Дух в бутылке (Гримм; Снессорева)/ДО
| ← Знаменитый докторъ | Духъ въ бутылкѣ | Кашица → |
| Оригинал: нем. Der Geist im Glas. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 559. |
Бѣдный дровосѣкъ работалъ съ утра до ночи. Накопилось у него немножко деньжонокъ, онъ и сказалъ сыну:
— Послушай-ка, вѣдь ты у меня мое единственное дитя, такъ я употреблю на твое воспитаніе деньги, которыя скопилъ въ потѣ лица моего. Научишься хорошему, такъ и меня прокормишь на старости лѣтъ, когда тѣло мое закостенѣетъ и придется мнѣ сидѣть дома за печкой.
Отправился мальчикъ въ лучшее училище и учился прилежно. Учители не нахвалятся имъ. Такъ онъ и оставался тутъ нѣсколько лѣтъ. Онъ покончилъ уже ученье въ двухъ школахъ, но, не во всемъ еще достигнувъ совершенства, былъ отозванъ домой, потому что вышли всѣ деньги, накопленныя отцомъ.
— Ахъ! — сказалъ ему отецъ печально, — ничего болѣе я не могу для тебя сдѣлать; въ это тяжолое время, я не могу ни гроша отложить для тебя: только хватаетъ, чтобы съ голоду не умереть.
— Не горюй объ этомъ, милый отецъ, — отвѣчалъ сынъ, — положись на волю Божью и все будетъ къ лучшему. Я безропотно покоряюсь Его промыслу.
Отецъ собрался въ лѣсъ рубить дрова, чтобы рубкою и доставкою дровъ выработать хоть хлѣбъ насущный, сынъ и говоритъ ему:
— Я пойду съ тобою, отецъ, и помогу тебѣ.
— Пожалуй, — отвѣчалъ отецъ, — но тебѣ будетъ черезчуръ трудно съ непривычки къ тяжолой работѣ. Тебѣ не выдержать этого труда; притомъ же у меня одинъ топоръ и есть, а денегъ не хватаетъ купить другой.
— Ничего, отецъ, поди только къ сосѣду и попроси его одолжить намъ топоръ, пока я не заработаю своего.
Отецъ занялъ топоръ у сосѣда и на разсвѣтѣ пошли они съ сыномъ въ лѣсъ. Сынъ помогалъ отцу и былъ притомъ бодръ и веселъ. Когда солнце высоко взошло прямо надъ ними, тогда сказалъ отецъ:
— Отдохнемъ маленько, сынъ, да пообѣдаемъ: послѣ этого работа вдвое лучше пойдетъ.
Сынъ взялъ кусокъ хлѣба и сказалъ:
— Ты, отецъ, отдохни покамѣстъ, а я не усталъ и пойду погулять по лѣсу и поищу птичьихъ гнѣздъ.
— Ахъ, какой ты еще дурачокъ! — сказалъ отецъ, — какъ можно тебѣ рыскать по лѣсу; вѣдь ты такъ умаешься, что потомъ силъ не хватитъ и руки поднять. Оставайся-ка лучше здѣсь и присядь ко мнѣ.
Однако сынъ устоялъ на своемъ и пошолъ по лѣсу. Жуетъ-себѣ хлѣбъ и весело заглядываетъ между зелеными вѣтками: не увидитъ ли гдѣ гнѣзда. Долго расхаживалъ онъ и наконецъ добрался до громаднаго дуба, который навѣрное стоялъ здѣсь нѣсколько уже вѣковъ: пяти человѣкамъ не охватить его кругомъ.
Мальчикъ остановился, посмотрѣлъ на дубъ и подумалъ:
«А должно быть много птичекъ свило тутъ гнѣздъ!»
Вдругъ показалось ему, будто раздается чей-то голосъ. Онъ сталъ прислушиваться и дѣйствительно услыхалъ, что кто-то глухимъ голосомъ кричалъ:
— Выпусти меня! выпусти!
Мальчикъ посмотрѣлъ вокругъ себя — ничего не видать, но ему казалось, что голосъ выходилъ изъ-подъ земли. Тогда онъ самъ закричалъ:
— Да гдѣ же ты?
— Подъ корнями дуба, — отвѣчалъ голосъ. — Выпусти меня! выпусти!
