I. Списокъ Унд. начинается такъ: Князь великій Дмитрей Ивановичь съ своимъ братомъ съ княземъ Владимеромъ Андреевичемъ и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. Вѣдомо, брате, у быстраго Дону царь Мамай пришелъ на Рꙋскꙋю землю, а идетъ къ намъ въ Залѣскꙋю землю. Пойдемъ (и т. д.}.
Далѣе въ спискѣ Унд. вставка. «Прежде восписахъ жалость земли Рꙋскіе и прочее, отъ книгъ приводя, потомъ же списахъ жалость и похвалꙋ великомꙋ князю Дмитрію Ивановичю и братꙋ его князю Владимерꙋ Ондреевичю.
Въ концѣ послѣ словъ «за вѣру христіаньскꙋю» слѣдуетъ еще «собѣ бычаемъ пороженыхъ и вскормленыхъ».
II. Въ слѣдъ за мѣстомъ, внесеннымъ въ нашь текстъ, изъ сп. Унд. слѣдуетъ въ немъ тоже, что есть и въ Кирил. спискѣ, но съ большими ошибками: — Похвалимъ вещаннаго боярина горазна гудца въ Кіевѣ. Тотъ бояринъ воскладоша горазная своя персты на живыя струны, пояша Рускимъ княземъ славу, первому князю Кіевскому Игорю Бяриковичю и великому князю Владимеру Всеславьевичю Кіевскому и великому князю Ярославу Володимеровичю. Азъ же помяну Рязанца Софонія и восхвалю и пр. Конецъ этого возгласа не такой, какъ въ Кирил. спискѣ: — вмѣсто: «за не же ихъ было мꙋжество и пр., въ спискѣ Унд.: и пѣніе княземъ Рускимъ за вѣру христіанскую. Воспоминаніе о Рязанцѣ Софоніи мнѣ кажется такою же чисто книжною вставкой, какъ и выше приведенное объясненіе: «прежде восписахъ» и пр. Далѣе: — Се бо к. в. Д. И. и б. е. к. В. А. помолися Богу и пречистей Его матери, истезявше умъ свой крѣпкою крѣпостью, и поостриша сердца свои мужествомъ и наполнися ратнаго духа, уставиша себѣ храбрыя воеводы въ Руской землѣ, и помянуша прадѣда своего великаго князя Владимера Кіевскаго.
III. Вмѣсто: они бо взнялись и пр. въ спискѣ Унд.: Ци буря соколы снесетъ изъ земля Залѣскія въ поле Полотское.
Вмѣсто: «Тогды аки орлы слетѣшася» — «И какъ слово изговариваютъ, уже аки орли слетѣшась.»
Слово князей къ князю Дмитрію и брату его иначе: — а ркутъ таково слово: У Дуная стоятъ Татаровя поганые, и Мамай царь на рѣки на Мечи, межу Чюровымъ и Михаиловымъ брести хотятъ, и предати животъ свой нашей славѣ.
Иначе и слово в. к. Дмитрія: — И рекше князь Дмитрей Ивановичь: Брате князь Владимеръ Андреевичъ, поѣдемъ тамо, укупимъ животу своему славы, а старымъ повѣсть, а молодымъ память, а храбрыхъ своихъ испытаемъ, а рѣку Донъ кровью прольемъ за землю Рускую и за вѣру крестьянскую. И рекше имъ князь великій Дмитрей Ивановичъ: Братія и князи Рускіе, гнѣздо есмя были в. к. Владимера Кіевскаго, не въ обидѣ есми были по роженію ни ястребу ни кречету ни черному ворону, ни поганому сему Мамаю.
IV. Въ спискѣ Унд.: О соловей, лѣтняя птица, чтобы ты, соловей, пощекоталъ славу в. к. Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андреевичю, и земли Литовской дву братомъ Олгордовичамъ, Андрею и брату его Дмитрею, да Дмитрею Волынскому. Тѣ бо суть сынове храбры кречаты въ ратномъ времени и вѣдомы полеводцы подъ трубами, подъ шеломы злачеными въ Литовской землѣ. Молвяше Андреи Олгордовичь своему брату: Брате Дмитрей, сами есмя себѣ два браты, сыны Олгордовы, а внуки мы Доментовы, а правнуки есми Сколомендовы. Вберемъ, брате, милые пановя, удалые Литвы, храбрыхъ удальцовъ, а сами сядемъ на добрые кони своя, и посмотримъ быстрого Дону, испытаемъ мечевъ своихъ Литовскихъ о шеломы Татарскіе, а сулицъ Нѣмецкихъ о боеданы бусорманскіе.
Середина слова князя Дмитрія нѣсколько иначе: — Уже бо брате стукъ стучить, а громъ гремитъ въ каменомъ градѣ Москвѣ: что, брате, стучитъ великая сильная рать в. к. Демитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича. Гремятъ удальцы Рускіе злачеными доспѣхи и черлеными щиты Московскими. Сѣдлай, брате Андрей, свой добрый конь, а мой готовъ осѣдланъ. Выѣдемъ, брате, и пр.
