Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Декабрь/27

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 27 декабря

Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. IV. Месяц декабрь. — С. 755—784.

День двадцать седьмой

---

Страдание

святаго первомученика и архидиакона

Стефана

‎огда Господь наш Иисус Христос, по совершении таинства спасения нашего, вознесся на Небо и от Отца ниспослал на Апостолов Духа Святаго, в виде огненных языков^[1], и первенствующая Церковь (Иерусалимская) начала умножаться, возникло в ней вскоре неудовольствие между христианами из еллинов^[2] и евреев. Здесь разумеются не те еллины, которые поклонялись идолам и которых Священное Писание обыкновенно называло язычниками. Язычникам в то время еще не был открыт доступ к вере во Христа и не проповедывалось им слово спасения; даже по убиении архидиакона Стефана еще нескоро стали допускать язычников в собрание верных. Первым из язычников христианином был Корнилий Сотник^[3], но едва крестил его св. Петр, вознегодовали христиане из обрезанных иудеев на то, что Петр ходил к необрезанным, и роптали на него до тех пор, пока он не рассказал им о видении, бывшем ему, — о плащанице, спущенной с Неба^[4]. Тогда они успокоились и прославили Бога, говоря:

— Видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь.

Итак, при жизни святого Стефана роптали на евреев еллины не из числа язычников, а бывшие также из евреев и хранившие тот же Закон, данный Моисеем, но рассеявшиеся по разным странам (как и святый Апостол Иаков в своем Послании пишет: ѻ҆бѣмана́десѧте колѣ́нома, и҆̀же въ разсѣ́ѧнїи, ра́доватисѧ^[5], и усвоившие еллинский язык (но не веру и нравы), посему их и называли еллинами те, которые жили в Иерусалиме. Подобным образом и Златоуст выражается: «Еллинами, о коих говорится в книге Деяний Апостольских, я полагаю, назывались говорящие по-еллински, потому только, что они по-гречески говорили, будучи евреями». Между такими-то еллинами-христианами и возник ропот на христиан из евреев иерусалимских, ропот за то, что вдовы еллинов были пренебрегаемы при ежедневном назначении служений: или им назначалась низшая работа, или им давалась меньшая и худшая доля пищи и одежды.

При таком положении дел святые двенадцать Апостолов созвали всех бывших тогда верующих и сказали им:

— Нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу; а мы постоянно пребудем в молитве и служении Слова^[6].

Это предложение святых Апостолов было одобрено всем собранием верных, которые немедленно избрали: Стефана, мужа исполненного веры и Духа Святаго, Филиппа, Прохора, Никанора, Тимона, Пармена и Николая, уроженца антиохийского.

Самые имена сих избранников показывают, что они были родом не из тех евреев, которые жили в Иерусалиме, но из тех, которые проживали в еллинских странах, ибо имена их — не еврейские, а еллинские. Из них Стефан приходился родственником Савлу, впоследствии призванному Господом с именем Павла к вере и апостольскому служению; Павел же был родом из города Тарса, в Киликии^[7]. Эти семь мужей потому избраны были из еллинов для служения бедным вдовам, чтобы еллины, доселе скорбевшие о пренебрежении своих вдовиц, успокоились наконец и перестали жаловаться и роптать.

Все сии избранники были приведены к Апостолам, и те помолились, возложили на них руки и посвятили их в диаконы (служители).

Первым между ними был Стефан, исполненный веры и силы, и потому назывался архидиаконом. По благодати Божией, он творил много знамений и чудес среди верных: а если о чудесах его не упоминается в Священном Писании, это нисколько не удивительно, ибо и о делах Самого Христа Господа сказано: а҆́ще бы по є҆ди́номꙋ пи́сана бы́ша, ни самомꙋ̀ мню̀ всемꙋ̀ мі́рꙋ вмѣсти́ти пи́шемыхъ кни́гъ^[8]. Впрочем, с полным основанием можно сказать, что святый Стефан, подобно старейшим Апостолам, возлагал руки на больных, и они становились здоровыми. Кроме сего, он был муж сильный словом и делом, верных утверждал в вере, неверных же иудеев обличал, доказывая им от Закона и Пророков, что они несправедливо, по зависти, убили Сына Божия, Мессию, ожидаемого столько веков. И когда между иудеями, и фарисеями, и саддукеями, и греческими евреями разгорелся однажды спор о Господе нашем Иисусе Христе, и одни говорили, что Он — Пророк, другие же — что Он льстец, а иные — что Он — Сын Божий, святый Стефан, взойдя на возвышение, стал благовествовать всем о Христе Господе, говоря:

— Мужие братие! Зачем усиливается между вами раздражение, и весь Иерусалим разделяется на партии? Блажен тот из вас, кто уверовал в Господа нашего Иисуса Христа, ибо Он, для того, чтобы освободить нас от грехов наших, сошел с Небес и родился от Пресвятыя и Пречистыя Девы, избранной прежде создания мира; Он принял на Себя и понес наши немощи и недуги, слепым даровал зрение, прокаженных очищал, бесов изгонял.

Они же, услышав слова его, стали спорить с ним, усиливались опровергать его и хулить проповедуемого им Господа, как написано об этом в книге Деяний Апостольских:

«Некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев, Александрийцев и некоторые из Киликии и Асии вступили в спор со Стефаном»^[9].

Ибо евреи, жившие между греками в разных отдаленных странах, имели особые свои синагоги в Иерусалиме. И таким образом, кроме первенствующей архисинагоги еврейской, в Иерусалиме много было синагог разных пришельцев, или евреев, живших в различных странах, и от каждой страны евреи исключительно в свою синагогу в Иерусалиме посылали детей учиться Закону Божию. Да и сами они, ежегодно приходя на поклонение ко храму Соломонову, проживали при своих синагогах, и собирались в них, и учились в них, как это видно из второй главы книги Деяний Апостольских: «В Иерусалиме находились иудеи, люди набожные из всякого народа под небесами, Парфяне, Мидяне и Еламиты» и прочие^[10], т. е. евреи, жившие в Парфии, в Мидии, в Еламе^[11], и в прочих там указанных странах, пришедшие теперь на праздник в Иерусалим. Соответственно сему, были в Иерусалиме синагоги Киликийская, Александрийская, Киринейская^[12]. О Либертинской^[13] же рассказывают, что в ней было особенное племя евреев, ведущее свой род от тех, которые некогда были пленены Помпеем римским^[14], потом отпущены на свободу и поэтому назывались либеры, что значит — свободные. Точно также и св. Златоуст говорит: «Либертинами назывались те, коим была дарована свобода римлянами. И так как в Иерусалиме жили пришельцы из разных стран, то они и синагоги свои в нем имели, где слушали чтение Закона и молились».

Сии-то собрания в синагогах — Либертинской, Киринейской и других, споря со Стефаном, не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил, и святый Стефан в то время словом истины одолел три части света — Европу, Азию и Африку: одолел Европу в лице либертин, пришедших из Рима, находящегося в Европе, одолел Азию в лице киликиян, уроженцев Азии, одолел Африку в лице киринейцев и александрийцев, происходивших из Африки.

Они же, не имея силы сказать что-либо против проповедуемой Стефаном истины, светлейшей солнца, воспламенились на него гневом и, полные зависти, подучили некоторых из своих единомышленников, привыкших говорить ложь, объявить главной архисинагоге еврейской, будто они слышали, как Стефан говорил хульные речи против Моисея и Бога. Возмутив, таким образом, народ, и старейшин, и книжников, они напали на святаго Стефана, схватили и привели его в синагогу к первосвященникам и великому множеству законоучителей; тут же представили и ложных свидетелей, которые утверждали:

— Сей человек не перестает говорить хульные речи на св. место сие и на Закон, и мы слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые установил нам Моисей.