Мальчикъ сталъ рыть землю подъ деревомъ и все искалъ между корнями, пока нашолъ въ углубленіи стеклянную бутылку. Онъ приподнялъ ее, подержалъ на свѣтъ и увидѣлъ тамъ что-то похожее на лягушку, которая скакала то вверхъ, то внизъ.
— Выпусти меня! выпусти! — раздалось снова.
Мальчикъ, неподозрѣвая ничего дурного, вытащилъ пробку изъ бутылки. Вдругъ оттуда выскочилъ какой-то духъ и сталъ онъ рости, рости и такъ скоро росъ, что чрезъ нѣсколько минутъ сталъ ужаснымъ великаномъ, величиной съ полдерева, около котораго онъ стоялъ.
— Знаешь ли ты, — закричалъ онъ страшнымъ голосомъ, — знаешь ли ты, безстрашный школьникъ, какая ждетъ тебя награда за то, что ты выпустилъ меня?
— Какъ мнѣ знать это?
— Такъ я тебя научу, — закричалъ духъ, — за это я сверну тебѣ шею.
— Это слѣдовало бы тебѣ сказать напередъ, — отвѣчалъ школьникъ, — тогда бы я не выпускалъ тебя изъ бутылки. Впрочемъ, голова моя устоитъ противъ тебя: чтобы свернуть мнѣ шею, надо побольше людей.
— Вишь, что выдумалъ: побольше людей! Ужь тамъ какъ ни умничай, а заслуженную награду получишь. Неужели ты думаешь, что я въ награду былъ такъ долго закупоренъ въ бутылкѣ? Нѣтъ, я сидѣлъ тамъ въ наказаніе. Слушай же, школьникъ, я всесильный Меркурій и кто меня выпуститъ, тому я долженъ свернуть шею.
— Потише, потише! — отвѣчалъ школьникъ, — это не пойдетъ такъ скоро на ладъ. Прежде всего я долженъ удостовѣриться, дѣйствительно ли ты, такой большой, сидѣлъ въ маленькой бутылкѣ, и тотъ ли ты духъ за кого себя выдаешь? Если ты можешь опять влѣзть въ бутылку, тогда я повѣрю, что ты можешь дѣлать со мною, что хочешь.
Духъ отвѣчалъ съ гордостью:
— Это для меня ничего не значитъ.
Онъ сталъ ёжиться, ёжиться, скоро сжался такимъ же маленькимъ и тоненькимъ, какимъ прежде былъ, и опять юркнулъ въ бутылку, чрезъ узкое горлышко. Какъ только онъ попалъ туда, школьникъ мигомъ закупорилъ его пробкой и бросилъ между корнями на прежнее мѣсто. Такъ школьникъ и Меркурія надулъ.
Послѣ этого мальчикъ опять хотѣлъ вернуться къ отцу, но духъ сталъ жалобно ему кричать:
— Ахъ! выпусти меня! выпусти!
— Нѣтъ, — сказалъ школьникъ, — въ другой разъ не надуешь. Кто разъ посягалъ на нашу жизнь, того не должно выпускать на волю, если удалось опять поймать.
— Если ты выпустишь меня на волю, то я дамъ тебѣ столько богатства, что на цѣлую жизнь довольно будетъ.
— Не вѣрю, — сказалъ школьникъ, — ты опять надуешь меня, какъ и на первый разъ.
— Ты самъ себя лишишь счастья, — закричалъ духъ, — я не сдѣлаю тебѣ зла, напротивъ, щедро награжу.
Школьникъ задумался.
«Попробовать развѣ, можетъ-быть онъ и сдержитъ слово. Впрочемъ, онъ и не смѣетъ ничего сдѣлать со мною. Дай-ка отважусь».
Подумавъ это, онъ опять вытащилъ пробку — изъ бутылки вышелъ духъ и, какъ въ первый разъ, вытянулся великаномъ.
— Теперь получи заслуженную награду, — сказалъ духъ и подалъ школьнику лоскутокъ очень похожій на пластырь.
— Если однимъ концомъ этого лоскутка ты помажешь рану — рана сей часъ заживетъ; помажешь ли другимъ концомъ сталь или желѣзо — и сталь и желѣзо обратятся въ серебро.
— Ну, это надо еще попробовать, — возразилъ школьникъ.
Онъ подошолъ къ дереву и разрубилъ его кору топоромъ и помазалъ это мѣсто концомъ своего пластыря — сейчасъ же кора срослась и зажила.
— Ладно, — сказалъ онъ, — ты правду сказалъ. Теперь мы съ тобою квиты и можемъ разойтись.
