Декамерон (Боккаччо; Трубачёв)/1898 (ДО)/Третий день/Новелла IV

[164]
НОВЕЛЛА IV.
Кающійся мужъ.

Донъ Феличе научаетъ брата Пуччо, какъ стать праведникомъ путемъ извѣстнаго покаянія, и пока Пуччо предается этому, донъ Феличе весело проводитъ время съ его женою.

 

Филомена кончила свою новеллу и умолкла, а Діонео въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ расхвалилъ изобрѣтательность дамы, а также и заключительныя молитвенныя слова Филомены. Королева, съ усмѣшкою взглянувъ на Памфило, сказала ему:

— Ну, теперь ты, Памфило, продолжай услаждать насъ какой-нибудь веселенькой исторіей.

Памфило тотчасъ отвѣтилъ, что онъ готовъ и началъ:

— Много есть людей, которые съ величайшимъ рвеніемъ тщатся угодить въ рай и не замѣчаютъ при этомъ, что ведутъ въ него кого-нибудь другого вмѣсто себя; такъ именно и случилось недавно съ одною нашею сосѣдкою, какъ я вамъ сейчасъ повѣдаю.

 

Разсказывали мнѣ, что неподалеку отъ Санъ Бранкаціо жилъ одинъ добрый и богатый человѣкъ, котораго звали Пуччо ди Риньери; человѣкъ набожный, онъ мало-по-малу совсѣмъ отдался духовной жизни и вступилъ въ францисканскій орденъ братомъ-лаикомъ, и сталъ именоваться братомъ Пуччо. У него только и было всей семьи, что жена да служанка, такъ что ему не было надобности много заботиться о текущихъ нуждахъ, [165]и поэтому онъ, слѣдуя своей склонности, постоянно ходилъ въ церковь. Человѣкъ былъ тупоумный и грубый, твердилъ молитвы, ходилъ на проповѣди, отстаивалъ обѣдни, пѣлъ въ общихъ церковныхъ хорахъ, постился и каялся, и даже прошелъ про него слухъ, что онъ принадлежитъ къ сектѣ бичующихся. Его жена, Изабетта, была еще молодая женщина, лѣтъ двадцати восьми — тридцати; она была свѣженькая, хорошенькая, кругленькая, какъ яблочко. Изъ-за усерднаго благочестія мужа, а также, быть можетъ, и его преклоннаго возраста она часто выдерживала гораздо болѣе долгій постъ, чѣмъ ей было желательно.

Въ это время изъ Парижа возвратился одинъ монахъ, по имени донъ Феличе, изъ монастыря Санъ-Бранкаціо; онъ былъ молодъ и очень красивъ собою, притомъ человѣкъ умный и глубокой учености; братъ Пуччо тотчасъ подружился съ нимъ. Тотъ быстро и умѣло разрѣшалъ всѣ его сомнѣнія и, вникнувъ въ его настроеніе, старался показать себя передъ нимъ человѣкомъ святой жизни, такъ что братъ Пуччо сталъ приглашать его къ себѣ къ обѣду и къ ужину, какъ приходилось. Жена Пуччо, изъ любви къ мужу, тоже дружески относилась къ нему и старалась ему всячески угождать. Монахъ часто ходилъ въ ихъ домъ, видѣлъ свѣженькую и кругленькую женщину, началъ догадываться, въ чемъ она должна терпѣть большой недостатокъ, и задумалъ снять лишнюю обузу съ брата Пуччо и возложить ее на себя. Онъ посмотрѣлъ на нее разъ-другой и скоро добился того, что и въ ея сердцѣ зажглось то же желаніе, какое горѣло въ немъ самомъ. Замѣтивъ это, монахъ улучилъ минуту и перетолковалъ съ нею. Она оказалась вполнѣ согласною устроить дѣло къ обоюдному удовольствію, но только оно никакъ не ладилось; она не соглашалась сойтись съ монахомъ нигдѣ въ мірѣ, кромѣ какъ у себя дома; дома же у нихъ было невозможно ничего подѣлать: братъ Пуччо никогда никуда не отлучался. Все это очень печалило монаха. И вотъ, спустя нѣкоторое время, ему удалось таки придумать способъ услаждаться съ дамою въ ея собственномъ домѣ, не возбуждая подозрѣній и несмотря на то, что и братъ Пуччо оставался въ это время дома. Однажды, когда братъ Пуччо зашелъ къ нему, онъ сказалъ:

— Я уже не разъ замѣчалъ, братъ Пуччо, что у тебя есть одно желаніе — сдѣлаться праведникомъ; но мнѣ кажется, что ты идешь къ этой цѣли слишкомъ длиннымъ путемъ, а между тѣмъ есть другой путь, совсѣмъ короткій, который знаютъ и которымъ пользуются папа и высшіе духовные сановники, только не хотятъ его открыть всѣмъ, ибо тогда духовенство, живущее доброхотными даяніями, было бы разорено, такъ какъ міряне не стали бы ему оказывать поддержки ни милостынею, ни чѣмъ инымъ. Но ты мнѣ другъ, всегда такъ ублаготворяешь меня, притомъ же я знаю, ты никому въ мірѣ не откроешь тайны, поэтому, если хочешь слѣдовать этому пути, я тебя научу.

Братъ Пуччо тотчасъ загорѣлся желаніемъ познать этотъ путь спасенія и съ величайшею настойчивостью просилъ научить его, и въ то же время клялся, что никому не откроетъ тайны, если онъ того не пожелаетъ, самъ же тотчасъ приступитъ къ покаянію, лишь бы оно было ему по силамъ.

— Ну, коли ты мнѣ это обѣщаешь, — сказалъ монахъ, — я тебя научу. Какъ тебѣ извѣстно, святые отцы церкви поучаютъ, что блаженство достигается покаяніемъ. Только вникни хорошенько: я не хочу сказать, что послѣ покаянія ты перестанешь быть такимъ же грѣшникомъ какъ [166]теперь; но всѣ грѣхи, содѣянные тобою до этого покаянія, будутъ очищены, а потому и прощены тебѣ; а тѣ, которые ты совершишь впослѣдствіи, не будутъ тебѣ вмѣнены во осужденіе и омоются святою водою, какъ и всякіе грѣхи, подлежащіе отпущенію. Какъ только начнешь покаяніе, тебѣ прежде всего надлежитъ тщательнѣйше исповѣдаться во всѣхъ своихъ грѣхахъ; послѣ того ты долженъ приступить къ усиленному посту и воздержанію въ продолженіе сорока дней; въ эти дни ты не долженъ касаться не только посторонней женщины, но даже и собственной жены. Затѣмъ тебѣ у себя въ домѣ надо отвести особое мѣсто, гдѣ бы ты могъ по ночамъ смотрѣть на небо; во время поздней вечерни ты долженъ удаляться туда, и надо, чтобы тамъ былъ какой-нибудь длинный столъ, такъ чтобы ты, ставъ около него и упираясь въ его ребро поясницею, могъ перегнуться и распростереть но нему руки, принявъ положеніе распятаго. Можно, если хочешь, придерживаться руками за какіе-нибудь гвозди. Въ такомъ положеніи, устремивъ взглядъ на небо и не двигаясь, надо оставаться до заутрени. Кабы ты былъ грамотный, я далъ бы тебѣ молитвы, которыя при этомъ надлежитъ читать; но такъ какъ ты не умѣешь читать, то тебѣ слѣдуетъ проговорить триста разъ «Pater noster» и столько же разъ «Ave Maria». Все время ты долженъ смотрѣть на небо и непрестанно думать о томъ, что Господь создалъ небо и землю, и о страстяхъ Христовыхъ, оставаясь въ томъ же положеніи, въ какомъ Христосъ былъ на крестѣ. Когда прозвонятъ къ заутренѣ, можешь, если хочешь, уйти и, не раздѣваясь, лечь на кровать и спать. На утро иди въ церковь и здѣсь выстаивай не менѣе трехъ обѣденъ и прочитывай пятьдесятъ разъ «Pater noster» и столько же «Ave Maria». Потомъ надлежитъ съ чистымъ сердцемъ исполнить, какія представятся текущія дѣла, пообѣдать, пойти въ церковь къ вечернѣ и тамъ читать особыя молитвы, которыя я тебѣ спишу и безъ которыхъ нельзя обойтись; а потомъ во время повечерія снова поступать, какъ я сказалъ. Я самъ все это дѣлалъ и надѣюсь, что если и ты сдѣлаешь съ полнымъ благоговѣніемъ, то извѣдаешь чудное ощущеніе вѣчнаго блаженства, даже прежде чѣмъ окончишь весь кругъ покаянія.

