Божественная комедия (Данте; Мин)/Ад/Песнь IV/ДО

Божественная комедія. Адъ. — Пѣснь IV
авторъ Данте Алигіери (1265—1321), пер. Дмитрій Егоровичъ Минъ (1818—1885)
Оригинал: ит. Divina Commedia. Inferno. Canto IV. — Источникъ: Адъ Данта Алигіери. Съ приложеніемъ комментарія, матеріаловъ пояснительныхъ, портрета и двухъ рисунковъ. / Перевёлъ съ италіянскаго размѣромъ подлинника Дмитрій Минъ — Москва: Изданіе М. П. Погодина. Въ Университетской Типографіи, 1855. — С. 29—37.

Божественная комедія. Адъ.


Пѣснь IV.


[29]

Содержаніе. Оглушительный громъ пробуждаетъ Данта на противоположномъ берегу Ахерона, на краю бездны, изъ которой несутся страшные стоны, заставляющіе блѣднѣть самаго Виргилія. Они сходятъ въ первый кругъ — преддверіе ада, Лимбъ, жилище умершихъ до крещенія младенцевъ и добродѣтельныхъ язычниковъ. Данте, сострадая имъ, спрашиваетъ Виргилія: былъ ли кто нибудь избавленъ изъ этого круга? и узнаётъ о сошествіи Христа во адъ и объ избавленіи праотцевъ: Адама, Авеля, Ноя, Авраама, Исааха, Іакова и Рахили съ дѣтьми, Моисея, Давида и другихъ. Бесѣдуя такимъ образомъ, поэты встрѣчаютъ на внѣшней окружности Лимба, въ совершенной темнотѣ, безчисленную толпу тѣней, которую Данте сравниваетъ съ лѣсомъ: это души добродѣтельныхъ, но неизвѣстныхъ, не отмѣченныхъ славою язычниковъ; они и въ Лимбѣ остаются во мракѣ. Подаваясь далѣе къ центру круга, Данте видитъ свѣтъ, отдѣляющій славныхъ мужей древности отъ неизвѣстныхъ. Изъ этого отдѣла Лимба, озарённаго свѣтомъ и окружённаго семью стѣнами и прекраснымъ ручьёмъ, раздаётся голосъ, привѣтствующій возвращающагося Виргилія, и вслѣдъ за тѣмъ три тѣни, Горація, Овидія и Лукана, подъ предводительствомъ главы поэтовъ — Гомера, выступаютъ къ нимъ на встречу, привѣтствуютъ путниковъ и, принявъ Данта въ своё число, переходятъ съ нимъ чрезъ ручей какъ по сушѣ и чрезъ семь воротъ города возводятъ его на вѣчно-зеленѣющій холмъ героевъ. Отсюда обозрѣваетъ Данте всѣхъ обитателей города; но изъ нихъ поименовываетъ преимущественно тѣхъ, кои имѣютъ отношеніе къ отчизнѣ Энея — Троѣ и къ основанной имъ Римской Имперіи. Надъ всѣми возвышается тѣнь Аристотеля, окружённая учёными по разнымъ отраслямъ человѣческихъ знаній: философами, историками, врачами, естествоиспытателями, математиками, астрономами, — людьми различныхъ націй: Греками, Римлянами, Арабами. Взглянувъ на героевъ и учёныхъ языческой древности, Виргилій и Данте отдѣляются отъ сопровождавшихъ ихъ поэтовъ и сходятъ съ зеленѣющей горы Лимба во второй кругъ.



1 Громовый гулъ нарушилъ сонъ смущённый
Въ моей главѣ и, вздрогнувъ, я вскочилъ,
Какъ человѣкъ, насильно пробуждённый.

[30]

4 И, успокоясь, взоръ я вкругъ водилъ
И вглядывался пристально съ стремнины,
Чтобъ опознать то мѣсто, гдѣ я былъ.

7 И точно, былъ я на краю долины
Ужасныхъ безднъ, гдѣ вѣчно грохоталъ
Немолчный громъ отъ криковъ злой кручины.

10 Такъ былъ глубокъ и тёменъ сей провалъ,
Что я, вперивъ глаза въ туманъ, подъ мглою
Въ нёмъ ничего на днѣ не различалъ.

[31]

13 «Теперь сойду въ слѣпой сей міръ съ тобою,»
Весь поблѣднѣвъ, такъ началъ мой поэтъ:
«Пойду я первый, ты иди за мною.»

