VI. Смутное время.
Помѣстная основа въ развитіи вооруженныхъ силъ принесла свою пользу въ XVI в., но увлеченіе ею дальше начало приносить вредныя послѣдствія.
Области дробились на мелкіе участки, на множество частныхъ разобщенныхъ хозяйствъ.
Землевладѣлецъ получалъ власть надъ крестьянами, а такъ какъ только наличностью достаточнаго числа рабочихъ рукъ на землѣ помѣщика обезпечивались исправность его службы и вообще все его благосостояніе, то землевладѣльцы старались всѣми мѣрами прикрѣпить къ себѣ рабочее населеніе, не отпуская отъ себя тѣхъ, кого получали вмѣстѣ съ землей, и связывая договорами тѣхъ, которыхъ «называли» на свои земли.
Правительство поддерживало эти домогательства помѣщиковъ и способствовало ихъ выполненію.
Всѣ эти способы, естественно, вели къ ограниченію свободы и правъ крестьянства, которое не могло мириться со своимъ закрѣпощеніемъ, и такъ какъ все раздвигающіяся границы надо было оборонять, и правительство должно было не обращать вниманія на перемѣщеніе людей сюда на окраины, то недовольное населеніе уходило свободно на рубежи.
На ряду съ этимъ, въ царствованіе Іоанна IV развились до громадныхъ размѣровъ столкновенія и пререканія между боярами и государемъ, получившая начало еще при Іоаннѣ III и Василіи III.
Іоаннъ же IV, вызвавъ къ жизни опричину, создалъ такое положеніе для боярства, которое особенно развивало въ немъ недовольство.
Не въ лучшихъ условіяхъ, чѣмъ низшее и высшее населеніе, находился и средній людъ — мелкій служилый. На немъ лежала вся тяжесть военной службы, вызываемой какъ непрерывными войнами, такъ и охраной своихъ границъ; между тѣмъ средствъ для отбыванія службы почти не было никакихъ.
Но дальше дѣла пошли хуже. Іоанну IV унаслѣдовалъ его слабоумный сынъ, Ѳеодоръ, и государствомъ правили сначала ближніе бояре, а съ 1586 г. — одинъ изъ нихъ, Борисъ Годуновъ.
Вслѣдствіе этого, ко всему прочему прибавилась еще и борьба изъ-за власти между боярами.
Со смерти Іоанна, собственно говоря, и слѣдуетъ считать начало т. н. Смутнаго времени. Борьба между боярами начала принимать очень рѣзкій видъ. Внося много растлѣвающаго въ жизнь русскаго общества того времени, она особенно была вредна для военнаго дѣла.
Не измѣнилось положеніе вещей и тогда, когда, по смерти Ѳеодора Іоанновича, царемъ былъ избранъ Борисъ Годуновъ.
Правда, всѣ современные писатели говорятъ, что по смерти Грознаго, благодаря дѣятельности Бориса Годунова, на Руси настали тишина и сравнительное благополучіе. Но такая перемѣна въ общественной жизни мало отразилась на судьбахъ войскъ. Во-1-хъ, эта тишина продолжалась недолго: происки бояръ, убійство царевича Дмитрія, страшный голодъ, постигшій Русь въ 1601 г., развитіе разбойничества, какъ слѣдствіе этого голода, наконецъ, появленіе въ 1601 г. слуховъ о томъ, что царевичъ Дмитрій живъ, — все это вновь вызвало возбужденіе.
Дѣлами, во-2-хъ, правящіе люди все время были болѣе всего заняты не государственными, а своими личными.
Въ-3-хъ, Борисъ Годуновъ былъ умнымъ правителемъ и искуснымъ дипломатомъ, но не любилъ военнаго дѣла.
Наконецъ, 4-е, обиженное и завистливое боярство, потерпѣвшее неудачу въ своихъ проискахъ противъ Бориса Годунова, по смерти Ѳеодора Іоанновича, выдвинуло новое страшное орудіе, самозванство, начавъ съ перваго самозванца Лжедмитрія I.
Въ странѣ начался полнѣйшій развалъ. Бояре же, видя въ самозванцѣ только средство избавиться отъ Бориса, съ войсками передавались на сторону Лжедмитрія или умышленно несли пораженія, и тѣмъ впервые привлекли русскія войска къ рѣшенію вопросовъ внутренней жизни, главнымъ образомъ занятія царскаго престола. Но вотъ что надо оговорить здѣсь.
