Графъ Ангверскій по ложному обвиненію подвергается изгнанію и оставляетъ двухъ дѣтей въ разныхъ мѣстностяхъ въ Англіи; онъ возвращается, не будучи ими узнанъ, и находитъ ихъ благополучными; потомъ онъ служитъ въ войскѣ французскаго короля простымъ денщикомъ и, будучи признанъ невиннымъ, возстановляется въ своихъ прежнихъ правахъ.
Слушая повѣсть о многочисленныхъ приключеніяхъ красавицы, дамы то-и-дѣло вздыхали. Но кто вѣдаетъ, что было причиною ихъ вздоховъ — быть можетъ, зависть къ столь частымъ бракамъ томила ихъ не менѣе, чѣмъ жалость къ ея бѣдствіямъ? Оставимъ этотъ вопросъ открытымъ. Послѣднія слова разсказа Памфило были встрѣчены смѣхомъ; королева, видя, что ими заканчивается разсказъ, обратилась къ Элизѣ и повелѣла ей вступить въ очередь со своимъ разсказомъ. Та съ веселою улыбкою начала такъ:
— Мы сегодня избрали себѣ такое обширное поле, что каждый могъ бы сдѣлать по нему не одинъ, а десять концовъ, — такъ обильно снабдила его Фортуна полными новизны и значенія случайностями. И такъ, избирая одну изъ этихъ безчисленныхъ случайностей, приступаю къ разсказу о ней.
Повѣдаю вамъ, что въ тѣ времена, когда власть надъ Римомъ перешла отъ французовъ къ нѣмцамъ, между этими двумя народами возникла величайшая вражда, а затѣмъ упорная и продолжительная война. Французскій король, вынужденный необходимостью защищать свою страну и нападать на враждебную, вмѣстѣ съ однимъ изъ своихъ сыновей собралъ всѣ силы своего королевства, присоединилъ къ нимъ все, что̀ могли доставить друзья и родственники, составилъ огромное войско и съ нимъ двинулся на врага. Но, прежде чѣмъ начать походъ, они, чтобы не оставить земли безъ правителя, поручили управленіе Франціею, въ качествѣ ихъ замѣстителя, Гвальтіери, графу Ангверскому[1], и тогда уже выступили въ походъ. Это былъ очень мудрый и благородный человѣкъ, вѣрный другъ и слуга короля, бывалый и испытанный воитель; но король почему-то считалъ его болѣе склоннымъ къ мирнымъ трудамъ, чѣмъ къ военнымъ подвигамъ. Гвальтіери приступилъ къ управленію, проявляя разумную распорядительность и постоянно прибѣгая къ совѣту и одобренію королевы и ея невѣстки; хотя обѣ онѣ и были оставлены въ сущности на его попеченіе и подъ его властью, онъ всетаки почиталъ ихъ, какъ своихъ королевъ. Онъ былъ человѣкъ лѣтъ сорока, красавецъ собою и притомъ такой благовоспитанный и обходительный, что превосходилъ въ этомъ всѣхъ другихъ придворныхъ. Сверхъ того, это былъ самый утонченный и привлекательный рыцарь своего времени, болѣе чѣмъ кто-либо заботившійся о своихъ костюмахъ и украшеніяхъ.
Случилось, что въ то время, какъ король съ сыномъ пребывали на войнѣ, у Гвальтіери умерла жена и оставила ему двоихъ маленькихъ дѣтей — мальчика и дѣвочку. Въ это время онъ постоянно бывалъ при дворѣ, посѣщая королеву съ невѣсткою и бесѣдуя съ ними о государственныхъ дѣлахъ. И вотъ супруга королевскаго сына обратила на него благосклонное вниманіе, съ величайшимъ удовольствіемъ любовалась его наружностью и обхожденіемъ и, наконецъ, страстно влюбилась въ него. Сама она была молода и свѣжа, знала, что онъ остается безъ жены, и подумала, что легко пріобрѣтетъ его симпатію. Не видя для себя ни въ чемъ препятствія, кромѣ стыда, она рѣшила побороть это чувство и открыться ему во всемъ. Однажды, выбравъ удобное время, когда она оставалась одна, она послала за нимъ, подъ предлогомъ совѣщанія о разныхъ дѣлахъ. Графъ, мысли котораго были далеки отъ тайныхъ желаній дамы, ничего не подозрѣвая, тотчасъ явился къ ней. Она посадила его рядомъ съ собою въ комнатѣ, гдѣ они были одни. Графъ уже два раза спрашивалъ ее о дѣлѣ, по которому она его вызвала, но она все молчала; наконецъ, движимая любовью, вся пылающая отъ стыда, дрожащая, почти съ плачемъ, начала она прерывающимся голосомъ говорить ему:
— Милый и дорогой мой другъ и повелитель! Какъ человѣкъ разумный, вы можете безъ труда понять слабость въ мужчинѣ и въ женщинѣ и по какимъ причинамъ у однихъ она проявляется въ большей мѣрѣ чѣмъ у другихъ. Справедливый судья не присудитъ одинаковаго наказанія за одно и то же прегрѣшеніе, но сдѣланное людьми разнаго общественнаго положенія. Кто не согласится съ тѣмъ, что бѣдный человѣкъ или бѣдная женщина, которые тяжкимъ трудомъ добываютъ необходимое для жизни, если они поддадутся любви и послѣдуютъ ея внушеніямъ, заслуживаютъ большаго порицанія, чѣмъ праздная и богатая женщина, которая не терпитъ недостатка ни въ чемъ, могущемъ послужить къ удовлетворенію ея желаній? Я полагаю, что никто. Значитъ удобства жизни послужатъ въ значительной мѣрѣ оправданіемъ для той, которая ими пользуется, въ случаѣ если ей приходится увлечься любовью; а затѣмъ, она окончательно оправдаетъ свое поведеніе выборомъ достойнаго и умнаго любовника. И мнѣ кажется, что я соединяю въ себѣ оба эти условія, да сверхъ того меня влекутъ къ любви еще и другія обстоятельства, именно, моя молодость и отсутствіе мужа. Пускай же все это послужитъ въ вашихъ глазахъ къ защитѣ моей пламенной любви. И если все это будетъ для васъ убѣдительно, какъ должно быть для человѣка разумнаго, то прошу васъ, поддержите меня вашимъ совѣтомъ и помощью. Скажу вамъ по правдѣ, что я не въ силахъ, за отсутствіемъ мужа, противиться ни плотскимъ желаніямъ, ни силѣ любви; да и какъ противиться тому, съ чѣмъ не въ силахъ справиться не только слабыя женщины, но и сильные мужи, много разъ побѣжденные и повседневно побѣждаемые любовью. Проводя жизнь въ обиліи и праздности, какъ вы сами видите, я должна была полюбить и поддаться своему любовному влеченію. Я хорошо понимаю что это безнравственно, но разъ это будетъ скрыто, то едва ли даже и можетъ быть сочтено безнравственнымъ. Амуръ былъ ко мнѣ такъ милостивъ, что не только не далъ мнѣ впасть въ неблагоразуміе при выборѣ любовника, но сверхъ того еще указалъ мнѣ на васъ, какъ на достойнѣйшаго любви такой женщины, какъ я. Думаю, что не ошибаюсь, считая васъ самымъ красивымъ, любезнымъ, милымъ и умнымъ рыцаремъ, какой только можетъ найтись во всемъ французскомъ королевствѣ. Я живу безъ мужа, вы остались безъ жены. Молю васъ, ради моей любви къ вамъ, не откажите въ вашей любви ко мнѣ, пощадите мою молодость, которая, какъ ледъ отъ пламени, таетъ отъ страсти къ вамъ!
За этими словами у ней съ такою силою хлынули слезы, что она не могла больше говоритъ, не могла продолжать мольбы, съ которою хотѣла обратиться къ нему. И, склонивъ лицо, какъ бы уничтоженная, со слезами она опустила голову на грудь графа.
Истый рыцарь безъ страха и упрека, графъ сталъ въ суровыхъ словахъ осуждать эту безумную страсть и, видя, что дама готова броситься ему на шею, отстранилъ ее, увѣряя клятвенно, что скорѣе дастъ себя четвертовать, чѣмъ потерпитъ, въ себѣ или въ комъ бы то ни было, такое нарушеніе долга чести по отношенію къ своему государю. Услыхавъ это, возбужденная женщина забыла и про любовь, вся отдавшись порыву яростнаго гнѣва.
— Такъ ты думаешь, что я тебѣ позволю съ такимъ позоромъ отринуть мои желанія, недостойный рыцарь! Клянусь тебѣ, если ты хочешь моей смерти, то я сдѣлаю, что ты самъ умрешь: я сживу тебя со свѣту!
Съ этими словами она схватила себя за волосы, растрепала и разметала ихъ, разорвала на себѣ одежду и принялась во весь голосъ вопить:
— Помогите, помогите! Графъ Ангверскій хочетъ совершить надо мною позорное насиліе!
Графъ, опасаясь гораздо больше злобной зависти царедворцевъ, нежели угрожаемый собственною совѣстью, и зная хорошо, что извѣтамъ озлобленной женщины дадутъ больше вѣры, чѣмъ его невинности, быстро поднялся съ мѣста, выбѣжалъ изъ комнаты и изъ дворца, вернулся къ себѣ домой, и, не теряя времени, усадилъ своихъ дѣтей на лошадь, сѣлъ съ ними самъ, и во весь духъ поскакалъ по направленію къ Калэ.
