Еротоиды (Струйский)

Еротоиды
автор Николай Струйский

Из сборника «Еротоиды^[1]». Дата создания: 1780-е, опубл.: 1789^[2]. Источник: Николай Струйский. «Еротоиды. Анакреонтические оды». — М., Издательство «Прометей» МГПИ им. В.И. Ленина, 1990 г.

ЕРОТОИДЫ

Ероту песни посвящаю,
Еротом жизнь мою прельщаю,
Ерот в мой век меня любил,
Ерот мне в грудь стрелами бил:
Я пламень сей тобой, Сапфира, ощущаю!

---

I.

Не ставь себе в досаду,
Коль стал тобой сей страстный
К несчастью воздыхати.
Его твой взор вздыхати
Неволей побуждает.
Кто так тобой вздыхает,
Имеет сердце нежно,
Чувствительно имеет.
Кто так здесь воздыхает,
Он жизнь свою тем тратит.
Я сам тобой вздыхаю!
И жизнь тобой всю трачу.
Взор зреть мой тя не сможет,
Не зреть тебя не в силах, —
Подобно как Егидом
Твой взор мя убивает,
Подобясь искрам Феба
Опять мя оживляет.
Вини меня, коль можешь
Безвинно ты винити,
Но прежде осмотрися,
Кого винити должно?
Почто ты столь прекрасна!
Почто, быв столь прекрасной,
Спознать себя не хочешь,
Любовь ты отметаешь?
Почто, родясь прелестной,
И прелесть отметаешь?
Конечно отметаешь,
Когда любви не знаешь!
А знать её достойна.
Ты будешь воздыхати,
Но тех зараз не будет,
Которые Киприда
И грации нежны́я
Лишь в младость помещают,
Под коей ты звездою,
Под синим коим небом
На свет ты здесь родилась!
Прельщать ты свет родилась?
Разить ты всех стрелами
Еротом наученна?
Кого ж винить в том должно,
Коль всех твои заразы
Неволей привлекают.

---

II.

Не можешь оправдаться.
Тебе Ерот мной пени
В минуту изрекает.
Лук сильно тетивою
Моими днесь руками
Младенец напрягает.
Ты ль можешь с ним сражаться?
Сражайся лишь со мною.
К нему не подпадайся.
Ах, меткой он рукою
Моё во мне он сердце
Вторично уж пронзает.
Я зрел в нём горьки стрелы,
Которыми сражаем
Был бог и муз всех царь!
Касались прежде груди
Пресветла Аполлона?
Пеней ли твой родитель?
Ты можешь ли, как Дафна,
Блистав здесь красотою,
Сокрыться скорым бегом
Меня, к тебе столь страстна?
Хоть ты меня не любишь,
Но я тобой сгораю.
Что ты меня не любишь,
Того поднесь не знаю.
Но я не Аполлон здесь.
Его нося слёз рану,
Я муз его служитель!
Увы, прескромным бегом
Не Дафну постигаю
Следами и вздыханьем —
Тебя, брегов сих нимфу,
Лишь с лирой умоляю:
Не умерщвляй старанья!
Когда себя ты любишь,
Коль мя не ненавидишь,
Вмести в твоём их сердце
Навеки сокровенно.
Когда ж и ненавидишь,
Не растравляй страданья,
Но слыша тяжки вздохи,
Смягчи их лестным словом.

---

III

Кто может быть столь дерзок,
Ругаться чтоб собою,
Имея чистый разум
И здраво рассужденье?
Кто может быть столь дерзок,
Ругаться б над судьбою
Тех милых чело веков,
Которые любити
Натурой одаренны,
А нежно так вздыхати
Венерой подкрепленны?
Кто может быть так дерзок,
Ругаться чтоб собою
И тех в нас лучших смертных
Приязни отметати,
Которые собою
Чрез действие любви
Другим дают здесь цены,
Красам дают здесь виды,
Их прелести венчая,
К бессмертью их возводят?
Бессмертья и достойны,
Коль разумом взнесенны!
А ты им здесь взнесенна
Природу украшаешь,
Чтоб сих дражайших смертных
Приязни отметати,
Которые средь миртов
Рождати сладки гласы
Ератой изученны?..
Всегда ль к любви склоняют,
Когда кого здесь хвалят?
Престань, Ерот, днесь стрелы
Во Емпирей бросати,
Когда здесь к славе можешь
Земных богов сражати!
Ужель все быстры стрелы
Ерота истощились?
Ужель Ерота стрелы
Навек здесь притупились?
Иль сил тех не имеют,
Земных богинь разити?..
Весь свет Еротом блещет,
Алкает и трепещет,
Любовь чтоб одолети.
Что б краше сей победы?..
Но властны ль те и сами,
Которы к нам вещают,
Любовь чтоб презирати?
Пенять за что не знают
И тщетно все вещают.

---

IV

Не могут быть не злобны,
Коль став толико дерзки,
Любовь в нас презирают,
Ерота презирают!
С коликим духа рвеньем,
Со грубостью коликой
Тоя и сами алчут?..
Но чтоб их возлюбляти,
Конечно недостойно!
Вкусить любви не могут.
А если и вкушают,
Владея красотами,
Не инак как кентавры!
А им в любви и служат,
Ещё и страстно служат
В минуты уреченны...
Увы, которы дышут
В грудь грубым дыхновеньем,
И те нектар вкушают!
С железным сердцем твёрдым
Едва вздыхати знают.

