Генералъ Затлеръ пользовался въ то время (1856 г.) репутаціею отличнаго генералъ-интенданта, а впослѣдствіи, когда открылись злоупотребленія въ громадныхъ, ужасающихъ размѣрахъ, совершавшихся и уже давно совершившихся въ его управленіе, я слышалъ многихъ его сторонниковъ, говорившихъ:
— „Нельзя гоняться за строгою экономіею, когда дѣло идетъ о томъ, чтобы войска были сыты; а съ тѣхъ поръ, что русскія арміи существуютъ, при Затлерѣ впервые войска не голодали“…
Будучи въ Крыму, не вдаваясь ни въ какія штабныя сплетни, я скажу только то, за что могу поручиться, и опишу то, что самъ испыталъ, въ качествѣ полковаго командира.
Въ началѣ 1856 г., въ теченіи трехъ недѣль, у насъ не было хлѣба, но зато была увеличена дача крупы. Мясная порція отпускалась постоянно, но я сомнѣваюсь, чтобы она приносила ту пользу, которой отъ нея ожидали для силъ и здоровья солдата, и вотъ по какой причинѣ: подрядчики, взявшіеся поставлять мясо войскамъ, гнали свои гурты изъ отдаленныхъ губерній, безъ подножнаго, слѣдовательно, совсѣмъ безъ корма; я самъ видѣлъ, что несчастные волы, совершенно истощенные безкормицею и продолжительнымъ путешествіемъ, падали на дорогѣ и испускали духъ въ глубокой грязи нашихъ черноземныхъ степныхъ дорогъ. Когда кому нибудь изъ подрядчиковъ удавалось пригнать гуртъ скота въ расположеніи той дивизіи, которую онъ взялся снабжать мясомъ, то, въ ожиданіи случая попасть во щи, волы бродили по степи и, подобравши остатки бурьяна, питались своимъ собственнымъ пометомъ. Немудрено при этомъ, что при всей своей снисходительности, военные врачи бывали вынуждены браковать говядину, объявляя ее вредною или даже негодною. Въ нѣкоторыхъ полкахъ, какъ, напримѣръ, въ Полоцкомъ, поставку мяса брали на себя полковые командиры; тамъ, конечно, браковка говядины не имѣла мѣста, но потому-ли, что мясо было доброкачественное? Не смотря на высокія цѣны, по которымъ обходилась казнѣ мясная и винная порція, подрядчики были недовольны и жаловались. Въ одно утро ко мнѣ явился еврей Френкель, подрядчикъ Смоленскаго и Могилевскаго полковъ, называвшій Варшавскаго банкира своимъ дядею, и съ радостною физіономіею объявилъ мнѣ, что ходатайства полковыхъ командировъ увѣнчались успѣхомъ и что главнокомандующій приказалъ увеличить цѣну еще на 50 коп. съ пуда. Я на это объявилъ г. Френкелю, что онъ ошибается, что я объ этомъ не ходатайствовалъ, что у него съ Смоленскимъ полкомъ заключенъ контрактъ и что онъ не имѣетъ права его нарушать… Въ это время ко мнѣ вошелъ полковой квартирмейстеръ ш.-к. Клименко, съ бумагами, подтвердилъ слова Френкеля и подалъ мнѣ печатное приказаніе по полкамъ, именемъ главнокомандующаго отданное, но подписанное начальникомъ главнаго штаба Н***. Меня все это бѣсило, потому что я инстинктивно чуялъ какую нибудь продѣлку....... Пробѣжавъ краткое печатное приказаніе, гдѣ дѣйствительно было сказано, что главнокомандующій, во вниманіе къ ходатайству полковыхъ командировъ, согласился увеличить цѣну на говядину еще на 25 коп., передалъ это приказаніе Френкелю, говоря:
— „А ты все-таки врешь, потому что прибавлено не 50, а только 25 коп. сер.“.
....Не смотря на негодованіе, возбуждаемое во мнѣ, когда я убѣждался, что у насъ................ такъ безцеремонно занимались (сдѣлками съ подрядчиками), я былъ настолько остороженъ, что изъ всего этого не поднялъ шуму, никому не писалъ, не говорилъ, но спряталъ оба экземпляра приказаній по арміи, т. е. то, которое было получено въ полку офиціальнымъ путемъ, а равно и то, которое было выдано подрядчику
До какой степени одолѣвала меня въ то время безсильная злоба, можно судить потому, что теперь (1872 г.), по прошествіи 16-ти лѣтъ, у меня, при одномъ воспоминаніи о томъ, холодѣютъ и дрожатъ руки, такъ что я рѣшительно не въ состояніи писать...