Судорожно хватаясь хотя бы за тѣнь законнаго царя, цѣня выше всего происхожденіе отъ заступника и печальника народнаго — Іоанна Васильевича Грознаго, нашъ народъ ввергся въ началѣ XVII в. въ пучину Смутнаго времени и самозванства съ горячимъ желаніемъ вернуть Россіи законную неограниченную царскую власть, вернуть себѣ болѣе спокойную отъ боярскихъ насилій жизнь подъ сѣнью этой власти… Ясно, какъ невыгодно было это боярамъ, но ясно и то, какое удобное время для натиска на Русь представляло все это междоусобіе ея исконнымъ врагамъ и соперникамъ. И вотъ, и измѣна внутри, и натискъ снаружи начинаютъ теперь уже колебать Русь до основанія. Смерть перваго Лжедмитрія не успокоила Руси: смѣнившій его царь Василій Шуйскій взошелъ на престолъ «тайкомъ отъ земли», ограничилъ свою власть. Тогда появляется второй самозванецъ. Игрушка бояръ и поляковъ, этотъ Лжедмитрій 2, сразу же прозванный воромъ, руководимый хитрымъ и даровитымъ Рожинскимъ, сопровождаемый извѣстными польскими вождями Сапѣгой, Лисовскимъ, въ іюнѣ 1608 г. быстрымъ[1] нашествіемъ создаетъ въ Тушинскомъ станѣ въ 13‑ти верстахъ отъ Москвы второе царство, второй дворъ и вторую власть…
Опираясь на этотъ станъ, подтягивая подкрѣпленія, приманивая къ себѣ измѣнниковъ и всякаго рода сбродъ изъ вольныхъ людей, руководители самозванца предприняли тогда самое важное свое дѣло, — такъ сказать отслаиваніе тѣхъ областей[2], которыя, на сѣверѣ и сѣверо-востокѣ Россіи, еще оставались вѣрными Москвѣ и не поддавались на лесть, посулы и увѣщанія. Но что же мѣшало врагамъ окончательно погубить Москву? Что все время давало ей право считать себя не окончательно потерянной, какъ бы ни сложилась ея судьба? Смѣло можно отвѣтить на это, — Смоленскъ и Троицко-Сергіевская Лавра. Ихъ нахожденіе въ нашихъ рукахъ давало точки опоры для выручки или завоеванія вновь Москвы Скопинымъ-Шуйскимъ, посланнымъ за войсками и за союзомъ со шведами въ Новгородъ и Псковъ, — и шедшимъ къ нему на соединеніе изъ Астрахани, и съ Волги вообще, Шереметевымъ. Ихъ значеніе, — одного, какъ «Новаго Сагунта» на границѣ съ Польшей, другой — какъ вѣчной заступницы за Россію со временъ еще Дмитрія Донского, какъ неприкосновенной дотолѣ для враговъ святыни, — окрыляло надеждой, что пока не пали Смоленскъ и Лавра, до тѣхъ поръ жива Россія, до тѣхъ поръ еще не все потеряно, и до тѣхъ поръ есть надъ русскими людьми покровъ Св. Сергія и милость Божія.
И вотъ, этими-то сторонами вопроса и прониклись болѣе всего защитники Смоленска съ бояриномъ Шеинымъ, защитники Лавры, съ архимандритомъ Іоасафомъ во главѣ. Это-то значеніе и усвоили себѣ также болѣе всего поляки, говоря на совѣтѣ подъ Лаврою: «слухъ же истиненъ намъ возвѣстися, яко ждутъ князя Михаила Скопу съ черными псы, свейскими нѣмцы, и Ѳедора Шереметева съ понизовскими людьми. И тако вкупѣ вси собравшеся и твердыню сію занявше, могутъ надъ нами побѣдители показатися».
23-го сентября 1608 года Сапѣга, отдѣлившись отъ самозванца въ Тушинѣ, обложилъ съ 30 т. чел. Лавру, гдѣ не было и 3 т. чел. бойцовъ. Съ 1-го октября повелъ осадныя работы, 12-го октября пошелъ на 1-й общій приступъ, гдѣ былъ отбитъ и преслѣдуемъ, а затѣмъ назначилъ взорвать 9-го ноября юго-восточную часть стѣны Лавры черезъ успѣшно веденный тамъ же еще съ 7-го октября подкопъ. Но Богъ судилъ иначе: смѣлой вылазкой въ ночь на 9-го ноября осажденные разрушили всѣ замыслы врага, взорвали подкопъ до его забивки, а у самого Сапѣти, нанеся ему убыль до 2 т. чел., разрушили всѣ осадныя работы и увезли часть орудій и боевыхъ припасовъ, потерявъ при этомъ лишь немного болѣе 200 чел. Сапѣга перешелъ тогда до мая 1609 г. на тѣсное обложеніе. Голодъ, болѣзни и, — чего грѣха таить, — даже нѣкоторые внутренніе раздоры истомили и измучили защитниковъ. Къ веснѣ ихъ убыль была за 2 т. ч., и противъ 30 т. врага, всегда сытаго, бодраго и свѣжаго, стояли на стѣнахъ лишь 1 т. чел., едва державшихъ оружіе. Однако, долгъ пересилилъ все.
