалимъ на него! Пусть онъ одинъ
Несетъ всю эту тяжесть! Трудный подвигъ,
Хотя и неразлучный съ царскимъ саномъ!
Послѣдній изъ глупцовъ, способный только
Пещись о грубыхъ выгодахъ — и тотъ
Позорить насъ укоромъ! О, отъ сколькихъ
Должны мы отрепаться наслажденій,
Извѣстныхъ бѣдняку, и много ль выгодъ
Имѣемъ мы предъ нимъ, когда забытъ
Мишурный блескъ величья! Что же въ немъ,
Въ мишурномъ этомъ блескѣ? Что за идолъ
Онъ, такъ высоко чтимый и межъ тѣмъ
Подверженный несчастьямъ вдвое больше,
Чѣмъ всѣ его поклонники? Пускай
Покажетъ онъ дары свои и свиту!
Пусть скажетъ, какъ и чѣмъ себя онъ сдѣлалъ
Предметомъ обожанья! Иль онъ только
Одна пустая форма, страшный призракъ,
Пугающій другихъ, но, въ то же время,
Лишенный средствъ доставить самъ себѣ
Хоть часть довольства тѣхъ, кому онъ страшенъ?
Чѣмъ можетъ онъ питаться, кромѣ яда
Пустой, презрѣнной лести? О, величье!
Попробуй захворать — и посмотри,
Поможетъ ли тебѣ тогда холодный
Твой этикетъ? Уступитъ ли горячка
Набору громкихъ титлъ и изгибанью
Толпы твоихъ угодниковъ? Дано ли
Тебѣ, предъ кѣмъ склоняются колѣни
Несчастныхъ бѣдняковъ, владѣть здоровьемъ,
Какое дано имъ? Нѣтъ, лживый сонъ,
Играющій покоемъ Государей,
Я раскусилъ тебя! Я знаю твердо,
Что ни вѣнецъ, ни скипетръ, ни держава,
Ни жезлъ, ни мечъ, ни миро на челѣ,
Ни вытканныя золотомъ одежды,
Ни титлы — спутники царей, ни слава,
Приливомъ осаждающая тронъ —
Все это, трижды взятое, не можетъ
Послать монарху мирный, крѣпкій сонъ,
Подобный сну простого земледѣльца,
Не знающаго тягостныхъ заботъ
И сытаго сухимъ и черствымъ хлѣбомъ!
Поденьщикомъ трудится предъ лицомъ
Онъ радостнаго Феба; ночь проводитъ
Какъ бы въ раю; ея ужасный обликъ
Ему невѣдомъ вовсе; каждый день
Встаетъ онъ на разсвѣтѣ, помогая
Закладывать коней Гиперіону —
И, день за днемъ, живетъ такъ круглый годъ,
Трудясь съ полезной цѣлью до могилы!
И этотъ бѣдный рабъ, трудясь весь день
И спя спокойно ночью, знаетъ лучше
Блаженство, чѣмъ король! Онъ лучше можетъ
Вкушать довольства мира. Грубый умъ
Его и знать не хочетъ, сколько тяжкихъ
Ночей проводимъ мы, чтобы уладить
Желанный миръ, котораго плоды
Вкушаетъ онъ такъ сладко и спокойно.
Эрпингамъ. Васъ лорды ищутъ всюду, государь,
Не зная, что подумать.
Король. Добрый другъ,
Вели собраться имъ въ мою палатку —
Я самъ иду туда.
Эрпингамъ. Исполню тотчасъ. (Уходитъ Эрпингамъ).
Король. О, Боже брани, закали сердца
Моихъ солдатъ; убей въ нихъ чувство страха!
Лиши ихъ средствъ считать своихъ враговъ!
Забудь, молю, забудь лишь на сегодня,
Тяжелый грѣхъ, которымъ мой отецъ
Достигъ вѣнца! Я вновь похоронилъ
Монарха Ричарда! Я пролилъ больше
На трупъ его горячихъ слезъ печали,
Чѣмъ вытекло горячихъ капель крови
Изъ ранъ его! Давно ужъ день и ночь
Пятьсотъ несчастныхъ, призрѣнныхъ въ пріютѣ
Моей рукой, взываютъ о прощеньи
За этотъ грѣхъ. Я выстроилъ двѣ церкви,
Гдѣ сонмъ суровыхъ иноковъ поетъ
И день и ночь молитвенные гимны
За кровь его 39). Я совершу еще
Гораздо больше впредь, хотя и знаю,
Что это все ничтожно, если самъ
Не буду я взывать къ Тебѣ съ мольбою
О милости. (Входитъ Глостеръ).
Глостеръ. Мой братъ и повелитель!
Король. Чу! — голосъ брата. Глостеръ, — знаю, знаю,
Зачѣмъ ты здѣсь. Идемъ со мною, братъ, —
Друзья и день — все ждетъ меня давно ужъ. (Уходятъ).
СЦЕНА 2-я править
Герц. Орлеанскій. Вставайте, друзья! — солнце уже золотитъ наше оружіе.
Дофинъ. Montez à cheval! Эй, коня! Valet! lac quay!
Герц. Орлеанскій. Что за благородный пылъ!
Дофинъ. Via! les eaux et la terre:
Герц. Орлеанскій. Rien puis? Vair et le feu.
Дофинъ. Ciel, братъ Орлеанскій. (Входитъ конетабль).
Что скажете, почтенный конетабль?
Конетабль. Послушайте, какъ ржутъ и рвутся кони.
Дофинъ. Живѣй на нихъ — и шпорьте что есть мочи,
Чтобъ кровь струею брызгала въ глаза
Испуганныхъ враговъ: — пусть ихъ слѣдитъ
Избытокъ нашей храбрости.
Рамбюръ. Ну, если
Они заплачутъ кровью лошадей —
Вамъ не видать ихъ собственнаго плача.
Гонецъ. Враги уже сомкнулись къ битвѣ, пэры.
Конетабль. Такъ на коней, могучіе друзья!
Не медлите! Взгляните лишь на эту
Оборванную сволочь! Взоръ вашъ можетъ
Одинъ изгнать ихъ души вонъ изъ тѣлъ,
Оставивши отъ всей толпы ихъ кучу
Негодной человѣчьей шелухи.
Тутъ негдѣ разгуляться и рукѣ;
Во всѣхъ ихъ тощихъ жилахъ не найдется
Довольно теплой крови, чтобъ запачкать
Намъ сталь мечей, которые сегодня
Придется намъ вложить опять въ ножны,
Не давъ имъ поработать. Отбить дунуть,
Чтобъ сбыть весь строй враговъ. Толпа холопьевъ,
Зѣвающихъ напрасно въ нашемъ станѣ,
Могла бъ одна очистить поле битвы
Отъ этакихъ враговъ, оставя намъ
Смотрѣть на ихъ погромъ, когда бы только
Могла дозволить это наша доблесть!
Что жъ много говорить? Намъ стоитъ только
Махнуть рукой, чтобъ кончить все! — живѣй же!
Пускай трубятъ; садитесь на коней —
И вѣрьте мнѣ, что, чуть мы выйдемъ въ поле,
Враги падутъ, чтобъ не подняться бодѣ.
Гранпре. Чего мы ждемъ, друзья? Взгляните только,
Какъ эти полутрупы англичанъ,
Отчаявшись сберечь свои скелеты,
Позорятъ наши чудныя поля
Своимъ присутствіемъ! О, посмотрите,
Съ какой насмѣшкой развѣваетъ воздухъ
Оборванные клочья ихъ знаменъ!
Какъ отощалъ свирѣпый богъ войны
Подъ ихъ забраломъ! Какъ смѣшно и вяло
Сидятъ они на лошадяхъ — точь-въ-точь
Фигуры на подсвѣчникахъ, что держатъ
Намѣсто копій свѣчи. А ихъ кони!
Видали ль вы такихъ несчастныхъ клячъ?
Ихъ шеи согнуты, глаза слезятся,
Сквозь кожу видны ребра; удила,
Запачканныя жеваной травой,
Торчать, не шелохнувшись; стаи галокъ
Кружатся съ нетерпѣньемъ палачей
Надъ этимъ жалкимъ строемъ. Трудно даже
Найти слова, чтобъ выразить характеръ
Такой толпы, глядящей мертвецами,
Когда бъ, напротивъ, имъ всего нужнѣй
Казаться было полными здоровья.
Конетабль. Они ужъ помолились передъ смертью.
Дофинъ. Послушайте, не слѣдуетъ ли намъ
Послать сначала имъ поѣсть предъ битвой
Да кстати покормить ихъ лошадей,
Чтобъ было, съ чѣмъ сражаться?
Конетабль. Я лишь жду
Прибытья знамени. Да, впрочемъ, что тутъ
Напрасно дожидаться? Я сорву
Значокъ съ трубы и ринусь съ нимъ въ сраженье.
Впередъ, друзья! — Мы тратимъ лишь мгновенья! (Уходятъ).
Глостеръ. Гдѣ государь?
Бэдфордъ. Отправился верхомъ
Подробнѣе взглянутъ на мѣстность битвы.
Вестморлэндъ. Ихъ будетъ слишкомъ тысячъ шестьдесятъ 41).
Эксетеръ. Поэтому придется по пяти
На каждаго изъ насъ, да, сверхъ того,
Они бодры и свѣжи.
Салисбюри. Богъ за насъ —
Вотъ чѣмъ мы ихъ сильнѣй. Идемте, принцы,
Къ своимъ постамъ. Ужъ если нѣтъ надежды
Намъ встрѣтиться здѣсь вновь, то разойдемтесь
По крайней мѣрѣ съ радостью, въ надеждѣ
Счастливой встрѣчи въ небѣ. До свиданья,
Другъ Эксетеръ, Бэдфордъ и храбрый Глостеръ!
(Вестморланду). А также ты, любезный брать!
(Войску). Прощайте
И вы, товарищи, протайте всѣ!
Бэдфордъ. Прощай; — будь счастливъ, храбрый Салисбюри!
Эксетеръ. Прощай; — сражайся доблестнѣй; но, впрочемъ,
Что оскорблять тебя такимъ желаньемъ,
Когда ты весь одна живая доблесть.
Бэдфердъ. Онъ храбръ и добръ не меньше короля.
Вестморландъ. О, если бъ мы могли теперь имѣть
Хоть десять тысячъ воиновъ изъ тѣхъ,
Которые сидятъ, сложивши руки,
На родинѣ!
Король. Кто говоритъ объ этомъ?
Ты, Вестморландъ? — Нѣтъ, добрый братъ, — ужъ если
Намъ должно умереть, то пусть умремъ
Мы здѣсь одни, не отягчая лишней
Потерей родину 42). Когда жъ удастся
Намъ побѣдить, то тѣмъ славнѣе будетъ
Побѣда съ меньшимъ войскомъ. Пусть совершится
Во всемъ Господня воля! Не желай
Намъ въ помощь никого. Что до меня —
Я не былъ никогда, клянусь Зевесомъ,
Пристрастенъ къ золоту; — я не скупился
Кормить другихъ на собственный свой счетъ;
Я не жалѣлъ дарить свои одежды. —
Подобные пороки не гнѣздились
Въ моей душѣ; но если счесть порокомъ —
Желать безъ мѣры славы, то, клянусь,
Я самый страшный грѣшникъ! Не желай же,
Любезный братъ, намъ помощи; — иначе,
Мнѣ кажется, что каждый лишній воинъ
Отниметъ у меня крупицу славы,
Которой не согласенъ я отдать
За лучшія надежды. Не желай,
Прошу тебя! Ступай сказать, напротивъ,
Всѣмъ воинамъ, что если кто изъ нихъ
Не хочетъ драться съ нами — пусть покинетъ
Немедля станъ: онъ тотчасъ же получитъ
Свой отпускъ вмѣстѣ съ деньгами въ дорогу.