---

V

Любовь, прийди... крылами?
Явись в сей час весь в розах!
К цветущей пышной розе,
К цветущей здесь красою
Твоим к подобной розе.
Пред коей днесь на лире
Я в честь тебя играю.
Красу сию столь нежну
Достойно звать мне розой?
Красой сей овладети
Никто в свой век не может.
Лишь я ей овладею!
Тобой лишь овладею.
О, бог любви сладчайшей,
Предстань днесь без колчана,
Без лука и без страха.
Не так, как прежде было,
Моей внимая лире,
Являл ты путь к Сапфире,
Взлетал к ней на колени.
Твои златые стрелы
Мне больше здесь не ну́жны.
Едины лишь улыбки
Твои угодны ныне.
Доволен?.. уже знает,
Как я поднесь вздыхаю!
Как я по ней вздыхаю!
Доволен!.. если слышит,
Как я поднесь страдаю,
Как я по ней стонаю.
Однако... быть опасну:
Вложи едину стре́лу
Из роз в сплетенну броню,
В ту, в кою обрядила
Тебя дражайша Псиша!
Се розы, сколь прекрасны
Се розы, как связала
Ее рука прелестна!
Вложи прескромно стрелу
И саму злу, острейшу.
А лук скрой за плечами.
Еще б пробить в той сердце,
Котору обожаю.
В её стрелить чтоб сердце,
Чтоб вне́дрити успешно
Сию преостру стрелу
Во грудь её крепчайшу,
В ту грудь её прелестну,
Котора зрится твёрже
Блестяща адаманта!..
Чтоб прочь не отскользнула,
Потребна осторожность.

---

VI

Тобой я днесь восторжен,
О, нимфа дарагая,
Пою пред сильным богом!
А твой, Ерата, голос
Я ей усугубляю.
Пронзён кто сладким богом,
Пронзён его стрелами,
Вкусил его кто сладость,
То тот лишь может знати,
Что я теперь вещаю.
Другой того не знает
И знать сего не может,
Имея душу грубу.
Тот только может знати,
Вкушал его кто пламень,
Который в нас стушити
Лишь равный жар возможет,
Любви палящи пламень!
Дражайшая Сапфира,
Хоть тщился б кто скрывати,
Ввек в скромности дражайшей
Не может оставаться.
Хоть кровь бы раз в ком встлилась,
Не может не вспылати!
А если б сей, вспылая,
Внутрь огнь смог заключиться,
То б мог им, истлевая,
Сей страстный умерети б!
Прекрасная б от вздохов,
Стыдящаясь открыться,
Безмолствуя б как Ехо,
Стеня б, вся истощилась.
Как роза б жарким зноем,
Полудним жгущим ветром
Завяв, красот лишилась...
Пресчастлив тот, кто вскроет
Судьбы своей личину!
Дражайшей бы презренья
Вовеки не страшиться.
Но в ком такое смельство
Из нежных душ быть может?
Прелестную б обидеть,
Себя б тем уничтожить.
Прелестну бы ту обидеть,
Котору чтит душою,
Ту, кою чтит и любит
Своей и жизни паче!
И коей лишь желает,
Чтоб сей предмет дражайший,
Быв смертна, лучшей частью б
В сей жизни обладала.
Чтоб быв в красах прелестной,
Меж звёзд луной взблистала!
Довольно к услажденью
И то в любви престрастным,
Когда от них примают
Все их ласканья нежны,
За кои ожидают
Пускай наград прелестных.
Старанья, угожденья,
Которы грудь вздымают!
Когда и их внимают,
Хотя б не отвечали,
Но зря пыланье страсти,
Коль то не отвергают,
Довольно б к услажденью.
Но время всё возможет!
Надежде не внимая,
Прекрасную б обидеть
И всё чтоб вмиг разрушить,
И вечно бы лишиться
Её приятств дражайших,
Её красот бесценных,
То б сердцу в страсти нежну
Горчай то было б смерти.

---

VII

Когда сама уж видит,
Когда сама уж знает,
Как он пред ней томится,
Как он, пред ней вздыхая,
Отчаен истлевает,
Её прелестным пламем
В её сетях скровенных
Подобно льну сгораем,
В цепях её палится!
Сколь крат был действом жара
К отраде её вспаляем
И сколь был током хлада
К мученью погашаем!..
К чему стремленье служит
В любови открываться,
Коль кто в очах драгия
Не жалок станови́тся?
Коль жалости не знает,
Коль зрится в лютом действе
В очах к нему любезна?
Коль зрится вдруг подобной,
Подобясь в том Протею?
Коль сил играет видом,
Вид в вид перелагаясь?
И знаки, в коих льстила,
Маня в любви драгова,
Которы, ах, дарила
С улыбками драгими,
С улыбками другими
Обратно отбирает?
Которы, ах, дарила
Во вздохах и в стенаньи...
Дражайшей осязанья,
Влачив пред тем всю душу,
Внезапно коль скратились,
Коль все дары столь страстны
Лукавством преломленны.
И если он в ней видит
Приёмы все столь люты
Превратного ласканья,
Все те приемы странны,
Которы в них нередко
Гордыня лишь внушает, —
Помедлит открываться.

---

VIII

Любовник огорченный
В своей несчастной страсти,
Хоть в ней не утешаем,
Дражайшей он покорен,
Затем что предан вечно
И ею изменяем.
Увы, доколь скрывает
Внутрь жил свой жаркий пламень
Злосчастный оный смертный,
Злосчастных всех на свете
Конечно превосходит!
Всегда он так вздыхает,
Равно и нежно мыслит:
«Довольно по отмщенью,
Он мнит, «моей дражайшей!
«Колико б ни втопился
«В её прелестно блато,^[3]
«Дышаще ароматом,
«Усеянно цветами, —
«Не рвать цветов прелестных!
«Хоть был бы вновь ласкаем, —
«Венка не соплетать с ней!..»
Но тщетно размышляет.
Дражайшим быв он смертным,
Злой смерти уж алкает!
И страстью отвлеченный
В себе рассудка здрава,
Считая жизнь несносной,
Коль видит, что играем
Не гордостью — единой
Красой его палящей, —
Подобно как разливом
Взнесёна в ров вдруг рыба,
Оставлена волною,
На суше издыхает,
А во́ды в путь отливом
Обратным отступают, —
Так сей любезный смертный
Красавицей надменной
В раскрыту бездны пропасть
Влекомый приступает.
Нисходит вдруг по воле,
Иль лучше поневоле,
В ту страшную долину,
Где тени обитают.
И Летию он реку
С кинжалом иль отравой,
Иль с вервию преходит.^[4]