16 Но я, узрѣвъ, какъ онъ блѣднѣлъ, въ отвѣтъ:
«О какъ пойду, коль духомъ упадаешь
И ты, моя опора противъ бѣдъ!»

19 И онъ мнѣ: «Казнь племёнъ, въ чей міръ вступаешь,
Мнѣ жалостью смутила ясный взглядъ,
А ты за ужасъ скорбь мою считаешь.

22 Идёмъ: намъ путь чрезъ тысячи преградъ.»
Такъ онъ пошёлъ, такъ ввёлъ меня въ мгновенье
Въ кругъ первый, коимъ опоясанъ адъ.

25 Тамъ — сколько я разслушать могъ въ томленьѣ —
Не плачъ, но вздоховъ раздавался звукъ
И воздухъ вѣчный приводилъ въ волненье.

28 И былъ то гласъ печали, но не мукъ,
Изъ устъ дѣтей, мужей и жёнъ въ долинѣ
Въ большихъ толпахъ тѣснившихся вокругъ.

[32]

31 Тутъ добрый вождь: «Почто жъ не спросишь нынѣ,
Кто духи тѣ, которыхъ видишь тамъ?
Узнай, пока придёмъ мы къ ихъ дружинѣ:

34 Безгрѣшные, за то лишь небесамъ
Они чужды, что не спаслись крещеньемъ,
Сей дверью вѣры, какъ ты знаешь самъ.

37 До христіанства живъ, они съ смиреньемъ,
Какъ надлежитъ, не пали предъ Творцемъ;
И къ нимъ и я причтенъ святымъ велѣньемъ.

40 Симъ недостаткомъ, не другимъ грѣхомъ,
Погибли мы и только тѣмъ страдаемъ,
Что безъ надеждъ желаніемъ живёмъ.»

43 Великой скорбью на сердцѣ снѣдаемъ,
Я видѣлъ здѣсь, у роковой межи,
Толпу тѣней, отвергнутую раемъ.

[33]

46 «Скажи, мой вождь, учитель мой, скажи!»
Такъ началъ я, да утвержуся въ вѣрѣ,
Разсѣявшей сомнѣнье каждой лжи:

49 «Отверзъ-ли кто себѣ къ блаженству двери
Заслугою своей, или чужой?»
И, тайну словъ постигнувъ въ полной мѣрѣ,

52 Онъ рёкъ: «Я вновѣ съ этой былъ толпой,
Когда притёкъ Царь силы, пламенѣя
Вѣнцемъ побѣды, и вознёсъ съ Собой

55 Тѣнь праотца къ блаженствамъ эмпирея
И Авеля и Ноя и законъ
Создавшаго владыку Моисея.

58 Былъ Авраамъ, былъ царь Давидъ спасёнъ,
Съ отцемъ Израиль и съ дѣтьми своими
Рахиль, для ней же столько сдѣлалъ онъ,

61 И многіе содѣлались святыми;
Но знай, до нихъ никто изъ всѣхъ людей
Не пощажёнъ судьбами всеблагими.»

64 Такъ говоря, мы шли стезёй своей
И проходили тёмный лѣсъ высокій,
Лѣсъ, говорю, безчисленныхъ тѣней.

67 Ещё нашъ путь отвёлъ насъ недалёко
Отъ высоты когда я огнь узрѣлъ,
Полу-объятый сводомъ мглы глубокой.

[34]

70 Ещё далёко онъ отъ насъ горѣлъ,
Но разсмотрѣть я могъ ужъ съ разстоянья
Почтенный сонмъ, занявшій сей предѣлъ.

73 «Честь каждаго искусства и познанья!
Кто сей народъ, возмогшій пріобрѣсть
Такой почётъ отъ прочаго собранья?»

76 И онъ въ отвѣтъ: «Ихъ имена и честь,
Что въ жизни той звучатъ объ нихъ молвою,
Склонили небо такъ ихъ предпочесть.»

79 Межъ тѣмъ раздался голосъ надо мною:
«Воздайте честь пѣвцу высокихъ думъ!
Отшедшій духъ намъ возвращёнъ судьбою.»

82 И вотъ четыре призрака на шумъ
Къ намъ двинулись, чтобъ ввесть въ свою обитель:
Былъ образъ ихъ ни свѣтелъ ни угрюмъ.