Мы не хотимъ погибнуть съ человѣкомъ,
Кого пугаетъ смерть. Сегодня день
Святого Криспіана. Вѣрьте мнѣ,
Что тотъ, кому удастся невредимо
Вернуться вновь въ отчизну — встрепенется
Отъ гордости, едва услышитъ имя
Святого Криспіана 43). Старикомъ
Встрѣчать онъ будетъ этотъ день, какъ праздникъ
Въ кругу своихъ друзей, сказавъ имъ: «завтра
День славный Криспіана!» — и затѣмъ,
Поднявъ рукавъ, онъ гордо имъ покажетъ
Рубцы отъ ранъ. Пусть старики съ трудомъ
Хранятъ о прошломъ память; но, забывъ
Про все, они до самой двери гроба
Не позабудутъ подвиговъ своихъ,
Свершенныхъ въ этотъ день. Не обойдется
И безъ прикрасъ, Всѣ наши имена —
Бэдфордъ, Эксетеръ, Генрихъ, Салисбюри,
Тальботъ, Варвикъ и Глостеръ — будутъ долго
Звучать у нихъ въ устахъ, какъ имена
Извѣстныхъ всѣмъ предметовъ. Старики
Насъ вспомнятъ всѣхъ за чашей; юный сынъ
Узнаетъ отъ отца про славный день
Святого Криспіана, и до самой
Кончины міра будутъ вспоминать
Въ великій этотъ день о горсти братьевъ,
Пролившихъ славно кровь! Я объявляю,
Что тотъ, кто будетъ драться въ этотъ день
Со мной на этомъ полѣ, будетъ признанъ
По крови равнымъ мнѣ, какъ ни была бы
Она низка въ немъ прежде: — этотъ день
Его облагородитъ. Тѣ дворяне,
Что спятъ теперь въ отчизнѣ, проклянутъ
Себя за то, что не были здѣсь съ нами;
Ихъ мужество понизится въ цѣнѣ,
Когда заговорить предъ ними тотъ,
Кто дрался въ день святого Криспіана!
Салисбюри. Готовьтесь, государь: враги сомкнулись
И, вѣрно, нападутъ на насъ сейчасъ.
Король. Намъ нечего готовиться, коль скоро
Готовы мы душой.
Вестморлэндъ. Будь проклятъ тотъ,
Кто вздумалъ бы теперь отстать отъ братьевъ!
Король. Такъ ты ужъ не желаешь намъ подмоги?
Вестморландъ. Клянусь душой, я радъ бы былъ рѣшить
Вдвоемъ съ одними вами все сраженье.
Король. Ты отказался этими словами
Отъ пяти тысячъ человѣкъ — и это
Мнѣ нравится сильнѣе, чѣмъ твое
Прошедшее желанье о подмогѣ.
Къ постамъ, друзья — и Богъ да будетъ съ вами!
Монжуа. Въ послѣдній разъ являюсь я къ тебѣ,
Британскій повелитель, съ предложеньемъ —
Не вздумаешь ли ты пойти на выкупъ
Предъ вѣрной гибелью? Ты здѣсь стоишь
Надъ страшной, мрачной пропастью, готовой
Пожрать тебя. Нашъ храбрый конетабль,
Подвигнутый сердечнымъ состраданьемъ,
Послалъ меня поэтому въ вашъ лагерь
Подать твоимъ войскамъ благой совѣтъ —
Покаяться предъ смертью, чтобы съ миромъ
Покинуть это поле, гдѣ должны
Лежать и тлѣть ихъ кости.
Король. Кѣмъ ты присланъ
На этотъ разъ?
Монжуа. Французскимъ конетаблемъ.
Король. Отвѣтъ мой будетъ тотъ же. Отнеси
Его къ нему, да посовѣтуй кстати
Сперва меня убить и ужъ потомъ
Оцѣнивать меня въ моей могилѣ.
О, Господи, за что они смѣются
Надъ нами такъ? Не схожи ли они
Съ охотникомъ, продавшимъ шкуру звѣря
Задолго до охоты, между тѣмъ
Какъ этотъ звѣрь, быть-можетъ, растерзаетъ
Его же самого? Что до меня —
Я убѣжденъ, что многіе изъ насъ
Умрутъ спокойно дома, гдѣ гробницы
Ихъ мирно увѣнчаются плитой
Съ разсказомъ о ихъ славѣ. Да и тѣ,
Кому придется тлѣть въ землѣ французской,
Прославятся не меньше, если бъ даже
Вы вздумали зарыть ихъ въ грязный соръ.
Ихъ тамъ отыщетъ солнце; — испаряя,
Оно умчитъ ихъ доблести на небо,
Земной же частью заразитъ вашъ воздухъ
И породитъ во Франціи чуму.
Такъ храбрость англичанъ и послѣ смерти
Надѣлаетъ вамъ бѣдъ подобно ядрамъ,
Разящимъ на излетѣ. Мы убьемъ
Васъ мертвыми тѣлами… Но довольно!
Пора поднять мнѣ голосъ горделивѣй:
Скажи тому, кѣмъ посланъ ты, что мы
Пока еще бѣдны; что наше войско
Утомлено отъ трудныхъ переходовъ;
Доспѣхи наши грязны отъ дождей;
На шлемахъ перьевъ нѣтъ, что можетъ вамъ
Служить порукой въ томъ, что страхъ не дастъ
Намъ крыльевъ для побѣга, — но зато
Сердца полны въ насъ мощью и отвагой!
Мои солдаты вѣрятъ, что сегодня
Они найдутъ достаточно одеждъ
На трупахъ вашихъ воиновъ, лишивши
Ихъ средствъ сражаться впредь. Коль скоро Богъ
Поможетъ намъ — (во что я вѣрю твердо) —
Исполнить это все, то я найду,
Чѣмъ выкупить себя. Теперь ступай
И не являйся больше съ предложеньемъ
О выкупѣ. Безжизненный мой трупъ —
Вотъ все, что я могу вамъ предложить;
Да и его возьмете вы въ гакомъ
Негодномъ состояньи, что едва ли
Онъ вамъ послужитъ въ пользу. Передай,
Что слышалъ, конетаблю.
Монжуа. Я исполню
Приказъ твой, государь. Ты не увидишь
Лица герольда больше. (Уходитъ Монжуа).
Король. Я боюсь,
Что ты придешь къ намъ снова съ предложеньемъ
О выкупѣ. (Входитъ герцогъ Іоркскій) 44).
Герц. Іоркскій. Молю васъ, государь,
Позволить мнѣ сражаться въ авангардѣ.
Король. Согласенъ, храбры! Іоркъ. Впередъ, друзья!
Самъ Богъ намъ вождь для нынѣшняго дня! (Уходятъ).
Пистоль. Сдавайся, собака!
Франц. воинъ. Je pense, que touz êtes le gentilhomme de bonne qualité.
Пистоль. Калите? Callino castore me 45). Говори, дворянинъ ты или нѣтъ? Твое имя?.. Скорѣй!
Франц. воинъ. О, Seigneur Dieu!
Пистоль. А, синьоръ Дье!.. Должно-быть, дворянинъ.
Такъ знай же, синьоръ Дье, что я зарѣжу
Тебя сейчасъ, когда ты не заплатишь
Мнѣ выкупа.
Франц. воинъ. О, prenez miséricorde! ayez pitié de moy 46).
Пистоль. Сказать ты «мой!» — монета это, что ли?
Одной мнѣ мало, сорокъ подавай!
Не то я вырву этими руками
Тебѣ кишки чрезъ твой поганый ротъ.
Франц. воинъ. Est-il impossible d'échapper la force de ton bras 47)?
Пистоль. Brass — то-есть мѣдь 48). Ахъ, ты, козелъ! Собака!
Ты смѣешь предлагать мнѣ выкупъ мѣдью?
Франц. воинъ. О, pardonnez moi!
Пистоль. Что онъ пищитъ?.. О бочкѣ «мойевъ», что ли?
Эй, ты, мальчишка! Распроси, какъ кличутъ
Его по-ихнему?
Мальчикъ. Econtez, comment êtes tous appelé 49)?
Франц. воинъ. Monsieur le Fer.
Мальчикъ. Онъ говорить, что его зовутъ мистеръ Феръ.
Пистоль. Феръ? Скажи, что я его обферю, обдеру и оберу! Переведи ему это.
Мальчикъ. Да я не знаю, какъ по-французски обферю, обдеру и оберу.
Пистоль. Скажи ему, чтобъ онъ приготовился, потому что а сейчасъ буду рѣзать ему горло.
Франц. воинъ. Que dit-il, monsieur?
Мальчикъ. Il me commande de tous dire, que tous faites tous prêt, car ce soldat ici est disposé tout à cette beure de couper votre gorge 50).
Пистоль. Вуй, — купе горжъ, подлецъ! Паръ на фуа!
И если ты сейчасъ же мнѣ не дашь
Хорошихъ, звонкихъ кронъ — я измозжу
Тебя всего отъ головы до пятокъ.
Франц. воинъ. О, je tous supplie, pour l’amour de Dieu, pardonner! Je suis gentilhomme de bonne maison; gardez ma vie, et je tous donnerai deux cents écus 51).
Пистоль. Что онъ бормочетъ?
Мальчикъ. Онъ проситъ пощадить ему жизнь; говоритъ, что онъ дворянинъ изъ хорошей фамиліи и что онъ дастъ вамъ за свой выкупъ двѣсти кронъ.
Пистоль. Скажи, что я смягчился и согласенъ
Дать жизнь ему за кроны!
Франц. воинъ. Petit monsieur, que dit-il?
Мальчикъ. Encore, qu’il est contre son jurement de pardonner aucun prisonnier; néanmoins, pour les écus, que tous Taxez promis, il est content de tous donner la liberté, le franchissement.
Франц. воинъ. Sur mes genoux, je tous donne mille remerciements, et je m’estime heureux, que je suis tombé entre les mains d’un chexalier, je pense, le plus Ѣгате, xaliant, et très distingué seigneur d’Angleterre 52).
Пистоль. Объясняй, мальчишка.
Мальчикъ. Онъ на колѣнахъ благодаритъ васъ за милость и считаетъ себя счастливымъ, что попалъ, какъ думаетъ, въ руки храбрѣйшаго и достойнѣйшаго рыцаря Англіи.
Пистоль. Хорошо, — я окажу ему милосердіе, такъ же вѣрно, какъ то, что сосу кровь. За мной, собака! (Уходитъ).
Мальчикъ. Suixez tous le grand capitaine. (Французскій воинъ уходитъ вслѣдъ за Пистолемъ). Я никогда не думалъ, чтобъ эта пустая грудь могла такъ горланить. Вѣрно, недаромъ говорятъ, что пустой горшокъ звучитъ сильнѣй. Бэрдольфъ и Нимъ — оба повѣшаны, а между тѣмъ они были въ десять разъ храбрѣе этого ревущаго дьявола старыхъ комедій, которому при всемъ томъ можно окорнать когти деревянной шпагой шута. Впрочемъ, вѣдь и ему не миновать висѣлицы, если только онъ рѣшится украсть что-нибудь поважнѣе. Я долженъ оставаться съ служителями при обозѣ. Вотъ было бъ, чѣмъ поживиться французамъ, если бъ они знали, что обозъ охраняютъ мальчишки. (Уходитъ).
Конетабль. О, diable!
Герц. Орлеанскій. О, seigneur! — le jour est perdu! Tout est perdu 53)!
Дофинъ. Mort de ma тіе!.. все кончено! мы сбиты!
Позоръ нашелъ пріютъ на нашить шлемахъ!
Méchante fortune! Постойте жъ, не бѣгите!
Конетабль. Ряды совсѣмъ разстроились.
Дофинъ. О, стыдъ!
Убьемъ самихъ себя! И это — люди,
Которыхъ мы разыгрывали въ кости!
Герц. Орлеанскій. Вотъ вамъ король, съ котораго хотѣли
Мы взять легко такъ выкупъ.
Герц. Бурбонскій. Вѣчный стыдъ!
Умремте всѣ! Попробуемте, впрочемъ,
Еще вернуться въ битву. Эй, впередъ,
За герцогомъ Бурбонскимъ! Тотъ подлецъ,
Кто не пойдетъ! Пускай ему придется
Стоять у двери комнаты, въ которой
Сквернить его любимѣйшую дочь
Подлѣйшій изъ рабовъ!
