давлены и схоронены подъ обломками.
Выѣхавъ отсюда, прибыли на мостъ у мельницы и тамъ увидѣли, что весь бродъ покрытъ мертвыми тѣлами и въ такомъ количествѣ, что они запрудили мельницу. Это были тѣла тѣхъ, которые погибли отъ наводненія, причиненнаго кобылою Гаргантюа.
Тутъ они стали совѣщаться на счетъ того, какимъ образомъ они проѣдутъ дальше, въ виду препоны, представляемой этими трупами.
Но Гимнастъ сказалъ:
— Если черти пробрались черезъ нихъ, то и я отлично проберусь.
— Черти, — отвѣчалъ Евдемонъ, — пробрались, чтобы унести грѣшныя души.
— Именемъ св. Треньяна, — сказалъ Понократъ, — онъ тоже проберется, если нужно.
— Увидимъ, увидимъ, — отвѣчалъ Гимнастъ, — а не то тамъ и останусь.
И пришпоривъ коня, смѣло проѣхалъ по трупамъ, причемъ его лошадь не выказала ни малѣйшаго страха. Онъ пріучилъ ее (по методѣ Еліана) не бояться ни душъ, ни мертвыхъ тѣлъ, не тѣмъ, что убивалъ, какъ Діомедъ ѳракійцевъ, и не тѣмъ, что заставлялъ коня попирать ногами убитыхъ враговъ, какъ дѣлалъ Улиссъ и о чемъ повѣствуетъ Гомеръ, но тѣмъ, что клалъ ему въ сѣно манекена и заставлялъ обыкновенно переступить черезъ него, чтобы добраться до овса.
Остальные трое послѣдовали за нимъ безъ помѣхи, за исключеніемъ Евдемона, лошадь котораго провалилась до колѣнъ въ брюхѣ громаднаго и жирнаго мужика-утопленника, лежавшаго поперекъ дороги, и никакъ не могла изъ него выбраться. И такъ путалась, пока Гаргантюа концемъ своей палки не потопилъ требуху мужика въ водѣ, въ то время какъ лошадь переступала ногами. И (дѣло чудесное въ ветеринарномъ искусствѣ) отъ прикосновенія къ внутренностямъ этого толстаго болвана эта самая лошадь излѣчилась отъ мозоля, который у нея былъ на ногѣ.
давлены и схоронены под обломками.
Выехав отсюда, прибыли на мост у мельницы и там увидели, что весь брод покрыт мертвыми телами и в таком количестве, что они запрудили мельницу. Это были тела тех, которые погибли от наводнения, причиненного кобылою Гаргантюа.
Тут они стали совещаться на счет того, каким образом они проедут дальше, в виду препоны, представляемой этими трупами.
Но Гимнаст сказал:
— Если черти пробрались через них, то и я отлично проберусь.
— Черти, — отвечал Евдемон, — пробрались, чтобы унести грешные души.
— Именем св. Треньяна, — сказал Понократ, — он тоже проберется, если нужно.
— Увидим, увидим, — отвечал Гимнаст, — а не то там и останусь.
И пришпорив коня, смело проехал по трупам, причем его лошадь не выказала ни малейшего страха. Он приучил ее (по методе Елиана) не бояться ни душ, ни мертвых тел, не тем, что убивал, как Диомед фракийцев, и не тем, что заставлял коня попирать ногами убитых врагов, как делал Улисс и о чём повествует Гомер, но тем, что клал ему в сено манекена и заставлял обыкновенно переступить через него, чтобы добраться до овса.
Остальные трое последовали за ним без помехи, за исключением Евдемона, лошадь которого провалилась до колен в брюхе громадного и жирного мужика-утопленника, лежавшего поперек дороги, и никак не могла из него выбраться. И так путалась, пока Гаргантюа концем своей палки не потопил требуху мужика в воде, в то время как лошадь переступала ногами. И (дело чудесное в ветеринарном искусстве) от прикосновения к внутренностям этого толстого болвана эта самая лошадь излечилась от мозоля, который у неё был на ноге.
Немного спустя послѣ того, какъ они выбрались на берегъ Веда, они доѣхали до замка Грангузье, который ждалъ ихъ съ большимъ нетерпѣніемъ. Тотчасъ по прибытіи они принялись пировать безъ удержу и никогда не видано было болѣе веселыхъ людей; даже Supplementum supplementi chronicorum говоритъ, что Гаргамель умерла отъ радости; я же, съ своей стороны, ничего объ этомъ не знаю, да и знать не хочу.
Вѣрно то, что когда Гаргантюа сталъ переодѣваться и чесаться гребнемъ, который былъ ста саженъ длины, съ зубьями изъ цѣльныхъ слоновыхъ клыковъ, то какъ только проведетъ гребнемъ по волосамъ, такъ сразу вычешетъ слишкомъ по семи штукъ ядеръ, которые остались у него въ волосахъ при разгромѣ Ведскаго лѣса.
Видя это, Грангузье, его отецъ, подумалъ, что это вши, и сказалъ ему:
— Богъ мой, сынокъ, неужели ты къ намъ завезъ сюда ястребовъ изъ Монтегю. Я не ожидалъ, что ты тамъ находился.
На это Понократъ отвѣчалъ:
— Господинъ, не думайте, что я помѣстилъ его во вшивый коллежъ, именуемый Монтегю: лучше было бы засадить его съ нищими на кладбище св. Иннокентія, ибо я знаю, какая жестокость и мерзость тамъ царствуетъ; вѣдь съ каторжниками у мавровъ и татаръ, съ убійцами въ уголовной тюрьмѣ, не говоря уже о собакахъ въ вашемъ домѣ, обращаются лучше, нежели съ злополучными учениками этого коллежа. И будь я королемъ Парижа, чертъ меня побери, если бы я не поджогъ его съ четырехъ угловъ и не далъ бы ему сгорѣть вмѣстѣ съ директоромъ и надзирателями, допускающими, чтобы у нихъ на глазахъ творились такія безчеловѣчныя вещи!
И, поднявъ одно изъ ядеръ, прибавилъ:
Немного спустя после того, как они выбрались на берег Веда, они доехали до замка Грангузье, который ждал их с большим нетерпением. Тотчас по прибытии они принялись пировать без удержу и никогда не видано было более веселых людей; даже Supplementum supplementi chronicorum говорит, что Гаргамель умерла от радости; я же, с своей стороны, ничего об этом не знаю, да и знать не хочу.
Верно то, что когда Гаргантюа стал переодеваться и чесаться гребнем, который был ста сажен длины, с зубьями из цельных слоновых клыков, то как только проведет гребнем по волосам, так сразу вычешет слишком по семи штук ядер, которые остались у него в волосах при разгроме Ведского леса.
Видя это, Грангузье, его отец, подумал, что это вши, и сказал ему:
— Бог мой, сынок, неужели ты к нам завез сюда ястребов из Монтегю. Я не ожидал, что ты там находился.
На это Понократ отвечал:
— Господин, не думайте, что я поместил его во вшивый коллеж, именуемый Монтегю: лучше было бы засадить его с нищими на кладбище св. Иннокентия, ибо я знаю, какая жестокость и мерзость там царствует; ведь с каторжниками у мавров и татар, с убийцами в уголовной тюрьме, не говоря уже о собаках в вашем доме, обращаются лучше, нежели с злополучными учениками этого коллежа. И будь я королем Парижа, черт меня побери, если бы я не поджог его с четырех углов и не дал бы ему сгореть вместе с директором и надзирателями, допускающими, чтобы у них на глазах творились такие бесчеловечные вещи!
И, подняв одно из ядер, прибавил:
