Именитейшие бражники и вы, дражайшие жертвы Венеры (так как, вам, а не кому другому, посвящены мои писания)! Алкивиад в разговоре Платона, озаглавленном «Пир», восхваляя своего учителя Сократа, бесспорно царя философов, говорит, между прочим, что он похож на Силенов. Силенами же назывались когда-то коробочки, в роде тех, что мы видим ныне в аптеках. Снаружи они расписаны веселыми и игривыми фигурами, как-то: гарпиями, сатирами, взнузданными гусенятами, рогатыми зайцами, оседланными утками, крылатыми козлами, оленями в оглоблях и другими подобными картинками, нарочно безобразными, чтобы заставить добрых людей смеяться. Таким же был и Силен, наставник доброго Бахуса. Но внутри в них хранили лучшие лекарственные снадобья: мяту, амбру, кардамон, мускус, драгоценные каменья и другие ценные вещи. Таким, говорят, был и Сократ, потому что, глядя на его внешность и судя о нем по наружному виду, вы бы не дали за него луковичной шелухи: так безобразен был он телом и смешон манерами, с острым носом, бычачьим взглядом, безумным лицом, простыми нравами, деревенской одеждой, бедного состояния, несчастливый в женщинах, негодный ни к каким должностям в республике, вечно смеющийся, вечно пьющий с первым встречным, вечно трунящий, вечно скрывающий свое божественное знание. Но, раскрыв эту коробочку, нашли бы внутри дивное и неоцененное лекарственное снадобье: разум сверхчеловеческий, добродетель чудесную, непобедимое мужество, несравненную трезвость, непоколебимое довольство, совершенную уверенность, невероятное пренебрежение ко всему, из-за чего смертные столько бедствуют, бегают, трудятся, плавают по морям и сражаются. К чему клонится, думаете вы, эта прелюдия и это вступление?
К тому, чтобы вы, мои добрые последователи и иные прочие праздные безумцы, читая веселые заглавия, как-то: Гаргантюа, Пантагрюэль, Фэспэнт[1], Достоинство клапана у штанов, Горох на сале cum commento и проч. — не подумали бы слишком поспешно, что в них только и речи, что о насмешках, шутках и веселых сказках. Наружная вывеска (т. е. заглавие) без дальних справок служит обыкновенно предметом насмешек и потехи. Но не следует так легкомысленно судить о произведениях людей, так как сами же вы говорите, что платье не делает монахом и что иной, облеченный в монашескую рясу, в душе далеко не монах, а другой, нарядившийся в испанский плащ, по своему мужеству отнюдь не подходит к Испании. Вот почему надо раскрыть книгу и тщательно взвесить то, что в ней изложено. Тогда узнаете, что снадобье, заключенное в ней, гораздо значительнее, нежели обещала коробка. Иными словами: предметы, о которых здесь, толкуется, не так шутливы, как утверждало заглавие.
И допустив даже, что в буквальном смысле слова, вы найдете довольно забавные вещи, совпадающие с названием, все же не следует увлекаться этим, как пением сирен, но толковать в высшем смысле то, что случайно вам покажется сказанным наобум. Откупоривали вы когда бутылки? Caisgne![2] А не то, видали вы когда собаку, нашедшую мозговую кость? Это, как говорит Платон (кн. II De Rep.), самое философское в мире животное. Если видали, то могли заметить, как набожно она ее сторожит, как тщательно охраняет, как ретиво держит в зубах, как осторожно прокусывает, как любовно разгрызает и как быстро высасывает. Что заставляет ее так поступать. Чего ждет она от своих стараний? К какому благу стремится? Ни к чему иному, как добыть немного мозга. Правда, что это немного вкуснее, чем много другого чего: потому что мозг — пища, превосходно обработанная природой, как говорит Гален (III Facult. nat. и XI De usu partium).
Следуя примеру собаки, вы должны быть умны: пронюхать, прочувствовать и оценить эти прекрасные книги высокого значения, которые легко читаются и смелы по содержанию. Затем, путем любознательных усилий и упорных размышлений, разбить кость и высосать мозг, т. е. то, что я разумею под этими пифагорейскими символами, в верной надежде стать рассудительнее и добродетельнее от этого чтения: ибо в нем вы найдете еще другое удовольствие и сокровеннейшее учение, которое откроет вам высокие таинства и страшные мистерии, как по части нашей религии, так и политического состояния и экономической жизни.
Неужели вы серьезно верите, что, когда Гомер писал Илиаду и Одиссею, он думал про аллегории, которые у него вычитали Плутарх, Гераклит, Понтих, Евстат, Корнут, а у этих последних выкрал Политиан? Если вы в это верите, то между вашим мнением и моим целая пропасть: я удостоверяю, что Гомер так же мало о них думал, как Овидий в своих Метаморфозах о таинствах Евангелия, хотя последнее и старался доказать брат Любен[3], настоящий сумасброд, рассчитывавший встретить таких же полоумных людей, как он сам, по пословице: «каково лукошко, такова ему и покрышка».
Если же не верите, то почему бы ваш не отнестись так же и к моим забавным и новым историям? Тем более, что диктуя их, я так же мало о том задумывался, как и вы, которые, чего доброго, так же пьете вино, как и я. Ведь для сочинения этой знатной книги, я тратил только то время, что служило мне для поддержания моего тела, то есть: когда ел и пил. Да ведь это как раз настоящее время, чтобы писать о таких важных материях и глубокомысленных науках.
Так поступал и Гомер, образец всех философов, и Энний, отец латинских поэтов.
Об этом свидетельствует Гораций, хотя какой-то невежа сказал, что от его стихов пахнет скорее вином, нежели маслом[4].
То же самое говорит о моих книгах один шут; но плевать на него. Запах вина куда вкуснее, веселее, привлекательнее, небеснее и прелестнее, чем запах масла.
Я ставлю себе за честь, чтобы про меня говорили, что я прилежнее был к вину, чем к маслу; как Демосфен, когда про него говорили, что он прилежнее к маслу, — чем к вину. К чести моей и славе служит, когда меня называют и прославляют шутником и веселым малым; под этим именем я желанный гость в доброй компании пантагрюэлистов. Демосфена один сварливый человек упрекал в том, что его Речи пахнут, как тряпка грязного и неопрятного фабриканта оливкового масла.
Я прошу: толкуйте всё мои дела и слова в самую лучшую сторону; уважайте сыроподобный мозг, который преподносит вам всё эти пустяки, и, сколько можно, поддерживайте во мне веселость. Итак забавляйтесь, други, и весело читайте, что следует дальше, телу и почкам во здравие. Но слушайте, ослиные морды, — черная немочь вас возьми! — не забывайте пить за мое здоровье.
- ↑ Лицо из народных сказок — тип пьяницы; Fessepinte в буквальном переводе значит: Похлестывай штоф.
- ↑ Caisgne — собака, от итальянского слова cagna. Комментаторы Рабле видят в этом звукоподражание, выражающее вибрацию стекла бутылки, когда ее откупоривают.
- ↑ Томас Уоллис, англичанин-доминиканец, автор сочинения: Metamorphosis Ovidiana moraliter explanata. Paris. 1509. in—4°.
- ↑ Маслом для светильника, при свете которого пишут ночью. Пахнуть маслом значит обнаруживать признаки усидчивой работы.