Конетабль. Пусть безпорядокъ
Послужитъ намъ же въ пользу. Напирайте
Нестройною толпой; пускай врагамъ
Не дешево достанется побѣда.
Герц. Орлеанскій. Насъ все еще довольно; мы могли бы
Легко ихъ задавить, когда бы только
Успѣли вновь возстановить порядокъ.
Герц. Бурбонскій. Не до того!.. Кидайтесь въ свалку прямо!
Утративъ честь, не стоитъ жить для срама (Уходятъ).
СЦЕНА 6-я править
Король. Товарищи, вы бились хорошо;
Но трудъ еще не конченъ: врагъ, какъ прежде,
Удерживаетъ поле.
Эксетеръ. Государь,
Меня прислалъ къ вамъ герцогъ Іоркскій.
Король. Что онъ?
Живъ или нѣтъ? Я видѣлъ, какъ онъ трижды
Поверженъ былъ на землю и три раза
Вставалъ въ крови отъ шлема и до шпоръ.
Эксетеръ. И въ этомъ самомъ доблестномъ нарядѣ
Лежитъ отважный воинъ на землѣ,
Чтобъ больше не вставать! И рядомъ съ нимъ —
Товарищъ славныхъ ранъ его достойный —
Милордъ Суффолькъ, убитый прежде Іорка.
Я видѣлъ самъ, какъ Іоркъ подползъ черезъ силу,
Изрубленный, покрытый кровью къ мѣсту,
Гдѣ, погруженный въ ссѣвшуюся кровь,
Лежалъ Суффолькъ, — съ любовью взялъ его
За бороду рукою, припалъ лицомъ
Къ его зіявшимъ ранамъ и воскликнулъ:
«Дождись меня, мой братъ! Я полечу
Съ тобой на небо вмѣстѣ! Погоди!
По-рыцарски сражались мы съ тобой
На этомъ славномъ полѣ — и съ тобой же
Хочу летѣть я въ небо!» Тутъ я сталъ
Твердить ему о бодрости; а онъ,
Взглянувши на меня, съ улыбкой подалъ
Хладѣющую руку и сказалъ:
«Прощай! — снеси привѣтъ мой государю!»
Потомъ израненной рукой онъ обнялъ
Суффолька трупъ, прильнулъ къ нему устами
И, закрѣпивъ кровавою печатью
Угасшую любовь, помчался въ небо,
Обвѣнчанный со смертью… Тутъ, какъ ни былъ
Я твердь до той поры, но слезы градомъ
Посыпались изъ глазъ моихъ, какъ будто
Природа матери моей изгнала
Во мнѣ всю бодрость мужа!
Король. Не дивлюсь!
Уже одинъ разсказъ твой заставляетъ
Меня скрѣпить глаза, чтобъ и они
Не брызнули горячими слезами. (Шумъ битвы).
Но что за шумъ? Враги, какъ видно, снова
Построились въ ряды. О, такъ велите жъ
Солдатамъ рѣзать плѣнныхъ! Передайте,
Не медля, мой приказъ. (Уходятъ).
Флюелленъ. Рѣзать мальчишка въ обозъ! Да это противъ всякое правило войны! Это самое подлое дѣло, какое только можетъ быть. Скажите мнѣ по совѣсть, — развѣ не правда?
Гоуеръ. Правда, ни одного малолѣтняго не оставили въ живыхъ. И всю эту рѣзню сдѣлали мерзавцы, убѣжавшіе съ поля сраженья. Кромѣ того, они сожгли и разграбили все, что было въ королевской палаткѣ, за что король совершенно справедливо приказалъ солдатамъ рѣзать плѣнныхъ 54). О, нашъ король славный человѣкъ!
Флюелленъ. Онъ родился въ Монмоусъ, капитанъ Гоуеръ. Можете вы мнѣ сказать имя городъ, гдѣ родился Александръ большой?
Гоуеръ. То-есть — Александръ Великій?
Флюелленъ. Позвольте: развѣ большой и великій не тоже самый? Большой, великій, величественный, огромный, длинный — это все одно значитъ, только звукъ нѣсколько разный!
Гоуеръ. Кажется, Александръ Великій родился въ Македоніи, а отца его, если я не ошибаюсь, звали Филиппомъ Македонскимъ.
Флюелленъ. Да, это такъ: Александръ родился въ Македонія, — я могу васъ увѣрять, капитанъ, что если вы броситъ взглядъ на карта, то найдетъ большое сходство между Македонія и Монмоусъ. Въ Македоніи есть рѣка, и въ Монмоусъ также рѣка; въ Монмоусъ ее зовутъ Вайя, а какъ зовутъ другая — совсѣмъ вышла изъ мой память; — но это не большой бѣда: онѣ обѣ похожъ одна на другая, какъ два пальца на рука, и въ обѣ есть семга. Если вы разсмотритъ жизнь Александра и жизнь Гарри Монмоусъ, то вы найдетъ между нихъ большое сходство, потому что всѣ вещи имѣютъ своя фигура. Александръ, какъ вы знаетъ, въ припадокъ гнѣва, ярости, бѣшенства и неудовольствія, когда при томъ мозгъ его былъ немножко пьянъ, убилъ на пиру свой лучшій другъ Клитусъ.
Гоуеръ. Ну, въ этомъ нашъ король на него не походитъ: онъ никогда не убивалъ своихъ друзей.
Флюелленъ. О, зачѣмъ вы вырываетъ разсказъ изъ мой ротъ прежде, чѣмъ онъ готовъ и конченъ? Это нехорошо! Я говоритъ фигурально и уподобительно. Какъ Александръ въ нетрезвый видъ убилъ свой другъ Клитусъ, такъ Гарри Монмоусъ, совсѣмъ въ здравый умъ я сужденье, прогналъ отъ себя жирный рыцарь съ большой животъ, полный разный порокъ и всякой мерзость. Я позабылъ его имя.
Гоуеръ. Сэръ Джонъ Фальстафъ.
Флюелленъ. Онъ самый. Да, — скажу вамъ правда, въ Монмоусъ родятся хорошіе люди.
Гоуеръ. Вотъ и его величество.
Король. Я въ первый разъ сержусь съ тѣхъ поръ, какъ прибылъ
Во Францію… Герольдъ, скачи сейчасъ
Къ тѣмъ всадникамъ на холмѣ и скажи,
Что ежели они хотятъ сражаться,
То тотчасъ бы сошли; а если нѣтъ —
То пусть оставятъ поле. Намъ противно
На нихъ смотрѣть. Когда они посмѣютъ
Ослушаться, то мы заставимъ ихъ
Разсыпаться, какъ камни изъ пращей,
И, сверхъ того, убьемъ безъ милосердія
Всѣхъ взятыхъ въ плѣнъ. Пускай имъ скажутъ это.
Эксетеръ. Вотъ, государь, идетъ герольдъ французовъ.
Глостеръ. И, кажется, онъ смотритъ поскромнѣй.
Король. Чего онъ хочетъ вновь? Иль онъ забылъ,
Что я даю въ свой выкупъ только кости.
Ужели онъ пришелъ опять твердить
О выкупѣ?
Монжуа. Нѣтъ, славный государь!
Я прихожу съ смиреннѣйшею просьбой
Дозволить намъ собрать на полѣ битвы
Кровавыя тѣла, чтобъ схоронить
Ихъ съ почестью. Намъ должно отобрать
Отъ тѣлъ солдатъ тѣла дворянъ и принцевъ,
Затѣмъ, что много принцевъ утопаютъ
Въ крови простыхъ наемниковъ, и много
Простыхъ солдатъ купаются въ крови
Знатнѣйшихъ и дворянъ. Ихъ кони дико
Блуждаютъ по травѣ въ густой крови
По щиколку и бьютъ господъ копытомъ,
Какъ будто бы сбираясь умертвить
Ихъ послѣ самой смерти. Разрѣши,
Великій повелитель, осмотрѣть
Намъ поле безъ помѣхи и предать
Умершихъ погребенью.
Король. Право, я
Не знаю самъ, кто выигралъ сраженье:
По полю скачетъ множество французовъ
Еще до сей поры.
Монжуа. Побѣда ваша.
Король. Хвала Творцу!.. Его святая помощь
Послала намъ побѣду. Какъ зовутъ
Тотъ замокъ на пригоркѣ?
Монжуа. Азинкуртомъ.
Король. Пускай же называется впередъ
И битва въ день святого Криспіана
Побѣдой Азинкуртской.
Флюелленъ. Съ позволенье, ваше величество, осмѣлюсь напомнить, что вашъ блаженный память прадѣдъ и вашъ великій прадядя, Эдуардъ, Черный принцъ, имѣлъ также славная битва съ французы, какъ это я прочиталъ въ хроникъ.
Король. Это правда, Флюелленъ.
Флюелленъ. Ваше величество долженъ помнить, что валлисцы оказали большой услугъ въ этотъ день въ одинъ садъ, гдѣ росла порей. Они украсилъ этой трава своей монмоусска шапка, и съ той времени порей сталъ почетный знакъ ихъ храбрость. Думаю, что и ваше величество не сочтетъ унизительнымъ для себя украсить свой шапка порей въ день святой Давидъ 55).
Король. Я съ гордостью исполню, какъ валисецъ
И твой землякъ, столь доблестный обрядъ.
Флюелленъ. Всѣ воды Вайи не смоютъ валисской кровь изъ тѣло вашего величества. Да сохранитъ и да благословитъ ее Богъ, пока это будетъ угодно его милость.
Король. Благодарю, землякъ.
Флюелленъ. Я точно землякъ, ваше величество, и не постыжусь признаться въ этомъ предъ цѣлый свѣтъ, если только ваше величество будетъ всегда оставаться честный человѣкъ.
Король. Пошли Господь мнѣ силъ исполнить это!
Пускай теперь герольды сосчитаютъ
Убитыхъ на обѣихъ сторонахъ.
Позвать ко мнѣ вотъ этого солдата.
Эксетеръ. Эй, товарищъ, подойди къ его величеству.
Король. Зачѣмъ носишь ты на своемъ шлемѣ перчатку?
Вилльямсъ. Съ позволенія вашего величества, это — залогъ человѣка, съ которымъ я обязанъ драться, если только онъ остался живъ.
Король. Онъ англичанинъ?
Вилльямсъ. Ваше величество, это — бездѣльникъ, который поругался со мною прошедшею ночью, и я обѣщалъ дать ему пощечину, когда онъ при встрѣчѣ со мной потребуетъ эту перчатку обратно. И я дамъ ему пощечину непремѣнно, если увижу на его шлемѣ свою перчатку, которую носить онъ поклялся честью солдата.
Король. Какъ ты думаешь, Флюелленъ, — долженъ ли этотъ солдатъ сдержать свою клятву?
Флюелленъ. Непремѣнно, ваше величество, — иначе онъ будетъ презрѣнна трусъ и подлецъ.
Король. Но, можетъ-быть, его противникъ высокаго сана и не можетъ унизиться до принятія подобнаго вызова.
Флюелленъ. Это совершенно ничего. Будь онъ такой важный дворянинъ, какъ самъ чортъ, Луциферъ и Вельзевулъ, онъ все-таки долженъ держать своя клятва. Въ противный случай онъ потеряетъ вся своя репутація, какъ послѣдній бездѣльникъ, который когда-либо топталъ земля своими грязными подошвы. Такъ полагаю я по чистой мой совѣсть.
Король (Вилльямсу). Такъ смотри, сдержи же слово, когда встрѣтишь своего противника.
Вилльямсъ. Сдержу непремѣнно, клянусь въ этомъ жизнью.
Король. Кто твой начальникъ?
Вилльямсъ. Капитанъ Гоуеръ, ваше величество.
Флюелленъ. Гоуеръ храбрый капитанъ; онъ много читалъ про военный искусство.
Король (Вилльямсу). Позови его ко мнѣ.
Вилльямсъ. Слушаю, ваше величество.