Святый же Стефан стоял невозмутимо среди этого убийственного собрания, как Ангел Божий, сияя светом божественной благодати, как некогда Моисей: ибо преобразился внешний вид лица его, и все, бывшие в собрании, смотря на него, видели лицо его, как лицо Ангела.

Первосвященник спросил его:

— Справедливо ли то, что говорят о тебе свидетели?

Святый, раскрыв уста свои, произнес длинную речь. Он начал от Авраама, который первый получил обетование о пришествии Мессии, и затем рассказал всю историю до Моисея, вспоминая о нем с полным благоговением и уважением, и этим ясно показывал и возражал против лжесвидетелей, что сам он вовсе не хулитель ни Моисея, ни Закона Божия, данного чрез Моисея, и еще яснее доказывал, что именно отцы их были хулителями.

— Не восхотели, — говорил он, — отцы наши быть послушными ему, но отринули Его и обратились сердцами своими к Египту^[15].

Потом возражая на другую клевету, будто бы он произносил хулу на место святое, сказал:

— Соломон построил Ему храм^[16].

Этими словами он как бы хотел сказать: «Я чту место святое, по Божиему благоволению мудро устроенное царем Соломоном и освященное славою Господнею, явленною облаком; я почитаю храм, во славу Божию созданный людьми, но при сем и то исповедую, что Бог более любит пребывать в невещественных, нерукотворенных храмах, т. е. в душах человеческих чистых».

— Всевышний не в рукотворенных храмах живет, — говорил он, — как говорит Бог чрез Пророка: нб҃о мнѣ̀ престо́лъ є҆́сть, землѧ́ же подно́жїе нога́ма мои́ма: кі́й хра́мъ сози́ждете мѝ, глаго́летъ гдⷭ҇ь: и҆лѝ ко́е мѣ́сто поко́ищꙋ моемꙋ̀; всѧ̑ бо сїѧ̑ сотворѝ рꙋка̀ моѧ̀^[17].

Наконец, исполнившись божественной ревности, как некогда Илия, святый Стефан обратился с обличительной речью против всего собрания:

— Жестоковыйные люди с необрезанным сердцем и ушами! Вы всегда противитесь Духу Святому: как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника (обетованного Мессии), которого предателями и убийцами сделались ныне вы^[18].

Сии слова святого возбудили в первосвященнике и книжниках невыразимую ярость, и все они, слушая сие, рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами своими.

Но Стефан не обращал внимание на их гнев, ибо был исполнен Духа Святаго, Который и делал его мужественным и боговдохновенным. Взглянув на Небо, он увидел славу Божию. Доселе он проникнут был лишь желанием узреть ее, и с полной верою твердо надеялся достигнуть сего, а теперь, еще до кончины своей, стал созерцать ее и, как близкий к смерти, встречал ее, как начало блаженства; он увидел и Самого Христа Иисуса, Владыку и Господа своего, стоящего в Небе и как бы ожидающего к Себе прихода его, когда, наконец, разрешившись от тела, скорее дойдет к Нему, и там, где Он, Сам Господь, там и слуга Его будет^[19].

И то, что он видел, то объявил всем, воскликнув громким голосом:

— Вот, я вижу Небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога^[20].

Он не скрыл сего видения, как обыкновенно делали святые мужи, которые, конечно, по смирению своему, не открывали явлений, посылаемых им от Бога, но всем объявил преславное откровение для того, чтобы верные утвердились в вере, а неверные были посрамлены. И для того еще он сделал сие, чтобы и будущих после его мучеников уверить, что страдающим за Христа нет препятствия к восхождению на Небо и какого-либо испытания, но открыт прямой, свободный путь, Небо отверсто, воздаяние готово. Сам Подвигоположник, стоя, ждет, Господня слава сама сретает мученика во Вратах небесных. И посему святый первомученик поведал в слух всех, что он видит, как бы призывая этим и других после себя к тому же венцу мученическому.

Но завистливые иудеи, привыкшие убивать пророков и восставшие на Самого Господа, Исполнителя Закона и Пророков, не стерпели слов истины, будучи сами лживы, и не захотели слушать откровения святого Стефана, но подняли громкий крик, стали затыкать свои уши и, единодушно устремясь к нему, возложили на него свои убийственные руки, вывели из города, как прежде Господа Иисуса, благоизволившего пострадать вне стен, и камением побивали благого и верного раба Господня. А чтобы легче было бросать камни на святаго, лжесвидетели и убийцы сняли с себя верхние одежды и сложили их при ногах одного юноши, по имени Савла, который хотя был единоплеменником и родственником убиваемого, но более других раздражен был против него, из слепой ревности к Ветхому Закону. Савл — говорится в Деяниях — одобрял убиение его^[21]. И св. Иоанн Златоуст говорит о сем так: «Скорбел Савл, что у него не было много рук, чтобы всеми ими можно было поражать Стефана, и доволен был лишь тем, что мученика побивали многие руки лжесвидетелей, которых одежды он сторожил».

В то самое время, когда святаго Стефана убивали в долине Иосафатовой (которая лежит между Иерусалимом и Елеоном, при Кедрском потоке, имевшем множество камней по берегам), вдали, на некотором возвышении, взирая с горы, стояла Пречистая Дева со святым Иоанном Богословом и прилежно молилась о Стефане ко Господу и Сыну Своему, да укрепит его в терпении и примет душу его в руки Свои. О, как сладостна, хотя и от жестоких ударов камнями, была смерть святаго первомученика, когда с высоты Небесной Сладчайший Иисус, а с горы земной Сладчайшая Матерь с возлюбленным учеником взирали на его подвиг! И святый Стефан, под частым каменным дождем, падающим на него, весь обагряясь кровию, ослабевая силами, и разрешаясь от уз плоти, скорбел сердцем не о себе, а о тех, которые убивали его, и прилежнее о них, чем о себе, молился пред смертию: ибо о себе, стоя прямо, говорил:

— Господи Иисусе, приими дух мой^[22].

Потом, преклонив колена, молился о своих убийцах, восклицая:

— Господи, не вмени им греха сего^[23].

С этими словами святый предал Христу свою чистую душу.

Так скончался добрый подвижник, так увенчался, как бы багряными цветами, окровавленными камнями первый мученик и вошел в отверстое, виденное им, Небо к Господу и Царю славы, соцарствовать с Ним в бесконечном царстве.

Архидиаконом он рукоположен был святыми Апостолами вскоре после Пятидесятницы, и пострадал в том же, по Вознесении Господнем, году, 27 декабря, имея от роду немного более 30-ти лет. Лицом он был прекрасен, но еще прекраснее душою.

Тело же его святое было повержено на снедение зверям и птицам, и лежало день и ночь непогребенным. И только на другую ночь Гамалиил^[24], известный в Иерусалиме еврейский законоучитель (который и сам потом уверовал во Христа с сыном своим Авивом), послал честных и верных людей и, тайно взяв тело святаго, отнес в свое имение, отстоявшее от Иерусалима на 20 стадий^[25], называемое Кафаргамала, и с честию похоронил там, сотворив над ним плач великий. «И кто бы не плакал, — говорит Златоуст, — смотря на того кроткого агнца, побиенного камнями и лежащего мертвым!»

Чрез много лет после того благочестивая царица Греческая Евдокия, супруга Феодосия Младшего^[26], прибывши в Иерусалим, на том месте, где святый первомученик Стефан был убит и земля обагрилась его честною кровию, создала прекрасную церковь во имя его^[27], в честь же Христу Богу, Ему же слава во веки. Аминь.