85 Тогда такъ началъ мой благій учитель:
«Узри того, что шествуетъ съ мечёмъ,
Ведя другихъ какъ нѣкій повелитель.

88 То самъ Гомеръ, поэтовъ царь; потомъ
Горацій, бичъ испорченному нраву;
Назонъ съ Луканомъ вслѣдъ идутъ вдвоёмъ.

91 Одно намъ имя всѣмъ снискало славу,
Какъ здѣсь о томъ вѣщалъ одинъ глаголъ;
Затѣмъ и честь мнѣ воздаютъ по праву.»

[35]

94 Такъ собрались пѣвцы прекрасныхъ школъ
Вокругъ отца высокаго творенья,
Что выше всѣхъ летаетъ какъ орелъ.

97 Поговоривъ другъ съ другомъ, знакъ почтенья
Мнѣ воздали они: учитель мой
На то смотрѣлъ съ улыбкой одобренья.

100 И былъ почтёнъ я высшей похвалой:
Поставленный въ ихъ сонмѣ, полномъ чести,
Я былъ шестымъ средь мудрости такой.

103 Такъ къ свѣту шли мы шесть пѣвцевъ всѣ вмѣстѣ,
Бесѣдуя, но сказанныхъ рѣчей
Не привожу, въ своёмъ приличныхъ мѣстѣ.

106 Вблизи отъ насъ былъ дивный градъ тѣней,
Семь разъ вѣнчанный гордыми стенами,
И вкругъ него прекрасныхъ волнъ ручей.

109 Пройдя потокъ какъ сушу съ мудрецами,
Чрезъ семь воротъ вошли мы въ градъ, гдѣ лугъ
Муравчатый открылся передъ нами.

112 Съ величіемъ тамъ тѣни бродятъ вкругъ,
И строгое медлительно ихъ око
И сладостенъ рѣчей ихъ рѣдкихъ звукъ.

[36]

115 Тамъ, въ сторонѣ, взошли мы на высокій,
Открытый всюду, озарённый долъ,
Отколѣ всѣхъ я видѣть могъ далёко.

118 На бархатѣ луговъ, я тамъ нашёлъ
Великихъ сонмъ, скитавшійся предъ нами,
И, видя ихъ, въ восторгъ я вдругъ пришёлъ.

121 Электра тамъ со многими друзьями,
Межъ коихъ былъ и Гекторъ и Эней
И Цезарь, тѣнь съ сокольими очами.

124 Камилла тамъ, Пентезилея съ ней,
И царь Латинъ, поодаль возсѣдавшій
Съ Лавиніей, со дщерію своей.

127 Тамъ былъ и Брутъ, Тарквинія изгнавшій,
Лукреція съ Корнельей средь подругъ
И Саладинъ, вдали отъ всѣхъ мечтавшій.

[37]

130 Я взоръ возвёлъ и мнѣ явился духъ —
Учитель тѣхъ, что въ мудрость умъ вперяютъ,
И съ нимъ семья философовъ вокругъ.

133 Всѣ чтутъ его, всѣ на него взираютъ;
Одинъ Сократъ съ Платономъ отъ другихъ
Къ нему всѣхъ ближе мѣсто занимаютъ.

136 И Демокритъ, что міръ судьбой воздвигъ,
И Діогенъ, Зенонъ съ Анаксагоромъ,
И Эмпедоклъ, Орфей, Эвклидъ межъ нихъ;

139 Діоскоридъ, прославившійся сборомъ,
И Цицеронъ и Ливій и Ѳалесъ
И моралистъ Сенека передъ взоромъ;

142 И Птоломей, измѣритель небесъ,
И Гиппократъ, съ Галеномъ, съ Авиценной,
И, толкователь словъ, Аверроэсъ.

145 Но кто жъ исчислитъ весь ихъ сонмъ почтенный?
Мой долгій трудъ торопитъ такъ меня,
Что часто рѣчь полна несовершенно.

148 Тутъ ликъ шести умалился двумя,
И я вошёлъ вслѣдъ за моимъ поэтомъ,
Изъ тишины туда, гдѣ вихрь, шумя,

151 Кружитъ въ странѣ, неозарённой свѣтомъ.




Комментаріи.