Король. Флюелленъ, — прими этотъ знакъ моей милости и носи его на своемъ шлемѣ. (Даетъ ему перчатку). Когда мы съ Алансономъ упали вмѣстѣ на землю, я сорвалъ эту перчатку съ его шлема. Если кто-нибудь ее у тебя потребуетъ — знай, что это мой врагъ и другъ Алансона. Проучи такого человѣка хорошенько, чтобъ доказать твою преданность мнѣ.
Флюелленъ. Ваше величество оказываетъ мнѣ такой великій честь, какой только можетъ пожелать вѣрноподданный. Желалъ бы я посмотрѣть на человѣкъ о два нога, который осмѣлится потребовать эта перчатка. Да, я очень хотѣлъ бы посмотрѣть на такой человѣкъ и дай Богъ, чтобъ я его увидѣлъ.
Король. Знаешь ли ты Гоуера?
Флюелленъ. Это мой самый хорошій другъ, ваше величество.
Король. Такъ сходи, пожалуйста, за нимъ и приведи его бъ мою палатку.
Флюелленъ. Приведу, ваше величество.
Король. Ступайте велѣлъ за нимъ. Варвикъ и Глостеръ;
Не то залогъ, который онъ унесъ,
Поможетъ получить ему, пожалуй,
Пощечину. Перчатка та Вилльямса,
И я бы долженъ самъ, по обѣщанью,
Носить ее на шлемѣ. Поспѣшите жъ.
Вилльямсъ горячъ, и я почти увѣренъ,
Что онъ его ударитъ, а Флюелленъ
Не вытерпитъ обиды; онъ вѣдь тоже
Готовъ вспылить, какъ порохъ, и навѣрно
Захочетъ смыть обиду. Посмотрите жъ,
Чтобъ не было бѣды. Идемъ, Эксетеръ.
Вилльямсъ. Я увѣренъ, капитанъ, что васъ зовутъ затѣмъ, чтобъ посвятить въ рыцари.
Флюелленъ. Богъ послалъ вамъ великій милость, капитанъ: ступайте скорѣй къ самъ король: — васъ зовутъ. Думаю, что вы тамъ получитъ больше почетъ, чѣмъ вы можетъ видѣть во снѣ.
Вилльямсъ. Знаешь ли ты эту перчатку, пріятель?
Флюелленъ. Знаю ли я эта перчатка?.. Знаю, — перчатка — перчатка.
Вилльямсъ. Я знаю ее также и вотъ какъ требую назадъ.
Флюелленъ. А, бездѣльникъ! Это первый измѣнникъ, какой только есть въ цѣлый міръ, во вся Франція и Англія.
Гоуеръ. Что это значитъ, бездѣльникъ?
Вилльямсъ. А ты думалъ, я забылъ свою клятву?
Флюелленъ. Отойдитъ, капитанъ Гоуеръ! Я сумѣетъ отплатить ударъ за ударъ этотъ измѣнникъ.
Вилльямсъ. Я не измѣнникъ.
Флюелленъ. Врешь! Именемъ его величества требую, чтобъ взять этотъ подлецъ: онъ — другъ герцогъ Алансонъ.
Варвикъ. Что тутъ такое случилось? Въ чемъ дѣло?
Флюелленъ. Лордъ Варвикъ! Здѣсь, благодаря Богъ, обнаруженъ самый подлый измѣнъ такъ же ясно, какъ въ лѣтній день. Но вотъ и его величество.
Король. Что случилось?
Флюелленъ. Ваше величество! Вотъ мерзавецъ и измѣнникъ, который сбилъ съ мой шлемъ перчатка, который вы отнялъ у герцогъ Алансонъ.
Вилльямсъ. Государь, это — моя перчатка, и вотъ ея пара. Я обѣщалъ дать пощечину тому, кто будетъ носить ее на шлемѣ. Она была на этомъ человѣкѣ — и я сдержалъ свое обѣщанье.
Флюелленъ. Слышитъ, ваше величество, какой это подлый, паршивый мерзавецъ. Надѣюсь, ваше величество подтвердитъ, что это перчатка герцогъ Алансонъ, и что вы самъ изволилъ дать ее мнѣ.
Король (Вилльямсу). Подай мнѣ твою перчатку. Посмотри, вотъ пара къ ней. Сегодня ночью ты обѣщалъ меня ударить, насказавши мнѣ кучу грубостей.
Флюелленъ. Этотъ бездѣльникъ долженъ отвѣтить свой шея, если есть на свѣтѣ какой-либо военный законъ.
Король. Чѣмъ же ты оправдаешься?
Вилльямсъ. Оскорбленія дѣлаются отъ сердца, а въ моемъ никогда не было и тѣни дурной мысли противъ вашего величества.
Король. Но ты наговорилъ дерзостей именно мнѣ.
Вилльямсъ. Ваше величество были тогда въ чужомъ видѣ и говорили со мной, какъ простой солдатъ. Меня ввели въ обманъ темнота ночи, ваша одежда и ваше простое обращеніе; — потому отвѣтственность за оскорбленіе, которое вы получили, должна пасть на васъ самихъ, а не на меня. Я причинилъ обиду не вамъ, а человѣку, за котораго васъ принялъ, и потому прошу ваше величество меня простить.
Король. Насыпьте кронъ въ перчатку и отдайте
Ее ему, лордъ Эксетеръ. А ты
Носи ее на шлемѣ въ знакъ отличья,
Пока я не потребую отдать
Ее назадъ. Вотъ кроны; — а тебѣ
Придется помириться съ нимъ, Флюелленъ.
Флюелленъ. По чести, у этотъ человѣкъ есть храбрость въ животъ. Вотъ тебѣ и отъ меня двѣнадцать пенсъ. Молись Богу и берегись всяка споръ, ссоръ и раздоръ. Это будетъ очень хорошо для тебя.
Вилльямсъ. Не нужно мнѣ вашихъ денегъ.
Флюелленъ. Возьми — я даю отъ чистое сердце. Они пригодятся тебѣ на починки башмаковъ. Полно, не будь такъ совѣстливъ: твои башмакъ не хорошъ, а шиллингъ хорошъ, это вѣрно; а то, если хочешь, я его перемѣнитъ.
Король. Ну, что, герольдъ, сосчитаны ли трупы?
Герольдъ (подавая списокъ). Вотъ счетъ французскихъ тѣлъ.
Король. А кто изъ знатныхъ
Попался въ плѣнъ?
Эксетеръ. Племянникъ короля,
Карлъ герцогъ Орлеанскій, Джонъ Бурбонскій,
Лордъ Бусико и тысяча пятьсотъ
Бароновъ и дворянства, не считая
Простыхъ солдатъ.
Король. Изъ списка можно видѣть,
Что десять тысячъ тѣлъ однихъ враговъ
Покрыли поле битвы. Въ ихъ числѣ
Сто двадцать шесть бароновъ и дворянъ,
Имѣвшихъ знамена, да восемь тысячъ
Четыреста простыхъ дворянъ и сквайровъ,
Изъ коихъ лишь вчера посвящены
Пятьсотъ въ санъ рыцарей. Затѣмъ выходитъ.
Что изъ всего количества убитыхъ
Начтется только тысяча шестьсотъ
Наемниковъ; всѣ остальные — принцы
Иль рыцари высокой, чистой крови.
Убиты изъ знатнѣйшихъ: Де-ла-Бре —
Великій конетабль, Жакъ Шатильонскій —
Великій адмиралъ, глава стрѣлковъ —
Рамбюръ, гросмейстеръ Франціи — Гискаръ,
Джонъ герцогъ Адансонскій, герцогъ Баръ,
Братъ герцога Бургундскаго, Антоній
Брабантскій, Фоконберъ, Русси, Граннре,
Бомонъ, Фуа Водмонъ, Лестредь и марль.
Поистинѣ, вотъ царственное поле
Убитыхъ тѣлъ! Теперь посмотримъ, сколько
Погибло нашихъ. (Герольдъ подаетъ королю другой списокъ).
Герцогъ Іоркскій, графъ
Суффолькъ, сэръ Ричардъ Кетле, Дэви Гамъ,
Эсквайръ — и больше никого изъ славныхъ
Именъ, а прочихъ только двадцать пять.
О, Боже, — тутъ была Твоя десница!
И не себѣ, а только ей одной
Должны мы приписать все наше счастье.
Когда же былъ примѣръ, чтобъ въ честной битвѣ,
Безъ хитрости, была такая разность
Въ потерѣ на обѣихъ сторонахъ?
Тебѣ должны мы, Боже, приписать
Всю славу дня!
Эксетеръ. Поистинѣ, чудесно!
Король. Пойдемте же процессіей въ деревню,
И смерть тому, кто вздумаетъ хвалиться
Тѣмъ, что свершилъ сегодня! Богъ одинъ
Виновникъ нашей славы.
Флюелленъ. Но, съ позволенье, ваше величество, я полагаю, что нѣтъ никакой стыдъ говорить, сколько убито.
Король. Да, капитанъ, но только съ оговоркой,
Что Богъ свершилъ все это.
Флюелленъ. Это такъ; говоря по совѣсти, Онъ много помогалъ намъ.
Король. Исполнимъ всѣ священные обряды:
Прослушаемъ Non nobis и Te Deuin,
Схоронимъ мертвыхъ съ честью и затѣмъ
Отправимся въ Калэ, а тамъ — въ отчизну,
Куда никто — готовъ я клясться честью —
Не приходилъ съ счастливѣйшею вѣстью.
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ. править
Хоръ. Позвольте мнѣ для нечитавшихъ хроникъ
Представить здѣсь дальнѣйшія событья;
У тѣхъ же, кто читалъ ихъ — я прошу
Униженно простить невѣрность чиселъ
И хода дѣлъ, которыя притомъ
Едва ль и есть возможность намъ представить
Въ ихъ стройномъ, вѣрномъ видѣ 56). Мы должны
Послѣдовать теперь за королемъ
Въ Калэ, откуда вновь крылатой мыслью
Снесемъ его чрезъ море. Поглядите
Теперь на берегъ Англіи, покрытый,
Какъ сваями, толпой мужчинъ и женщинъ,
Которыхъ крикъ восторга заглушаетъ
И самый голосъ волнъ; межъ тѣмъ какъ море,
Какъ важный государственный сановникъ
На выходѣ, готовитъ путь монарху.
Пускай же онъ пристанетъ и затѣмъ
Поѣдетъ дальше въ Лондонъ. Мысли мчатся
Такъ быстро и легко, что вамъ не трудно
Опять вообразить его въ Блакгэтѣ,
Гдѣ лорды требуютъ, чтобъ онъ позволилъ
Нести предъ нимъ чрезъ городъ щитъ и мечъ,
Изрубленные въ битвѣ. Чуждый чванства,
Онъ строго отвергаетъ предложенье,
Приписывая весь успѣхъ побѣды
Лишь Господу. Работайте теперь
Проворнѣй снова мыслью, чтобъ представить,
Какъ Лондонъ высылаетъ лучшихъ гражданъ
Съ лордъ-мэромъ во главѣ, подобно древнимъ
Сенаторамъ, съ толпой простыхъ плебеевъ
Встрѣчать побѣдоноснаго монарха.
Иль вотъ еще сравненье, хоть оно
И ниже настоящаго событья,
Но все же сходно съ нимъ: вообразите,
Что если бъ полководецъ королевы
Вернулся изъ Ирландіи (что можетъ
Весьма легко случиться) и принесъ бы
Пронзенный бунтъ на шпагѣ, — сколько бъ гражданъ
Покинули дома, чтобы пойти
Ему тогда навстрѣчу 57)! Вотъ такъ точно,
Хотя еще и съ большимъ торжествомъ,
Встрѣчать бѣжали Генриха. Представьте жъ,
Что онъ остался въ Лондонѣ, гдѣ держать
Его моленья Франціи, а также
Посольство императора, который
Вступается за Францію въ надеждѣ
Уладить миръ межъ ними. Пропустите
Дальнѣйшія событья до возврата
Монарха вновь во Францію, куда мы
Отправимся за нимъ; — теперь же я
Окончу свой прологъ напоминаньемъ,
Что все, что я сказалъ — уже прошло.
Не сѣтуйте жъ на пропускъ и за нами
Спѣшите вновь во Францію мечтами. (Уходитъ).