---

IX

С тем Летию преходит,
Лишил себя чем жизни!
Доколь ещё к ней и́дет,
Любезную в глазах он,
Он и тогда мечтает.
И сон таков ужасен!
Дражайшей чтоб рукою
Ввестись в жилище к смерти!
Бесценной той рукою,
Котору обожает...
Но статься ль то не может?
Истнить себя всяк может,
Примеров зрим довольно.
Злосчастный, ах, помысли,
Злосчастный, ты не с светом,
С любезной расстаёшься!
Любезная смягчится,
Для ней ты жить останься?
Но поздно... умирает...
И в смерти будет мыслить
За то самоубивство,
Вот так он будет мыслить:
«Хоть к Тартару б ужасну
«Когда б она хотела
«Хоть вздох один послати,
«Он чает, долетел бы
«И был бы в облегченье...»
Но что б сей вздох послати
К живому воспрещало?
И больше б было можно,
Когда любви кто стоит,
Послать чего к драгому!
Увы, коль зрим достойный
Предмет, кой нас сражает,
Предмет коль стоит сердца
По чувствам человека,
Какой мы можем силой
Зараз тех глаз лишиться,
Которы вдруг в нас душу
И ум весь в нас сражают,
В которой некой силой,
Еротом потаённой,
Влиясь, вдруг лестный пламень
Мгновенно в грудь к нам входит
И кровь, и мозг, и кости,
И всё вдруг затлевает...
Нет сил таких на свете,
Любви чтоб противляться!
Нет трав, ни соков нет,
Которы б грудь целили,
Которы б грусть морили!
Лишь тот нас огнь возможет
Целить и облегчати,
И выше смертных части
Посём нас возносить уж,
Который, нас сжигая,
Живёт в грудях прелестных!
В груди моей прекрасной,
Котору обожаю.
И разум чистых действий,
Всесильный подкрепитель,
Всесильный царь состава,
Которым всем он правит,
И самый разум здравый,
Кто б что ни говорили,
Любви кормилом служит!

---

X

Напротив, хоть богиня б,
Иль равной став богиням,
Цвела б хоть красотою
Подобною Цитеры,
Хоть гордостью б надменна
С своим прекрасным станом
Гордилась как Юнона,
Иль мудростью б взнесенна,
Подобно став Минерве, —
И та любви заразов
Не сможет отметати,
Не смеет отметати!
Против Ерота знамя
Кто может постояти?
И нет тех средств возможных,
Любви чтоб противляться...
Диянной хоть дышала б,
Юпитера всесильна
С Латоной порожденьем.
Не тщетно повествуют,
Что не было на свете
Сея нетленней девы,
И чистоты богиней
Достойно нареченна!
И нарещись так может
Сия нетленна дева!
Став чистоты подобьем,
В толиком зрилась свете,
Что нимфы, кои зрелись
При тех водах прозрачных
Служив ей при потоках,
В которых омывалась
Сия чистейша дева,
Воззреть на обнажённу
Не смели, не зардевшись!
Тем чтя её стыдливость
И непорочность девства.
В стыдливости той меньше
Они, быть может, сами
И меньше сокрывались,
А дщерь сия Латоны
И нимф своих безвинных
Подобно ж устыжалась.
Лицо и грудь богиня
Рукой своей прелестной,
Как с ними забавлялась,
Нередко закрывала.
В ней и вздыханьев страстных
Не видано от века!
И члены сей богини
Нетленностью дышали.
Любви даров на свете
Никто не презирает.
И смертный, и бессмертный
Всегда равно причастны
Драгому воздыханью.
Любовь, поведай ныне,
В сей час поведай правду
Мной в слух к моей дражайшей,
Какой счастливый смертный
Красу столь горделиву,
Красу столь беспорочну
Кто смог вдруг уловити?
Царей ли грозных племя,
Или богов отродья?
Кому вдруг превручилась
Диянна предрагая?..
О, сладостны успехи,
О, тайные забавы,
Которых сами боги
И люди не гнушались!
Вас втайне нам вкушати,
Вкушать и наслаждаться
Едина лишь дарует
Любезна осторожность!

---

XI

Скажу, кому вручилась
Диянна предрагая.
Кому вручилась тайно,
Скажу, кто стал сей смертный
Счастливей всех на свете.
То был ты, Ендимион!
Пастух богиней девства
Вдруг сладко расцелован.
Диянна, нимф стыдящась,
В день скромною являлась,
Но в ночь блестеть луною
На небеса вздымалась.
И шествуя по небу,
Со мрачной колесницы
Воззрев на холм Карина,
Зря холм горы Карина,
Где спал её влюблённый,
Ендимион прекрасный,
Вздохнув тут вдруг богиня,
Тут в первый раз вздохнула
Диянна дарагая.
Сокрытой зрясь от смертных,
Где спит её любезный,
Его б втай целовати,
Оставя твердь и звёзды,
Блеснув во смутном мраке,
Коней своих склоняет,
И плавая средь ночи.
К нему на грудь нисходит...
Ликуй, Венеры племя,
В нас всё тебе покорно!
Но как к злосчастью смертный
Царей породы храбрых,
Род Кадмиев любезный
Сию ж богиню девства,
Гоняясь за зверями
В долине как Гаргафской,
Узрел ее нагую,
Нечаянно нагую
Узрел её в долине,
Мыющуюсь в истоке, —
То сей несчастный смертный
Вдруг сгиб её рукою!
За то, что зрел нагую
И тем не похвалился б.
Погиб немилосердно.
Погиб он не стрелами,
Но вдруг единым действом
Воды, его кропящей,
Которою плеснула
Сему в глаза несчастну,
И с словом превратила
В еленя вмиг с рогами.
И собственными псами
Его охоты тщетной,
Для скромности богини
Чтоб тем сдержать ей славу,
Нетленной бы мечтатись,
Чем и поднесь осталась, —
Безвинно оный смертный,
Непознанный от оных,
Растерзанный на части,
Несчастно жизнь кончает...
О, скромность, ты нас в свете
Здесь делаешь святыми!
Нередко ты бываешь
Подругой лицемерью.
А мы, им прикрываясь,
В других отъемлем славу,
Честь, счастие... отъемлем!
И если в ком здесь видим
Отверстыя забавы,
И ону страсть коль видим
В любовниках дражайших,
Из уст в уста дышащу,
Меж двух сердец сплетенну, —
Повсюду и нещадно,
Всеместно и пред всеми
Гордясь, ту осуждаем,
А сами втай, не сыты,
Творя пороки злые,
Возможны б угрызати
И самого Цербе́ра.
И оны укрывая
В забаве столь безвинной,
Друзей въявь порицаем!
Достойно, сын Кипридин,
Их каменем побити?
А стрел твоих не стоят.