[30] 7—8. Долина ужасныхъ безднъ. Архитектура ада такъ ясно опредѣлена въ Дантовой поэмѣ, что внимательный читатель безъ всякаго дальнѣйшаго описанія легко можетъ составить полную объ ней идею. Впрочемъ, для того чтобъ читатели менѣе внимательные не затруднились въ составленіи этой идеи (что возможно только по прочтеніи всей поэмы), мы предлагаемъ здѣсь краткое описание Дантова ада. Впослѣдствіи мы будемъ говорить подробнее какъ объ архитектурѣ и размѣрахъ ада, такъ и вообще о космологіи Divina Commedia, при чёмъ къ концу изданія приложимъ необходимые рисунки. — Адъ, по представленію поэта, согласному впрочемъ съ вѣрованіями среднихъ вѣковъ, помѣщёнъ внутри земли такъ, что, дно его находится въ центрѣ земнаго шара, который самъ, по системѣ птоломеевой, составляетъ средоточіе вселенной (см. прим. къ Ад. I, 127 и II, 83). Это воронкообразная пропасть, прикрытая съ верху шарообразнымъ сводомъ, или корой обитаемаго нами полушарія. Воронка эта, опускаясь къ центру земли, постепенно съуживается и около земнаго центра оканчивается цилиндрическимъ колодеземъ. Внутренняя стѣна воронки раздѣлена на уступы или ступени, которыя въ видѣ круговъ опоясываютъ бездну. Такихъ уступовъ или круговъ девять, изъ которыхъ девятый составляетъ упомянутый выше колодезь: на нихъ-то и размѣщены грѣшники по роду своихъ грѣховъ, а въ концѣ колодезя, на самомъ днѣ ада, погружёнъ Люциферъ. Каждый кругъ сверху ограниченъ утёсистой стѣной, къ низу граничитъ съ пустотой бездны. Чѣмъ ближе къ центру, тѣмъ болѣе съуживаются концентрическіе круги ада, тѣмъ жесточе наказаніе. Седьмой кругъ, гдѣ наказуется насиліе, раздѣлёнъ сверхъ того на три меньшіе круга (gironi); восьмой же, въ которомъ казнятся различные виды обмана, распадается на 10 также концентрическихъ рвовъ или долинъ (bolge), но притомъ такъ, что всѣ они соединены между собой утёсистыми отрогами или мостами, идущими отъ стѣны вышележащаго рва къ стѣнѣ нижележащаго. Наконецъ, девятый кругъ или цилиндрическій колодезь, въ коемъ наказуется величайшій грѣхъ по Данту — измѣна, состоитъ изъ четырёхъ отдѣленій. Въ XXIX и XXX и пѣсняхъ Ада есть указанія, по которымъ можно вычислить размѣръ всего ада и каждаго круга въ отдѣльности. — Нравственное значеніе архитектуры Дантова ада подробно изложено въ XI пѣсни. Чѣмъ тяжелѣ преступленіе, тѣмъ [31]ниже въ аду оно наказуется, такъ что величайшій грѣхъ — измѣна казнится въ девятомъ кругу, а виновникъ грѣха — Люциферъ составляетъ центръ земли и воспринимаетъ наивеличайшее наказаніе. Всѣ круги съуживаются къ центру: это потому, что чѣмъ тяжелѣ преступленіе, тѣмъ рѣже оно встрѣчается и, стало быть, тѣмъ меньше нужно мѣста для помѣщенія причастныхъ ему грѣшниковъ. По этой же причинѣ, несмѣтная толпа людей начтожныхъ занимаетъ, какъ мы видѣли, самое обширное пространство: весь верхній объёмъ адской воронки (см. примѣч. къ Ад. III, 21). Такимъ образомъ геометрическое строеніе Дантова ада согласуется съ его нравственнымъ значеніемъ.

9. Здѣсь, у самаго обширнаго отверстія пропасти, крики всего ада сливаются какъ у отверстія огромнаго рупора и превращаются въ громъ, прерывающій сонъ поэта. Въ болѣе глубокихъ, отдѣльныхъ кругахъ, этотъ общій громъ криковъ уже не такъ явственъ, потому что отражается выдающимися краями круговъ. Копишъ.

13. Данте называетъ подземный міръ слѣпымъ, потому что онъ лишёнъ свѣта истиннаго познанія (см. пр. къ Ад. III, 18).

