Гаргантюа (Рабле; Энгельгардт)/1901 (ВТ:Ё)/40

[83]
XL.
О том, почему монахов избегают добрые люди и почему у некоторых нос длиннее, чем у других.

— Как добрый христианин, — сказал Евдемон, — я дивлюсь тому, как этот монах прилично себя держит. Да и всех нас он поражает. И [84]почему же в таком случае монахов изгоняют из честной компании, считая их помехой, подобно тому, как пчёлы прогоняют трутней от ульев? Ignavum fucos pecos, сказал Маро, а praesepibus arcent[1].

На это Гаргантюа отвечал:

— Совершенно верно, что ряса и клобук навлекают на себя брань,

К гл. XL
К гл. XL
К гл. XL.

ругательства и проклятия всего мира, подобно тому как ветер, по словам Цеция, привлекает облака. Главная причина этому та, что они питаются грязью мира, то есть его грехами, а потому их и загоняют в их убежища, то есть, монастыри и аббатства, которые отводятся в сторону от людских глаз. Но если вы понимаете, почему над обезьяной в доме всегда смеются и дразнят её, то поймёте, почему от монахов все бегают, как молодые, так и старые. Обезьяна не стережёт дома, как собака; она не ходит в ярме, как вол; не даёт ни молока, ни шерсти, как овца, и не возит тяжестей, как лошадь. Она только гадит и портит всё, и за это над нею смеются и бьют её. Точно так и монах (я говорю про тунеядцев-монахов) не пашет, как крестьянин, не охраняет край, как военный человек, не лечит больных, как врач, не проповедует миру и не учит его, как добрый христианский пастырь и педагог; не доставляет стране нужных и полезных товаров, как купец. Вот причина, почему все их поднимают на смех и ненавидят.

— Так; но ведь за то они молят Бога за нас, — заметил Грангузье.

— Ничуть, — отвечал Гаргантюа, — верно то, что они надоедают всем соседям своим колокольным звоном.

— А как же, — сказал монах, — обедня, заутреня и вечерня наполовину отслужены, когда оттрезвонят.

— Они бормочут себе под нос легенды и псалмы, в которых ровно ничего не понимают. Читают без конца Pater noster вперемежку с Ave Maria, тоже без толку и понятия. И это я называю не молиться Богу, а глумиться над Богом. И помогай им Боже, если они молятся за нас, а не из боязни лишиться сладкой и жирной еды. Все истинные христиане, всех состояний, во всех местах и во все времена молятся Богу, и Дух Святой молится и предстательствует за них, и Бог осеняет их своей благодатью. Вот таков и наш добрый брат Жан. И потому каждый рад его обществу. Он не ханжа, он не оборвыш, он вежлив, весел, решителен, добрый товарищ. Он работает, трудится, защищает угнетённых, утешает скорбящих, помогает нуждающимся и охраняет виноградник своего аббатства.

— Я и кроме этого тружусь, — сказал монах, — прислуживая на клиросе за заутреней и панихидой; я изготовляю тетивы для лука, чищу лук и вяжу сети для поимки кроликов Я никогда не бываю праздным. Подавайте-ка мне пить, пить! Принесите [85]плодов. Ах, вот каштаны из Эстонского леса! Вместе с молодым вином они производят ветры. А вы ещё не развеселились, друзья. Ей-богу, я пью из всякого броду, точно лошадь фискала.

Гимнаст сказал ему:

— Брат Жан, оботрите каплю, которая висит у вас на носу.

— Ага! — отвечал монах, — ужли же мне грозит опасность утонуть, так как я по самый нос нахожусь в воде? Нет, нет! Quare? Quia:

Elle en sort bien, mais point n’y entre,
Car il est bien antidote de pampre[2],

О, друг мой, если бы у кого-нибудь были сапоги из такой кожи, он смело мог бы ловить устриц, потому что они никогда бы не промокли.

— Почему, — сказал Гаргантюа, — у брата Жана такой прекрасный нос?

— Потому, — отвечал Грангузье, — что так угодно Богу, который создаёт нас по такой форме и для такой цели, согласно своему божескому произволу, как горшечник свою посуду.

— Потому, — сказал Понократ, — что он из первых попал на ярмарку носов. Он и выбрал из самых красивых и больших.

— Не то, — отвечал монах, — а по нашей истинной монашеской философии, это потому, что у моей кормилицы была мягкая грудь, и когда я её сосал, нос мой уходил в неё как в масло и — рос и раздавался, как тесто в квашне. Когда же у кормилицы твёрдая грудь, то дети выходят курносыми. Но живее, живее, ad formant nasi coguoscitur ad te levavi[3]. Я никогда не ем варенья. Паж, подай вина. Item жаркого!


  1. Трутней, бесполезный народ, они удаляют от ульев.
  2. Она выходит вон, но не входит внутрь, потому что виноградная ветвь служит вместо противоядия.
  3. По форме носа узнают, обо что он тёрся.