Между тѣмъ на крики дамы сбѣжались люди; выслушавъ ее, не только вполнѣ ей повѣрили, но, сверхъ того, припомнивъ любезности, галантныя манеры и франтовство графа, порѣшили, что онъ давно уже къ тому и клонилъ дѣло. Кинулись съ яростью въ домъ графа, чтобы его арестовать; но, не успѣвъ его захватить, разграбили его имущество и разрушили весь домъ до основанія. Вѣсть объ этомъ происшествіи, въ томъ видѣ, какъ о немъ всѣ передавали другъ другу, дошла, наконецъ, до короля и его сына. Страшно раздраженные, они осудили графа и его потомство на вѣчное изгнаніе, и объявили большую награду тому, кто доставитъ его живымъ или мертвымъ.
Тѣмъ временемъ графъ, глубоко опечаленный, что бѣгство сдѣлало его изъ невиннаго преступнымъ, успѣлъ таки, не будучи никѣмъ узнанъ, пробраться съ своими дѣтьми въ Калэ, и затѣмъ немедленно переправился въ Англію. Одѣвшись въ самыя убогія одежды, явился онъ въ Лондонъ, старательно внушивъ обоимъ своимъ малюткамъ, чтобы они не забывали двухъ вещей: во-первыхъ, съ терпѣніемъ переносили бы бѣдность, на которую судьба и онъ самъ безвинно осудили ихъ, а во-вторыхъ, никогда и никому ни подъ какимъ видомъ не разсказывали бы, если имъ дорога жизнь, чьи они дѣти. Сыну его, Луиджи, было тогда около девяти лѣтъ, а дочкѣ, Віолантѣ, не болѣе семи. Малютки, несмотря на свой нѣжный возрастъ, хорошо поняли наставленія отца и доказали это впослѣдствіи на дѣлѣ. Онъ счелъ за лучшее перемѣнить у дѣтей имена и назвалъ мальчика Перотто, а дѣвочку Джанеттою. Переодѣвшись въ ветхія одежды, на манеръ тѣхъ, какія носятъ французскіе нищіе, они прибыли въ Лондонъ, стали ходить по улицамъ и просить милостыню. И вотъ однажды, собирая подаяніе у церковныхъ дверей, они попались на глаза одной знатной дамѣ, супругѣ одного изъ маршаловъ англійскаго короля; при выходѣ изъ церкви она увидѣла графа съ его двумя дѣтками, просящими милостыню; она спросила его, откуда онъ и его ли это дѣти. Онъ отвѣчалъ, что онъ родомъ изъ Пикардіи и долженъ былъ покинуть родину съ этими двумя дѣтьми, послѣ преступленія, совершеннаго его старшимъ сыномъ, негодяемъ. Чувствительная и добрая дама посмотрѣла на дѣвочку, ей очень понравилась эта хорошенькая и симпатичная малютка, и она сказала графу:
— Послушай, почтенный, если хочешь, я съ удовольствіемъ возьму на воспитаніе твою дѣвочку; она такая миленькая. Когда она выростетъ и станетъ хорошей дѣвушкой, я позабочусь выдать ее замужъ, и ручаюсь тебѣ, что она будетъ хорошо устроена.
Графу пришлось по сердцу это предложеніе. Онъ тутъ же далъ согласіе и, проливая слезы, отдалъ ей дѣвочку, усердно прося благодѣтельницу заботиться о ней. Пристроивъ такимъ образомъ дочку и хорошо зная, у кого она осталась, онъ разсудилъ, что ему лучше будетъ не оставаться дольше въ Лондонѣ. Продолжая жить милостынею, онъ прошелъ весь островъ вплоть до Уэльса; это странствованіе было для него очень тяжко съ непривычки ходить пѣшкомъ. Здѣсь жилъ другой маршалъ короля, человѣкъ весьма богатый, державшій многочисленную прислугу. Графъ съ своимъ сыномъ часто заходилъ къ нему на дворъ и имъ давали поѣсть. На дворѣ нерѣдко рѣзвился сынъ маршала съ другими дворянскими дѣтьми; они бѣгали, скакали, играли, и Перотто иногда принималъ участіе въ ихъ забавахъ, при чемъ выказывалъ во всемъ большую ловкость и всегда отличался передъ другими въ разныхъ штукахъ, какія они продѣлывали. Однажды самъ маршалъ засмотрѣлся на игры дѣтей и, замѣтивъ ловкаго и проворнаго мальчика, пожелалъ узнать, кто онъ такой. Ему сказали, что это сынъ одного бѣдняка, который часто приходитъ просить милостыню. Маршалъ велѣлъ ему передать, что проситъ отдать ему мальчика, а графъ ни о чемъ такъ не молилъ Бога, какъ только о томъ, чтобы пристроить сына, и потому немедленно же охотно согласился, какъ ни тяжко ему было разставаться съ своимъ дѣтищемъ.
Устроивъ сына и дочь, графъ разсудилъ, что ему не зачѣмъ больше оставаться въ Англіи. Онъ кое-какъ пробрался въ Ирландію и, прибывъ въ городъ Станфордъ, поступилъ къ одному изъ рыцарей мѣстнаго владѣтельнаго графа, исполняя разныя работы, какъ простой служитель. Здѣсь, никѣмъ не узнанный, прожилъ онъ долгое время.