24. Поэты входятъ въ преддверіе ада или Лимбъ, гдѣ, по понятіямъ католической церкви, помѣщены добродѣтельные язычники и невинныя дѣти, умершія до принятія Св. Крещенія (Чист. VII, 31—36 и Рая XXXII, [32]79—81). Этотъ кругъ есть уже начало ада, тогда какъ пространство, гдѣ помѣщены ничтожные и трусы, а также рѣка Ахеронъ, находятся совершенно внѣ ада (см. прим. Ада III, 21). По представленію поэта, Лимбъ раздѣлёнъ на два концентрическіе круга: внѣшній, болѣе обширный покрытъ вѣчнымъ мракомъ и вмѣщаетъ въ себѣ язычниковъ добродѣтельныхъ, но не извѣстныхъ, ни чѣмъ не прославившихся въ жизни, а также дѣтей неокрещённыхъ; второй кругъ, прилежащій ближе къ адской безднѣ, озарёнъ свѣтомъ, отдѣлёнъ отъ перваго семью стѣнами и ручьёмъ, имѣетъ видъ зеленѣющаго холма, постепенно возвыщающагося, и служитъ обителью для героевъ и другихъ славныхъ мужей древности.

37. Живя до Р. X., они не воздали надлежащаго поклоненія истинному Богу, ибо не вѣровали, подобно добродѣтельнымъ Евреямъ, въ пришествіе Мессіи (Рая XX, 103 и ХХXII).

42. Естественное состояніе людей невѣровавшихъ. «Достигнувъ всего земнаго, они не имѣютъ предчувствія и надежды увидѣть высшій свѣтъ; а какъ ничто земное не въ силахъ успокоить духа и удовлетварить его стремленій, то вся жизнь ихъ проходить въ вѣчномъ томленіи, въ безплодномъ стремленіи къ невѣдомой цѣли. Такъ и души, заключённыя въ преддверіи ада, которое собственно не есть ещё мѣсто казни, не смотря на зеленѣющій вѣчно холмъ и прекрасный ручей, напоминающіе имъ красоту земли, не смотря на искусства, которыми жизнь наша становится краше, не смотря даже на свѣтъ, ихъ окружающій, тѣмъ не менѣе томятся желаніемъ небеснаго свѣта.» Штрекфуссъ.

[33] 48. Сомнѣніе, т. е. кажущееся противорѣчіе Церкви между ея ученіемъ о безконечности адскихъ мукъ и избавленіемъ праотцевъ.

52. Виргилій умеръ за 52 года до смерти Христа (см. прим. въ Ада I, 70—72).

53. Царь силы, въ подл.: un Possente. Имя Христа ни разу не упоминается во всёмъ Аду, но всегда замѣняется перифразомъ.

59. Іаковъ 14 лѣтъ служилъ Лавану для полученія руки его дочери Рахили.

61. Рая ХХХII.

66. Толпу хотя добродѣтельныхъ, но неизвѣстныхъ язычниковъ Данте не безъ основанія называетъ лѣсомъ тѣней, конечно имѣя въ виду тёмный лѣсъ первой пѣсни. (Ада I, 2 и примѣч. къ II, 34—36). Копишъ.

67—68. Т. е. отъ того мѣста, гдѣ находился Данте, когда Виргилій сказалъ ему: «Теперь сойду съ тобою», ст. 13.

[38] 68. Огонь. Гдѣ-то среди мрака покрывающаго Лимбъ, горитъ пламя, которое и освѣщаетъ обитель героевъ. — Полу-объятый сводомъ мглы глубокой, въ подлин.: Ch'emisperio di tenebre vincia. Я перевёлъ это тёмное мѣсто согласно объясненію Копиша: если свѣтъ озаряетъ какое нибудь мѣсто, тогда окружающій мракъ, на подобіе небеснаго свода, будетъ лежать надъ свѣтомъ и давать ему видъ полушарія.

72. Почтенный сонмъ. Это герои и великіе мужи древности. Данте можетъ разсмотрѣть ихъ уже издали, потому что они помѣщены на холмѣ, постепенно возвышающемся.

80—81. Этотъ голосъ есть привѣтствіе Виргилію, который и въ обители славы пріемлется съ подобающею честію.

86. Мечъ въ рукѣ Гомера есть символъ воспѣтыхъ имъ битвъ.

91. Т. е. имя пѣвца (ст. 80).

93. Великія натуры воздаютъ честь другъ другу, низкія другъ другу завидуютъ. Копишъ.