Два жестокіе общіе приступа 27-го мая и 28-го іюля 1609 г. вновь отбиты, — послѣдній всего 200-ми чел. бойцовъ, остальное женщины и дѣти, — и оба раза вновь защитники преслѣдуютъ врага, — подвиги нечеловѣческіе, сверхъестественные!!… Сапѣга окончательно переходитъ на одно обложеніе, а Лавра гордо стоитъ еще ½ года, не только не склоняясь передъ врагомъ, но даже все время безпокоя его вылазками…
Между тѣмъ, опираясь на стойкую оборону св. Обители и Смоленска, князь Скопинъ-Шуйскій, несмотря на всѣ невзгоды (измѣна шведовъ, нестроеніе ополченій), шелъ, хотя и медленно, но твердо на Москву, «отслаивая» обратно отобранныя поляками земли, и къ осени 1609 года его успѣхи встревожили самого Рожинскаго, а къ зимѣ повели и къ бѣгству самозванца.
Особенно замѣчателенъ подвигъ взятія Твери. Скопинъ-Шуйскій не можетъ ее взять отъ Кернозицкаго днемъ. Тогда онъ обманываетъ врага ложнымъ отходомъ — и беретъ Тверь своими плохими войсками ночью… Какой примѣръ ночныхъ дѣйствій для столь взывающаго снова къ нимъ вниманіе нашего времени!
Но нежеланіе Рожинскаго дѣлиться славою съ Сапѣгой привело къ отказу отъ совмѣстныхъ съ нимъ дѣйствій противъ Скопина, и Скопинъ-Шуйскій, имѣя верхъ надъ однимъ Сапѣгой и выславъ 2 подмоги въ Лавру (середина октября 1609 г. и начало января 1610 г.), побудилъ, наконецъ, Сапѣгу снять 12-го января осаду[3]. Встрѣченный 13-го сентября 1608 г. 1-й общей вылазкой, Сапѣга и чуть не наканунѣ ухода тоже испыталъ такую же вылазку, но уже 35-ю по счету. Стойко и живуче, все время наступательно обороняясь, Лавра сохранила себя, дала Скопину-Шуйскому въ мартѣ 1610 г. спасти Москву, создала, вмѣстѣ со Смоленскомъ, обстановку для спасенія всей Россіи и для воцаренія дома Романовыхъ. Вотъ почему осады Троицко-Сергіевской Лавры и Смоленска и суть исторія Смутнаго времени, и вотъ почему именно этимъ геройскимъ защитамъ мы обязаны въ значительной мѣрѣ всѣмъ тѣмъ, чѣмъ сильна, славна и горда Россія и по нынѣшнее время…
Оборона Смоленска героическая и твердая, кончилась однако паденіемъ его, измѣной, послѣ 22 мѣсяцевъ. Въ связи съ внезапной кончиной освободителя Москвы, Скопина Шуйскаго, это вызвало много послѣдствій. Еще 17 іюня 1610 года Шуйскій, заподозрѣнный въ отравленіи племянника, былъ низложенъ, вслѣдствіе неудачи нашей выручки Смоленска (Клушинскій бой). Тогда къ Москвѣ снова подошли Тушинскій воръ и Жолобовскій, — и бояре, ища спасенія, ухватились за сына Сигизмунда, Владислава, на условии сохранить православіе. Но вмѣсто Владислава, захватилъ Русь самъ Сигизмундъ.
Когда же, 16 іюля, шведы обманомъ взяли Новгородъ, который по мирному договору долженъ былъ образовать особое государство подъ главенствомъ одного изъ сыновей шведскаго короля, когда во Псковѣ въ это время появился Лжедмитрій 3-й, и Псковъ какъ бы совсѣмъ оторвался отъ государства, — многіе не безъ основанія считали, что настали послѣдніе дни Руси. Положеніе стало еще хуже послѣ неудачи ополченія Ляпунова.
Но вотъ, призывъ патріарха Гермогена, архимандрита Троицкой Лавры, Діонисія, и ея келаря, Авраамія Палицына, поднялъ нижегородцевъ съ земскимъ старостой Козьмой Мининымъ-Сухорукимъ.
