По прошествіи первыхъ дней по пріѣздѣ Гаргантюа и послѣ того какъ колокола были водворены на мѣсто, парижскіе граждане въ благодарность за эту любезность предложили содержать и кормить кобылу Гаргантюа столько времени, сколько онъ пожелаетъ. Гаргантюа съ удовольствіемъ на это согласился. И вотъ кобылу послали на содержаніе въ лѣсъ Фонтенебло, но я не знаю, тамъ ли она въ настоящее время.
_p._47.1.png)
Послѣ того Гаргантюа пожелалъ серьезно учиться подъ руководствомъ Понократа. Но этотъ послѣдній для начала приказалъ, чтобы онъ пока занимался привычнымъ для него способомъ, потому что онъ хочетъ узнать, какимъ образомъ его прежніе учителя образовали изъ него такого фата, глупца и невѣжду. И вотъ Гаргантюа проводилъ такимъ образомъ свое время. Обыкновенно, онъ просыпался между восемью и девятью часами,
_p._47.2.png)
разсвѣло или нѣтъ — безразлично; ибо такъ приказывали его прежніе гувернеры, ссылаясь на слова Давида: Vanum est vobis ante lucem surgere[1].
Послѣ того онъ валялся еще нѣкоторое время въ постели, чтобы хорошенько пріободриться и затѣмъ одѣваться сообразно времени года; но всего охотнѣе носилъ онъ широкій и длинный халатъ изъ толстой фризовой матеріи, подбитый лисицей; затѣмъ чесался нѣмецкимъ гребнемъ, то-есть пятью пальцами, потому что, по словамъ его преподавателей, иначе чесаться, мыться и чиститься значило терять время на бѣломъ свѣтѣ.
_p._48.png)
Послѣ того марался, мочился, блевалъ, харкалъ, зѣвалъ, плевалъ, кашлялъ, рыдалъ, чихалъ и сморкался, точно архидіаконъ, и завтракалъ, чтобы предохранить себя отъ сырости и простуды, жареными потрохами, жареной говядиной, славной ветчиной и рубленымъ мясомъ и похлебкой.
Понократъ уговаривалъ его не ѣсть такъ много, вставъ съ постели, прежде чѣмъ не сдѣлаетъ нѣкотораго моціона. Гаргантюа отвѣчалъ:
— Какъ! развѣ я не сдѣлалъ достаточно моціона? Я разъ шесть или семь перевернулся въ постели, прежде чѣмъ встать. Развѣ этого не довольно? Папа Александръ[2] такъ дѣлалъ по совѣту своего врача-еврея и жилъ до самой смерти, наперекоръ завистникамъ. Мои первые учителя къ этому меня пріучили, говоря, что завтракъ укрѣпляетъ память, и сами первые пили. Я чувствую себя при этомъ очень хорошо и обѣдаю съ тѣмъ большимъ аппетитомъ.
И мэтръ Тюбаль, первый изъ парижскихъ лиценціатовъ, говорилъ мнѣ, что сила не въ томъ, чтобы скоро бѣжать, но рано выйти изъ дому; поэтому и для здоровья людей важно не то, чтобы они пили, пили безъ конца, какъ утки, но чтобы они пили съ ранняго утра. Unde versus:
Lever matin n’est point bon heur.
Boire matin est le meilleur[3].
Позавтракавъ плотно, шелъ въ церковь, и за нимъ проносили туда въ большой корзинѣ толстый требникъ въ переплетѣ, который вѣсилъ — вмѣстѣ съ застежками и засаленнымъ пергаментомъ — ни болѣе, ни менѣе, какъ одиннадцать центнеровъ шесть фунтовъ Тамъ онъ слушалъ двадцать шесть или тридцать обѣденъ; туда же приходилъ его капелланъ, закутанный, какъ удодъ, и съ дыханіемъ, пропитаннымъ, въ качествѣ противоядія, виннымъ запахомъ. Вмѣстѣ съ нимъ онъ бормоталъ всѣ молитвы и такъ старательно выговаривалъ ихъ, что ни одного слова не пропадало. По выходѣ изъ церкви ему привозили на телѣгѣ, запряженной волами, кучу четокъ Св. Клода, которыя были такъ крупны, какъ человѣческія головы, и онъ, прохаживаясь по монастырямъ, галлереямъ или по саду, читалъ больше молитвъ, чѣмъ шестнадцать отшельниковъ.
_p._49.png)
Затѣмъ учился съ добрыхъ полчаса, уставясь глазами въ книгу, но (какъ говоритъ шутъ) душа его находилась на кухнѣ.
Обильно помочившись, садился за столъ. И такъ какъ по натурѣ онъ былъ флегматикъ, то начиналъ обѣдъ съ нѣсколькихъ дюжинъ окороковъ ветчины, копченыхъ языковъ, колбасъ, сосисокъ и другихъ предвозвѣстниковъ вина. Имъ временемъ четверо изъ его людей кидали ему въ ротъ непрестанно, одинъ за другимъ, горчицу большими ложками, и онъ запивалъ ее большимъ глоткомъ бѣлаго вина, чтобы облегчить почки. Затѣмъ ѣлъ, смотря по времени года, разное мясо, сколько влѣзетъ, и переставалъ ѣсть только тогда, когда набивалъ себѣ животъ. Питью же не было ни отдыха, ни срока: онъ говорилъ, что предѣлъ для питья — это когда у того, кто пьетъ, пробковая стелька въ туфляхъ разбухнетъ на полфута.