Теодоро, влюбленный въ Віоланту, дочь своего господина Америго, дѣлаетъ ее матерью и присуждается къ висѣлицѣ. Когда его влекутъ, бичуя, на казнь, отецъ узнаетъ его и освобождаетъ. Затѣмъ Теодоро беретъ Віоланту въ супруги.
Дамы, внимавшія со страхомъ, будутъ ли сожжены два любовника, развеселились, услыхавъ, что ихъ освободили, и всѣ промолвили: «Слава Богу!». Королева же, видя конецъ, возложила на Лауретту обязанность продолжать, и та весело принялась разсказывать:
— Прекраснѣйшія дамы! Въ то время, какъ Сициліей правилъ добрый король Гвильельмо, на этомъ островѣ жилъ одинъ дворянинъ, по имени Америго, аббатъ изъ Трапани, который между другими мірскими благами далеко не былъ обдѣленъ сыновьями; поэтому ему требовалось всегда много слугъ, и когда пришли съ Востока галеры генуэзскихъ корсаровъ, которые, ограбивъ Арменію, захватили множество отроковъ, онъ купилъ нѣкоторыхъ, принимая ихъ за турокъ. Одинъ изъ нихъ (всѣ прочіе казались пастухами) имѣлъ видъ очень благородный и привлекательный. Звали его Теодоро. Хотя съ нимъ обращались такъ же какъ съ рабомъ, однако, онъ оставался въ домѣ аббата и росъ вмѣстѣ съ его дѣтьми. Болѣе повинуясь природѣ, чѣмъ случайному положенію, онъ сталъ пріобрѣтать хорошія манеры и добрый нравъ; наконецъ онъ до того понравился Америго, что тотъ освободилъ его; считая при этомъ его туркомъ, онъ распорядился окрестить его и назвать Пьетро; затѣмъ Америго сдѣлалъ его своимъ управляющимъ и оказывалъ ему громадное довѣріе.
Какъ росли другія дѣти Америго, такъ подростала съ ними и дочь его Віоланта, прекрасное и нѣжное существо. Пока отецъ собирался выдать ее замужъ, она влюбилась въ Пьетро. Любя его и очень цѣня его нравъ и добрые поступки, она, однако, стыдилась открыться ему, но Амуръ вывелъ ее изъ этого затрудненія: самъ Пьетро, украдкой взглянувъ на нее нѣсколько разъ, такъ увлекся ею, что тогда только и чувствовалъ себя счастливымъ, когда ее видѣлъ; однако, онъ очень боялся, чтобы кто-нибудь этого не замѣтилъ: ему казалось, что онъ поступаетъ нехорошо. Дѣвушка, охотно видѣвшаяся съ нимъ, почувствовала это и, чтобы придать ему болѣе смѣлости, старалась показать, что она очень довольна, какъ это и было въ дѣйствительности. Довольно долго они оставались въ нерѣшимости, какъ высказаться другъ другу, хотя оба этого сильно желали.
Пока они такъ страдали, сжигаемые огнемъ взаимной страсти, судьба словно рѣшилась способствовать, чтобы желаніе ихъ осуществилось, и показала имъ путь, какъ отогнать стѣснявшую ихъ робкую застѣнчивость. У Америго, быть можетъ, за милю отъ Трапани было прелестное имѣніе, которое жена его часто посѣщала, для развлеченія, съ дочерью и другими спутницами. Случилось разъ, поѣхали онѣ туда въ сильный зной, захвативъ съ собою и Пьетро. Пока они гуляли, вдругъ, какъ это мы зачастую видимъ, небо подернулось темными тучами; вслѣдствіе этого дамы всѣмъ обществомъ, чтобы не быть застигнутыми ненастьемъ, поспѣшили возвратиться въ Трапани.
Пьетро былъ молодъ и Віоланта также; поэтому они сильно опередили мать и прочихъ спутницъ, увлекаемые, быть можетъ, любовью не менѣе, чѣмъ боязнью непогоды. Отъѣхавъ отъ матери и отъ всего общества такъ далеко, что тѣ едва были видны, они вдругъ почувствовали, что послѣ частыхъ громовыхъ раскатовъ пошелъ крупнѣйшій градъ. Отставшія дамы укрылись отъ него въ домъ одного крестьянина, а Пьетро съ Віолантой не было иного прибѣжища, кромѣ крошечной, ветхой и полуразвалившейся хижины, въ которой никто уже не жилъ. Здѣсь они пріютились подъ сохранившимся еще обломкомъ крыши. Вслѣдствіе черезчуръ узкаго крова, они по необходимости должны были касаться другъ друга. Это соприкосновеніе было причиной нѣкотораго возбужденія ихъ чувствъ и возникновенія любовной жажды. Первый заговорилъ Пьетро:
— О, если бы Господь устроилъ такъ, чтобы градъ не прекращался, пока я нахожусь въ такомъ положеніи!