Между тѣмъ Віоланта, подъ именемъ Джанетты, жила у своей благодѣтельницы въ Лондонѣ; она становилась взрослою, умною и красивою дѣвушкою; принявшая ее дама и ея мужъ такъ полюбили ее, что всѣ дивились; и всѣ, кто только зналъ Віоланту, любовались ея манерами и наружностью, всѣ сулили ей въ будущемъ всякія блага и великій почетъ. Дама, взявшая ее отъ отца, знала о немъ только то, что сама отъ него слышала; сообразно съ этимъ она задумала устроить бракъ молодой дѣвушки. Но Господь, справедливый Судья человѣческихъ дѣлъ, зналъ, что бѣдная благородная дѣвушка безвинно несетъ незаслуженное униженіе за чужой грѣхъ, и потому положилъ устроить иначе. Родовитой дѣвушкѣ не суждено было стать женою человѣка низкаго происхожденія, и то, что съ нею произошло, надо приписать прямо милости Божіей. Благодѣтельная дама, у которой жила Джанетта, имѣла отъ своего мужа только единственнаго сына, котораго отецъ и мать оба одинаково сильно любили, не только потому, что онъ былъ у нихъ единственное чадо, но и за его замѣчательную красоту, несомнѣнныя достоинства, прекрасный характеръ и добрый нравъ. Онъ былъ на шесть лѣтъ старше Джанетты; очарованный ея граціею и красотою, онъ страстно влюбился въ нее и ни о комъ другомъ не хотѣлъ думать. Но такъ какъ онъ полагалъ, что она дѣвушка простого происхожденія, то и не рѣшался просить ее у родителей себѣ въ жены, и даже боялся обнаружить свою любовь, чтобы его не осудили за избраніе такого низменнаго предмета увлеченія. Разумѣется, эта любовь, хранимая въ тайнѣ, еще больше терзала его, чѣмъ любовь открытая. И случилось, что отъ постоянной тоски онъ тяжко занемогъ. Позвали нѣсколько врачей, но они, изслѣдуя разные признаки, никакъ не могли по нимъ опредѣлить его болѣзнь и отчаивались въ его выздоровленіи. Родители были повергнуты въ такое горе, больше котораго невозможно было бы и вынести. Много разъ они приступали къ нему съ мольбами открыть причину его недуга, но на всѣ ихъ мольбы онъ отвѣчалъ только вздохами, да говорилъ, что чувствуетъ свой конецъ. Однажды у него былъ молодой медикъ, человѣкъ глубокой учености; онъ держалъ больного за руку, выслушивая пульсъ. Въ это время въ комнату за чѣмъ-то вошла Джанетта, которая, изъ уваженія къ горю матери, съ величайшимъ усердіемъ ухаживала за больнымъ. Тотъ, какъ только она вошла, ощутилъ въ сердцѣ страшный приливъ любовнаго пыла и его пульсъ тотчасъ началъ биться сильнѣе, чѣмъ обыкновенно. Врачъ тотчасъ съ удивленіемъ замѣтилъ это и внимательно наблюдалъ, долго ли будетъ продолжаться это усиленное сердцебіеніе. Когда Джанетта вышла изъ комнаты, пульсъ у больного вошелъ въ прежнюю норму; тутъ врачу казалось, что онъ напалъ на причину болѣзни. Продолжая держать больного за руку, онъ велѣлъ позвать Джанетту, какъ бы затѣмъ, чтобы спросить ее о чемъ-то. Та тотчасъ пришла, и, прежде чѣмъ появилась въ комнатѣ, пульсъ у больного опять поднялся, а когда вышла, вновь упалъ. Тогда врачу пришло въ голову, что онъ открылъ настоящую причину болѣзни; онъ всталъ, и отойдя въ сторону съ родителями молодого человѣка, сказалъ имъ:
— Вызодоровленіе вашего сына зависитъ не отъ искусства врачей: оно въ рукахъ Джанетты, которую молодой человѣкъ пламенно любитъ; въ этомъ я убѣдился по нѣкоторымъ признакамъ, а она, судя по всему, даже и не подозрѣваетъ объ этомъ. Если его жизнь дорога вамъ, то вы сами догадаетесь, что вамъ надо дѣлать.
