[409]
Теперь я разскажу вамъ исторію о счастьѣ. Всѣ знакомы съ счастьемъ, но инымъ оно улыбается изъ года въ годъ, инымъ только въ извѣстные годы, а бываютъ и такіе люди, которыхъ оно даритъ улыбкою лишь разъ въ ихъ жизни, но такихъ, которымъ бы оно не улыбнулось хоть разъ—нѣтъ.
Я не стану разсказывать о томъ, что маленькихъ дѣтей
[410]присылаетъ на землю Господь Богъ, что Онъ кладетъ ихъ прямо къ груди матери, что это можетъ случиться и въ богатомъ за́мкѣ, въ уютной комнатѣ, и въ чистомъ полѣ, на холодѣ и вѣтрѣ,—это знаетъ всякій. Но вотъ, что знаетъ не всякій, а между тѣмъ это вѣрнѣе вѣрнаго: Господь Богъ, ниспосылая на землю ребенка, ниспосылаетъ вмѣстѣ съ нимъ и его счастье. Только счастье это не кладется на виду, рядомъ съ ребенкомъ, а прячется обыкновенно въ какомъ-нибудь такомъ мѣстечкѣ, гдѣ меньше всего ожидаютъ найти его. Найтись же оно всегда рано или поздно найдется, и это лучше всего! Оно можетъ скрываться въ яблокѣ, какъ, напримѣръ, счастье одного великаго ученаго, по имени Ньютона. Яблоко шлепнулось передъ нимъ на землю, и онъ нашелъ въ немъ свое счастье. Если ты не знаешь этой исторіи, то попроси разсказать тебѣ ее того, кто знаетъ, я же хочу разсказать другую исторію—о грушѣ.
Жилъ-былъ бѣднякъ; онъ и родился, и выросъ въ нуждѣ, и въ приданое за женою взялъ нужду. По ремеслу же онъ былъ токарь и точилъ главнымъ образомъ ручки, да колечки для зонтиковъ, но работа эта только-только позволяла ему перебиваться съ семьей.
„Нѣтъ мнѣ счастья!“ говаривалъ онъ.
Исторія эта настоящая быль; я могъ бы даже назвать и страну и мѣстность, гдѣ жилъ нашъ токарь, но не все-ли равно?
Первымъ и главнымъ украшеніемъ его садика служила красная, кислая рябина, но росло въ саду и одно грушевое дерево, да только безъ плодовъ. И все же счастье токаря скрывалось какъ-разъ въ этомъ деревѣ, въ его невидимыхъ грушахъ!
Разъ ночью поднялась сильная буря; въ газетахъ писали даже, что вѣтеръ подхватилъ большой диллижансъ и швырнулъ его о̀-земь, какъ щепку. Не мудрено, что такимъ вѣтромъ обломило и сукъ у грушеваго дерева.
Сукъ принесли въ мастерскую, и токарь, ради шутки, выточилъ изъ него большую грушу, потомъ поменьше, еще меньше и, наконецъ, нѣсколько совсѣмъ крохотныхъ.
— Пора было дереву принести груши!—сказалъ онъ, шутя, и роздалъ груши дѣтямъ,—пусть играютъ!
Къ числу вещей необходимыхъ въ сырыхъ, дождливыхъ странахъ относится, конечно, зонтикъ, но вся семья токаря обходилась однимъ зонтикомъ. Въ сильный вѣтеръ зонтикъ выворачивало на изнанку, иногда даже ломало, но токарь
[411]сейчасъ же приводилъ его въ порядокъ. Одно было досадно—пуговка, на которую настегивалось колечко шнурка, охватывавшаго сложенный зонтикъ, часто выскакивала, или ломалось самое колечко.
Разъ пуговка отскочила, токарь сталъ искать ее на полу и нашелъ вмѣсто нея одну изъ маленькихъ точеныхъ грушъ, которыя отдалъ играть дѣтямъ.
— Пуговки теперь не найти!—сказалъ токарь.—Но можно воспользоваться вотъ этою штучкой!—И онъ просверлилъ въ грушѣ дырочку, продернулъ сквозь нее шнурокъ, и маленькая груша плотно вошла въ полуколечко. Такъ хорошо застежка еще никогда не держалась!
Посылая на слѣдующій годъ въ столицу ручки для зонтиковъ, токарь послалъ также вмѣсто застежекъ и нѣсколько выточенныхъ грушъ съ полуколечками къ нимъ и просилъ хозяина магазина испробовать новыя застежки. Послѣднія попали въ Америку; тамъ скоро смекнули, что маленькія груши лучше, удобнѣе всякихъ пуговокъ, и потребовали отъ поставщика, чтобы впредь и всѣ зонтики высылались съ такими застежками.
Вотъ когда закипѣла работа! Грушъ понадобились тысячи! Токарь принялся за дѣло, точилъ, точилъ, все грушевое дерево пошло на маленькія груши. А груши приносили скиллинги и далеры!
— Такъ счастье мое скрывалось въ грушевомъ деревѣ!—сказалъ токарь. У него теперь была уже большая мастерская, онъ держалъ подмастерьевъ и учениковъ, вѣчно былъ веселъ и приговаривалъ: „И въ щепкѣ порою скрывается счастье!“
Скажу то же самое и я.
Говорятъ же, вѣдь: „возьми въ ротъ бѣлую щепочку и станешь невидимкою!“ Но для этого нужно взять настоящую щепочку, которая дается намъ на счастье отъ Господа Бога. Вотъ и мнѣ дана такая, и я тоже могу извлечь изъ нея, какъ и токарь, звонкое, блестящее, лучшее въ свѣтѣ золото, то золото, что блеститъ огонькомъ въ дѣтскихъ глазкахъ, звенитъ смѣхомъ изъ дѣтскихъ устъ и изъ устъ ихъ родителей. Они читаютъ мои сказки, а я стою посреди комнаты невидимкою,—у меня во рту бѣлая щепочка! И увижу я, что они довольны моею сказкою, я тоже скажу: „да, и въ щепкѣ порою скрывается счастье!“
