Руди, уйдя из Бэ, кинулся в горы, в этот свежий, холодный воздух, в область снегов, в царство Девы Льдов. Внизу виднелись лиственные деревья; они смотрели отсюда картофельною зеленью; сосны и кустарники становились всё мельче, там и сям попадались альпийские розы, росшие прямо на снегу, который местами напоминал разостланный для беления холст. Руди попалась голубая горечавка; он смял её ружейным прикладом. В вышине показались две серны; глаза Руди заблестели, мысли приняли другой оборот. Но серны были ещё слишком далеко, чтобы рассчитывать на верный выстрел. Руди поднялся ещё выше; здесь между каменными глыбами пробивалась уже одна жёсткая трава. Серны спокойно расхаживали по снежной равнине. Руди прибавил шагу, но туман вокруг всё сгущался, и он внезапно очутился перед отвесной скалой; начался проливной дождь.
Руди чувствовал жгучую жажду, голова его горела, а во всём теле ощущался озноб. Он схватился за свою охотничью фляжку, но она была пуста; он забыл про неё, как и про всё на свете, кидаясь в горы. Никогда ещё не хворал он, а теперь чувствовал что-то похожее на болезнь; им овладела какая-то усталость… Так бы вот и бросился ничком, да заснул! Но кругом было мокро, всюду струилась вода, и Руди старался овладеть собою. Все предметы как-то прыгали перед его глазами, и вдруг он увидал новую, только что построенную хижину, которую никогда не видывал здесь прежде. Хижина лепилась к скале; в дверях стояла молодая девушка, похожая, как ему показалось, на Аннету, дочку школьного учителя, которую он раз поцеловал в танцах. Нет, это была не Аннета! И всё-таки лицо девушки было ему как будто знакомо. Где же он видел её раньше? Может быть, в Гриндельвальде, в тот вечер, когда возвращался с состязания стрелков, из Интерлакена?
— Как ты попала сюда? — спросил он.
— Я тут живу! — ответила она. — Пасу своё стадо!
— Где же оно пасётся? Тут один снег да голые скалы!
— Много ты знаешь! — рассмеялась она. — Тут позади, немножко пониже, чудесное пастбище! Там и ходят мои козы! Я стерегу их крепко! У меня уж не пропадёт ни одна; что моё, то моим и останется!
— Ишь, ты, какая храбрая! — сказал Руди.
— Ты тоже! — ответила она.
— Если у тебя есть молоко, дай мне! Смерть пить хочется!
— У меня есть для тебя кое-что получше! — молвила она. — Вчера тут были путешественники с проводниками и позабыли полбутылки вина. Ты ещё и не пробовал такого! Они за ней не пришлют, сама я не пью, так выпей ты!
И она вышла с вином, налила его в деревянную чашку и подала Руди.
— Славное вино! — сказал он. — Такого горячего, жгучего мне ещё не приходилось пробовать! — И глаза его заблестели, он ожил, огонь пробежал по его жилам; горе его словно рукой сняло. Он снова чувствовал себя свежим, бодрым, кипящим силой и молодостью.
— Да, ведь, это и впрямь Аннета! — произнёс он. — Поцелуй меня!
— А ты отдай мне твоё хорошенькое колечко!
— Моё обручальное кольцо?!
— Вот, вот! — сказала девушка, опять налила в чашку вина и поднесла к его губам; он выпил. Кровь в нём заиграла: весь свет — его, стоит ли горевать, всё манит к радости, к наслаждению!.. Река жизни — река наслаждения! Броситься в неё, отдаться течению — вот блаженство!.. Он взглянул на молодую девушку; это была Аннета, и в то же время как будто не Аннета, но никак и не злое наваждение, каким она показалась ему на Гриндельвальдском глетчере. Свежая, как только что выпавший снег, пышная, как альпийская роза, лёгкая, проворная, как серна, девушка всё же была создана из ребра Адама, была таким же человеком, как и Руди. И он обвил её руками, заглянул ей в удивительные, ясные глаза всего на одно мгновение, и — да, вот объясните, найдите для этого подходящее выражение! — исполнилась ли его душа высшей духовной жизни, или почувствовала холод смерти? Взлетел он ввысь или глубоко-глубоко опустился в ледяную пучину?.. Вокруг него вздымались зеленовато-голубые хрустальные ледяные стены, зияли ущелья, мелодично журчали струйки воды, звеня, словно колокольчики, и сияя светлым голубоватым пламенем… Дева Льдов поцеловала Руди, смертельный холод пробежал по его спине в мозг, он вскрикнул, рванулся, зашатался и упал. В глазах у него померкло, но скоро он открыл их опять. Злые силы сыграли таки с ним штуку!
Девушка исчезла, хижина тоже, с голой скалы стекала вода, кругом лежал снег. Руди дрожал от холода, — он промок до костей! Обручальное кольцо, кольцо, данное ему Бабеттою, тоже исчезло! Ружьё валялось на снегу возле него; он взял его, хотел выстрелить — осечка. В ущельях лежали густые облака, точно исполинские, снежные сугробы. На скале сидело Головокружение и стерегло обессилевшую жертву. Внизу, в глубине ущелья, раздался гул, словно рушилась целая скала, раздробляя и увлекая за собою в бездну всё, что попадалось ей на пути.
А Бабетта сидела на мельнице и плакала: Руди не показывался вот уже целых шесть дней! А, ведь, виноватым-то был он, он должен был просить у неё прощенья, — она, ведь, любила его всем сердцем.