...Уже три недѣли послѣ моего водворенія въ землянкѣ полковаго командира Смоленскаго полка, я удалился настолько отъ общества А. Н. У*** и бригадныхъ[1] и полковыхъ командировъ, что вскорѣ составилъ себѣ репутацію мизантропа. Въ это время я научился курить и, выписавши себѣ сигаръ, скоро сдѣлался настоящимъ курильщикомъ.
Не смотря на совершенное бездѣйствіе, собственно въ военномъ отношеніи, нельзя сказать, чтобы наши войска, на Бельбекѣ расположенныя, отдыхали. За неимѣніемъ дровъ и лѣсу на Бельбекѣ, надо было, для отопленія землянокъ и для варки пищи, посылать цѣлые отряды въ такъ называемый лѣсъ, т. е. мелкій дубовый кустарникъ; его вырубали и за 8 верстъ приносили на рукахъ. Я было хотѣлъ посылать подводы, но это оказалось совершенно невозможнымъ: во-первыхъ, наши огромныя и тяжелыя полуфурки не могли пройти тамъ, гдѣ проходили пѣшеходы, а во-вторыхъ, ⅓ часть противъ числа по штату положенныхъ подъемныхъ лошадей, принятыхъ мною съ полкомъ, были изнурены до того, что не были къ состояніи передвигать ноги. Фуражъ, доставляемый интендантствомъ, soi-disant, натурою, уже давно получался очень неаккуратно: случалось, что по двѣ недѣли не получался вовсе. Смоленскія подъемныя лошади стояли подъ навѣсомъ и когда я замѣтилъ квартирмистру, что слѣдовало бы что нибудь сдѣлать для предохраненія ихъ отъ стужи, то Клименко показалъ мнѣ, что конюшня имѣла прежде стѣны изъ плетня, но что этотъ плетень былъ не только обгложенъ, но почти до основанія съѣденъ лошадьми, пользующимися интендантскимъ сѣномъ. За этимъ сѣномъ приходилось посылать, когда получалось извѣщеніе, что на такомъ-то пунктѣ оно заготовлено, но такъ какъ оно заготовлялось постоянно въ пропорціи гораздо меньшей противъ дѣйствительной необходимости, то часто бывало, что голодныя лошадки, съ трудомъ двигая тяжелыя и хотя пустыя полуфурки по глубокой грязи, возвращались домой съ тѣмъ, чтобы по прежнему объѣдать свою плетневую конюшню.
Такъ какъ это положеніе меня возмущало и я настоятельно требовалъ помощи этому горю, то рѣшено было не жалѣть денегъ для добыванія сѣна. Это производилось слѣдующимъ образомъ: когда офицеръ, назначенный для полученія сѣна, пріѣзжалъ къ интендантскому чиновнику, распоряжавшемуся раздачею фуража, и упрашивалъ его отпустить должное и уже давно просроченное количество сѣна, онъ обыкновенно получалъ слѣдующій отвѣтъ:
— „Вы видите сами: сѣна мало, выдается оно по очереди поступленія требованія, а уже записанныхъ у меня пріемщиковъ 36,—вы будете 37-мъ“.
Недостатокъ фуража былъ до того ощутителенъ, по непростительному недостатку самой обыкновенной предусмотрительности, что главнокомандующій былъ вынужденъ приказать перевести артиллерійскихъ лошадей за Перекопъ, такъ что у насъ въ передовой линіи стояли цѣлыя батареи безъ лошадей, а нѣкоторыя съ третьею частью необходимыхъ лошадей для передвиженія. Это положеніе нашей арміи заставляло призадумываться даже самыхъ неустрашимыхъ оптимистовъ. Въ это время стали доходить до насъ слухи о предстоявшемъ близкомъ заключеніи мира, а какого именно числа—не припомню. А. Е. Тимашевъ увѣдомилъ меня, что ему поручено заключить мѣсячное перемиріе и что онъ для сего на другой день предполагаетъ ѣхать на Черную рѣчку для переговоровъ съ генераломъ Martinpé, начальникомъ главнаго штаба французской арміи, уполномоченнымъ со стороны враждебныхъ намъ союзныхъ войскъ вести переговоры и заключить перемиріе. Извѣстіе это пролетѣло, какъ электрическая искра, съ поразительною скоростью по всѣмъ бивуакамъ, и было встрѣчено повсюду съ радостью; никто не спрашивалъ: какія жертвы потребуются отъ Россіи для заключенія мира? чѣмъ вознаградятся ужасныя потери, понесенныя нами во время безпримѣрной, почти годовой, защиты Севастополя? Всѣ радовались, что будетъ, наконецъ, положенъ предѣлъ лишеніямъ, которымъ всѣ уже такъ давно подвергались, а возможность скораго возвращенія въ Россію дѣлала всѣхъ просто малодушными.