— Мнѣ это было бы очень пріятно, — отозвалась Віоланта.
Послѣ этихъ словъ они пожали другъ другу руки, затѣмъ обнялись, потомъ поцѣловались, а градъ все барабанилъ попрежнему; чтобы не разсказывать каждую малость, замѣчу только, что погода прояснилась не раньше, чѣмъ они познали высшія радости любви и условились тайно сходиться другъ съ другомъ. Ненастье прекратилось, и они, подождавъ мать при входѣ въ городъ, возвратились домой.
Затѣмъ не разъ, по осторожному тайному уговору, они сходились другъ съ другомъ, къ великому взаимному утѣшенію. Такъ продолжалось, пока Віоланта не зачала, что было немалымъ огорченіемъ для обоихъ. Она употребляла множество хитростей, чтобы освободиться отъ этого, вопреки естественному ходу дѣла, но никакъ не могла достигнуть цѣли. Тогда Пьетро, опасаясь за собственную жизнь, рѣшилъ бѣжать, о чемъ и сказалъ ей. Она же на это возразила:
— Если ты уѣдешь отъ меня, такъ, будь увѣренъ, я лишу себя жизни.
Пьетро, безмѣрно любившій ее, отвѣчалъ:
— Какже ты хочешь, моя дорогая, чтобы я остался? Твоя беременность откроетъ нашъ проступокъ и тебѣ-то простятъ легко, а я, несчастный, долженъ буду нести кару и за твой грѣхъ, и за свой.
— Пьетро, — возразила дѣвушка, — мой грѣхъ, конечно, обнаружится, но твой, увѣряю тебя, если ты не проговоришься, никогда не откроется!
— Если ты мнѣ это обѣщаешь, — сказалъ ІІьетро, — изволь, я останусь, но, смотри, исполни обѣщаніе!
Віоланта, скрывавшая, насколько возможно, свое положеніе, наконецъ увидѣла, что дольше ей нельзя таиться, и съ громкимъ плачемъ призналась матери, умоляя ее о спасеніи. Та, чрезвычайно огорченная, разбранила ее на чемъ свѣтъ, и захотѣла допытаться, какъ было дѣло. Дѣвушка, чтобы не навлечь бѣды на Пьетро, разсказала ей басню собственнаго сочиненія, облекая истину въ ложныя формы. Почтенная дама повѣрила ей и, чтобы скрыть грѣхъ дочери, отправила ее въ одно изъ своихъ помѣстій.
Здѣсь, когда наступило время разрѣшиться отъ бремени, Віоланта стала кричать, какъ это свойственно женщинамъ; мать и не подумала о томъ, что въ помѣстье можетъ явиться Америго, хотя онъ тамъ почти никогда и не бывалъ. Теперь же, возвращаясь съ соколиной охоты и проходя мимо комнаты, въ которой стонала дочь, онъ, изумившись, вошелъ туда и спросилъ, что́ это значитъ. Мать, видя мужа возвратившимся, встала и съ плачемъ разсказала о случившемся съ ихъ дочерью. Но Америго не такъ легко повѣрилъ выдумкѣ, какъ жена: невозможно, чтобы дочь не знала, кто виновникъ ея положенія, и пожелалъ узнать все; при этомъ онъ сказалъ, что она должна заслужить прощеніе, а не то пусть готовится къ смерти, безъ всякаго милосердія. Жена старалась, насколько была въ силахъ, успокоить его выдуманнымъ объясненіемъ, но это ни къ чему не привело: Америго въ ярости бросился съ обнаженной шпагой на дочь, которая тѣмъ временемъ родила мальчугана, и сказалъ ей:
— Или ты мнѣ откроешь, отъ кого этотъ младенецъ, или умрешь немедля!