Сановникъ и его жена, услыхавъ это, остались очень довольны, потому что средство спасти сына было указано; но имъ было не по душѣ, что для его спасенія приходилось женить его на Джанеттѣ. Когда врачъ ушелъ, они подошли къ больному, и мать сказала ему:
— Дитя мое, я никогда не подумала бы, что ты скроешь отъ меня какое бы то ни было свое желаніе, особенно же такое, отъ неисполненія котораго тебѣ приходится такъ плохо. Ты долженъ былъ бы вѣрить, что нѣтъ такой вещи, которую бы я для тебя не сдѣлала, какъ для самой себя, хотя бы она была и неблаговидна. Но хотя ты и скрылъ, Господь проявилъ къ тебѣ больше милосердія, чѣмъ ты самъ къ себѣ, и, чтобы ты не погибъ отъ болѣзни, Онъ открылъ мнѣ его причину; я знаю, что эта причина заключается въ сильнѣйшей любви къ какой-то дѣвушкѣ. Но кто бы она ни была, тебѣ нечего было стыдиться своей любви: твой возрастъ требуетъ любви и даже скажу тебѣ, еслибы ты не былъ влюбленъ, я была бы о тебѣ худшаго мнѣнія. Поэтому, не стѣсняйся меня, будь со мною откровененъ, скажи мнѣ свое желаніе, и тогда пройдетъ вся эта тоска, отъ которой началась твоя болѣзнь. Ободрись и твердо помни, что нѣтъ ничего на свѣтѣ, чего бы я не сдѣлала ради тебя, котораго люблю больше своей жизни. Отгони стыдливость и опасенія и скажи мнѣ, какъ и чѣмъ я могу помочь тебѣ въ твоей любви. Если ты увидишь, что я не сдѣлаю всего, что будетъ въ моихъ силахъ, и не добьюсь желаннаго успѣха, считай меня за самую жестокую изъ матерей, когда-либо рождавшихъ сына!
Молодой человѣкъ, выслушавъ слова матери, сначала застыдился, потомъ, размысливъ о томъ, что никто лучше матери не въ состояніи удовлетворить его мечтаній, заглушилъ смущеніе и сказалъ ей:
— Дорогая матушка, если я до сихъ поръ скрывалъ свою любовь, то причиною тому было вынесенное мною изъ наблюденій надъ многими людьми убѣжденіе, что когда человѣкъ старится, то онъ не хочетъ вспомнить о томъ, что самъ былъ молодъ. Но я вижу по вашимъ словамъ, какъ вы снисходительны въ вашихъ сужденіяхъ, и потому не только не буду отрицать того, о чемъ вы, по вашимъ словамъ, догадались, но сдѣлаю вамъ полное откровенное признаніе, съ условіемъ, что вы сдержите, въ предѣлахъ возможнаго, ваше обѣщаніе и этимъ исцѣлите меня.
На это мать, уже задумавшая кое-что и слишкомъ много вѣрившая въ свой планъ, которому не суждено было осуществиться въ задуманномъ ею видѣ, просила его быть откровеннымъ безъ всякихъ опасеній, увѣряя, что она немедленно устроитъ все такъ, какъ ему хочется.
— Я дошелъ, — сказалъ юноша, — до того состоянія, въ какомъ вы меня видите, отъ безнадежной любви къ Джанеттѣ. Ея красота, ея поведеніе, робость признаться ей въ моей любви, чтобы вызвать въ ней сожалѣніе и сочувствіе, наконецъ, опасеніе открыть свою любовь кому-нибудь — вотъ что было причиною моей болѣзни. Если вамъ не удастся исполнить въ томъ или иномъ видѣ то, что вы обѣщали, будьте увѣрены, что мнѣ не долго придется жить.
Мать поняла, что теперь не время упрекать сына, а надо лишь утѣшать его, и сказала ему:
— Такъ, дитя мое, зачѣмъ же было доводить себя до болѣзни? Но погоди, дай мнѣ время, я все устрою, и ты выздоровѣешь.
Молодой человѣкъ, исполненный надеждъ, вскорѣ значительно поправился, а мать, чрезвычайно этимъ довольная, начала обдумывать, какъ бы ей половчѣе выполнить свое обѣщаніе. Однажды она позвала Джанетту и въ ласковыхъ, шутливыхъ выраженіяхъ освѣдомилась, есть ли у ней возлюбленный. Покраснѣвъ отъ смущенія, Джанета отвѣтила:
— Сударыня, мнѣ, бѣдной дѣвушкѣ, выгнанной изъ дома, живущей въ чужихъ людяхъ, не подходящее дѣло и думать о любви.
— А коли нѣтъ, — сказала на это дама, — такъ, если хочешь, мы тебѣ доставимъ его; будешь жить съ нимъ въ радости и вполнѣ насладишься своей красотой; такой хорошенькой дѣвушкѣ жить безъ любовника какъ-то и не пристало.
— Сударыня, — отвѣчала Джанетта, — вы приняли меня на воспитаніе отъ отца нищаго, выростили, какъ собственную дочь, и за это я обязана всячески угождать вамъ; но въ этомъ я не могу васъ уважить и полагаю, что поступлю, какъ слѣдуетъ. Если вамъ будетъ угодно найти мнѣ мужа, я буду любить его, а другого — нѣтъ. Изъ всего наслѣдія моихъ предковъ у меня осталось одно сокровище — честь, и я буду его беречь и соблюдать, пока жива.