— Все это не особенно тяжко и не такъ продолжительно, — отвѣчалъ братъ Пуччо, — и я думаю, что легко это выполню. Съ Божіею помощью, начну съ этого воскресенья.

Придя домой, онъ прежде всего разсказалъ все это — съ разрѣшенія монаха — своей женѣ. Та какъ нельзя лучше уразумѣла, что имѣлъ въ виду монахъ, предписывая это неподвижное стояніе до заутрени. Она сама нашла, что все это очень удобно придумано, и сказала ему, что всегда будетъ довольна всѣмъ, что онъ рѣшится предпринять для спасенія своей души. А чтобы Господь вмѣнилъ ему это покаяніе, она сама готова раздѣлить съ нимъ постъ, хотя не будетъ въ состояніи продѣлать все прочее. На томъ п согласились.

Когда настало воскресенье, братъ Пуччо приступилъ къ своему покаянію, а монахъ, стакнувшись съ женою его, почти каждый вечеръ пробирался къ ней, никѣмъ не замѣченный; онъ приносилъ съ собою разныхъ припасовъ, что можно было и выпить, и закусить; передъ заутреней онъ уходилъ, а братъ Пуччо приходилъ и ложился спать.

Мѣсто, избранное братомъ Пуччо для своего покаянія, находилось рядомъ съ спальнею жены и отдѣлялось отъ нея только тоненькою перегородкою. И вотъ однажды случилось, что братъ Пуччо ясно ощутилъ какое-то дрожаніе въ половицахъ. Онъ уже успѣлъ въ это время [167]прочитать «Pater noster» сотню разъ, пріостановился на минутку и, не двигаясь съ мѣста, окликнулъ жену и спросилъ ее, что она такое дѣлаетъ? А та была большая забавница и отвѣтила ему:

— Ухъ, другъ ты мой, я ворочаюсь безъ передышки!

— Ворочаешься? — спросилъ Пуччо. — Съ чего же ты ворочаешься? Жена его, баба разбитная, отвѣчала со смѣхомъ (вѣроятно, было отъ, чего смѣяться):

— Чего же ты спрашиваешь? Самъ же ты постоянно твердишь, что кто безъ ужина ложится, тотъ всю ночь вертится! [1].

Братъ Пуччо подумалъ, что, вѣроятно, постъ, которому она вмѣстѣ съ нимъ предается, лишаетъ ее сна, отъ этого она и ворочается въ постели, и потому съ простодушіемъ сказалъ ей:

— Жена, вѣдь говорилъ я тебѣ, не постись, ты не послушала. Не думай ни о чемъ, постарайся успокоиться, а то ты такъ вертишься, что весь домъ ходуномъ ходитъ!

— Ладно, ты обо мнѣ не заботься! — отвѣчала она. Пуччо умолкъ и опять принялся за свои молитвы. А его жена съ этой ночи распорядилась стлать постель въ другой комнатѣ.

Такъ шло покаяніе брата Пуччо и развлеченіе его супруги съ монахомъ.

Примѣчанія

править
  1. Пословица: Chi la sera non cena, tutta notte si dimena.