[363]
Близъ Зеландскаго берега, напротивъ Гольстейнскаго замка, лежали когда-то два лѣсистыхъ островка: Вэнъ и Глэнъ съ селами и поселками. Они и отъ твердаго берега лежали недалеко, и другъ отъ друга тоже.
Но вотъ одинъ островокъ исчезъ. Ночью разразилась страшная буря, море поднялось такъ высоко, какъ и не запомнили старики; буря свирѣпѣла все больше и больше. Казалось, наступало свѣтопредставленіе, разверзалась земля; колокола на колокольняхъ раскачивались и звонили сами собою.
Въ эту-то ночь островъ Вэнъ и исчезъ въ морской глубинѣ, и слѣда отъ него не осталось. Но часто потомъ въ лѣтнія тихія ночи, когда море ясно и прозрачно, рыбаки, выслѣживавшіе угрей при свѣтѣ укрѣпленнаго на носу лодки фонаря, видѣли (особенно болѣе зоркіе) въ прозрачной глубинѣ островъ Вэнъ, бѣлую колокольню его церкви и высокія церковныя стѣны.
И вотъ, у жителей другого островка сложилось повѣрье, что „Вэнъ дожидается Глэна!“ Рыбаки разсказывали, что видѣли исчезнувшій островъ, слышали даже звонъ его колоколовъ; но это имъ только чудилось. Это, вѣрно, пѣли дикіе лебеди, которые часто нѣжатся тутъ на водяной поверхности, ихъ жалобное пѣніе напоминаетъ собой отдаленный колокольный звонъ.
Было время, когда многіе старики изъ жителей Глэна хорошо помнили ту бурную ночь, помнили еще и то время, когда они дѣтьми переѣзжали во время отлива узенькій проливъ, отдѣлявшій ихъ островъ отъ Вэна, какъ теперь переѣзжаютъ проливъ, отдѣляющій Зеландію отъ Глэна; вода, вѣдь, достигаетъ только оси телѣги.
„Вэнъ дожидается Глэна“—сложилось повѣрье, и всѣ знали, что придетъ время, когда оно оправдается.
Немудрено, что многіе мальчики и дѣвочки часто думали въ бурныя ночи: „А вдругъ сегодня ночью Вэнъ придетъ за Глэномъ!“ Въ страхѣ принимались они читать: „Отче нашъ“,
[364]потомъ сладко засыпали, а на утро—Глэнъ со своими лѣсами, хлѣбными полями, привѣтливыми крестьянскими домиками, увитыми хмѣлемъ, оказывался на своемъ мѣстѣ. Въ лѣсу распѣвали птички, рѣзвились лани, и кротъ, какъ ни остро у него обоняніе, не чуялъ еще запаха морской воды.
И все-таки дни острова сочтены; мы не можемъ сказать навѣрное, сколько именно времени осталось еще существовать ему, но тѣмъ не менѣе, дни его сочтены; въ одно прекрасное утро островъ исчезнетъ.
Можетъ быть, ты еще вчера только былъ на берегу и любовался на дикихъ лебедей, нѣжившихся на водѣ между Зеландіей и Глэномъ, смотрѣлъ, какъ скользила около лѣсистаго берега лодка съ распущенными парусами, самъ переѣзжалъ на островъ вбродъ,—другой дороги вѣдь не было—и лошади шлепали прямо по водѣ, которая плескалась о колеса.
Но вотъ ты уѣзжаешь оттуда, путешествуешь, быть можетъ, по бѣлу свѣту и возвращаешься на родину лишь черезъ нѣсколько лѣтъ. Глядишь—передъ тобою огромный зеленый лугъ, окруженный лѣсомъ; передъ нарядными крестьянскими домиками благоухаютъ стога сѣна. Куда же ты попалъ? Гольстейнскій замокъ по-прежнему блещетъ своими золочеными шпицами, но онъ уже не на самомъ берегу, а далеко отъ него! Ты идешь по лѣсу, по полю, на берегъ моря… Гдѣ же Глэнъ? Передъ тобой нѣтъ никакого острова, одно открытое море! Неужели Вэнъ пришелъ за Глэномъ, какъ говорило повѣрье? Когда же разыгралась эта ночная буря, когда случилось такое землетрясеніе, что древній Гольстейнскій замокъ передвинуло на много тысячъ пѣтушиныхъ шаговъ вглубь страны?
Такой бурной ночи и не было; случилось все при свѣтѣ солнца, днемъ. Человѣческій умъ устроилъ плотины, выкачалъ воду изъ пролива и соединилъ Глэнъ съ твердою почвою. Проливъ сталъ зеленымъ лугомъ, покрытымъ сочною травою, Глэнъ крѣпко приросъ къ Зеландіи. Старый замокъ стоитъ на прежнемъ мѣстѣ. Это не Вэнъ пришелъ за Глэномъ, а Зеландія притянула его къ себѣ своими руками-плотинами, выкачала воду, разлучавшую ее съ островомъ, и произнесла заклинаніе, соединившее ихъ брачными узами. И островъ принесъ съ собою приданое,—Зеландія обогатилась многими десятинами земли! Все это правда, объ этомъ даже опубликовано въ газетахъ. Такъ вотъ, повѣрье-то и оправдалось—островъ Глэнъ исчезъ.
