Такъ какъ частные люди могутъ достигать верховной власти (что́ не всегда можно приписать ихъ счастію или личнымъ достоинствамъ) еще другими двумя способами, то я не считаю возможнымъ обойти и эти способы молчаніемъ. Объ одномъ изъ нихъ слѣдовало бы даже говорить съ особенною подробностью, еслибы дѣло шло о республикахъ, а не о монархіяхъ.
Одинъ изъ этихъ способовъ, когда верховная власть достигается безчестнымъ захватомъ или подлогомъ, другой — когда она вручается избраннику, какъ выраженіе расположенія къ нему его согражданъ.
Для указанія, какъ достигается власть первымъ способомъ, я удовольствуюсь двумя примѣрами: однимъ изъ древней, другимъ изъ новой исторіи. Входить въ разсмотрѣніе значенія этого способа съ точки зрѣнія справедливости и нравственности — я не стану, такъ какъ полагаю, что для того, кто захочетъ прибѣгнуть къ такому способу, достаточно будетъ указаній, какія онъ найдетъ въ примѣрахъ, которые я привожу. Агаѳоклъ Сицилійскій сдѣлался Государемъ Сиракузъ, будучи не только простымъ гражданиномъ, но выйдя изъ самаго низшаго и отверженнаго сословія. Сынъ простаго горшечника, онъ былъ извѣстенъ за человѣка отчаяннаго, способнаго на всякія продѣлки, но всѣ эти продѣлки выказывали въ немъ столько силы физической и силы ума, что, избравъ военное поприще, онъ скоро достигъ званія претора Сиракузъ. Дойдя до этого званія, онъ задумалъ сдѣлаться Правителемъ и даже захватить верховную власть, но, чтобы не быть никому обязаннымъ, рѣшился взять ее силою, хотя могъ получить эту власть съ согласія своихъ согражданъ. Для этого онъ вошелъ въ соглашеніе съ Карѳагенскимъ военачальникомъ Амилькаромъ, войска котораго находились въ это время въ Сициліи. Въ одно утро созвавъ сиракузскій народъ и сенатъ, подъ предлогомъ обсужденія важныхъ для республики дѣлъ, онъ приказалъ своимъ солдатамъ, броситься на сенаторовъ и богатыхъ гражданъ и перебить ихъ. Когда всѣ эти лица были перерѣзаны, — онъ безъ всякаго труда захватилъ господство надъ страной и сохранилъ его за собою. Хотя послѣ этого Карѳагеняне два раза его разбили, а въ последній разъ даже осадили Сиракузы, онъ нетолько съумѣлъ отстоять городъ, но, раздѣливъ свои войска на двѣ части и оставивъ одну гарнизономъ въ Сиракузахъ, съ другою отправился въ Африку, такъ что въ самое короткое время заставилъ Карѳагенянъ снять осаду и привелъ ихъ въ крайнюю необходимость войти съ нимъ въ сношенія и, за спокойное обладаніе Африкой, оставить его Правителемъ Сиракузъ. Разсматривая действія и характеръ Агаѳокла, всякій легко убѣдится, что онъ весьма немногимъ былъ обязанъ счастію, если оно даже и играло тутъ какую нибудь роль. Какъ сказано выше, своимъ успѣхомъ онъ обязанъ тому, что, проходя со всевозможными трудностями всѣ степени военнаго званія, съумѣлъ пріобресть себѣ расположеніе войскъ, съ помощью которыхъ не только съумѣлъ захватить верховную власть, но и выполнить самыя сложныя и опасныя предпріятія. Его готовность убивать согражданъ и измѣнять друзьямъ, отсутствіе въ немъ всякой вѣры, милосердія и религіи, разумѣется, нельзя признать въ немъ проявленіями доблести; при помощи ихъ онъ могъ бы только захватить власть, но никогда не достигнулъ бы славы. Разсматривая же находчивость Агаѳокла въ борьбе съ опасностями и способность ихъ побѣждать, величіе духа, съ какимъ онъ умѣлъ выносить бѣдствія и торжествовать надъ ними, — нѣтъ никакой причины не признать его однимъ изъ величайшихъ Правителей. Но его жестокость и необузданное безчеловечіе, вмѣстѣ со множествомъ низостей, къ которымъ онъ прибѣгалъ, — никогда не позволятъ причислить его къ великимъ людямъ. Нельзя, слѣдовательно, приписывать его успѣхъ ни счастью, ни его личной доблести, такъ какъ этимъ успѣхомъ онъ имъ не обязанъ.