Rendez-vous былъ назначенъ на Мекензіевой горѣ, въ расположеніи Селенгинскаго пѣхотнаго полка; оттуда генералъ А. Е. Тимашевъ, съ многочисленною свитой, отправился верхомъ къ трактирному мосту, гдѣ была назначена встрѣча съ генераломъ Martinpré. А. П. Озеровъ, считавшійся одною изъ главныхъ причинъ еще некончившейся войны, былъ командированъ главнокомандующимъ въ помощь генералу Тимашеву для заключенія условій перемирія. Кромѣ меня, много любопытныхъ присоединилось къ нашему кортежу; тутъ были представители всевозможныхъ войскъ въ самыхъ разнообразныхъ мундирахъ. Покойный Андреевскій, въ мундирѣ л.-гв. гусарскаго полка, кн. Сергѣй Викторовичъ Кочубей, въ мундирѣ калужскаго ополченія (сѣромъ), Василій Шереметевъ, въ бѣломъ кафтанѣ орловскаго ополченія, и много другихъ…
Генералъ Martinpré встрѣтилъ насъ во главѣ многочисленной свиты, не доѣзжая версту трактирнаго моста, возлѣ котораго, по лѣвую сторону Черной рѣчки, были разбиты шатры для нашего пріема. Кромѣ того, на этомъ же мѣстѣ собралась многочисленная, весьма разнообразная публика изъ англійскаго, сардинскаго и турецкаго лагерей. Тутъ меня очень скоро познакомили съ многими французскими и англійскими генералами; не многихъ я теперь могу припомнить, но нѣкоторыхъ не забылъ, а именно: Винуа, général de division, и почтенную личность Sir Collin Campbеl’я, также начальника дивизіи и, кажется, командира шотландской пѣхоты, именуемой cold-stream.
Послѣ первыхъ привѣтствій, Тимашева и Озерова просили войти въ палатку, гдѣ былъ приготовленъ письменный столъ, а всѣхъ прочихъ лицъ пригласили въ другія палатки, въ которыхъ были приготовлены освѣжительные запасы. День былъ сырой и холодный; туманъ, сырость, видъ представителей враждебныхъ намъ націй, все это нисколько не располагало къ веселію, а напротивъ того, повергало въ раздумье и дѣлало меня болѣе обыкновеннаго молчаливымъ. Послѣ продолжительнаго, довольно нескладнаго разговора съ двумя вышепоименованными генералами, я не могъ не согласиться войти въ одну изъ палатокъ и, по самому любезному приглашенію старика Collin Campbell’я, выпить рюмку хереса. Каково было мое удивленіе, когда, войдя въ эту палатку, я засталъ въ ней въ то время всей арміи хорошо извѣстнаго весельчака, запѣвалу, кутилу и поэта А. Н. Амосова, въ дружескомъ и интимномъ разговорѣ съ англійскимъ артиллерійскимъ капитаномъ Моррисомъ. Не смотря на полное незнаніе Амосовымъ англійскаго, а Моррисомъ французскаго языка, они не только понимали другъ друга, но уже успѣли угоститься, и когда я вошелъ, Амосовъ уже предлагалъ Моррису пить Bruderschaft. Tout cela m’a laissé une impression pénible… (Все это произвело на меня тяжелое впечатлѣніе…).
Примѣчанія
править- ↑ Бригадными командирами были у насъ Г. М. Бялый и С***, получившіе извѣстность командуя Якутскимъ и Селенгинскимъ полками; оба были очень храбрые офицеры, но люди совершенно необразованные, а С*** къ тому-же пьяница. Первый вышелъ въ отставку въ 1857 г., а второй умеръ керченскимъ комендантомъ, кажется, въ 1865 г. В. Д.