V. Уже бо, брате, (вѣтри) возвіяли по морю на усть Дону и Нѣпра, прилелѣяша (а не прилѣяша, какъ написано по ошибкѣ) тучи на Рускую землю, изъ нихъ же выступали кровавые зори, а въ нихъ трепещутся сильные молыньи. Быти стуку великому по рѣкѣ Напрядѣ межи Дономъ и Нѣпромъ, пасти трупу и пр.
А идутъ Хиновѣ поганыя къ Русской земли. И притекоша сѣрые волцы отъ усть Дону и Нѣпра, и ставши воютъ, на рѣкѣ хотятъ на Мечи поступити въ Рускую землю. И то были не сѣрые волцы: пріидоша поганые Татаровя, хотятъ пройти воюючи всю Рускую землю. Тогда гуси возгоготали и лебеди восплескали крылами своими. Поганый Мамай пришелъ на Рускую, землю, и воеводы своя привелъ. А уже бѣды ихъ пасоша, птици крылати подъ облакъ летятъ, вороны часто граютъ, а галицы своею рѣчею говорятъ, орли хлѣкчють, а волцы грозно воютъ, а лисицы на костѣхъ бряшуть. Руская земля, то первое еси какъ за царемъ за Соломономъ побывала.... то уже соколи Бѣлозерстіи и ястреби хваруются, отъ златыхъ колодицъ, и пр. Что именно пропущено здѣсь, въ томъ мѣстѣ, гдѣ поставлены точки, видно изъ списка Кирил.
То уже соколи.... возлетѣша подъ синее небеса, возгремѣша злачеными колоколы на быстромъ Дону. Въ слѣдъ за этимъ: — Тогда к. в. Дмитрей Ивановичь воступивъ во златое свое стремя, и вземъ свой мечь въ правую руку, и помолися Богу и Пречистой Его Матери. Солнце ему на востокъ сіяетъ и путь повѣдаетъ, а Борисъ и Глѣбъ молитву воздаютъ за сродники своя. Мѣсто это въ Кирил. спискѣ въ ст. VI.
VI. Что шумитъ и что гремитъ рано передъ зорями. Князь Владимеръ Андреевичь полки перебираетъ и ведетъ къ великому Дону. И молвяше брату своему в. к. Дмитрею Ивановичю: Не ослабливай, брате, поганымъ Татаровямъ. Уже поганые поля Рускіе наступаютъ и вотчину отнимаютъ.
Слѣдующаго за симъ мѣста нѣтъ въ Кир. сп: — «И говоритъ ему к. в. Дмитрей Ивановичъ: Брате Владимеръ Андреевичь. Сами есми, а внуки в. к. Владимера Кіевскаго, а воеводы у насъ уставлены отъ бояриновъ, и крѣпцы бысть князи Бѣлозерстіи Ѳедоръ Семеновичъ да Семенъ Михаиловичь, да Микула Васильевичь, да два брата Олгордовичи, да Дмитрей Волынской, да Тимоѳей Волуевичь, да Андрей Серкизовичь, да Михаило Ивановичь, а вою съ нами триста тысящь окованые рати, а воеводы у насъ уставлены, а дружина свѣдана, а подъ собою имѣемъ добрые кони, а на себѣ злаченые доспѣхи, а шеломы Черкаскіе, а щиты Московскіе, а сулицы Нѣмецкіе, а кинжалы Ѳряскіе, а мечи булатные, но (вм. ино) еще хотятъ головы своя положить за землю Рускую и за вѣру крещеную». Вмѣсто этого въ Кирил. спискѣ: Тогда же к. в. Д. И. ступи въ свое́ златое стремя, что въ спискѣ Унд. находится въ концѣ ст. V.
VII. Пашутъ бо ся, аки живи, хоругови, ищутъ себѣ чести и славнаго имени. Уже бо тѣ соколы и кречаты за Донъ борзо перелетѣли, и ударилися о многіе стада лебединые. То ти наѣхали Рускіе князи на силу Татарскую, и удариша копье (вм. копьи) ѳараѳужными (вм. харалужными) о доспѣхи Татарскіе; возгремѣли мечи булатные о шеломы Хиновскіе на полѣ Куликовѣ, на рѣчкѣ Напрядѣ. Черна земля подъ копыты, а костьми Татарскими поля насѣяша, а кровью ихъ земля пролита бысть. А сильныи полки ступишася въ мѣсто, и протопташа холми и луги, и возмутишася рѣки, потоки, озера, и кликнули быша дивы въ Руской земли. А глава шибла къ Желѣзнымъ вратамъ, ли къ Ко Ораначи Криму, и х Саѳѣ (Кафѣ?) по морю и къ ко Торнову, а оттоль къ Царюграду на хвалу Рускимъ княземъ. И одолѣша рать Татарскую на полѣ Куликовѣ на рѣчкѣ Напрядѣ. — Различіе этого мѣста въ двухъ спискахъ очень рѣзки: безъ помощи другихъ списковъ нѣтъ возможности разгадать, какъ разные куски сходились въ цѣлое; но по отношенію къ предъидущей статьѣ и по концу ея можно видѣть, что цѣлость въ немъ какая-нибудь была.
