и поэтому онъ, слѣдуя своей склонности, постоянно ходилъ въ церковь. Человѣкъ былъ тупоумный и грубый, твердилъ молитвы, ходилъ на проповѣди, отстаивалъ обѣдни, пѣлъ въ общихъ церковныхъ хорахъ, постился и каялся, и даже прошелъ про него слухъ, что онъ принадлежитъ къ сектѣ бичующихся. Его жена, Изабетта, была еще молодая женщина, лѣтъ двадцати восьми — тридцати; она была свѣженькая, хорошенькая, кругленькая, какъ яблочко. Изъ-за усерднаго благочестія мужа, а также, быть можетъ, и его преклоннаго возраста она часто выдерживала гораздо болѣе долгій постъ, чѣмъ ей было желательно.
Въ это время изъ Парижа возвратился одинъ монахъ, по имени донъ Феличе, изъ монастыря Санъ-Бранкаціо; онъ былъ молодъ и очень красивъ собою, притомъ человѣкъ умный и глубокой учености; братъ Пуччо тотчасъ подружился съ нимъ. Тотъ быстро и умѣло разрѣшалъ всѣ его сомнѣнія и, вникнувъ въ его настроеніе, старался показать себя передъ нимъ человѣкомъ святой жизни, такъ что братъ Пуччо сталъ приглашать его къ себѣ къ обѣду и къ ужину, какъ приходилось. Жена Пуччо, изъ любви къ мужу, тоже дружески относилась къ нему и старалась ему всячески угождать. Монахъ часто ходилъ въ ихъ домъ, видѣлъ свѣженькую и кругленькую женщину, началъ догадываться, въ чемъ она должна терпѣть большой недостатокъ, и задумалъ снять лишнюю обузу съ брата Пуччо и возложить ее на себя. Онъ посмотрѣлъ на нее разъ-другой и скоро добился того, что и въ ея сердцѣ зажглось то же желаніе, какое горѣло въ немъ самомъ. Замѣтивъ это, монахъ улучилъ минуту и перетолковалъ съ нею. Она оказалась вполнѣ согласною устроить дѣло къ обоюдному удовольствію, но только оно никакъ не ладилось; она не соглашалась сойтись съ монахомъ нигдѣ въ мірѣ, кромѣ какъ у себя дома; дома же у нихъ было невозможно ничего подѣлать: братъ Пуччо никогда никуда не отлучался. Все это очень печалило монаха. И вотъ, спустя нѣкоторое время, ему удалось таки придумать способъ услаждаться съ дамою въ ея собственномъ домѣ, не возбуждая подозрѣній и несмотря на то, что и братъ Пуччо оставался въ это время дома. Однажды, когда братъ Пуччо зашелъ къ нему, онъ сказалъ:
— Я уже не разъ замѣчалъ, братъ Пуччо, что у тебя есть одно желаніе — сдѣлаться праведникомъ; но мнѣ кажется, что ты идешь къ этой цѣли слишкомъ длиннымъ путемъ, а между тѣмъ есть другой путь, совсѣмъ короткій, который знаютъ и которымъ пользуются папа и высшіе духовные сановники, только не хотятъ его открыть всѣмъ, ибо тогда духовенство, живущее доброхотными даяніями, было бы разорено, такъ какъ міряне не стали бы ему оказывать поддержки ни милостынею, ни чѣмъ инымъ. Но ты мнѣ другъ, всегда такъ ублаготворяешь меня, притомъ же я знаю, ты никому въ мірѣ не откроешь тайны, поэтому, если хочешь слѣдовать этому пути, я тебя научу.
Братъ Пуччо тотчасъ загорѣлся желаніемъ познать этотъ путь спасенія и съ величайшею настойчивостью просилъ научить его, и въ то же время клялся, что никому не откроетъ тайны, если онъ того не пожелаетъ, самъ же тотчасъ приступитъ къ покаянію, лишь бы оно было ему по силамъ.
— Ну, коли ты мнѣ это обѣщаешь, — сказалъ монахъ, — я тебя научу. Какъ тебѣ извѣстно, святые отцы церкви поучаютъ, что блаженство достигается покаяніемъ. Только вникни хорошенько: я не хочу сказать, что послѣ покаянія ты перестанешь быть такимъ же грѣшникомъ какъ те-