Въ наши дни, во время правленія Александра VI, Оливеротто да Фермо представляетъ другой подобный примѣръ. Оставшись сиротой въ дѣтскихъ лѣтахъ, онъ былъ принятъ на воспитаніе своимъ дядей со стороны матери, Джіованни Фоліани, и отданъ имъ въ военную службу подъ начальство Паоло Вителли, для того, чтобы, ознакомившись со всѣми трудностями военной карьеры, онъ впослѣдствіи могъ достигнуть какого нибудь виднаго поста. Когда Паоло умеръ, Оливеротто продолжалъ службу подъ начальствомъ его брата Вителлоццо и въ самое короткое время, благодаря своимъ прекраснымъ качествамъ, — тѣлесной ловкости и замѣчательной храбрости, — сдѣлался однимъ изъ первыхъ людей въ войскѣ. Тогда ему показалось невыносимымъ быть въ подчиненіи и онъ замыслилъ съ помощью нѣкоторыхъ гражданъ Фермо, которые предпочитали свободѣ рабство своей страны, и, расчитывая на расположеніе къ себѣ войска, захватить верховную власть надъ Фермо. Для этаго онъ написалъ къ Джіованни Фоліани, что, будучи такъ давно внѣ своего отечества, онъ хотѣлъ бы вернуться, какъ для того, чтобы увидѣть свой родной городъ и Вителлоццо, такъ и для того, чтобы привести въ ясность свое наслѣдство. При этомъ онъ писалъ, что такъ какъ, для достиженія своего настоящаго положенія, онъ перенесъ много трудностей, то и хотѣлъ бы, чтобы сограждане видѣли, что онъ не потерялъ времени напрасно, для чего и считалъ не лишнимъ, получить позволеніе вернуться съ почетной стражей изъ ста человѣкъ его друзей и подчиненныхъ, — верхами. Онъ просилъ дядю распорядиться, чтобы граждане встрѣтили съ почетомъ его возвращеніе, намекая, что почетъ будетъ относиться не къ нему только, но еще болѣе къ Фоліани, такъ какъ послѣдній былъ его воспитателемъ. Джіованни счелъ, что его племянникъ вполнѣ заслужилъ почетной встрѣчи, распорядился объ ней и пригласилъ его жить къ себѣ. Оливеротто, поселясь у дяди и посвятивъ несколько дней на устройство всего того, что считалъ нужнымъ для успѣха своей будущей предательской попытки, задалъ блистательный пиръ, — на который пригласилъ какъ Фоліани, такъ и всехъ значительныхъ гражданъ Фермо. За обѣдомъ, по окончаніи угощенія изысканными яствами, какъ это водилось съ такими почетными гостями, Оливеротто съ большимъ искуствомъ навелъ рѣчь на высокіе предметы; онъ сталъ прославлять величіе папы Александра и его сына Цезаря, разсуждая очень много обо всехъ ихъ предпріятіяхъ. Джіованни и другіе стали несколько возражать противъ некоторыхъ его положеній, тогда онъ, поспѣшно замѣтивъ, что о такихъ вещахъ слѣдуетъ говорить въ мѣстахъ болѣе секретныхъ, пригласилъ Джіованни и прочихъ гражданъ перейти съ нимъ въ другую комнату. Когда всѣ они въ нее перешли и хотѣли садиться, то изъ потайныхъ мѣстъ этой комнаты вышли спрятанные до того времени солдаты и убили Джіованни и всѣхъ другихъ. Тотчасъ после убійства, не теряя времени, Оливеротто сѣлъ на лошадь и поскакалъ къ зданію, занимаемому высшимъ магистратомъ, и осадилъ его, такъ что всѣ изъ страха вынуждены были повиноваться ему и тотчасъ же образовали правительство, главою котораго онъ и былъ немедленно утвержденъ. Умертвивъ всѣхъ, кто могъ быть для него опасенъ своимъ недовольствомъ или властью, онъ тотчасъ же, для упроченія своего господства, принялся за новыя гражданскія учрежденія; такъ что, въ теченіи одного года продолженія своей власти, онъ не только съумѣлъ сдѣлать для себя безопаснымъ пребываніе въ Фермо, но сдѣлался грознымъ для всѣхъ своихъ сосѣдей. Его было бы также трудно побѣдить, какъ и Агаѳокла, если бы онъ не попался въ сети Цезаря Борджіа, который, какъ я уже разсказалъ выше, истреблялъ въ Синигаліи партіи Орсини и Вителли. Ровно черезъ годъ послѣ сдѣланныхъ имъ убійствъ, Оливеротто былъ задушенъ вмѣстѣ съ Вителлоццо, учителемъ своимъ въ козняхъ и низостяхъ.