---

Тропа́рь первомч҃нка, гла́съ д҃:

По́двигомъ до́брымъ подвиза́лсѧ є҆сѝ первомч҃нче хрⷭ҇то́въ и҆ а҆пⷭ҇ле, и҆ мꙋчи́телей ѡ҆бличи́лъ є҆сѝ нече́стїе: ка́менїемъ бо побїе́нъ ѿ рꙋ́къ беззако́нныхъ, вѣне́цъ ѿ ꙗ҆́же свы́ше десни́цы прїѧ́лъ є҆сѝ, и҆ къ бг҃ꙋ взыва́лъ є҆сѝ вопїѧ̀: гдⷭ҇и, не поста́ви и҆̀мъ грѣха̀ сегѡ̀.

Конда́къ, гла́съ г҃:

Влⷣка вчера̀ на́мъ пло́тїю прихожда́ше, и҆ ра́бъ дне́сь ѿ пло́ти и҆схожда́ше: вчера̀ црⷭ҇твꙋѧй пло́тїю роди́сѧ, дне́сь ра́бъ ка́менїемъ побива́етсѧ. тогѡ̀ ра́ди и҆ скончава́етсѧ первомч҃нкъ и҆ бж҃е́ственный стефа́нъ.

Житие и страдание

святаго преподобномученика и исповедника

Феодора

и брата его преподобного

Феофана^[28]

начертанных

‎реди мучеников, пострадавших за Христа, одни подвизались за христианскую веру, противустоя защищавшим свое идолопоклонническое заблуждение язычникам; другие же, подвизаясь за правую веру против христиан же, но только неправославно веровавших, понесли не меньше трудов, чем первые, за что и получили равные с ними венцы. В ряду последних находится дивный и великий Феодор.

Феодора возрастила Палестина, данная Богом в наследие Аврааму и справедливо называемая Землей Обетованной, так как не только из нее вышел весь лик пророков и патриархов, но и Сам Христос по плоти произошел из нее же, а также и весь собор Богоугодных Апостолов. Та же страна явила миру и этот светильник веры и столп благочестия, — святаго Феодора, ибо его благородные родители^[29], все состояние и богатство коих заключалось в том, что они именовались христианами, жили во Святом Граде Иерусалиме.

Святый Феодор еще в юности приобрел великую мудрость, и в отроческие лета он обладал уже не отроческим умом: вместо того, чтобы заниматься детскими играми или увлекаться зрелищами, он постоянно пребывал в храмах Божиих, и не было для него ничего приятнее, как взирать на дела благие и честные и поучаться им. Вместе с тем он обнаруживал также беспрекословное повиновение своим родителям. Одним словом, преподобный, подобно плодоносному саду, с самого начала своей жизни показал, каков он будет впоследствии.

Когда он подрос, родители отдали его в монастырь святого Саввы^[30] одному ученому и добродетельному пресвитеру, чтобы он изучил Божественные книги Священ. Писания, а вместе с этим обучился и страху Божию. У Феодора был брат, по имени Феофан, моложе его по возрасту, но равный ему по добродетели. Он вместе со старшим братом находился в обучении у одного и того же пресвитера. Обладая острым умом, Феодор в короткий срок прошел всю преподанную ему книжную мудрость. Не довольствуясь этим, но стремясь к приобретению более высоких познаний, он вышел из обители и, найдя одного преклонных лет человека, преисполненного мудрости, упросил его, чтобы тот взял его к себе в ученики. От этого человека святый Феодор не только вполне усвоил всю внешнюю мудрость^[31], но также приобрел прочный навык и в духовном ведении. Он научился от старца презирать мир и все мирское и, овладев в совершенстве обеими науками — мирской и духовной, — снова вернулся в обитель святаго Саввы.

Сделавшись иноком и творя угодные Богу дела, Феодор многих превзошел своей жизнию. Кто был там более кроток, чем он? Кто незлобивее его? Кто воздержнее? Кто лучше его знал время, когда надо было молчать или сказать что-нибудь, или исполнить какое-либо дело так, чтобы ни нарушить свое безмолвие, ни потерять случай сказать в свое время что-нибудь полезное, ни пропустить какую-либо монастырскую работу? Кто в такой степени умертвил свое тело, обуздал язык и глаза и отразил нападение помыслов, в какой сделал все это Феодор? За такие его добродетели, по Божию смотрению и по желанию всей братии обители, Иерусалимский святитель посвятил его в сан пресвитера. Таким образом обитель святого Саввы имела его у себя как добрую пчелу, прилежно собирающую мед добродетелей. О Феодоре надо еще сказать, что он уподобился пророку Иеремии, которому сказано: «пре́жде не́же мнѣ̀ созда́ти тѧ̀ во чре́вѣ, позна́х тѧ̀, и҆ пре́жде не́же и҆зы́ти тебѣ̀ и҆з̾ ложе́снъ, ѡ҆свѧти́хъ тѧ̀»^[32]. Ибо когда он еще отроком жил в Лавре^[33] и обучался грамоте у выше помянутого пресвитера, то этот боговдохновенный муж пророчествовал о нем, что сей прекрасный юноша завершит свою земную подвижническую жизнь мученической кончиной ради Христа. Это и сбылось впоследствии, как покажет дальнейшее повествование.

В то время снова вспыхнула иконоборческая ересь, искорененная из церкви после Льва Исаврянина^[34], Константина Копронима^[35] и его сына Льва^[36], и преданная проклятию VII-ым Вселенским Собором^[37], созванным благочестивой царицей Ириной и ее сыном Константином^[38]. Вновь восстановил эту ересь злочестивый царь Лев Армянин^[39], о первоначальной жизни которого здесь уместно будет сказать несколько слов. В царствование Никифора^[40] он был сперва начальником армянской гвардии, а потом знатным сановником и предводителем восточной армии. Затем он хитростью взошел на престол, свергнув доброго и благочестивого царя Михаила, по прозвищу Рангава^[41], которого он заставил постричься в иночество; при этом он оскопил его сыновей Игнатия и Феофилакта и отослал Михаила с женой и детьми в заточение.

Когда святейший Патриарх Никифор^[42] венчал Льва Армянина в соборной церкви на царство и возлагал на голову его венец, то почувствовал в руках своих боль, как от терния, как будто венец в руках святителя стал терновым, причинявшим болезненные уколы, и понял тогда святейший Патриарх, что это ясное знамение тех великих скорбей и бедствий, которые нанесет впоследствии Христовой Церкви этот царь.

Вначале лукавый царь скрывал таившуюся в нем ересь и казался как бы благочестивым, пока не укрепился на престоле. Но после великой войны с Болгарами, в которой он явился славным победителем, он, наконец, извергнул таящийся в нем яд злобы, открыто показав себя иконоборцем. Началось это так: вернувшись с войны, царь вспомнил об одном затворнике, некогда предсказавшем ему, что он будет царем, что и сбылось. Задумав отблагодарить его за это пророчество, царь послал ему с одним верным слугой разные дары: золотые и серебряные сосуды, различные кушанья и индийские ароматы^[43]. Но царский посланник не застал уже этого инока, так как тот скончался, а вместо него в том же затворе жил ученик его Савватий. Посланник царский стал уговаривать его принять царские дары, присланные его учителю и помолиться о царе. Но Савватий отверг дары, а вместе с ними и принесшего их, и назвал царя недостойным царского престола за то, что он почитает иконы и повинуется догматам, установленным прежней царицей Ириной и бывшим Патриархом Тарасием^[44]. При этом окаянный злословил Ирину и Тарасия, называя первую рысью, а второго народным возмутителем; царю же Льву он угрожал скорым лишением царства и жизни, если он в непродолжительном времени не отвергнет икон как идолов.