Почтенная дама убѣдилась, что эти слова дѣвушки совершенно разрушаютъ всѣ ея первоначальные планы насчетъ исполненія обѣщаннаго сыну. Но, какъ женщина добрыхъ нравовъ, она внутренно вполнѣ одобряла дѣвушку; все же она еще попыталась соблазнить ее:
— Какъ, Джанетта, — сказала она, — а если бы самъ король, молодой рыцарь, пожелалъ испытать удовольствія твоей любви, неужели ты отказала бы ему?
На это дѣвушка тотчасъ отвѣтила:
— Король могъ бы силою завладѣть мною, но добровольнаго согласія и онъ не добился бы отъ меня ни на что̀ предосудительное.
Тогда дама, понявъ настроеніе ея духа, рѣшила не тратить больше словъ даромъ, а испытать ее. Она сказала сыну, что когда онъ выздоровѣетъ, то она помѣститъ ее съ нимъ въ одну комнату; тогда онъ самъ пусть добивается склонить ее къ своимъ желаніямъ: ей, матери, не прилично играть роль сводни, уговаривать и упрашивать дѣвушку уступить сыну. Сынъ на это ни подъ какимъ видомъ не соглашался. Состояніе его здоровья вдругъ стало быстро ухудшаться. Мать, видя это, откровенно переговорила съ Джанеттою, но та отказалась еще съ большимъ упорствомъ, чѣмъ прежде. Тогда она все разсказала мужу, и, хотя тяжело имъ было, оба порѣшили дозволить сыну жениться, предпочитая лучше видѣть сына съ женою неровнею да живымъ, нежели безъ жены да мертвымъ. Такъ они н сдѣлали. Джанетта была очень довольна и съ жаромъ благодарила Бога за то, что не оставилъ ея. А все же она продолжала называть себя дочерью пикардійца. Молодой человѣкъ выздоровѣлъ, самымъ веселымъ образомъ справилъ свою свадьбу и прекрасно зажилъ съ молодою женою.
Перотто все время оставался у королевскаго маршала. Онъ выросъ и пользовался милостью своего господина. Изъ него вышелъ самый мужественный юноша и первый красавецъ на всемъ островѣ[2]. И не было по всей странѣ никого, кто могъ бы побѣдить его въ турнирахъ, въ скачкахъ и всевозможныхъ другихъ воинскихъ упражненіяхъ. Его прозвали Перотто Пикардійцемъ, и подъ этимъ именемъ онъ сталъ извѣстенъ и знаменитъ всюду. И какъ его сестру не оставилъ Господь, такъ и ему показалъ, что помнитъ о немъ. Когда въ той странѣ насталъ чумный моръ, тамъ погибла почти половина всего населенія, не говоря о томъ, что изъ оставшихся въ живыхъ многіе бѣжали отъ страха въ другія области, такъ что страна казалась всѣми покинутою. Во время этого повѣтрія умеръ самъ его покровитель, маршалъ, скончались его жена и сынъ и многіе другіе — братья, племянники, родственники. Осталась въ живыхъ только одна дочь, дѣвушка-невѣста, да Перотто съ немногими служителями. Когда чума прекратилась, дѣвушка вышла за Перотто замужъ; она знала его за человѣка умнаго и достойнаго и избрала его себѣ въ мужья по совѣту немногихъ оставшихся въ живыхъ сосѣдей-земляковъ; и онъ сталъ хозяиномъ всего имущества, перешедшаго по наслѣдству къ дѣвушкѣ. Король англійскій, услышавъ о смерти маршала и зная по слухамъ о доблестяхъ Перотто Пикардійца, избралъ его преемникомъ покойнаго и назначилъ своимъ маршаломъ.
Такая-то судьба выпала двумъ неповиннымъ дѣтямъ графа Ангверскаго, которыхъ онъ покинулъ, можно сказать, на произволъ судьбы.