Многимъ можетъ показаться непонятнымъ, какимъ образомъ Агаѳоклъ и ему подобные, послѣ безчисленныхъ предательствъ и жестокостей, могутъ долгое время не только безопасно жить въ своемъ отечествѣ, но и защищаться отъ враговъ и достигать того, что ихъ сограждане никогда противъ нихъ не конспирируютъ, между тѣмъ какъ другіе Правители не умѣютъ при помощи жестокости сохранять миръ въ своемъ государствѣ, не только въ сомнительную пору войны, но и въ мирное время. Я полагаю что это зависитъ отъ того, что и самая жестокость можетъ быть хорошо или дурно направлена. Хорошо направленными жестокостями (если говоря объ нихъ можно употребить слово: хорошо) я назову такія, къ какимъ прибѣгаютъ въ случаѣ необходимости для укрѣпленія своей власти; однажды укрѣпивъ послѣднюю, Правители на нихъ не настаиваютъ, но заменяютъ ихъ мѣрами возможно полезными для подданныхъ. Дурно же направленная жестокость — та, которая не будучи особенно ощутительна сначала, съ теченіемъ времени не только не уменьшается, но даже увеличивается. Правители, прибѣгающіе къ жестокостямъ перваго рода, съ помощью Бога и людей могутъ иногда находить въ нихъ средство для блага своей страны: такъ было съ Агаѳокломъ. Лица, поступающія иначе, никогда не удерживаются. Отсюда слѣдуетъ, что при неправомъ захватѣ власти всякій узурпаторъ долженъ рѣшиться произвести всѣ необходимыя для него жестокости за одинъ разъ, чтобы не быть въ необходимости возвращаться къ нимъ безпрестанно и обезпечить за собой власть, не прибѣгая къ нимъ постоянно, а привязавъ къ себѣ подданныхъ своими благодѣяніями. Поступающій иначе или изъ боязни, или изъ неумѣнія и дурно направленной воли, будетъ вынужденъ постоянно проливать кровь и никогда не будетъ господствовать надъ подданными, такъ какъ они при безпрестанныхъ и новыхъ несправедливостяхъ не получатъ къ нему довѣрія. Всѣ необходимыя жестокости должны быть произведены заразъ, для того чтобы они были перенесены съ меньшимъ раздраженіемъ; благодѣянія же должно дѣлать мало по малу для того, чтобы подданные имѣли больше времени для ихъ благодарной оцѣнки.
Главнѣе всего Государи должны дѣйствовать въ отношеніи своихъ подданныхъ съ постоянствомъ, чтобы подданные не могли думать, что они измѣняютъ свой образъ дѣйствій, соображаясь съ благопріятными или дурными обстоятельствами. Иначе, вынужденный необходимостью на какую-нибудь злую или благую мѣру, Правитель или потеряетъ удобное время для приведенія къ осуществленію своей жестокости, или благая мѣра не принесетъ ему лично никакого добра, такъ какъ ее будутъ объяснять, только какъ вынужденную необходимостью, и никто изъ подданныхъ не сочтетъ себя обязаннымъ за нее благодарностью.