---

XII

Прекрасная коль вверит
Своим втай чувствам нежным
Своё драгое сердце,
То будет с ним судити,
Втай будет с ним судити,
Об нём и с ним судити:
«Какой, скажи, вопросит,
«Какой цены ты стоишь
«Во мне, моё ты сердце,
«Каких даров ты стоишь?...»
Подобно так, как лиры
Златые оной струны
От мала ударенья
Пресладким и престройным
В слух звоном отвечают, —
И сердце так в прекрасной
Подобно отвечает.
Подобно отвечает
Как сердце мне Сапфиры,
В ней втайне отвечает:
«Чего в тебе я стою?
«Бесценной платы стою!»
Не тщетно отвечает,
Питая чувство нежно.
И кои к ней им дышут,
И сердцем столь в ней страстным
Весь дух ей напояют!
Прекрасная вздыхает
И кровь её палится
По сердцу в ней столь нежну,
По чувствам в нём столь сладким!
Собой одною всю цену,
Окроме как с собою,
Окроме лишь как втайне
Нельзя и полагати.
Иль можно нам судити
О прелестях, как мыслят?
Коль тайну ону вверить
Могла в себе единой
Любезная помыслить,
В дражайшей дух так мыслит:
«Мои все прелести... ах,
«И самый ум мне кажет,
«Что с сим вздыханьем страстным
«Во мне томящась сердце,
«Конечно, в жизни стоит,
«Чтоб тем... но я не смею,
«Не смею утверждаться!..»
Любезная, что мыслишь?
Не тщетно ты вздыхаешь,
Ты стрелу ощущаешь!
И в грудь с словами сими
Лишь глубже помещаешь.
Любезная так мыслит:
«Иль в тайне сей завяну?
«Сама собой им свяну,
«Подобно лилий свяну
«От искры близь пожару».

---

XIII

Колеблясь и в смущеньи,
Чего в драгих здесь сердце,
Чего во жизни стоит,
Не смеют утверждати.
Увы, блаженства также
Им, равно как и нам в том,
Конечно, в жизнь не видеть,
Доколь себе подобна
Не найдут сердца нежна.
Хоть раз такое б сердце
Любезное прияти
Во сладостный объятий,
Которое б ценило
Два сердца совокупно!
Себя б тем оценило
И то, которо хочет,
Его чтоб оценяло.
К забаве ль сердце склонно,
Иль грубости причастно, —
Коль сладости причастно,
Грубейшего не ищет.
Себе подобна ищет.
Коль нежности подвластно, —
Не скоро в жизни сыщет.

---

XIV

Прекрасная коль видит
Подобно заражённа
Того, к себе кем страстна, —
В минуту искры пламя
Взмятут её к драгому!
Взмятут её вдруг душу
Неволей прилепляться.
И если в нём коль верит,
Что все к ней страстны вздохи
Из сердца ею пленна
Без лести вырывалась,
Не мнит уже гордиться!
Подобно как магнитом
Ко Евру или к Весту
От Севера склоненна
Игла железа твёрда
Обратно той же силой,
Содержанной в магните,
Вдруг к Северу иль к Ноту
Внезапно припадает, —
Так с сердцем соглашенны
В драгой драгие очи.
Оставив путь тот хладный,
Любви чтоб противляться,
Падут во взор к драгому,
Влекут всю грудь к драгому!
Влечётся вся к драгому.
Подобно Салмациде
Желала б в час сей страшный,
В сей час, пресладкий смертным,
Бессмертью посвящённый,
Желала б в час сей страстный
Во всём бы с сей наядой,
С прекрасной сей наядой
Во всем бы соравниться!
И в душу б вдруг, и в тело
С своим тут чувством сладким
Желала б вся в драгова
С душой и телом влиться!
Подобно как павлин вдруг,
Вдруг хвост свой расширяет
И перья как златые
Пред солнцем поправляет,
Как сотрясает ими,
Весь движется под теми
И взор его сверкающ
Быть зрится адамантом, —
Росе подобно капли,
Быть мнится, ниспадают
Из глаз его влюблённых
И пена изо уст в нём
Вдруг страстный огнь являет!
Когда он, внутрь сгораем,
Алкает зреть прелестну,
Жар ход в нём направляет!
Найтить чтобы любезну,
Он, шествуя под теньми
Среди дерев зелёных,
Хвоста не подбирая,
Лишь опустив на землю,
Главой своей гордяся,
Весь стелится цветами!..
Так точно и к драгому
Любовница бесценна,
Красясь своим убором,
Встаёт с пристойным вкусом
Любовницы нежнейшей
От места, где сидела,
Скровенными стопами.
Всколеблемая пламем,
Не мнит уже гордиться!
В подобие павлина
Вкруг стелится драгова,
Касаясь плеч драгова,
Касаясь втай драгому,
Живив его тем душу,
Вещает о любови.

---

XV

Не вдруг в любви вещают,
Что в сердце ощущают.
Тогда лишь то вещают,
Когда всей тайны узел
Меж двух сплетён бывает.
Дотоль же сердце пленно,
Подобно воску яру
Близь углия лежащу,
От мала пепла жару
Топясь, истаевает.

---

XVI

Герои сердце храбро,
Бесспорно, хоть имеют,
Цари всю власть имеют,
Однако ж вдруг не могут
К дражайшим прикоснуться.
Имея сердце нежно,
И чувства кто имеет
Отличные от бренных,
Влекутся, но с почтеньем.
Прекрасную б принудить
Любви сопротивляться,
Что может быть строжае
Сея нам казни боле?
Пускай едины взгляды
И сладостны вздыханья
За нас любови просят!
Они лишь пусть их просят.
Дражайших очи сами,
Поборствуя любови,
К очам достойным жертвы
Не могут не прильпнуться,
Не могут не бежати
Ко сердцу их достойну,
Коль нежностию полно.
Которо если стоит
Принять дражайшей в жертву,
И само то собою
Ей емлемо бывает.