«Заложимъ женъ и дѣтей», — возгласилъ этотъ новый спаситель Родины, — «но спасемъ Москву»! И на этотъ дивный кличъ быстро явились новыя ополченія, во главѣ которыхъ, по ихъ же выбору, сталъ князь Дмитрій Пожарскій.
Двинувшись вдоль Волги, Пожарскій постепенно усиливался новыми дружинами, лишь медленно подвигаясь къ Москвѣ.
Только въ августѣ 1612 г. двинулся онъ изъ Ярославля къ Москвѣ, у которой и сталъ въ укрѣпленіяхъ къ сѣверо-западу отъ Кремля. На южной же и юго-восточной сторонѣ города стояли казаки князя Трубецкого изъ перваго ополченія.
22-го августа поляки, стоявшіе у города, пошли на Пожарскаго, но послѣ семичасоваго боя отступили.
24-го августа они снова ударили, но, будучи отброшены, стали уже уходить по Смоленской дорогѣ.
Послѣдствіями этихъ побѣдъ Пожарскаго были сдача въ плѣнъ поляковъ, находившихся въ Кремлѣ, и занятіе нами Москвы.
Грамотой отъ 25 ноября, Пожарскій созвалъ въ Москву по 10 человѣкъ отъ городовъ для выбора Царя.
21-го февраля 1613 г. на земскомъ соборѣ единогласно былъ избранъ на Царскій престолъ Михаилъ Өеодоровичъ Романовъ, и этимъ избраніемъ, прямымъ слѣдствіемъ работы нашихъ ратныхъ силъ, былъ положенъ конецъ развитію Смутнаго времени.
Состояніе вооруженныхъ силъ. Какъ было видно, условія жизни Руси въ концѣ XVI и началѣ XVII вѣковъ поколебали всѣ устои государства и нравственно расшатали общество. При такихъ условіяхъ и военное искусство не только не могло развиваться, но, напротивъ, должно было пасть.
Въ дни второго самозванца и нашествія поляковъ, когда разгромъ былъ полный, не могло дѣйствовать даже и прочно установившееся было помѣстное право.
Приходилось обращаться къ наскоро набраннымъ ополченіямъ самаго смѣшаннаго состава безъ всякой подготовки и опыта.
Необходимо однако отмѣтить какъ попытки устройства вооруженной силы, такъ и тѣ особенности, на которыхъ проявлялись геройское поведеніе войскъ и искусныя дѣйствія нѣкоторыхъ вождей.
Таковы, прежде всего, попытки Бориса Годунова и Василія Шуйскаго наймами иностранцевъ создать примѣрныя войска и потомъ возсоздать наши силы. То же повторилъ Лжедмитрій I. Затѣмъ Василій Шуйскій издалъ «Воинскую книгу», переведенную съ нѣмецкаго придворными переводчиками, и началъ переводъ съ нѣмецкаго же и латинскаго «Устава дѣлъ ратныхъ».
Эти издания показывают, что у насъ уже сознавалась потребность заблаговременной подготовки войскъ къ предстоявшимъ дѣйствіямъ, и что, напр., дѣйствія подъ крѣпостями были поставлены высоко…
Неурядицы Смутнаго времени не остановили и распространенія у насъ огнестрѣльнаго оружия: въ походѣ Іоанна IV въ 1552 г. было 150 тяжелыхъ орудій, въ войнѣ со Швеціей при Ѳеодорѣ Іоанновичѣ уже 300.
Усовершенствовалось также ручное огнестрѣльное оружие: появились карабины и пистоли или пистолеты.
Миролюбіе царя Бориса выразилось, между прочимъ, въ особенномъ вниманіи къ содержанію въ порядкѣ укрѣпленных пограничныхъ чертъ и къ правильному несенію пограничной сторожевой службы. Заботы эти пригодились. Южно-русская Украйна, благодаря укрѣпленіямъ, не разъ удачно отбивалась отъ самозванцевъ. Въ то же время въ Россіи появились полевые окопы образцы уже новѣйшей фортификаціи, называемые шанцами. Это — 4-хъугольные земляные редуты.
Сбитыя смутой рати, конечно, являли собой не упорядоченныя полчища. Но тамъ, гдѣ сознавали, чего хотѣли, гдѣ горѣла вѣра въ Бога и въ славное будущее Россіи, гдѣ войска и вожди были объединены чувствомъ взаимнаго довѣрія, — тамъ, въ умѣлыхъ рукахъ, эти рати дѣлали чудеса, и живые примѣры тому — подвиги Скопина-Шуйскаго, Пожарскаго и безпримѣрная оборона Св. Троице-Сергіевской Лавры и Смоленска и другіе… Не было лишь оболочки: потребность въ ней становилась все настоятельнѣй… Ее началъ готовить XVII вѣкъ.