Придя туда, он рассказал, в каком виде нашёл неприятеля, и про хитрость, благодаря которой один разбил их шайку. Он утверждал, что она состоит только из воров, грабителей и разбойников, несведущих в воинской дисциплине, и настаивал, чтобы Гаргантюа смело шёл на них, так как ему легко будет избить их, как диких зверей.
Тогда Гаргантюа сел на свою большую кобылу с той самой свитой, как мы описывали. И встретив на своём пути высокое и большое дерево, называемое обычно деревом св. Мартина, потому что все верят в то, что оно выросло из посоха, который воткнул в землю св. Мартин, Гаргантюа сказал:
— Вот то, что мне нужно. Это дерево послужит мне посохом и пикой.
Он легко вырвал его из земли, оборвал все ветки и приспособил к употреблению, какое собирался из него сделать.
Между тем, кобыла его помочилась, но в таком количестве, что залила окрестность на семь лье и всё это стекло в брод Вед и так вздуло его, что неприятельская банда в ужасе потонула, за исключением тех из неприятелей, которые свернули к холмам налево.
Гаргантюа, доехав до Ведского леса, был уведомлен Евдемоном, что в замке ещё находятся остатки неприятеля. Чтобы убедиться в этом, он закричал так громко, как только мог:
— Тут вы или нет? Если вы тут, то проваливайте; если же вас нет, то и толковать нечего!
Но один разбойник-канонир, находившийся у орудия, выпалил в него из пушки и угодил ему в правый висок; но, однако, не больше повредил ему, как если б бросил в него косточкой сливы.
— Это что такое? — сказал Гаргантюа, — вы бросаете в нас зёрнами винограда? Такой сбор винограда вам дорого обойдётся.
Он, в самом деле, думал, что ядро было зерном винограда.
Люди, находившиеся в замке и занимавшиеся грабежом, услышав шум, побежали на башни и на укрепления и выпустили девять тысяч двадцать пять зарядов из пушек и пищалей, прицеливаясь ему в голову, но он, под градом пуль и ядер, вскричал:
— Понократ, друг мой, эти мухи меня ослепляют; дайте-ка мне ветку от этой ивы, чтобы их прогнать. Ему казалось, что пули и артиллерийские снаряды — это мухи.
Понократ разуверил его, и он увидел, что это не мухи, а пушечные выстрелы из крепости.
Тогда Гаргантюа ударил своим громадным деревом по крепости и под его ударами обрушились башни и укрепления и усеяли своими обломками землю. Этим способом все находившиеся в крепости были раздавлены и схоронены под обломками.
Выехав отсюда, прибыли на мост у мельницы и там увидели, что весь брод покрыт мёртвыми телами и в таком количестве, что они запрудили мельницу. Это были тела тех, которые погибли от наводнения, причинённого кобылою Гаргантюа.
Тут они стали совещаться на счёт того, каким образом они проедут дальше, в виду препоны, представляемой этими трупами.
Но Гимнаст сказал:
— Если черти пробрались через них, то и я отлично проберусь.
— Черти, — отвечал Евдемон, — пробрались, чтобы унести грешные души.
— Именем св. Треньяна, — сказал Понократ, — он тоже проберётся, если нужно.
— Увидим, увидим, — отвечал Гимнаст, — а не то там и останусь.
И пришпорив коня, смело проехал по трупам, причём его лошадь не выказала ни малейшего страха. Он приучил её (по методе Елиана) не бояться ни душ, ни мёртвых тел, не тем, что убивал, как Диомед фракийцев, и не тем, что заставлял коня попирать ногами убитых врагов, как делал Улисс и о чём повествует Гомер, но тем, что клал ему в сено манекена и заставлял обыкновенно переступить через него, чтобы добраться до овса.
Остальные трое последовали за ним без помехи, за исключением Евдемона, лошадь которого провалилась до колен в брюхе громадного и жирного мужика-утопленника, лежавшего поперёк дороги, и никак не могла из него выбраться. И так путалась, пока Гаргантюа концем своей палки не потопил требуху мужика в воде, в то время как лошадь переступала ногами. И (дело чудесное в ветеринарном искусстве) от прикосновения к внутренностям этого толстого болвана эта самая лошадь излечилась от мозоля, который у неё был на ноге.