Картинки-невидимки (Андерсен; Ганзен)/1899 (ДО)/Вечер XIII


[323]
Вечеръ XIII.

«Я заглянулъ въ окно редакторскаго кабинета!» разсказывалъ мѣсяцъ. «Было это гдѣ-то въ Германіи. Богатая обстановка, множество книгъ и видимо-невидимо газетъ. Въ кабинетѣ сидѣли нѣсколько молодыхъ людей. Самъ редакторъ стоялъ у конторки; передъ нимъ лежали двѣ небольшія книжки, ожидавшія рецензіи. «Вотъ эту мнѣ прислали!» сказалъ редакторъ. «Но я еще не успѣлъ познакомиться съ нею! Изданіе красивое, а что вы скажете о самомъ содержаніи?» «Оно не дурно!» отозвался одинъ изъ присутствовавшихъ, собратъ автора. «Немножко растянуто, но, вѣдь, авторъ еще такъ молодъ! Стихосложеніе тоже хромаетъ, зато мысли онъ высказываетъ весьма здравыя, хотя, конечно, и довольно избитыя! Но что-жъ? Гдѣ же набраться новыхъ! Сказать по правдѣ, врядъ-ли изъ него выйдетъ что-нибудь особенное, но похвалить его все же слѣдуетъ: онъ довольно начитанъ, прекрасный знатокъ восточныхъ нарѣчій и самъ судитъ весьма здраво. Это онъ, вѣдь, написалъ такую прекрасную рецензію о моей книгѣ «Фантазіи на будничныя темы». Надо поощрить молодой талантъ!»—«Но, вѣдь, онъ настоящій олухъ!» сказалъ другой изъ присутствовавшихъ. «Кто же и губитъ поэзію, какъ не эти посредственные талантики, а онъ вѣкъ останется посредственностью!»—«Бѣдняга!» вмѣшался третій. «А тетушка-то его не нарадуется на него! Вы знаете ее, господинъ редакторъ. Это она, вѣдь, завербовала вамъ столько подписчиковъ на вашъ послѣдній переводъ!»—«Да, да! Премилая женщина!» подхватилъ редакторъ. «Ну такъ вотъ, я написалъ коротенькую рецензію: «Несомнѣнный талантъ… желанный подарокъ… новый цвѣтокъ въ саду поэзіи… прекрасное изданіе и т. д.» Но вотъ еще книжка! Авторъ, видно, думаетъ, что я куплю ее! Я слышалъ, впрочемъ, что ее хвалятъ! Говорятъ—большой талантъ! Какъ по вашему?»—«Да, всѣ прокричали о немъ», сказалъ поэтъ. «Но тутъ что-то не ладно. Геніальнѣе всего у него знаки препинанія».—«Его не мѣшало бы слегка пробрать, не то онъ ужъ черезчуръ возомнитъ о себѣ!» сказалъ третій.—«Но это будетъ несправедливо!» вмѣшался четвертый. «Къ чему придираться къ маленькимъ оплошностямъ вмѣсто того, чтобы радоваться хорошему, а хорошаго въ этой книжкѣ много! Все же онъ головой выше всѣхъ прочихъ!»—«То-то и есть! Коли онъ такой геній—къ нему и надо отнестись какъ можно строже! И безъ того его хвалятъ довольно! Нельзя же въ конецъ вскружить ему голову!?»—«Несомнѣнный талантъ!» строчилъ между тѣмъ редакторъ: «Обычныя [324]небрежности… Какъ на примѣръ неудачныхъ стиховъ, укажемъ на страницу двадцать шестую, гдѣ есть два зіянія… Совѣтуемъ ему изучать классиковъ… и т. д.»

«Я отвернулся», продолжалъ мѣсяцъ: «и заглянулъ въ окно тетушкинаго дома; въ гостинной сидѣла ручная птица—авторъ первой книжки; онъ принималъ похвалы и поклоненіе собравшихся гостей и былъ вполнѣ счастливъ. Отыскалъ я затѣмъ и вольную птицу, другого поэта. Онъ тоже находился среди большого общества, въ домѣ одного покровителя талантовъ. Разговоръ шелъ о книгѣ перваго поэта. «Я прочту и вашу!» обратился меценатъ къ присутствовавшему поэту. «Но признаюсь,—вы знаете, я всегда искрененъ—я не ожидаю найти въ ней что-нибудь особенное. Ваша муза черезчуръ вольна, фантастична! Но какъ человѣкъ, вы, я знаю, достойны всякаго уваженія!» Въ углу сидѣла молодая дѣвушка и читала въ какой-то книгѣ:

«Встрѣчаетъ судъ геній суровый,
И громкое пошлость «ура»!
Исторія эта стара,
Но вѣчно останется новой!»