Гоуерь. Да, это правда. Но скажите, почему нынче у васъ на шапкѣ порей? Вѣдь день Давида прошелъ.
Флюелленъ. По причина, капитанъ, непремѣнно по причина. Причина есть во всякой вещь, и я вамъ скажу ее, какъ моему другъ. Подлый бездѣльникъ Пистоль, который я вы, и я, и весь свѣтъ такъ справедливо знаетъ за человѣкъ безъ всякій заслугъ, приходилъ вчера ко мнѣ съ хлѣбъ и соль и говоритъ, чтобъ я кушалъ съ нимъ мой порей. Это случилось въ мѣстѣ, гдѣ я не могъ завести съ нимъ ссоръ; но зато я буду носить мой порей на моя шапка, пока не увижу его вновь — и тогда я поговоритъ съ нимъ нѣсколько насчетъ наши дѣла.
Гоуеръ. Да вотъ и онъ, надутый, какъ индѣйскій пѣтухъ.
Флюелленъ. Это ничего; пусть онъ будетъ раздутъ, какъ индѣйскій пѣтухъ. Какъ поживаетъ знаменосецъ Пистоль? какъ поживаетъ подлый бездѣльникъ?
Пистоль. Что? Спятилъ ты 58), иль захотѣлъ, чтобъ я
Прервалъ твою нить Парки? Прочь, бездѣльникъ!
Меня тошнитъ отъ запаха порея.
Флюелленъ. Вотъ видишь ли, паршивый, мерзавецъ, — я обращаюсь къ вамъ съ покорнѣйшая моя просьба — скушать этотъ порей. Онъ, какъ вы сами изволитъ сказать, противенъ вашъ вкусъ и аппетитъ, такъ вотъ я и желаю, чтобъ вы его скушалъ.
Пистоль. Ни за Кадваладаръ со всѣми его козлами 59)!
Флюелленъ. Вотъ вамъ одинъ козелъ. (Бьетъ его). А теперь прошу васъ начинать его кушать.
Пистоль. Подлый троянецъ 60)! — ты умрешь!
Флюелленъ. Совершенно правда — умру, когда будетъ угодно Богу; а вамъ желаю, чтобъ вы были живъ и кушалъ этотъ порей. Вотъ вамъ и приправъ къ нему. (Бьетъ его). Вы вчера назвалъ меня горный сквайръ, а я сегодня сдѣлаю васъ сквайръ отъ самое низкое мѣсто 61). Кушайте же. Если вы можетъ смѣяться надъ порей, то можетъ также его кушать.
Гоуеръ. Довольно, капитанъ: — вы его совсѣмъ оглушили.
Флюелленъ. Я заставлю его скушать мой порей или буду бить по голова цѣлыхъ четыре дня. Кушайте, — это хорошо для ваша свѣжая рана и для вашъ разбитый башка.
Пистоль. Такъ ѣсть, что ли?
Флюелленъ. Непремѣнно и безъ никакой сомнѣній.
Пистоль. Ну, хорошо! Только, клянусь этимъ самымъ пореемъ, я отомщу жесточайшимъ образомъ, ѣмъ и клянусь.
Флюелленъ. На здоровье. Не хотите ли приправа къ вашъ порей? Жаль, что здѣсь нѣтъ больше порей, чтобъ было надъ чѣмъ давать ваша клятва.
Пистоль. Оставь палку! — видишь, что ѣмъ.
Флюелленъ. На здоровье, бездѣльникъ. Нѣтъ, нѣтъ — прошу не бросай ничего, — и шелуха годится для твоей разбитой башка. Вотъ теперь, когда мы увидимъ опять порей — прошу, смѣйся надъ нимъ побольше.
Пистоль. Хорошо, хорошо.
Флюелленъ. Да, — порей очень хорошо. Вотъ тебѣ гротъ, чтобъ залѣчить твоя башка.
Пистоль. Мнѣ — гротъ!
Флюелленъ. Да, тебѣ, — и ты возьмешь его, потому что иначе я тебѣ заставлю съѣсть другой порей, который лежитъ въ мой карманъ.
Пистоль. Беру твой гротъ въ залогъ моей страшной мести!
Флюелленъ. Когда я тебѣ еще задолжай — то расплачусь съ тобой моей палка. Ты, какъ торговецъ дровъ, не получишь отъ меня ничего, кромѣ дубинъ. Теперь уходи съ Богомъ — и да поможетъ Онъ тебѣ залѣчить твой разбитый башка.
Пистоль. Весь адъ возстанетъ за это!
Гоуеръ. Пошелъ ты, подлый трусъ! Нечего прикидываться храбрецомъ! Ты вздумалъ посмѣяться надъ старымъ обычаемъ, котораго начало такъ прекрасно, и который служитъ памятникомъ прежней храбрости, а на дѣлѣ не умѣлъ самъ отстоять ни одного изъ своихъ словъ. Я уже нѣсколько разъ замѣчалъ, что ты трунишь надъ этимъ джентльменомъ. Ты думалъ, что если онъ плохо говоритъ по-англійски, то также дурно владѣетъ англійской палкой. Теперь ты увидѣлъ противное. Желаю, чтобъ этотъ валисскій урокъ внушилъ тебѣ хорошія англійскія чувства. (Уходитъ Гоуеръ).
Пистоль. Что жъ это значитъ? Иль фортуна вовсе
Меня оставила? Сейчасъ узналъ я,
Что Нелли умерла въ госпиталѣ
Французскою болѣзнью: значитъ, мнѣ
Съ ней больше не видаться; — здѣсь же бьютъ *
Меня дубьемъ безъ уваженья къ лѣтамъ.
Осталось только сводничать да развѣ
При случаѣ залѣзть въ чужой карманъ.
Прокрадусь-ка я въ Англію, чтобъ красть:
Покрою раны пластыремъ и стану
Божиться всѣмъ, что я свои рубцы
Схватилъ въ бою, какъ храбрые бойцы. (Уходитъ).
Кор. Генрихъ. Миръ, сведшій насъ, да осѣнитъ крыломъ
Теперешнюю встрѣчу! Много счастья
Желаю я собрату по коронѣ
И нашей царственной сестрѣ, а также
Усердно приношу я свой привѣтъ
Прекрасной Катеринѣ, съ пожеланьемъ
Счастливыхъ многихъ дней! Примите также
Привѣтъ и вы, виновникъ этой встрѣчи,
И вѣтвь того же корня — славный герцогъ
Бургундіи, а также вы, князья
И пэры Франціи.
Кор. Карлъ. Сердечно рады
Мы васъ увидѣть здѣсь, достойный братъ!
Примите нашъ привѣтъ и вы, милорды
И принцы Англіи!
Королева Изабелла 62). [Да будетъ такъ же
Счастливъ исходъ свиданья, какъ мы рады
Увидѣть ваши взоры, добрый братъ.
Вашъ взоръ до сей поры металъ вѣдь только
Губительный огонь при всякой встрѣчѣ
Съ французами. Мы льстимъ себя надеждой,
Что онъ утратилъ ядъ свой 63) и поможетъ
Сегодня обратить въ любовь и счастье
Губительныя распри прежнихъ дней.
Кор. Генрихъ. Я здѣсь затѣмъ, чтобы сказать: аминь!
Королева Изабелла. Привѣтствую васъ, англійскіе принцы!
Герц. Бургундскій. Достойные монархи, вамъ извѣстно,
Какъ много я старался, возбужденный
Сердечною любовью къ вамъ обоимъ,
Уладить эту встрѣчу и какъ много
Потратилъ я на это силъ и средствъ.
Теперь, когда увѣнчанъ трудъ успѣхомъ,
И оба вы стоите другъ предъ другомъ
Съ привѣтствіемъ на лицахъ — я спрошу:
Что жъ можетъ помѣшать еще, чтобъ бѣдный,
Истерзанный кровавой распрей миръ,
Прекрасный покровитель наслажденій,
Утѣхъ, довольствъ и счастья, поднялъ снова
Поникшее чело свое, въ семъ чудномъ
Саду вселенной — Франціи, откуда
Онъ изгнанъ такъ давно? Взгляните только.
Какъ гибнутъ отъ своихъ же лишнихъ соковъ
Ея живыя силы! Виноградъ,
Веселье нашихъ душъ, засохъ и вянетъ
Въ запущенныхъ садахъ; живые тыны
Испорчены излишествомъ вѣтвей,
Подобно бѣднымъ узникамъ, обросшимъ
Въ темницѣ волосами. Пашни глохнутъ
Подъ сорною травой, межъ тѣмъ какъ плугъ,
Которому бы слѣдовало вырвать
Всю эту дрянь, заржавѣлъ отъ покоя.
Луга страны, дававшіе доселѣ
Душистый, мягкій клеверъ, потеряли
Свой свѣжій видъ, взращая только волчцы,
Репейникъ да дурманъ: коса давно
Не трогала ихъ зелень. И подобно
Лугамъ, полямъ и пашнямъ, одичавшимъ
Безъ присмотра — дичаютъ наши домы!
Мы сами, наши дѣти, позабывъ
Полезныя искусства и науки,
Которыя могли бъ прославить наше
Отечество, — растемъ, какъ дикари
Иль грубые солдаты, занятые
Лишь мыслью о войнѣ! глазахъ, въ одеждѣ
Проглядываетъ дикость; въ разговорахъ
Звучатъ однѣ лишь клятвы. Все нестройно,
Все необузданно. Вамъ предстоитъ,
Великіе монархи, возвратить
Отчизнѣ прежній видъ, и я кончаю
Мои слова вопросомъ: что мѣшаетъ
Плѣнительному миру уничтожить
Все это зло, благословивши снова
Насъ счастьемъ прежнихъ дней?]
Кор. Генрихъ. Коль скоро герцогъ
Такъ сильно жаждетъ мира, чьи страданья
Исчислены имъ въ рѣчи, — я могу
Сказать лишь то, что миръ вполнѣ зависитъ
Отъ васъ самихъ. Вы можете добыть
Его сейчасъ, исполнивъ наши просьбы,
Изложенныя въ краткомъ видѣ въ спискѣ,
Который отданъ вамъ.
Герц. Бургундскій. Король прочелъ ихъ,
Хотя и не давалъ еще отвѣта.
Кор. Генрихъ. Прекрасно! Значитъ, миръ, желанный вами,
Теперь зависитъ отъ него.
Кор. Карлъ. Я только
Прочелъ поверхностно статьи, и если
Угодно будетъ вамъ теперь назначить
Кого-нибудь изъ близкихъ вамъ, чтобъ вмѣстѣ
Прочесть ихъ съ нами вновь — я полагаю
Что мы окончимъ споры и дадимъ
Рѣшительный отвѣтъ.
Кор. Генрихъ. Сердечно радъ я
Исполнить эту просьбу. Братецъ Кларенсъ,
Ты, дядя Эксетеръ, Варвикъ и Глостеръ,
И вы, почтенный Гунтингамъ — ступайте
За королемъ. Мы васъ снабжаемъ властью
Приписывать, мѣнять и утверждать,
Что есть въ статьяхъ и то, чего въ нихъ нѣтъ,
Коль скоро вы найдете это нужнымъ
Для нашей выгоды. Я утверждаю
Заранѣе вашъ трудъ.
(Изабеллѣ). А вы, сестрица,
Идете иль останетесь?
Королева Изабелла. Позвольте
Пойти мнѣ вмѣстѣ съ ними, добрый братъ.
Быть-можетъ, голосъ женщины поможетъ
Смягчить чрезчуръ настойчивые споры.
Кор. Генрихъ. Такъ пусть тогда останется со мной
Прекрасная принцесса Катерина, —
Ея рука поставлена на первой
Страницѣ нашихъ просьбъ.
Королева Изабелла. Когда она
Желаетъ — пусть останется.
Кор. Генрихъ. Скажите,
Прекрасная принцесса, — есть ли средство,
Чтобъ рѣчь простого, грубаго солдата
Дошла до сердца женщины, увѣривъ
Его въ своей любви?
Екатерина. Ваше величество будетъ надо мной смѣяться: я не умѣетъ говорить по-англійски.
