Картинки-невидимки (Андерсен; Ганзен)/1899 (ДО)/Вечер XIX


[328]
Вечеръ XIX.

«Я заглянулъ въ театръ!» разсказывалъ мѣсяцъ. «Огромная зала была набита биткомъ: дебютировалъ новый артистъ. Лучъ мой скользнулъ въ маленькое окошечко въ стѣнѣ; къ стеклу прижалось размалеванное человѣческое лицо. Это былъ самъ герой вечера. На подбородкѣ курчавилась рыцарская бородка, а глаза были полны слезъ: артиста освистали и не напрасно. Бѣдняга былъ жалокъ! Но жалкимъ не мѣсто въ храмѣ искусства! Душу его волновали высокія чувства, онъ пламенно любилъ искусство, но безъ взаимности! Раздался звонокъ режиссера, и герой смѣло и торжественно—какъ значилось въ ремаркахъ—выступилъ на сцену, снова предсталъ передъ публикой, смотрѣвшей на него, какъ на шута. По окончаніи спектакля я увидѣлъ какую-то закутанную въ плащъ фигуру, торопливо сбѣгавшую по лѣстницѣ. Это былъ онъ, развѣнчанный герой вечера! Плотники перешептывались, пропуская его мимо себя. Лучъ мой проводилъ бѣднягу до самого его жилища. Повѣситься? Некрасивая смерть! А ядъ не всегда подъ рукою! Я знаю, что ему на умъ приходило и то, и другое. Я видѣлъ, какъ онъ подошелъ къ зеркалу и полузакрылъ глаза, чтобы посмотрѣть, красивъ-ли онъ будетъ въ гробу. Да, человѣкъ можетъ быть глубоко несчастенъ и всетаки… ломаться! Освистанный артистъ подумывалъ о смерти, о самоубійствѣ и, пожалуй, оплакивалъ теперь самого себя! Плакалъ онъ горько, но если человѣкъ плачетъ, то какое ужъ тутъ самоубійство! Прошелъ цѣлый годъ. Шло представленіе въ какомъ-то театрикѣ, [329]играла бѣдная, заѣзжая труппа, и я опять увидѣлъ знакомое размалеванное лицо и курчавую бородку. Лицедѣй опять смотрѣлъ на меня изъ окна, но смотрѣлъ, улыбаясь, а, вѣдь, его опять освистали! Да, всего какую-нибудь минуту тому назадъ его освистала жалкая публика жалкаго театра!.. Сегодня вечеромъ изъ городскихъ воротъ выѣхали бѣдные погребальные дроги. Ни одна душа не провожала покойника-самоубійцу, нашего размалеваннаго, освистаннаго героя. Единственнымъ провожатымъ былъ кучеръ. Никто не слѣдовалъ за гробомъ, никто, кромѣ меня. Самоубійцу зарыли гдѣ-то въ углу кладбища. Скоро могила его зарастетъ крапивой; сторожъ станетъ сваливать туда соръ и негодную траву съ другихъ могилъ».