Возвратившись к царю, посланник рассказал ему все слышанное от черноризца и передал еще письменное послание от него о том же. В недоумении царь призвал одного из вернейших своих советников, по имени Феодота, сына Мелиссийского патриция Михаила^[45], по прозвищу Касситер, и наедине советовался с ним, что делать. Феодот уже давно был заражен иконоборческой ересью и только выжидал удобного случая, чтобы открыто исповедать свое нечестие. Он дал царю следующий совет:

— В Дагистинском монастыре, — сказал он, — живет один святый инок, чудотворец и прозорливец: надо с ним побеседовать и поступить так, как он посоветует.

Когда царь согласился с ним, Феодот тайно поспешил в Дагистинский монастырь к намеченному им черноризцу, который был еретиком. Придя к нему, он сказал:

— В наступающую ночь царь придет к тебе в худой одежде, чтобы побеседовать о вере и других предметах, и получить от тебя разумный совет. Ты же убеди его принять отвергнутые догматы прежнего царя Льва Исаврянина и выбросить из Божьих храмов идолы (так окаянный называл святые иконы). Затем постарайся устрашить его, что если он этого не сделает, то в скором времени, вместе с жизнью, лишится и царства; если же он пообещает исполнить это, то пророчески предреки ему долгую жизнь и благополучное царствование.

Таким образом, еретик Феодот с еретиком же иноком сговорились привлечь к своему нечестию царя, имевшего удобопреклонное к их замыслу сердце. Ничего не зная о лукавстве Феодота, царь ночью встал и в худой одежде (чтобы не быть узнанным) пошел к этому ложному чудотворцу и лживому пророку. Проводником его был все тот же Феодот. Когда они пришли к помянутому черноризцу и беседа уже началась, черноризец, стоя около царя и как бы по Божественному откровению узнав об его царском сане, с удивлением произнес:

— Нехорошо поступил ты, царь, скрывая перед нами под худыми одеждами свое царское достоинство. Но хотя ты и поступил так, однако благодать Духа Божия не позволила нам долго оставаться в неведении и открыла, что ты царь, а не простой человек.

Царь пришел в ужас от этих слов и, убедившись в святости и прозорливости черноризца, поверил его пророческому дару и способности чудотворения. Он легко склонился к тому, что тот приказывал, нисколько не сомневаясь во всем, что пророчествовали его уста, и принимая гибельный для души и полный змеиного яда совет еретика как здравый и душеполезный. Немедленно же он обещался исполнить все советы черноризца, наученного подобным ему еретиком Феодотом, и ушел полный злого намерения воздвигнуть гонение на святые иконы. И вот, подобно сильной буре, нечестивый царь начал возмущать покой Церкви Христовой. Святейшего Патриарха Никифора, не потворствовавшего его нечестивому намерению, он сослал в заточение в Проконисс^[46]; точно так же изгнал он и заключил в отдаленных странах Феофана, настоятеля обители, известной под названием Великого Села^[47], а также Феодора Студита^[48] и многих других великих и Боговдохновенных отцов, сильно сопротивлявшихся ему. На патриарший же престол он возвел в самый день Воскресения Христова вышеупомянутого еретика Феодота Милиссийского, по прозвищу Касситера. И был он, как «ме́рзость запꙋстѣ́нїѧ, стоящая на мѣ́стѣ свѧ́тѣ»^[49].

Тогда Бог, в праведном гневе Своем на нечестие царя, не замедлил наказать его своим судом и попустил внезапное нашествие иноплеменников. То были обитавшие в восточных пустынях Аравитяне; собрав всю свою силу, они вторглись в греческие области, опустошая земли, нападая на палестинские монастыри и, между другими, на обитель святого Саввы, где иночествовал блаженный Феодор со своим братом Феофаном. Святейший Патриарх Святого Града Иерусалима понял, что это казнь за грехи и следствие гнева Божия за бесчестие и отвержение святых икон. Побуждаемый ревностию по Православию он начал искать, каким бы образом погасить это пламя и обличить зло, творимое нарушителями отеческих преданий, вводящими новшества. После некоторых поисков, он нашел подходящего для этого дела человека в лице преподобного Феодора, известного своей праведной жизнью и мудростью, дышавшего Божественной ревностью и с непоколебимым мужеством стоявшего на страже Православия. Оградив его молитвой и утвердив надеждой на Христа, Патриарх послал его в царствующий град для обличения беззакония.

Блаженный Феодор, как послушный сын, не отказался от исполнения приказания. Готовый немедленно понести за правую веру не только многочисленные труды, но и принять страдание и даже душу свою положить за честь святых икон, он с радостию повиновался. Взяв с собою своего брата Феофана, Феодор отправился в путь и скоро достиг царской столицы. Здесь он прежде всего бесстрашно обличил в ереси наемника, не бывшего пастырем, т. е. Феодота Милиссийского, лжепатриарха Константинопольского. Преподобный открыто укорял его в том, что он развращает тех, кем и управляет, губит словесных овец стада Христова, питаемых вредной пищей еретического учения, и разоряет Церковь Правоверия, созидая капище зловерия. Представ затем перед самим царем и имея в устах Божественное слово, подобное острому мечу, Феодор начал устрашать царя, ясно доказывая ему, что он не только губит свою душу, но и людей Божиих влечет за собою в погибель, развращая их посредством обмана. В то же время он умолял его снова вернуться к благочестию, оставив злочестивое мудрование.

— Может быть, — сказал он, — ты умилостивишь таким образом Господа и не испиешь всю Чашу гнева Божия, тяготеющего над тобою.

Удивившись свободной речи мужа, убедительности его слов, кротости нрава и его бесстрашному дерзновению, царь кротко принял обличение. Призвав его вторично, царь начал дружески беседовать с ним, спросил, кто он, откуда пришел и чего хочет достигнуть своей дерзновенной речью. Сообщив царю о своем отечестве и прибытии из Палестины, святый рассказал также и о причине своего прихода, а именно, что нарочно пришел к нему, чтобы открыто вступиться за Божию честь, видя, как бесчестят Царя Небесного в Его иконах и оскорбляют Его в лице неправедно гонимых служителей Его.

— Не подобает, — говорил он, — бояться земного царя больше небесного; наш долг обличать царей, если они прогневляют Бога.

Затем преподобный стал излагать догматы святой веры и учить воздаянию Божественным иконам должного поклонения. Приведя много мест из Священного Писания, он прибавил, что почитание святых икон есть знак нашей любви и стремления ко Христу, а также свидетельство нашей веры и нашего исповедания Его воплощения. Царь долго спорил с ним, много возражал ему от своего зловерия, но безуспешно, так как слова Божественного мужа были тверды, как адамант, а вера его непоколебима, как твердая стена. После долгого спора Феодор победил царя в словопрении и доказал ему несправедливость его воззрений. Что же тогда сделал лукавый царь? Он задумал лестью поколебать непоколебимого, пытаясь мольбой, и дарами, и обещанием почестей склонить Феодора к единомыслию с собой, но не имел успеха. После многих увещаний со стороны царя, святый смело и безбоязненно сказал ему:

— Ты забыл свои обеты, царь, данные тобою Богу, когда архиерей возлагал венец на главу твою. Пощади свою душу, верни Церкви украшение ее, не воздвигай брань на Бога, Судию праведного и крепкого!

Тогда царь переменил коварную кротость на свою природную и свойственную его имени звериную ярость. Он приказал долго и сильно бить исповедника Христова Феодора и его брата Феофана, и затем сослал их в заточение к морскому устью, запретив кому бы то ни было подавать им пищу, питье и одежду, чтобы, — как говорил нечестивый царь, — «злые погибли злою смертью».