Кор. Генрихъ. О, милая Катя, если ты согласна искренно полюбить меня своимъ французскимъ сердцемъ, то я съ радостью услышу твое признанье и на твоемъ ломаномъ англійскомъ языкѣ. Скажи, любишь ли ты меня?
Екатерина. Pardonnez moi; я не знай, что, значитъ, любишь меня.
Кор. Генрихъ. О, тебя полюбитъ всякій ангелъ, и ты сама похожа на ангела 64)!
Екатерина. Que dit-il? que je suis semblable à les anges?
Алиса. Oui, vraiment, sauf votre grâce, ainsi dit-il 65).
Кор. Генрихъ. Да, я это сказалъ, милая Катя, и готовъ повторить, не краснѣя.
Екатерина. О, bon Dieu, les langues des hommes sont pleines de tromperies 66).
Кор. Генрихъ. Что она говоритъ? Что языкъ мужчинъ обманчивъ?
Алиса. Oui, что языкъ мужчиновъ обманчивъ, — вотъ что, принцесса…
Кор. Генрихъ. Принцесса прелестнѣе всѣхъ англичанокъ! Клянусь, милая Катя, твое незнанье англійскаго языка очень съ руки моему сватовству. Я очень радъ, что ты меня плохо понимаешь, потому что иначе я показался бы тебѣ такимъ неотесаннымъ королемъ, что ты навѣрно приняла бы меня за мызника, купившаго себѣ корону. Я не знаю окольныхъ путей въ любви, но говорю прямо: «люблю тебя!» И если ты вмѣсто простого вопроса: «правда ли это?» — потребуешь, чтобъ я разсыпался въ любезностяхъ — то моему сватовству конецъ. Отвѣчай же мнѣ прямо, что любишь — и дѣло будетъ кончено. Что ты скажешь на это, Катя?
Екатерина. Sauf votre honneur — я понимай.
Кор. Генрихъ. Если ты потребуешь, чтобъ я изъ любви къ тебѣ сталъ писать стихи или танцовать — я пропалъ окончательно. Для перваго у меня нѣтъ ни словъ ни мѣры, а для второго — ни умѣнья ни ловкости. Вотъ если бъ я могъ плѣнить жену хорошимъ прыжкомъ въ сѣдло въ полномъ вооруженіи — тогда дѣло другое: я бы разомъ впрыгнулъ въ супружество. Или если бъ я долженъ былъ для моей милой вступить въ рукопашный бой или погарцовать на конѣ, чтобъ заслужить ея расположеніе — я схватился бы, какъ мясникъ, сидѣлъ бы, какъ обезьяна, и никогда бы не упалъ; — но, клянусь Богомъ, Катя, я не умѣю ни томиться ни вздыхать. Я не краснорѣчивъ и не искусенъ въ увѣреніяхъ и могу только дать клятву, которую никогда не даю безъ нужды; — но, давъ однажды, ни за что ее не нарушу. Если ты можешь полюбить человѣка такого закала, лицо котораго не стоитъ даже загара; человѣка, который никогда не смотрится въ зеркало изъ любви къ тому, кого онъ тамъ увидитъ — то отвѣчай скорѣе. Я говорю тебѣ, какъ прямой солдатъ. Если можешь полюбить меня за это — я твой; если же — нѣтъ, то, конечно, я могъ бы тебѣ сказать, что умру, но, клянусь Богомъ, это будетъ не отъ любви, хотя я и люблю тебя искренно. Во всякомъ случаѣ, милая Катя, если выбирать, то лучше выбрать человѣка неподдѣльнаго и съ испытаннымъ постоянствомъ, потому что такой поневолѣ будетъ тебѣ вѣренъ, не имѣя дара волочиться за другими. Молодцы же съ безконечной болтовней, которые умѣютъ такъ подриѳмовать себя къ расположенію женщинъ, сумѣютъ такъ же легко отъ нихъ и отдѣлаться. Всякій краснобай — хвастунъ, а риѳма годится только для баллады. Стройная нога ослабѣетъ, прямая спина согнется, черная борода посѣдѣетъ, голова оплѣшивѣетъ, красивое лицо покроется морщинами, большіе глаза ввалятся, — но доброе сердце, Катя — это солнце и мѣсяцъ, или скорѣе — солнце, а не мѣсяцъ, потому что свѣтитъ ярко и никогда не измѣняется, идя неуклонно своимъ путемъ. Если тебѣ нравится такой человѣкъ, то бери меня: возьмешь меня — возьмешь солдата, возьмешь короля! — Что же ты скажешь въ отвѣтъ на мою любовь? Отвѣчай, моя радость, и пусть отвѣтъ твой будетъ привѣтливъ.
Екатерина. Какъ же это можно, чтобъ я любила врага Франціи?
Кор. Генрихъ. Нѣтъ, нѣтъ! — ты не полюбишь врага Франціи. Напротивъ, полюбивъ меня, ты полюбишь ея друга, потому что я самъ люблю ее до такой степени, что не хочу разстаться ни съ одной изъ ея деревень: — она вся будетъ моей. И когда Франція будетъ моей, а я твоимъ, Катя, то она столько же будетъ твоею, сколько ты моей.
Екатерина. Я не могу понимать, что это значитъ.
Кор. Генрихъ. Не понимаешь, Катя? Такъ слушай же: я объясню тебѣ это по-французски, хотя моя французская рѣчь повиснетъ при этомъ на моемъ языкѣ, какъ новобрачная на шеѣ мужа, такъ что и не стряхнешь. Quand j’ai la possession de France, et quand vous avez la possession de moi — ну, какъ дальше? — помоги мнѣ, святой Діонисій, — donc votre est France et vous êtes mienne 67). Право, Катя, мнѣ легче завоевать королевство, чѣмъ проговорятъ еще столько же по-французски. На этомъ языкѣ я могу склонить тебя только на насмѣшку надъ собой.
Екатерина. Sauf votre honneur, le franèois. que tous parlez, est meilleur que Tanglois, lequel je parle 6S).
Kop. Генрихъ. Полно, Катя, это не правда: надо признаться, что мы говоримъ равно плохо — я на твоемъ языкѣ, а ты на моемъ. Но вѣдь ты понимаешь настолько по-англійски, чтобъ отвѣтить, можешь ли меня любить?
Екатерина. Нѣтъ, я не знай, какъ сказать.
Кор. Генрихъ. Такъ не можетъ ли сказать за тебя кто-нибудь изъ твоихъ близкихъ? Я ихъ спрошу. Вѣдь я знаю, что ты меня любишь! Придя вечеромъ въ свою комнату, ты будешь разспрашивать обо мнѣ эту даму, и знаю, что станешь бранить во мнѣ именно то, что тебѣ болѣе понравилось. Но только смѣйся надо мной, милая Катя, по снисходительнѣй, потому что вѣдь я въ самомъ дѣлѣ страстно люблю тебя. Когда ты будешь моею — а во мнѣ есть спасительная вѣра, что это случится — можно будетъ сказать, что я завоевалъ тебя, и потому ты непремѣнно будешь матерью славныхъ воиновъ. Припомни мое слово, что между святымъ Діонисіемъ и святымъ Георгіемъ мы непремѣнно смастеримъ мальчишку полу-француза, полу-англичанина, который отправится со временемъ въ Константинополь и схватитъ турка за бороду. Вѣдь такъ? — не правда ли? Что ты скажешь на это, моя прелестная лилія?
Екатерина. Не знаю.
Кор. Генрихъ. Ну, конечно, знать этого нельзя, а обѣщать можно. Обѣщай же мнѣ постараться исполнить это твоей французской половиной, а за свою англійскую я ручаюсь словомъ короля и холостяка. Отвѣчай же, la plus helle Katharine du monde, mon très chère et divine deesse.
Екатерина. Fausse французскій языкъ вашего majesté способенъ совратить самый sage demoiselle, какая есть en France.
Кор. Генрихъ. Ну, такъ довольно съ моимъ фальшивымъ французскимъ языкомъ. Клянусь честью на правдивомъ англійскомъ, я люблю тебя, Катя! Хотя я не могу поклясться, что и ты меня любишь, но кровь моя невольно начинаетъ увѣрять меня въ этомъ, несмотря на жалкое, непривлекательное мое лицо. Теперь я готовъ проклясть честолюбіе моего отца. Онъ думалъ объ однихъ междоусобіяхъ во время моего зачатія — и вотъ причина, что я родился съ грубой наружностью и желѣзнымъ видомъ, которыми пугаю женщинъ, чуть вздумаю посвататься. Но повѣрь, Катя, что я буду хорошѣть вмѣстѣ съ годами. Меня утѣшаетъ мысль, что старость, эта скверная губительница красоты, уже не въ силахъ изуродовать меня больше. Взявъ теперь — ты возьмешь меня въ самомъ худшемъ видѣ; и если я сносенъ для тебя теперь, то впослѣдствіи буду еще сноснѣе. Скажи же, милая Катя, хочешь ли ты быть моею? Перестань краснѣть, какъ дѣвочка, и обнаружь мысль своего сердца взглядомъ царицы, сказавъ: «Генрихъ англійскій, — я твоя!» и едва успѣешь ты осчастливить мой слухъ этимъ словомъ, я громко скажу тебѣ: «Англія твоя, Ирландія твоя, Франція твоя и Генрихъ Плантагенетъ твой, который — я готовъ сказать это и при немъ — если не подъ пару красивымъ королямъ, но все-таки недурной король не менѣе хорошаго народа». Отвѣчай же мнѣ ломаной музыкой, потому что твой голосъ музыка, а твой англійскій языкъ ломаный. Итакъ, царица всѣхъ Екатеринъ, преломи свое молчанье ломанымъ англійскимъ языкомъ — хочешь ли быть моею?
Екатерина. Это какъ будетъ желанье roi mon père.
Кор. Генрихъ. О, онъ согласится, Катя, — согласится, навѣрно!
Екатерина. Тогда и я будетъ согласна.
Кор. Генрихъ. Позволь же мнѣ поцѣловать твою ручку и провозгласить тебя моей королевой.
Екатерина. Laissez, mon seigneur, laissez, laissez! Ma foi, je ne veux point que vous abaissiez votre grandeur en baisant la main d’une de votre seigneurie indigne serviteur, excusez moi, je vous supplie, mon très puissaut seigneur. 69)
Кор. Генрихъ. Ну, такъ я поцѣлую тебя въ губки, Катя.
Екатерина. Les dames et demoiselles pour être baisées devant leur noces, il n’est pas la coûtnme de France. 70)
Кор. Генрихъ. Госпожа переводчица, — что она говоритъ?
Алиса. Что pour les dames во Франція нѣтъ обыкновеній… Я не знай, какъ по-англійски baiser.
Кор. Генрихъ. Цѣловать.
Алиса. Ваше величество entendre лучше, que moi.
Кор. Генрихъ. Она хотѣла сказать, что французскія дѣвушки не имѣютъ обыкновенія цѣловать своихъ жениховъ до свадьбы?
Алиса. Oui, vraiment.
Кор. Генрихъ. О, Катя, самые строгіе обычаи потворствуютъ великимъ королямъ. Насъ съ тобой нельзя заключить въ ничтожныя изгороди обычаевъ какой-нибудь страны: — мы сами вводители обычаевъ, «и полновластье, связанное съ нашимъ саномъ, зажметъ рта охотникамъ до пересудовъ точно также, какъ я зажимаю твой поцѣлуемъ за то. что онъ хотѣлъ лишить меня этого счастья. Будь же терпѣлива и покорна. (Цѣлуетъ ее). Въ твоихъ губахъ волшебная сила. Катя! — ихъ сладкое прикосновенье говоритъ убѣдительнѣе, чѣмъ цѣлый французскій совѣтъ, и онѣ склонятъ Генриха скорѣе, чѣмъ просьбы всего міра. Но вотъ и твой отецъ.
Герц. Бург. Привѣтствую васъ, государь! Что это, мой царственный братъ? — ужъ не англійскому ли языку учили вы нашу принцессу?
Кор. Генрихъ. Я очень бы желалъ, любезный братъ, чтобъ она затвердила, какъ сильно я ее люблю, — и это чисто по-англійски.
Герц. Бург. А что? Развѣ она непонятлива?
Кор. Генрихъ. Нашъ языкъ грубъ, да и я не очень любезенъ. Не имѣя ни голоса ни способности льстить, я не могъ вызвать духа любви въ его настоящемъ видѣ.
Герц. Бург. Простите моей веселой откровенности, если я вамъ отвѣчу на это. Приступая къ заклинанью, надо начертить кругъ — и тогда любовь явится, какъ обыкновенно, въ видѣ нагого и слѣпого мальчика. Можно ли осуждать послѣ этого дѣвушку, украшенную розами скромности, если она не допустила появиться этому шалуну въ его настоящемъ видѣ? Трудно, ваше величество, дѣвушкѣ согласиться на это.
Кор. Генрихъ. Но вѣдь онѣ обыкновенно зажмуриваются — и уступаютъ; такимъ образомъ любовь превозмогаетъ, несмотря на свою слѣпоту.
Герц. Бург. Въ такомъ случаѣ ихъ можно извинить, потому что онѣ не видятъ, что творятъ.
Кор. Генрихъ. Такъ научите вашу племянницу согласиться, зажмурясь, любезный герцогъ.
Герц. Бург. Я лучше зажмурюсь на ея согласіе самъ, если вы только сумѣете объяснить ей, чего я отъ нея хочу. Дѣвушки похожи на осеннихъ мухъ, которыя ничего не видятъ около Варфоломеева дня и легко позволяютъ себя ловить, тогда какъ прежде не выносили и взгляда.
Кор. Генрихъ. Значитъ, мнѣ надо переждать жаркое лѣто, и тогда я могу надѣяться поймать муху — вашу племянницу и, вдобавокъ, слѣпую.
Герц. Бург. Слѣпую, какъ любовь, ваше величество, передъ тѣмъ, какъ она начинаетъ любить.
Кор. Генрихъ. Это такъ, я вы обязаны исключительно любви, если я. сдѣлавшись слѣпъ, просматриваю на картѣ многіе французскіе города, вслѣдствіе того, что на моей дорогѣ къ нимъ стоитъ прекрасная французская дѣвушка.
Кор. Карлъ. Ваше величество, кажется, принимаете и ихъ за дѣвушекъ: но это оттого, что они окружены дѣвственными стѣнами, за которыя война не проникала еще ни разу.
Кор. Генрихъ. Будетъ ли Екатерина моей женой?
Кор. Карлъ. Если это угодно вамъ.
Кор. Генрихъ. Да, это мнѣ угодно, — если дѣвственные города, о которыхъ вы говорите, послѣдуютъ за ней. Тогда дѣвушка, которая стояла на дорогѣ моихъ желаній, покажетъ мнѣ путь къ ихъ исполненію.
Кор. Карлъ. Мы согласились на все, чему не противорѣчитъ благоразуміе.
Кор. Генрихъ. Такъ ли, лорды Англіи?
Вестморландъ. Король согласенъ утвердить всѣ пункты:
Сначала пунктъ о дочери, а тамъ
И прочіе въ предложенномъ порядкѣ.
Эксетеръ. Онъ отвергъ только одинъ, въ которомъ ваше величество требуете, чтобы, въ случаѣ письменныхъ сношеній, король титуловалъ васъ на французскомъ языкѣ въ слѣдующей формѣ: Notre très cher fils Henri roi d’Angleterre, héritier de France, и потомъ по-латыни: Praeclarissimns filins noster Henricus, rex Angüae et haeres Franciae.
Кор. Карлъ. Я не отвергъ статьи вполнѣ, и если
Желаетъ братъ — мы утвердимъ и эту.
Кор. Генрихъ. Такъ утвердите жъ и ее, чтобъ тѣмъ
Еще сильнѣй скрѣпилась наша дружба;
А тамъ отдайте мнѣ и вашу дочь.
Кор. Карлъ. Возьми ее, мой сынъ, и постарайся
Обрадовать меня скорѣй потомствомъ!
Дай Богъ, чтобъ этимъ кончились всѣ ссоры
Двухъ государствъ, которыхъ берега,
Склонясь черезъ проливъ, блѣднѣли злобно
Отъ зависти другъ къ другу! Пусть навѣки
Вселится миръ въ ихъ нѣдра, и чтобъ мечъ
Губительной войны не смѣлъ отселѣ
Господствовать въ счастливомъ ихъ предѣлѣ!
Всѣ. Аминь!
Кор. Генрихъ. Беру васъ всѣхъ въ свидѣтели, что я
Даю ей поцѣлуй, какъ королевѣ. (Трубы).
Королева Изабелла. Господь, свершитель браковъ, да пошлетъ
Вамъ навсегда единство душъ и троновъ!
Какъ мужъ съ женой пребудутъ въ плоть едину.
Пусть такъ впередъ сольются въ вѣяномъ бракѣ
И ваши государства! Да не встанетъ
Межъ ними злой раздоръ, губящій часто
Счастливѣйшіе браки съ цѣлью снова
Разстроить ихъ союзъ. Пускай сольются
Съ британцами французы и обратно,
И пусть Господь Самъ скажетъ вамъ: „аминь!“
Всѣ. Аминь!
Кор. Генрихъ. Займемтесь же теперь приготовленьемъ
Къ свершенью нашей свадьбы. Въ этотъ день
Я дамъ принцессѣ клятву и, обратно,
Приму присягу вѣрности союзу
Отъ васъ, бургундскій герцогъ, и отъ прочихъ
Вельможъ, дворянъ и пэровъ, — и да будетъ
Намъ клятва та, не зная нарушенья,
Залогомъ дней любви и наслажденья!
Хоръ. До этихъ поръ несмѣлою рукой
Успѣли мы довесть свое сказанье,
Стѣснивъ въ кружокъ ничтожный и пустой
Великихъ королей и ихъ дѣянья.
Былъ кратокъ вѣкъ сей царственной звѣзды
Британіи. Онъ садъ прелестный міра
Добылъ мечомъ — и славные плоды
Его побѣдъ завѣщаны съ порфирой
Имъ сыну Генриху. Ребенкомъ онъ
Увѣнчанъ былъ двойнымъ вѣнцомъ, но скоро
Духъ партій отнялъ вновь французскій тронъ,
А Англію облила кровь раздора.
Вы часто здѣсь уже видали это.
Такъ ждемъ отъ васъ и въ этотъ разъ привѣта 71).
ПРИМѢЧАНІЯ. править
1. Какъ этого, такъ и прочихъ, помѣщенныхъ предъ каждымъ дѣйствіемъ хоровъ, нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ пьесы in quarto.
2. Въ подлинникѣ — „pickpit“. Такъ называлась арена, устраивавшаяся
для пѣтушиныхъ боевъ.
3. Въ этихъ словахъ намекъ на театръ „Глобусъ“, гдѣ давалась
пьеса, и который имѣлъ эллиптическую форму. Азинкуртъ — мѣстечко, при
которомъ англичане одержали надъ французами славнѣйшую въ эту
войну побѣду.
4. Всей этой сцены нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ пьесы in quarto.
5. Эксетеръ былъ сыномъ Джона Гонта и потому приходился Генриху V двоюроднымъ дядей.
6. Съ этого стиха пьеса начинается въ первыхъ изданіяхъ in quarto.
7. Всѣ факты этой рѣчи епископа выдумка, не имѣющая никакого историческаго значенія.
8. Архіепископъ говоритъ здѣсь о сраженіи при Креси, въ Пикардіи. Въ битвѣ этой Эдвардъ, Черный-принцъ, сынъ Эдварда III, на голову разбилъ французовъ.
9. Въ этихъ словахъ, вѣроятно, намекъ на нѣмыхъ служителей турецкихъ султановъ, рабски исполнявшихъ ихъ приказанія.
10. Разсказъ о томъ, будто дофинъ на требованіе Генриха отказаться отъ французской короны дерзко послалъ ему тюкъ мячей, желая выказать этимъ презрѣніе къ прежней буйной жизни короля, взятъ Шекспиромъ изъ лѣтописи Голлиншеда. Французскія хроники однако не упоминаютъ объ этомъ ни слова, что заставляетъ сомнѣваться въ справедливости этого факта.
11. Здѣсь непереводимая игра созвучіемъ словъ: „gilt“ золото и — „guilt“ — вина или преступленіе. Въ текстѣ сказано: for tlie gilt of France (о, gnilt, indeed)», т.-е. буквально: за золото (gilt) Франціи, о, по истинѣ преступленье! (guilt).
12. Исландскія собаки съ длинной мягкой шерстью и короткими ушами были любимы тогдашними дамами.
13. Доль Тиршитъ — любовница Фальстафа — выведена во второй части хроники: «Король Генрихъ IV.»
14. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра значеніемъ слова: «nym», которое, будучи именемъ Нима, значило въ то же время на тогдашнемъ мошенническомъ жаргонѣ — воровать. Пистоль говоритъ: «I’ll live by nym, and nym shall live by me», т.-е. Я буду жить Нимомъ (или воровствомъ), а Нимъ — мной.
15. Обычай спать вдвоемъ на одной постели былъ очень распространенъ въ то время даже между достаточными людьми.
16. Въ подлинникѣ король говоритъ: «how sliall we Stretch our, eyes, when capital crimes, chew’d, swallow’d and digested appear before us?», т.-е. буквально: какъ же должны мы вытаращить (stretch) глаза при видѣ важныхъ преступленій, разжеванныхъ, проглоченныхъ и переваренныхъ?
17. Этими словами король намекаетъ, что заговорщики, только что требовавшіе наказанія преступника, котораго король хотѣлъ помиловать, тѣмъ лишили сами себя права просить о милости.
18. Куикли въ своихъ рѣчахъ безпрерывно перевираетъ по глупости слова. Такъ и здѣсь, вмѣсто: лона Авраама, говоритъ — лоно Артура.
19. Въ подлинникѣ Куикли говоритъ здѣсь очень темную фразу: chis nose was as sliarp as pen and а table of green fields", т.-е. буквально: носъ его былъ остеръ, какъ перо и столъ зеленыхъ полей. Истинный смыслъ этихъ загадочныхъ словъ не найденъ, но большинство переводчиковъ дополняетъ его тѣмъ разъясненіемъ, какое принято для редакціи перевода.
20. Здѣсь непереводимая игра словъ. Мальчикъ говорить, что Фальстафъ называлъ женщинъ воплощенными дьяволами (derils incarnate). А Куикли, переиначивая слово incarnate (воплощенный) въ carnation (красный или тѣлесный цвѣтъ), выражаетъ, что Фальстафъ не терпѣлъ тѣлеснаго цвѣта (въ смыслѣ тѣлесности или похоти).
21. Въ подлинникѣ Эксетеръ говоритъ: «he bids you in the beweis of the Lord», т.-е. буквально: онъ заклинаетъ васъ внутренностями (bowels) Спасителя. — Слово «howels» употреблялось въ смыслѣ грудь или сердце. Буквальный переводъ не имѣлъ бы смысла.
22: Этого монолога Генриха нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ пьесы іи quarto.
23. Эти стихи Пистоля и отвѣтъ мальчика, вѣроятно, — отрывокъ изъ какой-нибудь старинной баллады. Происхожденіе ея не отыскано.
21. О роли Флюеллена и объ искаженномъ языкѣ, которымъ онъ говоритъ, сказано въ вступительномъ этюдѣ.
25. Въ подлинникѣ мальчикъ говоритъ, что Бэрдольфъ и Нимъ «готовы таскать уголья» (carry coals), но выраженіе это, кромѣ прямого смысла, имѣетъ еще иносказательный и значитъ: быть готовымъ на всякое грязное и дурное дѣло. Въ переводѣ это невозможно было передать. Такое же выраженіе есть въ «Ромео и Джульеттѣ», гдѣ слуга Капулетти говорить, что онъ не будетъ таскать уголья въ смыслѣ не дастъ себя обидѣть.