---

XVII

В глаза нам всё являет
Быстротекуще время,
Которого стремленье
Подобится рекам.
Рекам быстротекущим,
Которых три сложились
В едино устье мчаться.
И быстротой вдруг наглой
Клубясь, как протекают
В волношумяще море.
Их хладные потоки,
В струях когда катятся,
Назад не возвратятся.
И в вечность так, как в море,
Крылатое тож время
Полёт свой управляет.
Нам всё собой здесь кажет,
Но всё, с собой что кажет,
Обратно и уносит,
Назад не представляя.
В единый миг уносит!
Иное хоть дарует,
Но мы принять не смеем...
Как тщетно где при бреге
Волной приустрашенный
Лидисс стоит недвижим,
А море в дань выносит
К его ногам вдруг перло,
Цены безмерной перло!
Достойно быть к нарядам
Единых лишь цариц.
Объятый робостью
И радостью он Креза,
Схватить его не смеет.
Меж тем, с песком скатившись,
Вдруг перло отплывает...
Подобно так и случай
К любви дорогу кажет,
Но оный упускаем.
Жалеть об том нам должно!
Жалеть минут сих вечно,
Которы пробегают,
Не дав забав нам сладких!
Почто ж мы их теряем
От робости единой
И грубых предрассудков?

---

XVIII

Согласна будь, драгая,
Сказать со мной к прекрасным,
А мне хоть втай, драгая,
Скажи сии реченья:
«Твоими я устами,
«Твоим и жаром дышу!..»
Теперь скажи к прекрасным,
Я что скажу к прекрасным:
«Прекрасные, оставьте,
«Оставьте злу надменность,
«Котора нас снедает,
«А к вам дарит постылость.
«К чему сурова грубость,
«Иль лучше щекотливость,
«Над сердцем вашим нежным
«К чему в вас обладает?
«Спознать свои доброты,
«Чего мы в жизни стоим,
«Не всякому ль врожденно?
«Вкусить в свой век забавы,
«В свои младые лета
«Имея вкус... заразы,
«Не всякому ль прелестно?
«Подобны ль мысли ваши
«Сему прелестну цвету,
«Вы коему подобны?
«В вас розе есть подобны,
«Но роза розы краше
«Другая быти может...
«Но розы меж цветами
«Прекрасней быть не может!..»
Когда к прекрасной розе
Зефиром подпадают,
Неволей подпадают.
Зря розу, мысли тают
И к музам возлетают...
«Возможно ль тем гордиться,
«Чтоб и за то сердиться,
«Что чувства в нас столь нежны,
«Как в вас подобно нежны ж?
«Малейше осязанъе,
«Подобное Зефиру,
«Тишайшим дуновеньем
«От сердца чиста, нежна
«Когда до вас коснётся,
«И то вас озлобляет?..»
Спроси их, дарагая,
Почто их то смущает?
Какой надменной бурей
Сии красы тигрейши
Бывают вдруг взмятенны,
Когда они вменяют
В нас к ним почтенье страстью?
Приемлют вдруг в досаду
И бегают как линксы
В следах ища добычи,
Имея остры взоры,
Каких другие звери
Подобно взорам линксов
В природе не имеют.
Но оные, напротив,
Имея быстры взоры,
Подобно львам и тиграм
В чутье несовершенны.
Плоды, достойны вкуса,
Во горечь претворяют!
Мечты, достойны смеха,
Собою б надругаться!
И то, о чём бы должно
В грудь с нежностью вмещати,
Являясь вдруг с смущеньем,
Ко ближним возвещают!
Но о́но в них и кажет
Дороги лишь к обманам.
Вспевати б Филомелой,
Вспевают гласом Киры...
К своим сестрам дражайшим
Потребно возвещати
Тереев дерзновенье:
«Возможно ль повредити
«Чистейшим осязаньем
«Листок прекрасной розы?
«Удобно ль подклонити
«Так малым осязаньем
«Нежнейший оной стебель,
«На коем процветает
«Любви дострйна роза?
«Сей стебль, толико гордый,
«Крепясь лозой колючей,
«И сам собой он может
«От ветров защищаться...»
Воспой им, дарагая,
Ты гласом Филомелы:
«О, милые Арахны,
«Взгордясь пред мастерицей,
«Сплетайте вы лишь сети,
«Чтоб после мух ловити!»

---

XIX

Любовник оживлённый
Лучем тех глаз прелестных,
Которыми он прежде
Влачим был и сгораем,
Прельщающую ими,
Его прельстив увидя
Внезапно пред собою,
Прельстивую вдруг видя,
К любви ему сладчайшей
Надежду подающу,
И зря, что той внимаем,
Которой в нём надежда
Всечасно разрушалась,
Хоть тем и оживлён вдруг
Но сердце, растравленно
Тех глаз, ему дражайших,
Игрой, его палящей,
К любезной увереньям
Не сможет отвечати.
Трепещущ, он весь млеет,
Но ей он всё прощает.
Трепещет и коснеет,
Трепещет и не смеет
Вдруг трепет свой спознати,
Которым вдруг объято
Его драгое сердце.
И кажется, и сам он
В себе об нём скрывает.
Прекрасную он видит,
Любезной глас он слышит, —
К ней уст не отверзает,
Спознать себя не может!
Толико исступают
Влюблённы с сердцем нежным
От слов сладчайших звука,
От радости толикой,
Когда из уст драгия,
Еротом изводимы
В слух слышат уверенья.
Толико ощущают
Сих сладостных речений
В устах прелестных силу!
Вздохнув... и к ней лишь вздохом
Единым отвечают.
Любезной поцелуй вдруг
Втай следует тут вскоре.

