Андрей Серкизовичь, да Михаило Ивановичь и иная многая дружина.
IX. «Пересвѣта чернца Брянскаго боярина на суженое мѣсто привели. И рече Пересвѣтъ чернецъ в. к. Дмитрею Ивановичю: Лучши бы намъ потятымъ быть, нежели полоненымъ отъ поганыхъ Татаръ. Тако бо Пересвѣтъ поскакиваетъ на своемъ добрѣ конѣ, а злаченымъ доспѣхомъ посвѣчиваетъ; а иные лежатъ посѣчены у Дунаю великого на брезѣ. И въ то время стару надо помолодѣть, а удалымъ людямъ плечь своихъ попытать. И молвяше Ослабя чернецъ своему брату Пересвѣту старцу: Брате Пересвѣте. вижу на тѣлѣ твоемъ раны великія; уже, брате, летѣти главѣ твоей на траву ковыль, а чаду твоему Іякову лежати на зеленѣ ковылѣ травѣ, на полѣ Куликовѣ на рѣчкѣ Напрядѣ, за вѣру крестьянскую, за землю за Рускую и за обиду великаго князя Дмитрія Ивановича.
X. И въ то время по Резанской землѣ около Дону ни ратаи ни пастуси въ полѣ не кличютъ, но едины вороны граютъ, трупи ради человѣческія. Грозно и жалосно въ то время бяше тогды слышати, занеже трава кровію пролита бысть, а древеса тугою къ земли приклонишася, и воспѣли бяше птицы жалостные пѣсни. — Память о погибшихъ, помѣщенная тутъ въ Кирил. спискѣ, поставлена выше въ ст. VIII.
XI. Восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводскіе жены о избіеныхъ. Микулина жена Васильевича Ѳедосья да Дмитріева жена Марья рано плакашася у Москвы града на забралахъ стоя, а ркутъ тако: Доне, Доне, быстрая рѣка. прорыла еси ты каменыя горы и течеши въ землю Половецкую, прилелѣй моего господина Микулу Васильевича. А Марья про своего господина тоже рекла. А Тимоѳеева жена Волуевича тако же плакахуся и рече тако: Се уже веселіе мое пониче въ славномъ градѣ Москвѣ. И уже не вижу своего государя: Тимоѳея Волуевича въ животѣ нѣту. А Андреева жена Марья да Михаилова же-
Андрей Серкизовичь, да Михаило Ивановичь и иная многая дружина.
IX. «Пересвѣта чернца Брянскаго боярина на суженое мѣсто привели. И рече Пересвѣтъ чернецъ в. к. Дмитрею Ивановичю: Лучши бы намъ потятымъ быть, нежели полоненымъ отъ поганыхъ Татаръ. Тако бо Пересвѣтъ поскакиваетъ на своемъ добрѣ конѣ, а злаченымъ доспѣхомъ посвѣчиваетъ; а иные лежатъ посѣчены у Дунаю великого на брезѣ. И въ то время стару надо помолодѣть, а удалымъ людямъ плечь своихъ попытать. И молвяше Ослабя чернецъ своему брату Пересвѣту старцу: Брате Пересвѣте. вижу на тѣлѣ твоемъ раны великія; уже, брате, летѣти главѣ твоей на траву ковыль, а чаду твоему Іякову лежати на зеленѣ ковылѣ травѣ, на полѣ Куликовѣ на рѣчкѣ Напрядѣ, за вѣру крестьянскую, за землю за Рускую и за обиду великаго князя Дмитрія Ивановича.
X. И въ то время по Резанской землѣ около Дону ни ратаи ни пастуси въ полѣ не кличютъ, но едины вороны граютъ, трупи ради человѣческія. Грозно и жалосно въ то время бяше тогды слышати, занеже трава кровію пролита бысть, а древеса тугою къ земли приклонишася, и воспѣли бяше птицы жалостные пѣсни. — Память о погибших, помещенная тут в Кирил. списке, поставлена выше в ст. VIII.
XI. Восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводскіе жены о избіеныхъ. Микулина жена Васильевича Ѳедосья да Дмитріева жена Марья рано плакашася у Москвы града на забралахъ стоя, а ркутъ тако: Доне, Доне, быстрая рѣка. прорыла еси ты каменыя горы и течеши въ землю Половецкую, прилелѣй моего господина Микулу Васильевича. А Марья про своего господина тоже рекла. А Тимоѳеева жена Волуевича тако же плакахуся и рече тако: Се уже веселіе мое пониче въ славномъ градѣ Москвѣ. И уже не вижу своего государя: Тимоѳея Волуевича въ животѣ нѣту. А Андреева жена Марья да Михаилова же-