Прошло восемнадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ графъ Ангверскій бѣжалъ изъ Парижа. Онъ жилъ все въ Ирландіи, много перестрадалъ за это время и успѣлъ сильно состариться. И захотѣлось ему узнать, если возможно, что сталось съ его дѣтьми. Онъ зналъ, что его наружность совсѣмъ измѣнилась по сравненію съ прежнимъ, чувствовалъ себя, вслѣдствіе постояннаго упражненія въ грубой работѣ, гораздо болѣе крѣпкимъ, чѣмъ прежде, когда жилъ въ довольствѣ и праздности, и вотъ онъ покинулъ своего хозяина и пошелъ, бѣдно одѣтый, въ ту мѣстность Англіи, гдѣ оставилъ Перотто. Онъ засталъ его уже маршаломъ и знатнымъ вельможею, здоровымъ, красивымъ; все это было ему отрадно, но онъ не захотѣлъ открыться сыну, пока не найдетъ Джанетты. Онъ вновь пустился въ путь и прибылъ въ Лондонъ. Стороною онъ навелъ справки о дамѣ, у которой оставилъ дѣвочку, и узналъ, что его дочка стала женою ея сына, и это порадовало его. Всѣ пережитыя невзгоды показались ему ничтожными послѣ того, какъ онъ нашелъ своихъ дѣтей живыми, здоровыми и счастливыми. И сталъ онъ, принявъ видъ нищаго, ходить около ея дома, чтобы увидѣть ее. Однажды его увидѣлъ Джакетто Ламіенсъ — такъ звали мужа Джанетты — почувствовалъ къ нему жалость, видя его такимъ старымъ и нищимъ, и приказалъ слугѣ привести его въ домъ и накормить Христа ради. Слуга все это охотно исполнилъ. У Джанетты было отъ Джакетто нѣсколько сыновей, и старшему изъ нихъ шелъ уже девятый годъ; это были прелестнѣйшія и милѣйшія дѣтки въ мірѣ. Когда они увидѣли стараго графа, въ то время какъ онъ ѣлъ, они окружили его и начали ласкать, точно движимыя тайнымъ предчувствіемъ, что этотъ старецъ — ихъ дѣдъ. Онъ зналъ, что это его внуки, въ свою очередь ласкалъ ихъ, такъ что ребятишки не хотѣли отъ него отойти, несмотря на зовъ ихъ воспитателя. Джанетта, услыхавъ шумъ, вышла изъ комнаты и пригрозила дѣтямъ, что накажетъ ихъ, если они не будутъ слушаться воспитателя. Дѣти расплакались и говорили, что хотятъ остаться со старичкомъ, который любилъ ихъ больше, чѣмъ дядька; и мать, и графъ разсмѣялись надъ этимъ. Графъ поднялся съ мѣста и привѣтствовалъ хозяйку не какъ отецъ свою дочь, а какъ бѣдный нищій богатую даму, и почувствовалъ въ душѣ необычайную радость при видѣ ея. Она же ни тогда, ни впослѣдствіи не могла признать его: до такой степени онъ перемѣнился; этотъ старый, сѣдой, бородатый человѣкъ, ставшій смуглымъ и тощимъ, казался совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Дама, видя, что дѣти не хотятъ уходить и плачутъ, когда ихъ пытаются увести насильно, сказала воспитателю, чтобы оставилъ ихъ въ покоѣ. Дѣти остались со старикомъ, а въ это время въ комнату вошелъ отецъ Джакетто, которому воспитатель разсказалъ всю исторію. Тотъ все время не долюбливалъ Джанетты и сказалъ:
— Пусть ихъ, ихъ ужь такъ видно Господь уродилъ, что вышли вылитые портреты тѣхъ, отъ кого произошли. По матери они бродяги, нищіе, такъ нѣтъ ничего и удивительнаго, что льнутъ къ нищему!
Слова эти болѣзненно отозвались въ сердцѣ графа, но онъ, пожавъ плечами, перенесъ и эту обиду, какъ перенесъ уже много другихъ. Между тѣмъ Джакетто узналъ, съ какимъ восторгомъ дѣти приняли старика, т. е. графа, и хотя это ему не понравилось, но онъ такъ ихъ любилъ, что, не желая видѣть ихъ слезъ, приказалъ, чтобы старика оставили при домѣ, если онъ годится на какую-нибудь работу. Тотъ сказалъ, что охотно остался бы, но что онъ умѣетъ только ходить за лошадьми и что всю жизнь только это и дѣлалъ. Ему дали лошадь; и вотъ онъ началъ ходить за нею, а въ свободное время — забавлять дѣтей. Въ то время, какъ судьба вела такими путями графа Ангверскаго и его дѣтей, французскій король, послѣ многихъ схватокъ и перемирій съ нѣмцами, скончался, и на престолъ вступилъ его сынъ, изъ-за супруги котораго графъ былъ изгнанъ. Новый король по истеченіи срока перемирія возобновилъ жестокую войну съ нѣмцами. Англійскій король, ставшій ему родственникомъ, прислалъ ему въ помощь многочисленный отрядъ войска подъ предводительствомъ маршала Перотто и Джакетто Ламіенса, сына другого маршала, а съ нимъ вмѣстѣ пошелъ на войну и служившій у него старикъ, т. е. графъ Ангверскій. Онъ долго пробылъ въ рядахъ войска, оставаясь неузнаннымъ и исполняя обязанности конюха. Какъ человѣкъ опытный и умный, онъ своими совѣтами приносилъ столько пользы, сколько отъ него и не подумали бы требовать. Случилось, что во время войны