Записки о Московии (Герберштейн; Анонимов)/1866 (ВТ:Ё)/О посещении чужого дома

[86]
О ПОСЕЩЕНИИ ЧУЖОГО ДОМА.

В каждом доме и в каждом покое, на самом почётном месте ставят изображения святых, писанные или литые. Когда кто-либо приводит к другому, то, вошедши в комнату, тотчас снимает шапку и ищет глазами, где образ; увидев его, трижды знаменуется крестом и, наклоняя голову, говорит: Господи, помилуй. Потом здоровается с хозяином словами: Дай Бог здоровья. Затем, взявшись за руку, они целуются и наклоняют готовы; потом тотчас взглядывают друг на друга, чтобы видеть, кто из них ниже поклонился; и таким образом, три или четыре раза попеременно наклоняют головы, оказывая друг другу честь и как бы споря в этом между собою. После того садятся, и гость, окончив своё дело, выходит прямо на середину комнаты, обращает лице к образу, снова крестится три раза и, наклоняя голову, повторяет прежние слова. Потом, обменявшись прежними приветствиями, он уходит. Если это человек довольно важный, то хозяин следует за ним до лестницы; если познатнее, то он провожает дальше, наблюдая меру таким образом по достоинству каждого. У них соблюдаются удивительные церемонии: человеку с небольшим состоянием нельзя въезжать на лошади в ворота дома какого нибудь вельможи. Для людей бедных и неизвестных труден доступ даже к обыкновенным дворянам: те весьма редко показываются в публику с тою целью, чтобы сохранить более весу и уважения, к себе. Ибо ни один благородный, немного побогаче, не пройдёт пешком через четыре или пять домов, если за ним не следует лошадь. В зимнее же время им нельзя употреблять без опасности своих неподкованных лошадей но причине гололедицы, и когда они собираются или во дворец князя, или в храм божий то обыкновенно оставляют лошадей дома.

У себя, в домах, господа обыкновенно сидят и редко или даже никогда не рассуждают о чём-либо прохаживаясь. Они весьма удивлялись, когда увидели, что мы прохаживались [87]в своих квартирах и тем временем часто рассуждали о делах.

В различных местах, по всем частям своего владения, князь держит почтмейстеров с известным числом лошадей, для того, чтобы царские гонец без замедления имел готовую лошадь, когда его куда нибудь пошлют. Гонцу позволено выбирать лошадь по своему желанию. Когда я торопился из Новгорода Великого в Москву, то начальник почты, который на их языке называется ямщиком (Jamschnick), озабочивался приводить мне с раннего, утра тридцать, иногда сорок и пятьдесят лошадей, тогда как мне было нужно не более двенадцати. Таким образом каждый из нас брал себе лошадь, которая казалась ему годною; усталых лошадей мы переменяли немедленно по приезде на другой постоялый двор, который они называют ямом (Jama), а седло и узда оставались у нас прежние. Всякий может гнать лошадей, сколько ему угодно, и если лошадь падёт или не может продолжать езды, то совершенно безнаказанно можно увести другую из каждого ближайшего дома или взять от первого попавшегося на встречу, исключая княжеского гонца. Ямщик обыкновенно отыскивает лошадь, выбившуюся из сил и оставленную на дороге, также возвращает лошадь тому, у кого она была взята, и платит деньги за дорогу по расчёту. Большею частью за 10 или 20 вёрст (vuerst) платится 6 денег. На таких почтовых лошадях мой служитель в 72 часа прибыл из Новгорода в Москву, между которыми 600 вёрст расстояния, т. е. 120 германских миль. Это тем более удивительно, что лошадки у них так малы; за ними ухаживают гораздо небрежнее, чем у нас, и однако они переносят такие труды.