Испугавшись смерти, Віоланта нарушила обѣщаніе, данное Пьетро, и разсказала все, что̀ было между нимъ и ею. Услышавъ это, отецъ пришелъ еще въ большую ярость и едва удержался, чтобъ не убить ея; но, высказавъ все, что въ немъ накипѣло подъ вліяніемъ гнѣва, онъ сѣлъ на коня и поѣхалъ въ Трапани, къ нѣкоему Куррадо, капитану королевскихъ войскъ. Онъ разсказалъ про обиду, нанесенную ему Пьетро, попросилъ захватить его врасплохъ и подвергнуть пыткѣ. Тотъ во всемъ и признался подъ пыткой. Черезъ нѣсколько дней онъ былъ приговоренъ капитаномъ къ публичному бичеванію и затѣмъ къ повѣшенію. Чтобы въ одинъ и тотъ же часъ стереть съ лица земли и обоихъ любовниковъ, и ребенка, Америго, не утолившій еще гнѣвъ свой осужденіемъ Пьетро на смерть, всыпалъ яду въ бокалъ вина, взялъ ножъ и далъ все это своему слугѣ, сказавъ при этомъ:
— Ступай съ этимъ къ Віолантѣ и скажи ей отъ моего имени, чтобы она немедленно избрала одну изъ этихъ двухъ смертей — отъ яда или отъ ножа; если она не согласится, то я передъ лицомъ всѣхъ согражданъ прикажу ее сжечь! Исполнивъ это, ты возьмешь сына, рожденнаго ею нѣсколько дней тому назадъ, и размозжишь ему голову объ стѣну, а тѣло бросишь на растерзаніе собакамъ!
Получивъ отъ безжалостнаго отца такой жестокій приказъ относительно дочери и внука, слуга отправился, скорѣе со злыми, чѣмъ съ добрыми намѣреніями.
Осужденный Пьетро долженъ былъ двигаться къ висѣлицѣ подъ ударами полицейскихъ. По желанію ведшихъ всю эту процессію, онъ проходилъ мимо гостинницы, гдѣ остановились три дворянина изъ Арменіи, отправленные армянскимъ царемъ въ Римъ послами, для очень важныхъ переговоровъ съ папой о предстоявшемъ проходѣ войскъ. Они остановились здѣсь, чтобы освѣжиться и отдохнуть день-другой, и при этомъ пользовались, большимъ почетомъ со стороны трапанійскихъ дворянъ, въ особенности же со стороны Америго. Услыхавъ, что мимо нихъ идутъ люди, ведущіе Пьетро, они подошли къ окну взглянуть на шествіе.
Пьетро былъ совершенно обнаженъ выше пояса, а руки его закручены за спину; увидя его, одинъ изъ трехъ пословъ, человѣкъ престарѣлый и очень вліятельный, по имени Финео, увидѣлъ у него на груди большое розовое пятно, не вытравленное, но естественно образовавшееся на кожѣ, въ родѣ тѣхъ, что здѣшнія дамы называютъ розами. Когда онъ увидалъ это, вдругъ ему пришелъ на память его сынъ, который пятнадцать лѣтъ тому назадъ былъ у него похищенъ корсарами близъ Лаяццо, и съ тѣхъ норъ о немъ не было никакихъ вѣстей. Опредѣливъ возрастъ несчастнаго, котораго гнали палками, онъ сообразилъ, что еслибъ сынъ его былъ живъ, то долженъ бы имѣть какъ разъ столько лѣтъ, сколькихъ ему казался юноша. Онъ началъ подозрѣвать по этой родинкѣ, что осужденный, пожалуй, и есть его дитя, и ему пришло въ голову, что если это такъ, то онъ долженъ еще помнить и о своемъ имени, и объ имени отца, и понимать по-армянски; поэтому, когда несчастный приблизился къ нему, онь окликнулъ его:
— Теодоро!
Услыхавъ это имя, Пьетро вдругъ поднялъ голову. Финео, обратившись къ нему по-армянски, спросилъ:
— Откуда ты и чей сынъ?
Полицейскіе, его ведшіе, изъ почтенія къ вліятельной особѣ остановились, а Пьетро отвѣчалъ:
— Я родомъ изъ Арменіи, и сынъ одного тамошняго жителя, по имени Финео; но еще маленькимъ ребенкомъ былъ привезенъ сюда, не знаю самъ, какими-то людьми!
Услыхавъ это, Финео вполнѣ убѣдился, что это и есть его пропавшій сынъ; поэтому съ плачемъ онъ сбѣжалъ внизъ со своими товарищами и бросился обнимать Теодоро. Потомъ Финео снялъ съ себя и набросилъ на него мантію изъ богатѣйшей ткани и попросилъ того, кто велъ Теодоро на позорную смерть, подождать, если можно, немного здѣсь, пока не придетъ ему приказъ, освободить осужденнаго. Тотъ выразилъ полную готовность.
