Дева льдов : XIII. В доме мельника
автор Ганс Христиан Андерсен (1805—1875), пер. Анна Васильевна Ганзен (1869—1942)
Оригинал: дат. Iisjomfruen, 1861. — Источник: Собрание сочинений Андерсена в четырёх томах. — 1-e изд.. — СПб., 1894. — Т. 2. — С. 183—229..

XIII
В доме мельника

— Ну и бестолковщина же идёт у этих людей! — сказала комнатная кошка кухонной. — Теперь у Бабетты с Руди опять всё врозь пошло! Она плачет, а он и знать её не хочет больше!

— Не люблю я этого! — сказала кухонная кошка.

— И я тоже! — сказала первая. — Но горевать уж я не стану! Пусть Бабетта возьмёт себе другого жениха — того, с рыжими бакенбардами! Впрочем, и он не бывал здесь с тех пор, как собирался взлезть на крышу.

Злые силы творят своё и вне, и внутри нас; это Руди испытал на себе и крепко задумался над этим. Что случилось с ним, что творилось в нём самом там, на горах? Было ли то злое наваждение или горячечный бред? Но до сих пор он, ведь, не знавал ни лихорадки, ни других недугов! Осуждая Бабетту, он заглянул на минуту и вглубь собственной души, и ему вспомнилась бушевавшая в ней дикая буря, жгучий «фён», который вырвался из неё наружу. Мог ли он сам открыть Бабетте каждую свою мысль, которая в час искушения могла перейти в дело? Он потерял её кольцо, и, именно благодаря этой потере, Бабетта вновь обрела Руди. А она, могла ли она открыть ему всю свою душу? Сердце его как будто рвали на части, когда он думал о ней; в нём просыпалось столько воспоминаний! Он видел её перед собой как живую — весёлую, смеющуюся, детски-шаловливую! Ласковые слова, которых он столько слышал от неё в минуты сердечного упоения, прокрались в его душу солнечными лучами, и скоро она вся была залита ими — Бабетта опять могла воцариться в ней! «Да, она наверно могла открыть ему всю свою душу и — откроет!»

И вот он пришёл на мельницу. Приступили к исповеди; началась она поцелуем, а кончилась тем, что виновным был признан Руди. Он был страшно виноват, позволив себе усомниться в верности Бабетты! Он поступил просто непозволительно, гадко! Такое недоверие, такая горячность могли погубить их обоих. Конечно! И вот, Бабетта прочитала ему маленькое нравоучение; это очень шло к ней и доставило ей большое удовольствие. Но в одном всё-таки Руди был прав: родственник крёстной мамаши был просто шалопай! Она даже хотела сжечь книгу, которую он подарил ей, чтобы ничто больше не напоминало ей о нём.

— Ну, опять всё уладилось! — сказала комнатная кошка! — Руди опять тут, они столковались и говорят, что это величайшее счастье!

— А я слышала сегодня ночью от крыс, что величайшее счастье — пожирать сальные свечи и всегда иметь в запасе протухшее сало! Кому же теперь верить: крысам или людям?

— Ни тем, ни другим! — сказала комнатная кошка. — Это вернее всего!

Но величайшее счастье для Руди и Бабетты было ещё впереди; их ожидал прекраснейший день их жизни — день свадьбы.

Свадьбу собирались праздновать не в местной церкви, и не в доме мельника; крёстная пожелала, чтобы свадьбу сыграли у неё, а обряд был совершён в красивой маленькой церкви в Монтрэ. И мельник решил уважить требование крёстной матери: он один знал, что собиралась она подарить молодым, и нашёл, что такой свадебный подарок стоил маленькой уступки. День был назначен. Вечером накануне, мельник, жених и невеста должны были выехать в Вильнев, а с утренним пароходом заблаговременно прибыть в Монтрэ, чтобы дочери крёстной матери успели одеть невесту к венцу.

— Полагаю всё-таки, что они справят свадьбу и здесь, хоть на другой день! — сказала комнатная кошка. — Иначе я не дам и «мяу» за всю эту историю!

— Попируем и здесь! — ответила кухонная кошка. — Недаром зарезали столько уток и голубей, а на стене висит целая коза! У меня уж зубы чешутся, как погляжу! Завтра они уедут!

Да, завтра! Сегодня же вечером Руди и Бабетта в последний раз сидели на мельнице женихом и невестою.

«Альпийское зарево» пылало, вечерние колокола звонили, дети воздуха пели: «Да свершится всё к лучшему!»