26. Дальнѣйшей сцены, а равно и слѣдующаго монолога Генриха нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
27. Переводъ этой сцены: Екатер. Алиса, ты была въ Англіи и хорошо говоришь на ея языкѣ? — Алиса Немного, принцесса. — Екатер. Я должна на немъ говорить, а потому научи меня. Какъ называется по-англійски рука? — Алиса. De band, принцесса. — Екатер. De hand. А пальцы? Алиса Пальцы? Кажется, я забыла, но сейчасъ вспомню. Пальцы? я думаю, что ихъ называютъ de fîngres. Екатер. Рука — de hand; пальцы — de fîngres. Кажется, я буду хорошей ученицей. Я выучила ужъ два англійскихъ слова. Какъ называете вы ногти? — Алиса. Ногти? Мы называемъ ихъ: de nails. — Екатер. De nails? — скажи мнѣ теперь, хорошоли я произношу? de hand, de fîngres и de nails. — Алиса. Прекрасно, принцесса, вы говорите на очень хорошемъ англійскомъ языкѣ. Екатер. Окажи мнѣ, какъ по-англійски рука? Алиса. De arm, принцесса. — Екатер. А локоть? — Алиса, De elbow. — Екатер. De elbow. Я повторю всѣ слова, которымъ ты меня научила. — Алиса. Я думаю, это вамъ будетъ трудно. — Екатер. Извини, слушай: de hand, de fîngres, de nails, de arm, de bilbow. — Алиса, De elbow, принцесса. Екатер. Ахъ, я забыла, de elbow. Какъ вы называете шею? — Алиса. De nick, принцесса. Екатер. De nick. А подбородокъ? — Алиса. De chin. — Екатер. De sin. Шея — de nick; подбородокъ — de sin. — Алиса. Совершенно такъ. Вы произносите слова не хуже природныхъ англичанъ. — Екатер. Съ Божьей помощью я надѣюсь выучиться англійскому языку скоро. — Алиса. Не забыли ли вы, чему научились до сихъ поръ? — Екатер. Нѣтъ; я тебѣ сейчасъ повторю все: de hand, de fîngres, de mails. Алиса. De nails, принцесса. — Екатер. De nails, de arm, de ilbow. — Алиса Прошу извинить: de elbow. — Екатер. Я и говорю — de elbow, de nick, de sin. Какъ вы называете ногу и платье? — Алиса.-- De foot, принцесса, и de cou. — Екатер. De foot и de con? О, Господи, да вѣдь это слова грубыя и непреличныя, какихъ не слѣдуетъ произносить благороднымъ дамамъ. Я ни за что не соглашусь сказать ихъ предъ французскими вельможами. Однако надо: de foot и de con. Теперь я повторю весь урокъ: de band, de fîngres, de nails, de arm, de elbow, de nick, de sin, de foot, de con. — Алиса, Прекрасно, принцесса. — Екатер. На этотъ разъ довольно. Пойдемъ обѣдать.
28. Дофинъ, называя англичанъ вѣтками, привитыми сладострастьемъ французовъ, намекаетъ на то, что Англія была завоевана норманами, и что теперешніе англичане потому потомки французовъ же.
29. Переводъ: собака возвращается къ своей блевотинѣ, а свинья — въ свою лужу.
30. "Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова: hasard. Дофинъ говоритъ: рискните (hasard) побиться со мною объ закладъ на двадцать плѣнниковъ. — А конетабль отвѣчаетъ: Вы должны сначала отважиться (hasard — т.-е. показать храбрость въ бою), прежде чѣмъ ихъ получить.
31. Въ подлинникѣ здѣсь игра словомъ «bäte», которое значить уменьшаться, а также взмахнуть крыльями. Послѣднее выраженіе было терминомъ соколиной охоты и употреблялось для означенія, что соколъ взмахивалъ крыльями, чтобъ улетѣть, когда съ него снимали шапочку, покрывавшую ему глаза. Конетабль хочетъ сказать, что храбрость дофина, едва ее увидятъ, тотчасъ уменьшится (bäte) или упорхнетъ.
32. Въ подлинникѣ англійская пословица: «a fool’s boit is soon shof», т.-е. глупецъ разстрѣляетъ свои стрѣлы скоро.
33. Дальнѣйшаго продолженія этой сцены нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
34. Описаніе, будто французы предъ Азинкуртской битвой дѣлили впередъ добычу и плѣнныхъ, приведено у Голлиншеда. Надо предположить, впрочемъ, что это — патріотическая хвастливость.
35. Начала этой сцены до настоящаго мѣста нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
36. Валисцы, отличившіеся особенно въ битвѣ при Креси, которая была въ день св. Давида, украшали съ тѣхъ поръ въ этотъ день свои шапки пореемъ въ память того, что особенно жаркая схватка этого сраженья произошла въ огородѣ, гдѣ росъ порей.
37. Король Генрихъ Y родился въ Уэльсѣ, въ Монмоусѣ.
38. Въ подлинникѣ король прибавляетъ къ этой фразѣ еще слова «for they bear them on their shoulders», т.-е. потому это они носятъ ихъ, т.-е. кроны, на головахъ. Слово, crown, кромѣ значенія: крона (монета) значило еще плѣшивая голова. Надъ французами же въ то время насмѣхались, что у нихъ отъ чрезмѣрнаго сладострастья скоро выпадали волосы. Король намекаетъ на это. Въ переводѣ эта фраза не имѣла бы смысла.
39. Генрихъ построилъ въ память Ричарда II два монастыря на Темзѣ, недалеко отъ Лондона. Сверхъ того, тѣло убитаго короля, погребенное безъ почестей въ Герфордширѣ, было, по его приказанію, перевезено въ Лондонъ и торжественно предано землѣ въ Вестминстерскомъ аббатствѣ.
40. Всей этой сцены нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ in quarto.
41. Здѣсь въ подлинникѣ не разъ встрѣчающійся у Шекспира счетъ умноженіемъ двадцати — «threescore thousand», т.-е. трижды двадцать (шестьдесятъ) тысячъ.
42. Голлиншедъ пишетъ, что Генрихъ, услыхавъ передъ Азинкуртской битвой изъявленное однимъ изъ приближенныхъ сожалѣніе о томъ, что въ Англіи осталось много праздныхъ солдатъ, отвѣтилъ, что онъ не желаетъ имѣть болѣе ни одного человѣка.
43. Азинкуртская битва произошла 25 октября 1415 г. Въ день этотъ празднуется память святыхъ мучениковъ Криспіаяа и его брата Криспина. Говоря объ этомъ, Шекспиръ упоминаетъ имя то одного изъ этихъ святыхъ, то другого.
44. Этотъ герцогъ Іоркскій тотъ самый Омерле, который былъ прежде приверженцемъ Ричарда и выведенъ дѣйствующимъ лицомъ въ этой пьесѣ.
45. Переводъ: Франц. воинъ. Я думаю, что вы знатный дворянинъ. Пистоль. Кадите Calino castore me. Значеніе этихъ словъ не объяснено. Мэлоне нашелъ ихъ похожими на очень искаженный припѣвъ одной старинной пѣсни, но настоящаго ихъ смысла не объяснилъ.
46. Переводъ: О, сжальтесь надо мной шоу). — Пистоль, не понявъ значенія послѣдняго слова (шоу), принимаетъ его за имя монеты.
47. Переводъ: Есть ли возможность избавиться отъ могущества твоей руки.
48. Пистоль произноситъ послѣднее слово воина: bras (рука), какъ произносится англійское слово brass (мѣдь).
49. Переводъ: Послушайте: какъ васъ зовутъ? Франц. воинъ. Господинъ Леферъ.
50. Переводъ: Франц. воинъ. Что онъ говоритъ? Мальчикъ. Велитъ вамъ сказать, чтобы вы готовились умереть, потому что онъ намѣренъ перерѣзать вамъ горло.
51. Переводъ: О я васъ умоляю, во имя любви къ Богу, меня помиловать. Я дворянинъ изъ хорошаго дома, и если вы согласитесь пощадить мнѣ жизнь, то я заплачу вамъ двѣсти экю.
52. Переводъ: Франц. воинъ. Что говорить онъ, маленькій господинъ? — Мальчикъ. Онъ говоритъ, что миловать плѣнныхъ не входитъ къ его обычай; но что за обѣщанные вами экю онъ соглашается дать вамъ свободу. Франц. воинъ. Приношу на колѣняхъ тысячу благодарностей и считаю себя счастливымъ, что попалъ въ руки, какъ думаю, самаго храбраго англійскаго рыцаря.
53. Переводъ: О, Боже, день потерянъ; все потеряно!
54. По поводу приказа, отданнаго Генрихомъ, перебить плѣнныхъ, Голлиншедъ пишетъ, что отрядъ убѣгавшихъ французовъ случайно наткнулся на оставленную безъ защиты ставку короля, при чемъ весь обозъ былъ ими разграбленъ, а сторожа убиты. Раздраженный этимъ поступкомъ король велѣлъ умертвить французовъ, взятыхъ въ плѣнъ. Обычай умерщвленія плѣнныхъ былъ тогда всеобщимъ. Ихъ убивали даже безъ всякихъ причинъ.
55. См. примѣчаніе 36.
56. Разнообразныя событія этой войны, продолжавшейся въ теченіе шести лѣтъ, были по необходимости сгруппированы Шекспиромъ въ его пьесѣ въ болѣе короткій срокъ, о чемъ и упоминается въ настоящемъ хорѣ.
57. Этотъ намекъ на ирландскій походъ Эссекса, бывшій въ 1599 году, далъ возможность точно опредѣлить время, когда написана пьеса.
58. Въ подлинникѣ Пистоль говоритъ: «art thon Bedlam?», т.-е. или ты Бедламъ. Бедламъ — лондонскій сумасшедшій домъ.
59. Кадвалдадаръ въ Уэльсѣ славился пастбищами козъ.
60. Троянцами называли тогда гулякъ и кутилъ, а потому имя это, данное Пистолемъ Флюелдену, въ настоящемъ случаѣ не имѣетъ смысла, но роль Пистоля вся основана на томъ, что онъ городить высокопарную чепуху.
61. Флюедленъ называетъ Пистоля сквайромъ низкаго мѣста въ противоположность тому, что тотъ назвалъ его горнымъ сквайромъ. Фраза эта взята изъ одной старинной баллады, которая начинается стихами: «It was a squire of low degrree. That loved the king’s daughter of Hungry», т.-е.: жилъ былъ сквайръ низкаго происхожденія, который влюбился въ дочь венгерскаго короля.
62. Слѣдующаго продолженія этой сцены, заключеннаго въ скобки, нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ in quarto.
63. Въ подлинникѣ король говоритъ, что глаза Генриха метали губительныя ядра, какъ базилиски, но что теперь ядъ ихъ потерялъ силу. Это сопоставленіе ядеръ съ ядомъ основано на томъ, что базилисками назывались пушки, но василискъ былъ также баснословный звѣрь, чей взглядъ поражалъ людей, какъ отрава.
6І. Здѣсь игра значеніемъ слова «like», которое значитъ любить и быть похожимъ.
65. Переводъ: Екатер. Что говоритъ онъ? Что я похожа на ангеловъ? Алиса. Да, онъ такъ сказалъ.
66. Переводъ: О, Боже мой, языкъ мужчинъ такъ обманчивъ.
67. Здѣсь Шекспиръ нарочно заставляетъ Генриха говорить по-французски неправильно.
68. Переводъ: Могу васъ увѣрить, что вашъ французскій языкъ лучше моего англійскаго.
69. Переводъ: Оставьте меня государь, оставьте! Я не хочу, чтобъ вы унижали себя, цѣлуя руку недостойной вашей слуги. Прошу васъ, великій государь.
70. Переводъ: Во Франціи нѣтъ обычая, чтобы знатныя дамы и дѣвицы цѣловали кого-нибудь до свадьбы.
71. Событіе, послѣдовавшее за смертью Генриха V, изображено Шекспиромъ въ трехъ частяхъ слѣдующей хроники, озаглавленной: «Король Генрихъ V». Слова, что зрители уже видѣли эти событія прежде, доказываютъ, что «Генрихъ VI» написанъ раньше «Генриха V». Объ этомъ уже сказано въ общемъ обзорѣ хроникъ, въ началѣ настоящаго тома.