Но когда святые страдали за Христовы иконы, томимые хладом, гладом и жаждою, бг҃ъ ѿмще́нїй гдⷭ҇ь не замедлил воздать беззаконному Своим праведным судом. В скором времени имеющий общие со зверями имя и жестокость погиб общей с ними смертью, ибо его закололи, как зверя. Гибель эта была предзнаменована в особом откровении, которое получила мать царя незадолго до смерти своего нечестивого сына. Уже много лет она была вдовой и проводила воздержную жизнь. Однажды во сне она имела следующее видение: ей казалось, что она шла во Влахернскую церковь Пречистой Девы Богородицы^[50], и, входя в дверь, встретила некую пресветлую Деву, окруженную множеством мужей в белых ризах, между тем как церковь была залита потоками крови. Дева велела одному из мужей, облеченных в белые ризы, почерпнуть и наполнить кровью глиняный сосуд и отдать его матери нечестивого царя, чтобы та выпила. Видя это, мать царя с ужасом сказала:

— Я уже много лет не ем мяса по причине моего вдовства и не беру в уста чего-либо кровавого. Как же я буду пить эту кровь?

Тогда пресветлая Дева с гневом спросила ее:

— Зачем же сын твой не перестает исполняться крови и этим прогневлять Меня и Моего Божественного Сына?

Здесь сон прервался, и мать царя тотчас же проснулась в страхе и трепете. С этих пор она стала непрестанно и со слезами увещевать своего царственного сына, чтобы он перестал низвергать святые иконы и проливать из-за них христианскую кровь. Но второй Иуда, послушный раб ереси и лукавый обманщик, остался неисправимым.

Вскоре после того было и второе видение, на этот раз самому царю, за шесть дней до его мучительной кончины. Ему явился в видении святейший Тарасий, давно уже скончавшийся и бывший Патриархом в царствование Ирины и Константина. С великим гневом Тарасий повелевал в видении некоему мужу, по имени Михаилу, ударить царя мечом. Исполняя повеление, Михаил нанес царю сильный удар мечом и пронзил его. Царь видел все это сам и проснулся в великом трепете, недоумевая, что это должно означать. Думая, что в монастыре святого Тарасия живет какой-то Михаил, замышляющий убить его, он тотчас же послал за монахами и, разведывая о Михаиле, приказал держать их в оковах, пока они не представят ему находящегося среди них Михаила.

В Константинополе в это время проживал некий воевода, по имени Михаил, а по прозвищу Травлей или Валвос^[51], родом из Амореи^[52]. Прежде он сам много помогал Льву в достижении царского престола, был верен ему и любим им, так что Лев даже стал восприемником его сына. Но, впоследствии, разгневавшись на царя по какой-то причине, Михаил переменил свою дружбу на вражду и, пируя со своими друзьями, часто в пьяном виде, по неосторожности, злословил царя. Видя, что Михаил враждебно относится к царю, некоторые из тайных врагов последнего присоединились к нему и число их было немало; они совещались убить царя, а Михаила возвести на царство. Будучи невоздержан на язык, Михаил не скрыл этого, но где-то похвалился, что будет царем. Это слово дошло до царя, и он немедленно схватил Михаила и осудил его на сожжение живым. Связанного Михаила уже вели в банную печь, около которой присутствовал царь, желая сам увидеть его кончину. Это было 24 декабря в канун Рождества Христова. Жена царя, Феодосия, узнав об этом, поспешно вышла из своих палат и стала с гневом укорять царя и даже называть его богопротивным за то, что он не почитает даже святаго дня, когда ему предстоит причаститься Божественных Таин. Царь послушался ее и велел вернуть Михаила, отлагая его сожжение до другого времени, а затем, обернувшись к царице сказал:

— Я поступил, как ты повелела, жена, и сегодня послушался твоего гневного увещания, но и сама ты, и дети наши увидите, что будет после.

Этими словами беззаконный царь невольно изрек о себе пророчество, потому что близка была его кончина.

Сторожить закованного Михаила царь поручил одному из дворцовых стражников, по имени Папию, а сам взял к себе ключи от оков узника и всю эту ночь провел без сна и в печали, — это скорбел дух его, не ведая, что делать. Встав, царь пошел взглянуть на узника, — что тот делает: плачет ли и сетует ли, как то обыкновенно бывает у осужденных на смерть? Открыв тихонько тайную дверь в комнату Папия, он увидел нечто совершенно неожиданное для себя: именно Михаила, которого он надеялся найти сетующим и скорбящим, он увидел в глубоком сне, почивающим на высоком и украшенном ложе Папия, а самого Папия — дремлющим на голой земле. Царь пришел в ужас, видя осужденного узника в таком почете и спокойствии, и удалился в гневе, грозясь погубить не только Михаила, но и Папия. Это слышал один отрок, находившийся в той же комнате. Узнав царя, он разбудил Михаила и Папия и рассказал им, что приходил царь и грозился погубить их обоих. Все были в страхе. Тогда Михаил, без сопротивления со стороны Папия, послал к своим единомышленникам некоего Феоктиста с повелением сказать им:

— Если вы теперь же без промедления не приведете в исполнение того, о чем мы совещались, то завтра я расскажу о вас царю и обличу каждого поодиночке, чтобы не один я погиб злою смертью, но и вы все умерли вместе со мною.

Соучастники в заговоре испугались такой угрозы и, собравшись, стали обдумывать, как бы им избавить и себя, и Михаила от угрожающей беды и смерти. Дело было в полночь, и в церквах начиналось обычное Всенощное бдение под Рождество Христово. Посоветовавшись, они спрятали оружие под одеждой и пошли к так называемым слоновым дверям, ведшим в царский дворец. Смешавшись там с царскими певчими, входившими через эти двери во дворцовую церковь, они вместе с ними вошли в церковь, как бы на бдение. Царь также пришел в церковь и, стоя на правом клиросе, как он обыкновенно делал, он сам начинал церковное пение: он обладал очень громким голосом.

Уже пели Канон и приближалась седьмая песнь, когда заговорщики тихо стали говорить друг другу:

— Что мы здесь стоим без дела? Скоро кончится пение. Чего же мы ждем?

В это самое время царь громко запел: «Всецр҃ѧ̀ любо́вїю ᲂу҆ловле́ннїи ѻ҆́троцы, ᲂу҆кори́ша»^[53]. И вот один из заговорщиков, вынув меч из-под одежды, бросился на царя, но ошибся: вместо царя он ударил регента правого клироса — потому ли, что он ростом походил на царя, или же потому, что вследствие стужи он имел, так же как и царь, покрытую голову; когда регент обнажил голову, то ошибка обнаружилась. Сам же царь, увидев их замысел, побежал в алтарь и, схватив крест, стал им защищаться в дверях, отражая удары заговорщиков. Но вот подошел какой-то страшный воин громадного роста. Увидав этого воина, царь начал заклинать его Божьим алтарем не причинять ему зла.

— Теперь время не заклинаний, но убийства, — ответил тот и нанес Льву Армянину своим оружием сильный удар, жестоко поразив его и отрубив руку вместе с концом креста. Тогда и остальные воины начали рубить царя по всему телу. Упав на пол, Лев лежал в луже своей крови и еще продолжал дышать. Видя, что он еще дышит, один из воинов отсек ему голову.

Так, закланный, как зверь, беззаконный царь на рассвете дня в жестоких мучениях испустил свой дух. Убит он был на том самом месте, где впервые дерзнул бросить на землю, оплевать и растоптать ногами образ Спасителя. Процарствовал Лев Армянин 7 лет и 5 месяцев, но своею жестокостию сравнялся с великими древними гонителями Церкви. По совершении убийства тело его было выброшено на площадь города и весь день пролежало неубранным. И не было никого, кто бы пожалел о его смерти, но весь город радовался.