[39] 99—100. Здѣсь, въ обители героевъ, не только нѣтъ вздоховъ, которыми потрясаютъ воздухъ неизвѣстные язычники въ тёмномъ отдѣлѣ Лимба, но даже замѣтна и радость при видѣ чужой славы.

104—105. Задушевныя думы поэтовъ, зародыши будущихъ творческихъ ихъ созданій, не должны быть преждевременно высказываемы. Копишъ.

106. Дивный градъ (въ подлин.: un nobile castello) есть зеленѣющій холмъ, который, будучи озарёнъ свѣтомъ и окружёнъ семью стѣнами, возвышается по внутренней окружности Лимба надъ адской бездной. Семь стѣнъ, по толкованію Ландино и Веллутелло, означаютъ семь добродетелей, доступныхъ и язычникамъ: благоразуміе, воздержаніе, справедливость, силу, разумъ, науку и мудрость, или, по объясненію Данелло, семь свободныхъ искусствъ, составлявшихъ въ средніе вѣка такъ-наз. trivium и quadrium (граматаку, реторику, діалектику, ариѳметику, музыку, геометрію и астрономію). Ручей объясняютъ какъ эмблему краснорѣчія. Копишъ принимаетъ первое объясненіе; онъ говоритъ: кто не обладаетъ этими добродѣтелями, тотъ не можетъ проникнуть въ обитель героевъ, потому и ручей вокругъ города служитъ для того только, чтобъ защитить обитель славныхъ отъ вхожденія въ неё людей недостойныхъ, не прославившихся никакою доблестью.

[40] 121—123. Электра (Electra scilicet, nata magni nominis, regis Atlantis. Dante, De Monarchia, 2), дочь не Агамемнона, но Атланта, супруга Аталана, основавшаго, по словамъ Рикордано Малеспини, древнѣйшаго лѣтописца флорентинскаго, городъ Фіезоле, изъ котораго возникла впослѣдствіи Флоренція (Ада XV, 72). Она мать Дардана, основателя Трои, потому и окружена троянцами: Гекторомъ, защитникомъ Трои, Энеемъ, основателемъ Римской Имперіи (Ада II, 13—27) и Цезаремъ, первымъ ея императоромъ (примѣч. къ Ада I, 70—72), который, родомъ отъ Іула, сына Энеева, также былъ троянскаго происхожденія.

123. Светоній говоритъ о чёрныхъ, живыхъ глазахъ Цезаря — «nigris vegestique oculis

124. Камилла, воинственная дочь Метаба, царя Вольсковъ, пала за Лаціумъ; Пентезилея, царица Амазонокъ, сражалась и пала за Трою.

125. Латинъ и Лавинія, тесть и супруга Энея.

127. Луцій Юній Брутъ. Лукреція, супруга Коллатина, обезчещенная Секстомъ Тарквиніемъ. Корнелія, мать Гракховъ. — Въ подлинникѣ ещё поименованы: Юлія, дочь Цезаря, супруга Помпея Великаго, и Марція, супруга Катона Утическаго (Чист. I, 79).

129. Саладинъ, султанъ вавилонскій, благородный противникъ христіанскаго Рима, естественно находится одинъ вдали отъ прочихъ римскихъ героевъ. Помѣстивъ его въ число славныхъ мужей, Данте хотѣлъ выразить своё безпристрастіе.

[41] 130—131. Учитель и проч. — Аристотель. Чтобъ взглянуть на него, Данте долженъ поднять голову. Онъ не называетъ его по имени, воздавая тѣмъ ему особенную почесть, ибо увѣренъ, что Аристотеля узнаетъ каждый и безъ наименованія.

136. Демокритъ изъ Абдеры полагалъ, что міръ возникъ изъ случайнаго соединенія атомовъ. — Въ подлин.: che 'l mondo a caso pone (который основалъ міръ на случаѣ).

139. Діоскоридъ, греческій врачъ, писавшій о свойствахъ травъ и камней, о ядахъ и противоядіяхъ.

142. Птоломей, географъ и астрономъ, основатель системы мірозданія, которой слѣдуетъ Данте въ своей поэмѣ.

144 Аверроэсъ изъ Кордовы, арабскій философъ, извѣстный въ средніе вѣка своимъ толкованіемъ на Аристотеля.

148. Изъ шести поэтовъ отходятъ двое — Данте и Виргилій.