Духъ поблагодарилъ школьника за свое освобожденіе, а школьникъ поблагодарилъ духа за его подарокъ и пошолъ прямо къ отцу.
— Гдѣ ты пропадалъ? — спросилъ отецъ, — и о работѣ забылъ, таскаясь по лѣсу! Вотъ и правду я говорилъ, что ты ничего не кончишь.
— Успокойся, отецъ, я наверстаю потерянное.
— Тебѣ ли наверстать! — сказалъ отецъ съ досадой, — это ни на что не похоже!
— Вотъ, смотри, отецъ, я мигомъ срублю это дерево, оно только загремитъ у меня.
Тутъ онъ взялъ свой пластырь и помазалъ имъ топоръ, да какъ замахнется имъ что было силы, а топоръ-то сей часъ и загнуло въ сторону: желѣзо превратилось въ серебро, такъ серебро-то и не выдержало.
— Глянь-ка, отецъ, — сказалъ школьникъ, — вишь какой дурной топоръ ты мнѣ далъ, онъ совсѣмъ скривился.
Отецъ перепугался.
— Ахъ! что ты надѣлалъ! теперь придется заплатить за топоръ, а я не знаю чѣмъ! Ну, сдѣлалъ ты мнѣ помощь, нечего и говорить!
— Не сердись же, отецъ, я заплачу за топоръ.
— Ахъ, какой ты дуракъ! Ну, самъ посуди, чѣмъ же ты заплатишь? У тебя ничего нѣтъ, если я тебѣ чего не дамъ. Вся-то голова твоя набита школьными дурачествами, а о рубкѣ дровъ ты и понятія не имѣешь.
Чрезъ нѣсколько минутъ школьникъ опять сказалъ:
— А все же я не могу теперь работать. Сдѣлаемъ лучше шабашъ на нынѣшній день.
— Вотъ еще что выдумалъ! — отвѣчалъ отецъ съ досадой, — неужь-то ты думаешь, что и я могу сидѣть сложа руки, какъ ты? Мнѣ надо еще работать, а ты можешь убираться домой.
— Отецъ, вѣдь я въ здѣшнемъ лѣсу въ первый еще разъ, дороги не знаю и могу заблудиться. Пойдемъ, прошу тебя, вмѣстѣ домой.
Между тѣмъ гнѣвъ родительскій поутихъ; отецъ позволилъ себя уговорить и пошолъ съ сыномъ домой. Доро́гой онъ сказалъ:
— Слушай-ка, сынъ, поди и продай испорченный топоръ за сколько дадутъ; остальное, какъ заработаю, такъ и заплачу сосѣду.
Сынъ взялъ топоръ и отнесъ его въ городъ къ золотыхъ дѣлъ мастеру. Разсмотрѣвъ топоръ хорошенько, мастеръ положилъ его на вѣсы и сказалъ:
— Это стоитъ четыреста талеровъ; только у меня нѣтъ столько наличными.
— Дайте мнѣ что у васъ есть, остальное будетъ за вами.
Золотыхъ дѣлъ мастеръ отсчиталъ ему чистыми триста талеровъ, а остальные сто остались за нимъ. Школьникъ вернулся домой и сказалъ отцу:
— Теперь у меня есть деньги, отецъ. Поди спроси у сосѣда: сколько ему слѣдуетъ за топоръ?
— Я это и самъ знаю, — отвѣчалъ отецъ, — одинъ талеръ и три гроша.
— Такъ дай ему два талера и шесть грошей, какъ разъ вдвое больше чѣмъ слѣдуетъ — и довольно съ него. Вотъ видишь ли, отецъ, теперь у меня денегъ довольно въ запасѣ.
Тутъ онъ далъ отцу сто талеровъ и сказалъ:
— Живи-себѣ, отецъ, спокойно и счастливо: у тебя никогда не будетъ недостатка въ деньгахъ.
— Боже мой! — воскликнулъ старикъ, — да какъ же досталось тебѣ это богатство?
Сынъ разсказалъ ему все, какъ было, и какъ онъ, въ надеждѣ на счастливую судьбу, подхватилъ такую богатую добычу. Съ остальными деньгами онъ опять отправился учиться въ высшее училище, а такъ какъ онъ своимъ пластыремъ могъ вылечивать всякія раны, то скоро прославился и впослѣдствіи сдѣлался самымъ знаменитымъ докторомъ на свѣтѣ.