Рассказывают еще, что в тот самый час, когда был убит этот окаянный хулитель икон, был слышен с Неба радостный глас, возвещавший многим смерть злочестивого царя. Некоторые моряки, слышавшие этот глас, записали час и потом узнали, что в это время действительно погиб кровопийца, подобный, согласно своему имени, зверям. С детьми же его случилось в удвоенной степени то, что он сам причинил детям своего предместника, царя Михаила Рангава: как было уже сказано выше, он оскопил двух сыновей Михаила, точно так же были оскоплены и его четыре сына: Василий, названный Константином и предназначенный к царствованию, Савватий, Григорий и Феодосий. Последний не вынес болезни, следующей за оскоплением, умер и был погребен вместе с отцом, а Василий, названный Константином, онемел от той же болезни. Все они были заточены вместе с их матерью.

После убиения Льва воины отправились к Михаилу и посадили его на царский престол с оковами на ногах (ибо ключ от оков, как было сказано, хранился у самого царя Льва).

Затем, когда уже наступил день, они разбили оковы и отвели его в собор. Таким образом Михаил Травлей венчался на царство в самый день Рождества Христова.

Вскоре после воцарения Михаила все Христовы исповедники были освобождены из заточения и невозбранно вернулись к себе домой. Хотя новый царь Михаил не был православным и был приверженцем той же иконоборческой ереси, однако он не преследовал православных, предоставляя каждому свободу веровать по-своему. Он был человек несведущий в слове Божием и не занимался книжным чтением, но был весь погружен в мирскую суету и житейские попечения.

Блаженный Феодор со своим братом Феофаном вернулись однако не в свое отечество — Палестину, но в Царьград, — удел, доставшийся им для проповеди, и начали открыто исповедывать благочестие, многих отвращая от иконоборческой ереси и наставляя в истинной вере.

Жил в то время в Царьграде некий муж, по имени Иоанн^[54], который держался той же ереси, что и царь, и пользовался у него большим влиянием. Нося иноческую одежду и лицемерно показывая себя образцом добродетелей, он обманул не только царя, но и многих членов верховного правительства, так что те его слушали и во всем следовали его лукавым советам. Он взошел на патриарший престол, наследуя еретику Феодоту, будучи и сам таким же еретиком. Не желая видеть на свободе Феодора и Феофана, этих двух светильников Православия, просвещающих весь царственный город, он заключил их в темницу; потом призвав их к себе для собеседования, долго спорил с ними, но, не будучи в состоянии победить их, изгнал их из города, выхлопотав на это особый царский приказ (так как он был учителем и первым советником царя). Этим приказом святые Феодор и Феофан были сосланы в заточение в страну, известную под названием Сосфений^[55]. Но для преподобных исповедников чужая страна стала ради Христа как бы отечеством, ибо они всюду готовы были пострадать за Христовы иконы.

Вскоре после этого царь Михаил скончался, оставив по себе на престоле сына Феофила^[56], усерднее других приверженного к иконоборческой ереси и снова воздвигшего гонение на Церковь. Снова начали выбрасывать и предавать поруганию святые иконы, снова начали готовить для православных истязания, темницы и судилища, снова возобновились всякого рода неправедные мучительства. Многие, устрашившись мук, повиновались, хотя впоследствии и покаялись. В это время постигли новые страдания и Феодора. Царю стало известно, что он непоколебим в своем исповедании и непреодолим в своем слове, и как сам чтит иконы, так учит поступать и других^[57]. Тотчас же нечестивый царь приказал взять преподобного Феодора на суд, и вот, по царскому повелению, привели блаженного вместе с братом его Феофаном и другими православными к городскому епарху на истязание. Когда, после долгого словесного спора, ласкательств и угроз правителя, Феодор не склонился на его убеждения, то блаженного обнажили и в течение долгого времени сильно били толстыми плетьми. Когда же мучители перестали его бить, он стал посреди судилища нагой и окровавленный, украшенный перед Ангелами и людьми полученными за Христа ранами. Епарху показалось неприличным это зрелище, но святый сказал:

— Я — борец и вышел бороться к врагам за иконы Господа моего, борцы же выходят на борьбу обыкновенно нагими. Если я увижу изнемогающим кого-нибудь из верных, терпящих теперь от вас раны, то тотчас же, вместо него, подставлю под удары свое тело. И этим пополню недостаток его терпения. Вот для чего стою я нагим!

О сильный муж! О свободная речь! О усердие к Богу! После того Феодор с братом снова были посланы в заточение в Афусию^[58]. Кто расскажет злострадания, вынесенные ими на пути и в указанном месте: оковы, бури, голод, солнечный зной, ночной мороз, клеветы, ежедневное умирание и восстания? Кто подробно сочтет новые раны, удары, заушения? Достаточно сказать, что ради Христа они с радостью терпели все эти мучения вместе с долгим изгнанием.

Прошло два года, и их снова, по царскому приказу, привели в Константинополь и представили на испытание самому царю: ибо очень хотелось ему склонить их в свое зловерие. Что они претерпели в это время, явствует из написанного ими впоследствии послания к Иоанну, епископу Кизическому^[59]. В этом послании они сами повествуют о себе следующее:

«Когда нас привели в царский дворец и мы входили в дверь, то царь показался нам очень страшным и дышащим яростью. Множество придворных отовсюду окружили нас, и мы издали поклонились царю. Он же свирепым голосом и в резких выражениях велел нам подойти ближе к себе и спросил:

— В какой стране вы родились?

Когда мы ответили: «в Моавитской стране»^[60], — он снова спросил:

— Зачем же вы пришли сюда?

И прежде чем мы успели ответить, он приказал бить нас по лицу. И долго заушали нас тяжкими ударами, так что мы едва не упали на пол и, если бы я не схватился за одежду бившего меня (говорит Феодор), то упал бы к подножию царского престола, но, держась за одежду, я неподвижно принимал удары. Когда нас перестали бить, царь снова спросил:

— Зачем вы сюда пришли?

Мы молчали, и смотрели вниз, так как не пришли еще в себя от страданий, причиненных ударами. Тогда царь яростно обратился к близ стоявшему правителю и, пылая великим гневом и непристойно бранясь, сказал:

— Возьми их отсюда и, заклеймив их лица, отдай двум сарацинам^[61], чтобы те отвели их в свою землю.

Невдалеке стоял какой-то стихотворец, державший в руках хартию с написанными относительно нас готовыми стихами.

Царь велел ему прочесть их и прибавил:

— Если стихи плохи, то не смущайся этим.

А тот ответил:

— Достаточно и таких стихов для их поругания.

Кто-то из присутствовавших еще заметил:

— Они, владыка, даже недостойны лучших.

Затем были прочтены следующие стихи:

«Так как все любят посещать град,
Где пречистые ноги Бога Слова стояли
Для восстановления вселенной, —
Явились во всечестном месте
И эти лукавые и нечистые сосуды.
Совершив там много постыдного,
По неверию и злочестию,
Они прогнаны оттуда, как отступники;
Но и прибежав в царствующий град,
И тут не оставили своего неистового буйства.
Посему заклейменные, как злодеи, на лицах,
Осуждаются и снова изгоняются».

Выслушав чтение стихов, царь повелел отвести нас под стражу (так говорили о себе святые). Когда мы вышли, кто-то догнал нас и, повелев вернуться, поспешно доставил нас обратно к царю.

Увидев нас, царь сказал:

— Мне кажется, что, уходя, вы говорили про себя: мы надругались над царем. Но сначала я сам надругаюсь над вами и тогда отпущу вас.

Сказав это, он велел нас раздеть. После того, как нас обоих раздели, первого начали бить меня (говорит Феодор), причем сам царь помогал истязателям и непрестанно кричал:

— Бей сильнее!

И били меня по плечам и по груди без всякой пощады и милости. Пока меня били, я громко восклицал:

— Мы ни в чем не согрешили против тебя, царь!

А также:

— Господи помилуй! Пресвятая Богородица, прииди к нам на помощь!

Затем стали бить моего брата, который взывал подобным же образом:

— Пресвятая Богородица, бежавшая с Сыном Своим в Египет, призри на мои мучения! Господи, Господи, избавляющий слабого от рук сильнейших, не отыми помощи Твоей от нас!