---

XX

Подобно Каллиопой,
Любезной дщерью Зевса,
Пресветлой Каллиопой,
Божественною музой,
Счастливейший кто смертный,
Быв ею кто внушаем, —
И был ей кто внушаем
С времён довольно многих
Вспевать дела героев,
Златою как трубою
Под лавром бы гремети
И как, до звёзд взлетая,
Со славой бы гремети, —
Всечасно поучаем
Когда сея богиней
В свой век, счастлив сей смертный,
Любимец муз бессмертных!
Быв восхищённый ею,
Бывает оставляем,
На время оставляем.
И как сея богиня,
Пролив к нему в грудь дар свой,
С прелестным и пресладким
Вдруг гласом отступает
И очи умныя
От взоров увлекает,
Помалу их от взоров,
Быть мнится, увлекает,
И обращающаясь
Вспять, бессмертьем дышит, —
Тут зрак её ещё в нём,
Ещё вновь огнь рождает...
Дражайшая так точно
Любезна оставляет.
Прельстившая ещё в нём
Вновь сердце уязвляет.
И музой как всечасно
Пиит разжён мечтает, —
Так точно и любовник,
Его дражайшей жаром
К отраде вспламенённый,
Расставшися с любезной,
Всечасно и повсюду
Лишь только ей мечтает!
Он воздух, коим дышит,
Мнит, ею воспримает.
Дражайшей имена втай
Различны вымышляет.
Владычицей души ту
Бесспорно признавает.
«Душа души моей ты! —
Во вздохах восклицает.
Владычице красот ту
Сестрой быть признавает.
Прекрасную сколь кратно
Он в мыслях лобызает?..
Себя и всё с собой он,
И всё, что есть на свете,
Он ей лишь посвящает.

---

XXI

Расставшись так с любезной,
Любовник восхищённый
Своей драгия пламем,
Которо из прелестных
И сладких уст драгия
Чрез тайный поцелуй вдруг
За тайну воспрял он,
За тайну, коей узел
Любви навек связуют!
Любезной поцелуй втай
Дарим когда драгому,
Дарит тогда драгая
И сердце с поцелуем.
Сей поцелуй, втай данный,
Подобить льзя бессмертью.
Но в сладости нектара
Конечно превосходит,
Не ложно превосходит!
Его б втай получити,
И ввек драгия после
Отнюдь не целовати,
Возможно б согласиться.
Довольно, что открылась
Любви дорога к сердцу.
Подобно как из чаши,
Соделанной Ифестом
Советом Афродиты,
Подобно как из чаши
Прозрачного агата,
Которой дно и верх вкруг,
Вкруг златом обведённы,
Украшенной сапфиром
И в рубинах блестящей, —
Из той бесценной чаши,
Которую бессмертным,
Живущим на Олимпе
Богам, его зарящим,
Рука младой Гебеи,
Наполнив нектаром,
Подносит пить в прохладу, —
Так точно и дражайша
Чрез сладкий поцелуй свой
Прелестными устами
В уста драгова страстны
В груди её живуща,
Сего в ней страстна пламя
Часть каплями влияла.
Ещё он к ней стал страстный !
Её огнём сжигаясь,
С её свой огнь сугубя,
Сугубясь сам собою,
Владеть собой не может.
Едва он верить может,
Чтоб толь прекрасным сердцем
Возмог он обладати?..
Дражайшей зрак, повсюду
В его очах блистающ,
Его смущённы очи
Лишь паче распаляет.
Надеждой сладкою
Свой дух успокояет!
Его очей ольщённых
На свете никакой уж
Пленить предмет не может.
Пленить ничто не в силах.
Не может избежати,
Не может и забыть он
Той сладостных речений,
Ни глаз её бесценных,
Тех глаз, которы в взорах
Своих всегда он носит.
Драгия в день, ни в ночь тень
От глаз не отступает.
Подобно блеском Феба
Как взор в нас исступает,
Подобно так, как смертный,
Зрев блеск прелестный солнца
В тот час, оно как бег свой
С полудни в ночь склоняет,
Когда златый свой луч к нам
Смиренней показует,
Но смертный, усладясь им,
Вдруг вежды сожимает,
Хоть вежды и сжимает,
Но и тогда вид красный,
Великолепный солнца
В прохладном пламени
В закрытый взор влетает, —
Любовник так в отсутствии
Любовницей мечтает:
«Когда ж к нам Феб взблистает?
«Когда к нам в пущем жаре,
«Во знак став Льва, взблистает?..
В толиком пламени
Поэт в любви сгорает,
Равняясь Фебу пламем,
А льву великодушьем.
Дражайшей въявь реченья,
Сколь были б ни мятежны,
Сколь крат во сердце нежном
Злых ран ни растравляли б,
Вменяет всё игрою.
Игрой, котора может
Его навек сразити.
Игрой, котора может
Лишь тигров веселити
Игрой, котора может
И агнца раздражити.
Игру, котору видел,
Игру, котору видит
И кою впредь увидит
Любовник с сердцем нежным,
Любовнице бесценной
Покорен раз ей ставшись,
Охотно отпущает.
Он мнит: она достойна
Играть моей судьбою!..
Любовник с сердцем нежным,
Приняв и уверенье
Из уст дражайшей сладких,
Ещё он ей волнуем,
Волнуем так, как бурей,
Не инак размышляет.
Он, в жертву нежной страсти
Своё готовя сердце,
К ней верностию полно,
Её наполнив сердцем,
Подобно как истоком
Прозрачной Ипокрены
Свой пламень изливает.
Он сердце вдруг с словами,
Вздохнув, ей посвящает:
«О, очи голубые,
«О, вы, дражайшей очи,
«Почто, столь дав досад ей,
«В ней дух не умертвили?
«Коль тщетно вы и ныне
«К забаве мя взманили,
«В ней дух не исцелили,
«Вы в грудь мне яд вложили!
«В ней дух мой отравили.
«Ликуйте днесь вы, очи,
«Что сердце полонили,
«Что сердце отравили,
«Которо вас столь нежно
«Боготворить умеет.