VIII. За этимъ въ спискѣ Унд. слѣдуетъ мѣсто, которое въ Кирил. спискѣ помѣщено ниже въ ст. X: Не тури возгремѣли у Дунаю великаго на полѣ Куликовѣ, и не тури побѣждени у Дунаю великаго; но посѣчени князи Рускіе и бояры и воеводы в. к. Дмитрея Ивановича, побѣждени князь Бѣлозерстіи отъ поганыхъ Татаръ: Ѳедоръ Семеновичь, да Семенъ Михаиловичь, да Тимоѳей Волуевичь, да Андрей Серкизовичь, да Михаило Ивановичь и иная многая дружина.
IX. «Пересвѣта чернца Брянскаго боярина на суженое мѣсто привели. И рече Пересвѣтъ чернецъ в. к. Дмитрею Ивановичю: Лучши бы намъ потятымъ быть, нежели полоненымъ отъ поганыхъ Татаръ. Тако бо Пересвѣтъ поскакиваетъ на своемъ добрѣ конѣ, а злаченымъ доспѣхомъ посвѣчиваетъ; а иные лежатъ посѣчены у Дунаю великого на брезѣ. И въ то время стару надо помолодѣть, а удалымъ людямъ плечь своихъ попытать. И молвяше Ослабя чернецъ своему брату Пересвѣту старцу: Брате Пересвѣте. вижу на тѣлѣ твоемъ раны великія; уже, брате, летѣти главѣ твоей на траву ковыль, а чаду твоему Іякову лежати на зеленѣ ковылѣ травѣ, на полѣ Куликовѣ на рѣчкѣ Напрядѣ, за вѣру крестьянскую, за землю за Рускую и за обиду великаго князя Дмитрія Ивановича.
X. И въ то время по Резанской землѣ около Дону ни ратаи ни пастуси въ полѣ не кличютъ, но едины вороны граютъ, трупи ради человѣческія. Грозно и жалосно въ то время бяше тогды слышати, занеже трава кровію пролита бысть, а древеса тугою къ земли приклонишася, и воспѣли бяше птицы жалостные пѣсни. — Память о погибшихъ, помѣщенная тутъ въ Кирил. спискѣ, поставлена выше въ ст. VIII.
XI. Восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводскіе жены о избіеныхъ. Микулина жена Васильевича Ѳедосья да Дмитріева жена Марья рано плакашася у Москвы града на забралахъ стоя, а ркутъ тако: Доне, Доне, быстрая рѣка. прорыла еси ты каменыя горы и течеши въ землю Половецкую, прилелѣй моего господина Микулу Васильевича. А Марья про своего господина тоже рекла. А Тимоѳеева жена Волуевича тако же плакахуся и рече тако: Се уже веселіе мое пониче въ славномъ градѣ Москвѣ. И уже не вижу своего государя: Тимоѳея Волуевича въ животѣ нѣту. А Андреева жена Марья да Михаилова жена Оксинья рано плакашася: Се уже обѣма намъ солнце померкло въ славномъ градѣ Москвѣ. Примахну ли къ нимь отъ быстраго Дону поломяные вѣсти, носяше великую бѣду. И ссѣдоша удальцы з добрыхъ коней на суженое мѣсто на полѣ Куликовѣ, на рѣчкѣ Напрядѣ. И восплакалися жены Коломенскіе, а ркутъ тако: Москва, Москва, быстрая рѣка, чему еси залелѣяла мужей нашихъ отъ насъ въ землю Половецкую. И ркутъ тако: Можешь ли, господине к. в. веслы Нѣпръ запрудить. Замкни, государь, Окѣ рѣкѣ ворота, чтобъ потомъ поганые Татаровѣ къ намъ не ѣздили. Уже мужей нашихъ рать трудила.
Въ повѣстяхъ о Мамаевскомъ побоищѣ, какъ было уже замѣчено, есть кое-что напоминающее складомъ Слово о полку Игоревѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и Слово о Задонщинѣ. Эти мѣста, болѣе или менѣе отличающіяся отъ всего остальнаго, суть вставки, прибавленныя къ повѣствованію переписчиками и передѣлывателями, — и многія взяты дословно изъ Слова о Задонщинѣ. Онѣ важны, какъ отрывки изъ особенныхъ списковъ этого Слова, и потому важны для вѣрнаго уразумѣнія текста Слова. Не менѣе любопытны и другія подобныя мѣста повѣстей, какъ отрывки, можетъ быть, изъ особенныхъ словъ о Куликовской битвѣ. Съ достовѣрностью, кажется, можно предположить, что было по крайней мѣрѣ два такихъ слова: одно — то, которое представлено выше въ чтеніи и въ которомъ особенно выставленъ князь Владиміръ Андреевичь; другое, какъ видно изъ повѣстей о Мамаевскомъ побоищѣ, прославляло болѣе всего боярина Димитрія Волынца.
Приводя отрывки изъ повѣстей, напоминающіе складомъ Слово о Задонщинѣ, я не ограничивался только тѣми которые или есть въ его спискахъ, или ни чѣмъ не