Вволю надругавшись над нами, царь снова велел отвести нас под стражу».

Все это написали о себе к епископу Кизическому сами доблестные страдальцы.

Спустя четыре дня их снова привели к епарху, который ласково сказал им:

— Только раз причаститесь Св. Таин вместе с нами, и я отпущу вас идти куда захотите.

Но блаженный Феодор ответил ему:

— Твое предложение, епарх, похоже на то, как если бы кто-нибудь сказал мне: об одном молю тебя, позволь только отсечь тебе главу, а затем можешь идти, куда хочешь. Знай, что отвратить нас от правоверия так же трудно, как переставить небо и землю так, чтобы земля стала наверху, а небо — внизу.

Тогда епарх приказал заклеймить им лица начертанием на них вышеуказанных стихов. Недавно полученные страдальцами раны еще не зажили и причиняли им страшную боль. Несмотря на это их растянули на досках лицами кверху и начали колоть им лица нарочно приготовленными орудиями, выбивая на них вышеприведенные стихи. Весь день мучили их этим начертанием, и только, когда зашло солнце и наступили сумерки, мучители прекратили истязания. Уходя от епарха, начертанные страдальцы сказали:

— Знайте все, находящееся здесь, что стоящий на страже рая Херувим отступит при нашем приходе, увидев на наших лицах эти начертания, и опустит свое пламенное оружие, открывая нам свободный доступ в рай. Ибо еще от века не было этого нового мучения, причиненного нам ныне. И во всяком случае эти начертания будут и на лике Христовом, и на вас падет вина в сем, ибо Он говорит: «Поне́же сотвори́сте є҆ди́номꙋ си́хъ бра́тїй мои́хъ ме́ньшихъ, мнѣ̀ сотвори́сте»^[62].

После этого нового и бесчеловечного мучения, понесенного за святые иконы, когда кровь еще не перестала струиться, святых заключили в темницу, а затем по повелению вышеупомянутого Иоанна, бывшего в то время патриархом, — снова сослали в заточение в Апамею Вифинскую^[63]. При этом был отдан приказ, чтобы, когда они там умрут, не сподоблять их тела погребения, но выбросить далеко за город, как трупы животных. По пути на место заточения святых исповедников случилось им пройти мимо того острова, где жил в то время, также в заточении за святые иконы, святый Мефодий^[64], впоследствии Патриарх Цареградский^[65]. Он сидел там запертый в гробовой пещере с двумя разбойниками и получал пищу от какого-то рыбака. Случайно встретившись по дороге с этим рыбаком, святые разузнали от него все о святом Мефодии. Не имея возможности увидеться с ним, по жестокости сопровождавших их воинов, они написали и послали к нему, при помощи того же рыбака, следующее небольшое стихотворение:

«Живому мертвецу и мертвому животворцу,
Живущему на земле и попирающему землю,
Пишут начертанные узники — узнику».

Святый Мефодий утешился духом, прочтя эти стихи, а узнав еще о преподобных страстотерпцах из рассказа рыбака, он воздал благодарение Богу, укрепившему их на такой подвиг, и написал им стихами же следующее:

«Вписанных в книги небесные,
Двух, запечатленных по лицу,
Тех, кто погребен раньше смерти,
Приветствует соузник живопогребенный».

Ведомые воинами преподобные достигли Апамеи, неся на челах достоверные знамения своей благочестной веры во Христа; там они были заключены в темницу. Будучи уже преклонного возраста, преподобный Феодор изнемог здесь от многочисленных ран и перенесенных трудов. В день памяти святаго первомученика Стефана^[66] он почил о Господе и отошел в вечное успокоение, оставив свое многострадальное тело в оковах, за Христа подъятых. Преподобный Феофан, его брат по плоти и по духу, оплакав свое разлучение с братом и пропев надгробные песнопения над ним, положил его в деревянный гроб. Рассказывают, что один великий по своим добродетелям старец случайно был в Апамее во время преставления преподобного Феодора и услыхал ангельское пение, с высоты возвещавшее о торжественном восшествии души мученика, вместе с Ангелами, на Небо.

По смерти царя Феофила церкви был дарован мир. Благочестивая царица Феодора с своим сыном Михаилом^[67] возвратила из заточения всех святых отцов и воздала им честь и хвалу. Тогда освободили от темничного заключения и святаго Феофана. Он вместе с прочими пришел в Царьград, неся на своем челе знамения своей победы над зловерием, и был почитаем среди святых отцов, как Херувим среди Ангелов. В первую неделю Святой Четыредесятницы были с великим торжеством внесены в церковь святые иконы^[68]. На это торжество блаженный Феофан написал и воспел прекрасный Канон^[69]. Затем он был поставлен в митрополиты города Никеи и рукоположен святым Патриархом Мефодием, тем самым, который был раньше заключен в гробовой пещере. Таким-то образом воссиял свет Православия и благодатию Христовою совершенно была прогнана тьма иконоборческой ереси, в течение 120 лет смущавшая и помрачавшая Божию Церковь.

Вскоре после того были перенесены из Апамеи в Халкидон^[70] мощи исповедника Христова преподобного Феодора^[71], причем от них подавалось много исцелений во славу Христа Бога, со Отцем и Духом славимого во веки. Аминь.

Память святаго

Феодора,

архиепископа Константинопольского

‎вятый Феодор был родом из Константинополя, где и получил воспитание. Когда он достиг зрелого возраста, то сначала, за свое великое благочестие, был посвящен в сан пресвитера Великой церкви^[72]; потом он был сделан синкеллом^[73] и скевофилаксом^[74]. По кончине Святейшего Патриарха Константинопольского он понуждаем был всеми боярами, самим царем, особенно же Освященным Собором принять в свои руки управление церковью и был возведен в сан Константинопольского Патриарха^[75]. Спустя некоторое время, по злым наветам врагов своих, он был низложен с патриаршего престола; но потом истина восторжествовала, и святый Феодор снова был возведен на патриарший престол^[76]. Добре управив Церковь Божию, он чрез два с лишком года с миром отошел ко Господу^[77].