---

XXII

В любви надежда льстива.
Когда к нам в дни сумра́чны
Из влажных облак тёмных
Юг сильный дождь пускает,
А тем лицо земное
И всё на нем цветуще,
И корни под древами
Водами омывает, —
Подобно и надежда,
Живуща в мыслях с нами,
В своём к нам разделенью
Дождя подобна каплям.
Делясь и рассыпаясь
Ежеминутно в мыслях,
Во злых напастях самых
Собой нас облегчает.
Как пахарь, жарким зноем
В трудах своих горящий,
Дождём вдруг окропляем,
Он дух свой тем и мышцы
Живит и прохлаждает, —
Так точно и в любови
Любовников нежнейших
При всех любви ненастьях,
К прекрасным угожденьях
И в самых злых и грубых
Для нас напастях строгих,
При всех её стенаньях,
Какие б ни встречались
Любовникам нежнейшим,
В стенаньях самых слёзных,
Хоть гром в них дух стеснял бы, —
Надежда их к забавам
Бодрит и оживляет,
К преодоленью силы
Несчётных их терзаний,
Взбудив их смысл на помощь,
Божественно скрепляет.
В любви надежда льстива.
В ней подкреплённый смертный
Её дражайшей силой,
Иль лучше, упоён став
Красы отличной силой,
Подобно так пиит втай
Когда любовь вспевает,
На крыльях он Ерота
Драгия дух и сердце
Мгновенно достигает.
Подобно молний блеску
Он вдруг, вспарив к ней мыслью,
К прекрасной в слух втекает,
В прекрасной дух смягчить весь
Не ложно уповает,
Отважно уповает!
Колеблем как тростник в ней,
Весь пламенем сгораем,
То мня, когда смягчится,
Препятств хоть тьмы б в том зрел с ней,
Он все их презирает!
Ужель в любезной сердце
И тем он раздражает,
Когда прекрасную
Всеместно обожает?
Он, зря прекрасную,
Свой дух обворожает
Не красотой единой,
В нём кровь та распаляет,
Но действо лишь ума в ней
В нём дух обворожает!
И скромности в драгой он,
И смельству быти чает.
«О, страсть, он восклицает,
«Сладчайшая страсть в жизни!
«Вкушать тебя лишь до́лжно
«Во жизни человекам.
«Вкушать тебя столь нежно
«И чувствовать столь сладко
«Одни лишь только могут
«Прямые человеки!..
Неповрежденной страстью
И я тобой сгораю.
Не камнями драгими
Твоими я прельстился,
Ни же убором стройным,
В котором ты блистаешь.
К тебе здесь всё пристало!
В глазах моих ты зришься
Прелестней всех на свете.
Тебя лишь здесь пристойно
Одной подобить искре
Прелестна Люцифера,
Когда он ей восходит,
Предшествуя Авроре,
И гонит с неба звёзды.
Когда в беседу входишь,
Когда в собранье вступишь,
Красот тебе подобных,
Твой зрак и ум твой светлый
В минуту унижает.
Хоть стихотворства гласом
Тебе я то внушаю,
О чём внушати должно,
Пренежная Сапфира,
И вымыслом пиитов
Твоим красам небесны
Подобья представляю, —
По мне, взнесенну страстью,
Я мню, к тому быть мало
Моё и вображенье.
Все те подобья малы,
О коих я вещаю.
Все малы предложенья,
Чего мой дух желает,
Чтоб о тебе сказати.
Он больше нечно знает,
Нежель пролити может,
Чего в мой век ты стоишь,
Чего ты в свете стоишь.
Я что сказать желаю,
Об том сама ты знаешь.
И больше знати можешь,
Я нежель здесь вмещаю.
Когда тебя с собою
Среди здесь рощ сретаю,
Коль где тебя с собою
Наедине я вижу,
Почтенье я к тебе тут
И больше умножаю.
Безмолствуя, зря прелесть
Твою... истаеваю.

---

XXIII

Твоих очей мне стрелы
Вдруг возрождают пламень.
Прийди, драгая нимфа,
Внушись об тех со мною,
Которых огнь тобою
Животворил мой пламень.
Таков был огнь в Овидии!
Сей римлянин столь славный
Пиит отважный в страсти,
Пиит от века первый,
Который в грудь всю сладость
И нежность как любити,
Приосеняясь Саффой,
Сей милою гречанкой,
Вкусив ее он лавров,
Со Тибра к нам струями
Обильно проливает.
Главу свою он лавром
Не тщетно покрывает.
Тибулл — его любимец.
Тибулл — любовник страстный,
Вкуситель нежный Делии,
Вкуситель Немезисы,
Горел огнём к ним страстным.
Горел так и Проперций,
Горя к надменной Цинтии,
Впоследок насладился,
Не раз сим насладился
Он с ней огнём прелестным,
Однако... насладился!
Довольно в жизни славной,
В сей жизни нашей слёзной,
Вкусить хоть раз приятность,
Ту, коей мы взалкаем
И коя лишь вмещала б
В себе драгую цену, —
Бессмертью то подобно!
И Галл со Ликоридой
Вкусил огня приятность.
А к Лесбии — Катулла
Сжигал сей онь безмерно.
Петрарха ль мы забудем,
Его ль мы не вспомянем?
И ты, о, храбрый Цесарь,
Взалкатель Диядимы,
Рушитель хоть законов,
Которым Рима целость
И вольность потрясенна,
И ты с своим любимцем,
Наперсником дебелым,
Сей после, но ты прежде
Горел им к Клеопатре,
Блистающей в короне,
Красящейся порфирой,
Котора вас обоих
Чрез сей в вас огнь безмерный,
Сама даша им страстно,
Чрез разум с красотою
Блаженными творила.
Довольно вы им тлели!
Довольно вы ей тлели
С Антоньем прежде храбрым,
С Антоньем прежде нежным,
С Антоньем после дерзким
И мерзким вдруг тираном!
Которому в злодействах
Тираны самы б злейши,
Зря кровь им пролитую
Для капли только крови
Священна Цицерона,
Конечно б уступили.
О, нежный в страсти Цесарь,
Июлий важный Цесарь,
Тебе в твоих талантах
Лишь твой преемник светлый,
Преемник твой лишь Август,
Поезию любящий,
Властитель всей вселенной,
Во всех твоих талантах
И в сем столь нежном пламе
Лишь он сравниться может.
Не жаль сего б мне было,
Любви достойный Цесарь,
Что грудь твоя пронзенна
Бессчетным пораженьем
Вереди огромна зданья,
В той пышной Капитолии,*^[5]
Средь тех священных теней
И Брута, и Помпея,
И Ромула всесильна,
За то лишь, поболеть льзя,
Что ты умел любити!
В подобном пламе страстно
С прекрасною душею,
Любви с дражайшим сердцем,
Сжигаясь Габриеллой,
И Генрик тлел Четвертый,
Фернейскою он музой
Достойно обожённый.