французская королева тяжко занемогла. Чувствуя приближеніе смерти и терзаемая укоромъ совѣсти за свой грѣхъ, она исповѣдалась руанскому архіепископу, который славился своею святостью и добротою, и между другими своими прегрѣшеніями призналась и въ этой тяжкой клеветѣ, которая погубила графа Ангверскаго. Объ этомъ она повѣдала не только одному духовнику, но и многимъ знатнымъ людямъ, поручая имъ упросить короля, чтобы онъ возстановилъ графа въ его правахъ, если графъ еще живъ, а если умеръ, то чтобы его наслѣдіе перешло къ его дѣтямъ. Вскорѣ послѣ того она скончалась и была погребена съ подобающею честью. Когда королю было сообщено объ этомъ, онъ долго и много сокрушался о несправедливости, оказанной доблестному человѣку. Онъ приказалъ оповѣстить по всему войску и по всѣмъ мѣстамъ, что, кто доставитъ вѣсти о графѣ Ангверскомъ или о его дѣтяхъ, тому будетъ дана значительная награда, такъ какъ изъ покаянія, принесеннаго королевою, сдѣлалось извѣстнымъ, что онъ неповиненъ въ преступленіи, за которое осужденъ на изгнаніе; поэтому король постановилъ возвратить ему всѣ его права и вернуть въ прежнее состояніе. Графъ, остававшійся простымъ служителемъ, услышавъ это извѣщеніе и зная, что все это справедливо, тотчасъ пошелъ къ Джакетто и просилъ его вмѣстѣ съ нимъ отправиться къ Перотто, утверждая, что онъ покажетъ имъ то, что ищетъ король. Когда они сошлись, графъ сказалъ Перотто, который думалъ было объявить о себѣ:
— Перотто, вотъ этотъ Джакетто взялъ замужъ твою сестру безъ всякаго приданаго. Для того, чтобы она не оставалась безприданницею, я хочу, чтобы онъ, а никто иной воспользовался великою наградою, обѣщанною за доставленіе о тебѣ извѣстій. Пусть же онъ объявитъ, что ты сынъ графа Ангверскаго, что жена его — твоя сестра Віоланта, и что я — самъ графъ Ангверскій, вашъ отецъ.
Услышавъ это и пристально всмотрѣвшись въ старика, Перотто тотчасъ же узналъ его, съ плачемъ бросился къ его ногамъ, обнялъ его и сказалъ:
— Да будетъ благословенно ваше возвращеніе, дорогой отецъ!
Джакетто, сначала услышавшій слова графа, а потомъ увидѣвшій, что сдѣлалъ Перотто, былъ приведенъ въ такое изумленіе и охваченъ такою радостью, что не зналъ, что и дѣлать. Однако, не сомнѣваясь въ истинѣ услышаннаго и вдругъ со стыдомъ вспомнивъ о бранныхъ словахъ, съ которыми иногда обращался къ графу-конюху, со слезами упалъ къ его ногамъ и съ умиленіемъ просилъ его забыть прежнія обиды; графъ добродушно поднялъ его и все ему простилъ. Долго они бесѣдовали, со слезами вспоминая прошлое и радуясь своему счастью. Джакетто и Перотто хотѣли тотчасъ прилично одѣть графа, но онъ ни за что на это не согласился; онъ настаивалъ, чтобы прежде всего Джакетто получилъ обѣщанную награду и представилъ бы его королю въ его убогой одеждѣ, съ цѣлью сильнѣе пристыдить его. Тогда Джакетто, сопровождаемый Перотто и графомъ, предсталъ передъ королемъ и просилъ дозволенія указать ему графа и его сына, если ему будетъ дана за это обѣщанная награда. Король тотчасъ приказалъ принести награды, предназначенныя за всѣхъ, и, указывая на нихъ Джакетто, сказалъ, что онъ можетъ ихъ взять, если вправду сумѣетъ указать графа и его дѣтей. Тогда Джакетто обернулся и, выставивъ впередъ графа, своего конюха, и Перотто, сказалъ:
— Государь, вотъ отецъ и сынъ, дочери же, которая за мною замужемъ, нѣтъ здѣсь, но съ Божіею помощью вы скоро и ее увидите! Король вглядѣлся въ графа, и хотя тотъ страшно измѣнился, все же, наконецъ, призналъ его. Со слезами на глазахъ поднялъ онъ преклонившаго колѣни старика, обнялъ его и поцѣловалъ, обласкалъ Перотто и распорядился, чтобы графу были доставлены одежды, прислуга, кони и вооруженіе, какъ подобаетъ его благородному званію; это и было тотчасъ исполнено. Кромѣ того, король оказалъ почести Джакетто и разспросилъ о его прошломъ. Когда Джакетто получилъ награды за указаніе графа и его дѣтей, графъ, обратясь къ нему, сказалъ:
— Возьми эти дары отъ щедротъ нашего государя, да не забудь сказать своему отцу, что твои дѣти, мои и его внуки, по матери совсѣмъ не нищіе и не бродяги!
Джакетто взялъ дары и вызвалъ въ Парижъ свою жену и мать; пріѣхала и жена Перотто, и всѣ они пребывали здѣсь въ величайшемъ счастіи съ старымъ графомъ, котораго король возстановилъ во всѣхъ имущественныхъ правахъ и возвысилъ болѣе, чѣмъ прежде. Послѣ того всѣ были отпущены по домамъ, а онъ остался въ Парижѣ и жилъ, окруженный всеобщимъ почетомъ.