Финео уже зналъ причину, изъ-за которой Теодоро вели на казнь: молва объ этомъ всюду распространилась. Поэтому онъ тотчасъ, со своими друзьями и свитой, отправился къ Куррадо и сказалъ ему:
— Капитанъ, тотъ, кого вы отправляете на смерть, какъ холопа, человѣкъ свободный и мой сынъ; онъ готовъ взять замужъ дѣвушку, которую, какъ говорятъ, обезчестилъ; поэтому, нельзя ли вамъ будетъ помедлить съ выполненіемъ приговора, пока не обнаружится, согласна ли эта дѣвица назвать его своимъ мужемъ.
Куррадо, при извѣстіи, что это сынъ Финео, очень удивился и, стыдясь случайно происшедшей ошибки, призналъ просьбу Финео совершенно справедливой; поэтому онъ немедленно приказалъ возвратить осужденнаго домой, послалъ его къ Америго и сообщилъ обо всемъ.
Америго, считавшій свою дочь и внука погибшими, горько сожалѣлъ о совершенномъ, сознавая, что не умри она, все можно было бы поправить. Тѣмъ не менѣе, онъ велѣлъ бѣжать туда, гдѣ находилась дочь, чтобы отмѣнить свой приказъ, если онъ до сихъ поръ пе исполненъ. Посланный туда засталъ отправленнаго ранѣе слугу Америго; онъ положилъ передъ его дочерью ножъ и ядъ, но такъ какъ она не могла скоро рѣшиться на выборъ, то говорилъ ей грубости и хотѣлъ силой принудить къ рѣшенію. Услыхавъ же о новомъ приказѣ господина, онъ оставилъ Віоланту и, вернувшись къ Америго, разсказалъ ему обо всемъ. Обрадованный Америго отправился туда, гдѣ былъ Финео и, едва сдерживая слезы, оправдывался передъ нимъ, какъ только могъ, во всемъ случившемся; онъ просилъ прощенія, увѣряя, что если Теодоро пожелаетъ взять его дочь замужъ, то онъ съ великой радостью отдастъ ее. Финео съ удовольствіемъ принялъ его оправданія и отвѣтилъ:
— Я желаю, чтобы мой сынъ женился на вашей дочери; а если не захочетъ, такъ пусть исполнятъ приговоръ!
Итакъ, Финео и Америго пришли къ согласію, а Теодоро, попрежнему, то трепеталъ весь, ожидая смерти, то радовался, что нашелъ отца. Но вотъ спросили о его желаніи насчетъ помянутаго плана. Теодоро, услыхавъ, что Віоланта, въ случаѣ его согласія, будетъ его женой, пришелъ въ такой восторгъ, что ему почудилось, будто изъ ада онъ прыгнулъ прямо въ рай. Онъ сказалъ, что для него это будетъ величайшей наградой и что обоимъ такое рѣшеніе совершенно по сердцу.
Тогда пошли къ Віолантѣ узнать ея волю. Она, услыхавъ о происшедшемъ съ Теодоро и ожидающемъ его впереди, хотя и чувствовала себя несчастнѣйшею женщиною въ свѣтѣ, приговоренною къ смерти, повѣрила до нѣкоторой степени принесенному извѣстію, повеселѣла немного и отвѣчала, что если она можетъ поступить по собственному желанно, такъ для нея нѣтъ ничего отраднѣе, какъ стать женою Теодоро; во всякомъ случаѣ, она исполнитъ, что ей прикажетъ отецъ.
Такимъ образомъ при полномъ согласіи обоихъ, Віоланта была объявлена невѣстой и по этому случаю былъ устроенъ роскошный пиръ, къ великому удовольствію всѣхъ согражданъ. Оправившись и отдавъ кормить своего малютку-сына, невѣста черезъ короткое время стала еще красивѣе, чѣмъ раньше. Вставъ послѣ родовъ, она отправилась навстрѣчу къ Финео, который долженъ былъ возвратиться изъ Рима, и оказала ему такое же почтеніе, какъ отцу. Финео, до-нельзя довольный такой милой снохой, устроилъ грандіозное празднество и справилъ ихъ свадьбу. Онъ принялъ Віоланту, какъ дочь, и всегда съ нею такъ обходился.
Черезъ нѣсколько дней его сынъ, Віоланта и крохотный внучекъ сѣли на корабль и отправились съ Финео въ Лаяццо, гдѣ любящая чета проживала въ мирѣ до тѣхъ поръ, пока длилась ихъ жизнь.