---

XXIV

Любовницы дражайши,
Взнесённы вы все в вечность!
Но кем взнеслись вы в вечность? —
Поезией гремящей.
И меньше ль вы вмещённых,
Горящих к нам в созвездьях
Любовниц обоженных,
На Севере возженных
Калисты с Андромедой?
Едина песнь Назона,
Как пел свою Коринну...
Но что я унижаюсь?
Могу ль, не содрагаясь,
Сие вмещать здесь слово,
Вещать сие мне слово,
Чтоб песнь Назона сладка
Могла лишь стать удобной
Взнести в бессмертну славу
Ему красу дражайшу?
Тибулл был не Овидий
И не был им Проперций.
Единый вздох Тибуллов
Возмог он страстной Делии
Доставить ввек бессмертье.
Вереди пусть звещд возблещет
Сея прекрасной имя!
И взблещет пусть мной имя
Прелестной так Сапфиры!
Тобой, о, нежна муза,
Тобой, в красах нетленна,
Ерато дарагая,
Наперсница любови,
Тобой я днесь внушаем,
Днесь пел Еротов пламень,
Любви я пел заразы.
Ты, коя здесь нас в жизни
Подобных мне внушаешь
Любовников пиитов,
Внушаешь, как гласити
Той сладкие забавы
И тех все прелести
Любовниц нас достойных.
Внушаешь, как вспевати,
В них зря красы небесны,
Мы коих обожаем.
И как им в грудь вливати
Любви огня потоки,
Сие всё ты внушаешь.
Тобой нам в грудь вмещенну
Со нежностию сладость,
Как ону изливати
Из уст к красам бесценным,
Как ону изливати
И как, их услаждая,
К ним нежно нас вздыхати, —
Со вздохом поучаешь.
То вдруг твоя нам лира,
Твоя златая лира,
Усыпанна цветами,
Вдруг зрится быть взблистаяй,
Украшенной звездами.
И теми, кои блещут
В короне Ариадны.
Твоя златая лира,
Чтоб прелесть ублажати,
В тот час лиет в слух звоны
Всех слаще лир парнасских!
Могу ль я меньше мыслить,
Тобой днесь став взнесенный
На верх горы, к потокам,
Где мирты осеняют
Твои цветы любезны?
Могу ль я, их срывая,
Богиня, меньше мыслить?
Могу ль, иначе мыслив,
Дражайшей в слух сказати:
«Сапфира, если внемлешь
«Любви прелестну гласу
«И если огнь Ерота
«В груди своей питаешь...
«Но ты и вся им дышишь
«В твои цветущи лета,
«Колико ты красою
«Сколь разумом сияешь...
«Коль ты сей огнь спознаешь,
«Колико не скрываешь...
«Но ты им и сама мне
«Прелестно отвечаешь,
«Хоть робко отвечаешь,
«Но тем и вкус в любови
«С искусством мне являешь...
Всегда ль к любви склоняют,
Когда кого здесь хвалят?..
В восторге я обратно
В те ж струны ударяю.
Я в пламени всечасно
Те ж речи повторяю:
«Не растравляй страданья!
«Коль мы не ненавидишь,
«Когда себя... ты любишь,
«Вмести в твоём их сердце
«Навеки сокровенно...
Ах, дай мне упованья
И, зная тяжки вздохи,
Смягчив их страстным словом,
Скажи, драгая нимфа,
Скажи, со мной слагаясь,
Что сим безмерным жаром,
Которым я питаю
Тобой мне грудь пронзённу...
«Что сим... бессмертным жаром,
«Но вкупе и пресладким,
«Не всякий страстный смертный,
«Не всякий вспламенится.
«Лишь может тот вспалиться,
«Поезией кто дышит.

---

Примечания

1. По всей видимости, сборник «Еротоиды» сложился постепенно, «сам собой» из интимных стихов, которые Николай Струйский писал по случаю, время от времени — посвящая их, в основном, своей второй жене, Александре Петровне (здесь она выступает под именем «Сапфира», её образ сохранился на легендарном портрете Рокотова). К 1789 году из числа накопившихся виршей автор выбрал 24 лучших, добавив к ним пятистишие (вроде эпиграфа) и назвал вполне в духе «Poésies érotiques» Парни или, говоря шире, в традициях фривольной французской поэзии XVIII века, благо что Взятие Бастилии к тому моменту ещё не успело состояться.
   Весь сборник можно было бы охарактеризовать как подражание или стилизацию под античные образцы поэзии, характерные для значительно более ранних времён эпохи итальянского Возрождения.
2. Струйский Николай Еремеевич. «Еротоиды». Санктпетербург. Типография Академии наук, 1789 г. — 84 с. Тираж 308 экз. В конце текста автограф: Николай Струйской. — Напечатано на счёт автора на его бумаге. Заставка и концовка гравированная. На заставке подпись гравёра: J.C. Nabholz (Набгольц Иоганн Кристоф).
3. Колико б ни втопился / В её прелестно блато... — в переводе на современный русский язык со Струйского эта фраза должна выглядеть примерно так: «И сколько бы ни погрузился / В её прелестное болото...»
4. Здесь содержится намёк на смертный грех самоубийства, развитый в следующем стихе.
5. * Цесарь не в Капитолии, где его положено было истребить, но под 23-мя кинжалов ударами пал к статуе Помпеевой в полном Сенате (Примечание Н. Е. Струйского).