---

1. Кн. Деян. Ап., гл. 2, ст. 1—4.
2. Еллинами назывались иудеи, жившие в разных странах языческого мира и говорившие на очень распространенном еллинском (греческом) языке; на праздник они приходили в Иерусалим и подолгу жили в нем.
3. Кн. Деян. Ап., гл. 10.
4. Кн. Деян. Ап., гл. 11, ст. 5—18.
5. Посл. Иак., гл. 1, ст. 1.
6. Кн. Деян. Ап., гл. 6, ст. 2—4.
7. Киликия — приморская область на юго-востоке Малой Азии. Тарс — главный город Киликии, и доныне цветущий город.
8. Еванг. от Иоан., гл. 21, ст. 25.
9. Кн. Деян. Ап., гл. 9, ст. 9.
10. Кн. Деян. Ап., гл. 2, ст. 5—9.
11. Все это — провинции прежних могущественных царств, впоследствии подчиненных Римской империи; они лежали между Каспийским морем и Персидским заливом. Парфия — большая страна к юго-востоку от Каспийского моря. Мидия — западная часть Ирана, к югу от Каспийского моря. Елам — страна, лежавшая за Месопотамиею, по ту сторону Тигра и вдоль этой реки к югу до Персидского залива.
12. Киринея — область верхней Ливии, по северному берегу Африки, к западу от Египта.
13. Либертинцы (с латинского — свободные, или вольноотпущенники) — иудеи, побежденные Римлянами во время войн их с ними, особенно при Помпее, лет за 60 до Р. Хр.
14. Помпей — знаменитый римский полководец и завоеватель, впоследствии, по уничтожении в Риме республики, в качестве одного из триумвиров, самовластно управлявший третьею частью государства.
15. Кн. Деян. Ап., гл. 7, ст. 39.
16. Кн. Деян. Ап., гл. 7, ст. 47.
17. Кн. Прор. Исаии, гл. 66, ст. 1—2.
18. Кн. Деян. Ап., гл. 7, ст. 51.
19. По слову Спасителя. См.: Еванг. от Иоан., гл. 12, ст. 26.
20. Кн. Деян. Ап., гл. 7, ст. 56.
21. Кн. Деян. Ап., гл. 8, ст. 1.
22. Кн. Деян. Ап., гл. 7, ст. 59.
23. Кн. Деян. Ап., гл. 7, ст. 60.
24. Гамалиил — знаменитый законоучитель еврейский, занимавший высокое место в Иерусалимском синедрионе, уважаемый всем народом, так что его называли «славою Закона». Предание говорит, что он, вместе с сыном Авивом, крещен был Апостолами Петром и Иоанном.
25. Около 3½ верст.
26. Феодосий II, или Младший, царствовал с 408 по 450 г.
27. Церковь освящена в 460 году; она была так обширна, что в ней помещалось до 10 000 человек.
28. Изображение св. Феофана см. в Октябрской книге «Жития святых», на с. 245.
29. Отцом преподобного был пресвитер Иона, скончавшийся в монастыре св. Саввы Освященного, память коего 5-го декабря. Память пресвитера Ионы совершается 22-го сентября.
30. Разумеется тот же самый монастырь Саввы Освященного, где впоследствии скончался отец святого Феодора.
31. Внешняя мудрость — то же, что мудрость мирская, которая называлась так в отличие от религиозного знания, именуемого мудростию духовною, внутреннею.
32. Книга Прор. Иеремии, гл. 1, ст. 5.
33. Лавра, или монастырь св. Саввы.
34. Император Лев Исаврянин (717—741 гг.) был первым иконоборцем, издавшим повеление выбрасывать св. иконы из церквей и уничтожать их.
35. Император Константин Копроним (741—775 гг.) сильно поддерживал иконоборческую ересь. Он созвал в Константинополе Собор, названный им Вселенским, на котором отвергнуто было иконопочитание.
36. Император Лев, по прозванию Хазар, царствовал с 775 по 780 г. Он поддерживал иконоборчество, но слабо.
37. VII Вселенский Собор был созван в Никее в 787 г. Он утвердил иконопочитание, а Собор, бывший при Константине Копрониме, признал еретическим.
38. Св. царица Ирина, супруга Льва Хазара, сначала, по смерти мужа, управляла империей за малолетством сына своего, императора Константина Порфирородного (780—792 гг.), от его имени, а потом от своего (797—802 г.).
39. Император Лев Армянин царствовал с 813 по 820 г.
40. Император Никифор I царствовал с 802 по 811 г.
41. Император Михаил I Рангав царствовал с 811 по 813 г.
42. Св. Патриарх Никифор управлял Константинопольскою Церковию с 806 по 815 г., скончался в 828 г. в заточении; память его — 13 марта и 2 июня.
43. Индийские ароматы — ароматы, привезенные из Индии. Индия — страна, находившаяся на большом южном полуострове восточной Азии; издавна славилась своими благовонными растениями.
44. Св. Патриарх Тарасий управлял Константинопольскою Церковию с 784 по 806 г. При нем был созван VII Вселенский Собор, утвердивший иконопочитание.
45. Мелисса — город во Фригии, которая обнимала всю среднюю часть западной половины малоазийского полуострова. О названии патриций см. на 390 стр. пр. 2.
46. Проконисс — остров в Мраморном море, ныне Мармара; служил местом ссылки для многих исповедников во время иконоборческих смут.
47. Разумеется св. Феофан, сын константинопольского вельможи, постригшийся в иночество по смерти императора Льва Хазара, при котором он занимал высокое положение. Память его совершается 12-го марта. Обитель «Великое село» находилась недалеко от Константинополя в лесистых горах Сигрианских, на берегу реки Риндака.
48. Феодор Студит — настоятель знаменитого Студийского монастыря. Память его — 11-го ноября.
49. Еванг. от Матф., гл. 24, ст. 15; ср. Кн. Прор. Даниила, гл. 9, ст. 27.
50. Влахерны — местность в Константинополе на западной стороне города. Во времена процветания Византийской империи славилась по всему Востоку своими святынями. Особенно известны были Влахерны по Богородичной Церкви, построенной императором Львом I Великим (457—474 гг.), при котором в эту церковь в 474 г. были положены честны́е ризы Пресвятой Богородицы, перенесенные из Палестины. Здесь же, вместе с одеждою Богородицы, хранились в златокованном ковчеге головной покров Ея (омофор) и часть пояса.
51. Наименование: Травлий — латинское, а Валвос (Балба) — греческое. По-русски то и другое значит: Косноязычный. Этот Михаил сделался впоследствии императором и царствовал с 820 по 829 г.
52. Аморея — город в малоазийской провинции — Фригии.
53. 7-й ирмос второго Канона на праздник Рождества Христова.
54. Здесь разумеется Иоанн Грамматик, воспитатель царя Феофила, впоследствии (в 832—842 гг.) Патриарх Константинопольский; умер в заточении.
55. Сосфений — местность в окрестностях Константинополя.
56. Император Феофил царствовал с 829 по 842 г.
57. Памятниками этой просветительной деятельности св. Феодора являются поучения, оставшиеся от него. Ему же приписывается «Размышление о почитании икон» и книга «О православной вере».
58. Афусия, иначе Офиусса, — остров близ Царьграда.
59. Кизик — город в северо-западной части Малой Азии, на южном берегу Мраморного моря.
60. Моавитская страна находилась в Палестине, на восточном берету Мертвого моря. Границами ее были: на запад — Мертвое море, на север — колено Рувимово, на восток — Аравийская пустыня, на юг — Идумея.
61. Так назывались у христианских писателей все мусульмане, в особенности же — Аравитяне.
62. Еванг. от Матф., гл. 25, ст. 40.
63. Апамея Вифинская так называлась в отличие от Апамеи Сирской. Вифиния — северо-западная область Малой Азии.
64. Память св. Мефодия совершается 14 июня.
65. с 842 по 846 год.
66. Память первомученика Стефана совершается 27 декабря, когда совершается память и св. Феодора Начертанного.
67. Император Михаил III (в 842—867 гг.) вступил на престол 4-х лет, а потому государством до 855 г. управляла мать его, св. царица Феодора.
68. Это было 19 февраля, 842 г. День этот был назван днем Торжества Православия и его положено было праздновать ежегодно в первое воскресение Великого Поста.
69. Феофан оставил после себя много сочинений в защиту Православия, и в особенности известен, как писатель Канонов, число коих достигает до 148. Лучшие Каноны его — Канон на Неделю Православия, все Каноны Апостолам и об усопших. Кроме того, св. Феофан писал и стихиры на некоторые дни.
70. Халкидон — находился против Константинополя, на малоазийском берегу Босфора.
71. Это было еще при жизни брата его Феофана, который написал св. Феодору Канон с акростихом: твоѧ̑ бра́те бли̑жнѧѧ плетꙋ̀ хвалы̑, т. е. твои, брат, истинные сплетаю хвалы.
72. Т. е. собора св. Софии.
73. Синкелл — член патриаршего совета, заведовавшего делами церковного управления. Синкеллы исполняли разные поручения Патриархов, были непосредственными свидетелями их жизни, находившимися постоянно при них, и после смерти нередко их преемниками.
74. Скевофилакс — сосудохранитель, ризничий.
75. Это было в 676 году.
76. Св. Феодор был низвержен с патриаршего престола в 678 году и восстановлен в 683 году.
77. Св. Феодор скончался около 686 года.