Однажды ко мне в контору позвонили по телефону и чей-то незнакомый голос осведомился: «Можно ли говорить с господином Седергольм?» На мой удовлетворительный ответ в телефоне прозвучало: «Сейчас с вами будет говорить председатель Севзапгосторга (государственный синдикат торговли Северо-Западной области) товарищ Ланда».
Этот советский «вельможа», возымев желание лично со мной познакомиться, просил меня назначить время, когда мне было бы удобно приехать в возглавляемое им учреждение.
На следующий день я поехал в назначенный час и был принят товарищем Ландой в его служебном кабинете. Сборная мебель, ковры, масса всевозможных диаграмм на стенах кабинета. Всё, как всюду у советских вельмож. Сам товарищ Ланда плотный, ярко-рыжий еврей с сильно выраженным еврейским акцентом и с европеизированной внешностью: приличный пиджачный костюм, воротник, галстук.
Из последовавшей беседы выяснилось, что товарищ Ланда слышал о ведущихся мною переговорах и, будучи в Москве на заседании высшего экономического совета, он там предложил свой проект о снабжении кожевенной промышленности Северо-Западной области. Он успел убедить «сферы», что право импорта дубильных материалов должно быть изъято из ведения кожевенного синдиката, так как этот синдикат и без того имеет возможность торговать кожей и обувью, а Севзапгосторг нуждается в поддержке и торговля дубильным веществами весьма увеличит обороты этого учреждения.
Во мне все клокотало внутри, так как из-за карьерных соображений Ланда мне приходилось начать сызнова все дело. Но надо было сдерживаться, так как у меня впереди была поездка в Москву, где я надеялся с помощью «гениального» Левинсона провести мое дело помимо Ланды и болтливого Эрисмана. Сделав вид, что меня заинтересовало предложение Ланды, я согласился обсудить дело в ряде назначенных Ландой заседаний.
На этих заседаниях прежде всего выяснилось, что Севзапгосторг не имеет наличности, и мне предлагалось продавать им партии товара на условиях шестимесячного кредита с такой шаткой гарантией, как векселя Севзапгосторга. Дело должно было фактически обстоять таким образом: Севзапгосторг продавал мой товар в кредит всем государственным кожевенным заводам Северо-Западной области. Заводы изготовляли кожу и обувь и в кредит сдавали все производство трестам, а те, в свою очередь, тоже в кредит, распределяли товар по розничным магазинам и кооперативным лавкам в городах и деревнях. Когда после долгих месяцев деньги, поступившие от розничных покупателей, пройдя длинный путь, наконец достигали Севзапгосторга, я мог надеяться получить расчет.
Я уже достаточно присмотрелся к советской торговле и быту, чтобы рисковать ставить мою фирму в положение кредитора советской промышленности. Несмотря на то, что тресты, синдикаты и заводы принадлежат государству, векселя этих учреждений почти не учитываются советскими банками, так как банки тоже страдают хроническим безденежьем, а тресты и синдикаты, несмотря на их «государственность», все работают с громадным убытком и задолженностью. Как ни подавлено городское население и крестьяне, но правительство все же не может повышать цены на товары беспредельно, так как и без того население, в особенности деревенское, вынуждено приобретать товары по невероятно высоким ценам. Советскую иллюзорную промышленность спасает лишь отсутствие конкуренции с внешним рынком, благодаря государственной монополии внешней торговли.
Вся советская промышленность это картонный игрушечный арлекин, двигающий без всякого ритма конечностями благодаря веревочкам, за которые дергает «Центр». Вся промышленность в современной России так же мертва, как картонная игрушка.
Я посетил под разными благовидными предлогами несколько наиболее крупных заводов Петербурга, Москвы и Ивано-Вознесенского района — самого промышленного во всей России.
Что мне показали? «Красные уголки Ленина», кооперативные лавки и технические бюро, в которых масса людей что-то калькулировала, чертила диаграммы, проекты и прочее.
На одном из заводов целая группа инженеров разрабатывала проект метрополитена в Петербурге — городе, в котором разрушаются дома от отсутствия средств на ремонт старой деревянной канализации и в котором на шестнадцати квадратных метрах сырой и душной комнаты ютится семья рабочего из шести человек.
Чертившие проект метрополитена с наивной гордостью показывали мне эскиз фасада «дома отдыха рабочих метрополитена» и рисунок в красках «домов-садов» для рабочих.
Что я видел?
Я видел устаревшее оборудование заводов, старые, наспех отремонтированные станки и мастерские, с таким чудовищным накладным процентом расходов, что заводы должны все время испрашивать добавочные ассигнования. В производстве заводов царит какой-то мозаичный дилетантизм, и часто сменяемые правления приносят с собой новые взгляды и новые эксперименты.
На некоторых заводах состоят техническими директорами настоящие инженеры, но их деятельность парализуется совершенно неподготовленными к своей роли членами правления, состоящими из рабочих, иногда очень умных и развитых, но абсолютно не компетентных в ведении большого технического предприятия.
Монополия государственной внешней торговли не может быть никоим образом отменена, хотя бы частично, так как это противоречит основным тезисам программы коммунистической партии. Даже частичная отмена монополии повлекла бы за собой соприкосновение с Западом, то есть привела бы государственную промышленность к полному краху. Поэтому советское правительство нашло компромиссное решение задачи, как привлечь иностранный капитал и удовлетворить растущий товарный голод. Часть наиболее пострадавших фабрик и заводов сдана иностранным предпринимателям на сроки 10—15 лет с правом концессионеров выписывать все сырье, необходимое для производства, из-за границы. Благодаря непомерно высоким ценам на предметы государственного производства, некоторые концессионеры удачно работают, держа свои цены на уровне государственных, но давая лучший товар. Но все эти концессионные предприятия очень мелкие, так как крупные иностранные промышленники не рискуют вкладывать больших капиталов в советские предприятия. Само существование концессионных предприятий находится под тем же знаком: «постольку-поскольку» и ничем не обеспечено, кроме договора… с советскими властями. Надежды советского правительства на концессионеров не оправдались, так как даже самые крупные из них не создают ничего солидного и прочного, выписывая из-за границы подержанные машины и ведя дело так, чтобы из него поскорей выжать все, что только возможно, благо условия изолированного советского рынка это позволяют.
Вся торговля и промышленность советского правительства идут верными шагами к полному краху и покупная способность стабилизированного червонца, медленно понижаясь, в конце концов катастрофически рухнет. Несомненно, что будет постепенно введена еще масса паллиативов, полумер, но этим не спасти положения: нужны чудовищные суммы, чтобы переоборудовать заводы и поднять их производительность. Если это не будет сделано, то еще несколько лет — и все придет к тому же, чем было до появления Нэпа, а за этим последует самая ужасающая анархия, беспримерная в истории мира. Из этого следует, что как нынешнее советское правительство, так и его творец Коминтерн находятся в заколдованном кругу, и выход из этого круга только один: отменить монополию внешней торговли и создать такие правовые нормы, которые бы гарантировали иностранным капиталистам как их личную безопасность, так и вкладываемых ими в советские предприятия капиталов.
Если это произойдет, то и Комитерн и Чека перестанут быть тем, чем они теперь, и поэтому совершенно ясно, что такому крутому повороту в политике будет предшествовать ряд лет, когда будет использован весь запас жестокостей и полумер из арсенала Чеки и Коминтерна.
