Божественная комедия (Данте; Мин)/Ад/Песнь V/ДО

Божественная комедія. Адъ — Пѣснь V
авторъ Данте Алигіери (1265—1321), пер. Дмитрій Егоровичъ Минъ (1818—1885)
Оригинал: ит. Divina Commedia. Inferno. Canto V. — Источникъ: Адъ Данта Алигіери. Съ приложеніемъ комментарія, матеріаловъ пояснительныхъ, портрета и двухъ рисунковъ. / Перевёлъ съ италіянскаго размѣромъ подлинника Дмитрій Минъ — Москва: Изданіе М. П. Погодина. Въ Университетской Типографіи, 1855. — С. 38—44.

Божественная комедія. Адъ.


Пѣснь V.


[38]

Содержаніе. Поэты спускаются во второй кругъ ада, меньшій пространствомъ, но исполненный большей муки. При самомъ входѣ, они встрѣчаютъ Миноса, адскаго судію, занятаго распредѣленіемъ по аду грѣшниковъ, къ нему безпрестанно прибывающихъ. При видѣ Данта, Миносъ прерываетъ на время исполненіе своей обязанности и напоминаетъ живому пришельцу о дерзости его предпріятія; но тѣми же словами, которыми укрощенъ былъ Харонъ, Виргилій укрощаетъ и Миноса. Между тѣмъ жалобные крики грѣшниковъ начинаютъ становиться явственными. Это крики сладострастныхъ: среди вѣчнаго мрака неистовый вихрь адскій вѣчно носитъ ихъ во всѣ стороны. Изъ ихъ числа Виргилій поименовываетъ Данту нѣкоторыхъ, преимущественно женщинъ; но особенное вниманіе возбуждаютъ двѣ тѣни, неразлучно носимыя бурею — тѣнь Паоло Малатеста ди Римини и жены его брата Франчески. Данте призываетъ ихъ, разспрашиваетъ о причинѣ ихъ мученій, и одна изъ двухъ тѣней разсказываетъ ему о началѣ и трагическомъ концѣ своей преступной любви. Потрясенный до глубины сердца состраданіемъ къ ихъ участи, Данте лишается чувствъ и падаетъ какъ мертвый.



1 Такъ съ первой мы спустилися ступени
Внизъ во второй, пространствомъ менышій кругъ,
Гдѣ больше мукъ, отъ нихъ же воютъ тѣни.

4 Скрежещетъ тамъ Миносъ, ужасный духъ,
Изслѣдуетъ грѣхи у входа, судитъ
И шлетъ, смотря какъ обовьется вкругъ.

7 Я говорю: едва къ нему прибудетъ
На покаянье злая тѣнь и сей
Всѣхъ прегрѣшеній вѣдатель разсудитъ:

10 Какое мѣсто въ адѣ выбрать ей,—
Хвостъ столько разъ онъ вкругъ себя свиваетъ,
На сколько внизъ низпасть ей ступеней.

13 Всегда предъ нимъ ихъ множество стенаетъ:
Тѣнь каждая ждетъ въ очередь суда,—
Повѣдаетъ, услышитъ, исчезаетъ.

[39]

16 «О ты, пришлецъ въ домъ скорби и стыда!»
Узрѣвъ меня, вскричалъ Миносъ ужасный,
Прервавъ заботу тяжкаго труда:

19 «Взгляни, съ кѣмъ ты дерзнулъ въ сей путь опасный:
Пространствомъ вратъ себя не обольщай!» —
И вождь ему: «Къ чему жъ твой крикъ напрасный?

22 Путь роковой ему не воспрещай!
Такъ тамъ хотятъ, гдѣ каждое желанье
Ужъ есть законъ: Миносъ, не вопрошай!» —

25 Здѣсь явственнѣй услышалъ я стенанье
Печальныхъ душъ: я былъ въ странѣ тѣней,
Гдѣ такъ пронзило слухъ мой ихъ рыданье.

28 Я былъ въ краю, гдѣ смолкнулъ свѣтъ лучей,
Гдѣ воздухъ воетъ, какъ въ часъ бури море,
Когда сразятся вѣтры средь зыбей.

31 Подземный вихрь, бушуя на просторѣ,
Съ толпою душъ кружится въ царствѣ мглы:
Разя, вращая, умножаетъ горе.

34 Когда жъ примчитъ къ окраинѣ скалы,
Со всѣхъ сторонъ тутъ плачъ и сгонъ и крики,
На промыселъ божественный хулы.

37 И я узналъ, что казни столь великой
Обречены плотскіе тѣ слѣпцы,
Что разумъ свой затмили страстью дикой.

[40]

40 И какъ густой станицею скворцы
Летятъ, когда зимы приходитъ время:
Такъ буйный вѣтръ несетъ во всѣ концы,

43 Туда, сюда, внизъ, къ верху, злое племя;
Найдти покой надежды всѣ прошли,
Не облегчается страданій бремя!

46 И какъ, крича печально, журавли
Несутся въ небѣ длинною чертою:
Такъ поднята тѣмъ вѣтромъ отъ земли

49 Толпа тѣней и нѣтъ конца ихъ вою. —
И я спросилъ: «Какой ужасный грѣхъ
Казнится здѣсь подъ темнотой ночною»?

52 И мнѣ учитель: «Первая изъ тѣхъ,
О коихъ ты желаешь знать, когда-то
Владычица земныхъ нарѣчій всѣхъ,—

55 Такъ сладострастіемъ была объята,
Что, скрыть желая срамъ свой отъ гражданъ,
Рѣшилась быть потворницей разврата.

58 Семирамиду видишь сквозь туманъ:
Наслѣдовавъ отъ Нина силу власти,
Царила тамъ, гдѣ злобствуетъ султанъ.

[41]

61 Другая грудь пронзила въ дикой страсти,
Сихею данный позабывъ обѣтъ;
Съ ней Клеопатра, жертва сладострастій.»

64 Елена здѣсь, причина столькихъ бѣдъ;
Здѣсь тотъ Ахиллъ, воитель быстроногій,
Что быль сраженъ любовью средь побѣдъ;

67 Здѣсь и Парисъ, здѣсь и Тристанъ, и много
Мнѣ указалъ и назвалъ онъ тѣней,
Низвергнутыхъ въ сей міръ любовью строгой.

70 Пока мой вождь мнѣ исчислялъ царей
И рыцарей и дѣвъ, мнѣ стало больно
И обморокъ мрачилъ мнѣ свѣтъ очей.

73 «Поэтъ», я началъ, «мысль моя невольно
Устремлена къ четѣ, парящей тамъ,
Съ которой вихрь такъ мчится произвольно.»

76 И онъ: «Дождись, когда примчатся къ намъ:
Тогда моли любовью, ихъ ведущей,—
И прилетятъ онѣ къ твоимъ мольбамъ.» —

[42]

79 Какъ скоро къ намъ принесъ ихъ вѣтръ ревущій,
Я поднялъ гласъ: «Не скрой своей тоски,
Чета тѣней, коль то велитъ Всесущій!»

82 Какъ, на призывъ желанья, голубки
Летятъ къ гнезду на сладостное лоно,
Простерши крылья, нѣжны и легки:

85 Такъ, разлучась съ толпою, гдѣ Дидона,
Сквозь мракъ тлетворный къ намъ примчались вновь:
Такъ силенъ зовъ сердечнаго былъ стона!

88 «О существо, постигшее любовь!
О ты, который здѣсь во тьмѣ кромешной
Увидѣлъ насъ, пролившихъ въ мірѣ кровь!

[43]

91 Когда бъ Господь внималъ молитвѣ грешной,
Молили бъ мы послать тебѣ покой
За грусть о нашей скорби неутѣшной.

94 Что скажешь намъ? что хочешь знать? открой:
Все выскажемъ и выслушаемъ вскорѣ,
Пока замолкъ на время вѣтра вой.

97 Лежитъ страна гдѣ я жила на горе,
У взморья, тамъ, гдѣ мира колыбель
Находитъ По со спутниками въ морѣ.

100 Любовь, сердецъ прекрасныхъ связь и цѣль,
Моей красой его обворожила
И я, лишась ея, грущу досель.

103 Любовь, любимому любить судила
И такъ меня съ нимъ страстью увлекла,
Что, видишь, я и здѣсь не разлюбила.

106 Любовь къ одной насъ смерти привела;
Того, кѣмъ мы убиты, ждутъ въ Каи́нѣ!»
Такъ намъ одна изъ двухъ тѣней рекла.

109 Склонивъ чело, внималъ я о причинѣ
Мученій ихъ, не подымалъ главы,
Пока мой вождь: «О чемъ ты мыслишь нынѣ?»

112 И, давъ отвѣтъ, я продолжалъ: «Увы!
Какъ много сладкихъ думъ, какія грёзы
Ихъ низвели къ мученьямъ сей толпы?»

115 И къ нимъ потомъ: «Твоей судьбы угрозы
И горестный, Франческа, твой разсказъ
Въ очахъ рождаетъ состраданья слёзы.

118 Но объясни: томленій въ сладкій часъ
Чрезъ что и какъ неясныя влеченья
Уразумѣть страсть научила васъ?»

[44]

121 И мнѣ она: «Нѣтъ большаго мученья,
Какъ о порѣ счастливой вспоминать
Въ несчастіи: твой вождь того же мнѣнья.

124 Ты хочешь страсти первый корень знать?
Скажу, какъ тотъ, который вѣсть печали
И говоритъ и долженъ самъ рыдать.

127 Однажды мы, въ мигъ счастія, читали,
Какъ Ланчелотъ въ безуміи любилъ:
Опасности быть вмѣстѣ мы не знали.

130 Не разъ въ лицѣ румянца гаснулъ пылъ
И взоръ его встрѣчалъ мой взоръ безпечный;
Но злой романъ въ тотъ мигъ насъ побѣдилъ,

133 Когда прочли, какъ поцѣлуй сердечный
Былъ приманенъ улыбкою къ устамъ,
И тотъ, съ кѣмъ я ужъ не разстанусь вѣчно,

136 Затрепетавъ, къ моимъ приникнулъ самъ…
Былъ Галеотто авторъ книги гнусной!..
Въ тотъ день мы дальше не читали тамъ!»

139 Такъ духъ одинъ сказалъ, межъ тѣмъ такъ грустно
Рыдалъ другой, что въ скорби наконецъ
Я обомлѣлъ отъ повести изустной

142 И палъ безъ чувствъ, какъ падаетъ мертвецъ.




Комментаріи.

[38] 2—3. Чѣмъ ближе круги ада къ центру земли, тѣмъ болѣе съуживаются (см. прим. къ Ад. IV, 7—9).

4. Миносъ, сынъ Юпитера и Европы, миѳологическій судія мертвыхъ, преобразованъ, подобно Харону, въ бѣса (см. прим. къ Ад. III, 83). По объясненію нѣкоторыхъ, онъ олицетворяетъ собою пробужденную злую совѣсть.

[39] 18. Миносъ прерываетъ отправленіе своей обязанности: значитъ, Данте не принадлежитъ къ числу грѣшниковъ. Въ первой пѣснѣ онъ былъ только представителемъ грѣха другихъ.

20. Намекъ на Виргиліево изрѣченіе: «facilis discensus Averni».

23—24. Тѣми же словами, которыми Виргилій укротилъ гнѣвъ Харона (Ада III, 94—96), укрощаетъ онъ и адскаго судію. Это повтореніе однихъ и тѣхъ же словъ даетъ Виргилію характеръ чародѣя и заклинателя, — характеръ, который онъ носилъ въ средніе вѣка.

28 Въ подлин.: luogo d'ogni luce muto. Я рѣшился удержать эту смѣлую метафору, часто встрѣчающуюся у Данта.

34. Окраина скалы есть внутренній край адскаго круга, граничущій съ бездной: сюда устремлены души бурею, какъ корабль, разбивающійся о подводный камень.

37—39. Здѣсь наказуются сладострастные (i peccator carnali). «Какъ въ жизни вѣчно стремила ихъ необузданная страсть, лишая ихъ спокойствія, такъ [40]и здѣсь безпрестанно кружитъ ихъ адскій вихрь. Какъ въ жизни голосъ желанія увлекалъ ихъ противъ воли на утесы и въ пропасти, гдѣ погибали они духовно, а нерѣдко и физически, такъ и здѣсь, въ странѣ вѣчнаго наказанія, повинуются они тому же голосу. И вотъ, встречая опасность, они обвиняютъ не самихъ себя, за то, что на вѣки покорили дикой ослѣпляющей страсти даръ божественный — разумъ и свободную волю; но съ тѣмъ же безуміемъ, въ той же слѣпотѣ обвиняютъ божественную силу и промыслъ». Штрекфуссъ.

52. Изъ грѣшниковъ этого круга Данте упоминаетъ преимущественно о женщинахъ, можетъ быть потому, что женскій полъ наиболѣе склоненъ къ грѣху здѣсь наказуемому. Каннегиссеръ.

58. Семирамида, царица вавилонская и ассирійская, названа «владычицей всѣхъ нарѣчій», или потому, что повелѣвала многими народами или потому, что Вавилонъ, ея столица, былъ мѣстомъ смѣшенія языковъ. Объ ней есть преданіе, которое гласитъ, что она закономъ дозволила сыновьямъ жениться на матеряхъ, и сама вышла замужъ за сына, котораго впослѣдствіи убила. На этотъ законъ намѣкается въ ст. 55—56. Семирамида послужила Данту превосходнымъ образцемъ необузданной чувственности, потому онъ избралъ ее въ предводительницы вереницы тѣней. Въ средне вѣка [41]ходила въ народѣ легенда о подобной вереницѣ душъ, носящейся по ночамъ среди бури.

60. Странами, гдѣ царствовала Семирамида, управляли во времена Данта султаны турецкіе и курдистанскіе.

65. Ахиллесъ, влюбленный въ Поликсену, былъ умерщвленъ стрѣлой ея брата Париса.

67. Парисъ или похититель Елены, жены Менелаевой, или знаменитый въ средніе вѣка герой рыцарскаго романа этого имени. — Тристанъ, первый странствующій рыцарь изъ цикла баснословныхъ сказаній о королѣ Артурѣ. Онъ былъ влюбленъ въ Изотту или Изальду (Бѣлорукую), супругу Марка корнваллійскаго, своего дяди, и за то убитъ ядовитой стрѣлой послѣдняго.

74. Эта чета тѣнь Паоло и Франчески. Боккаччіо въ своемъ комментаріи къ Дантовой поэмѣ такъ разсказываетъ трагическую исторю этихъ двухъ лобовниковъ. Между Гвидо да Полента, властителемъ Равенны и Червіи, и домомъ Малатеста ди Римини существовала давнишняя фамильная вражда. Наконецъ раздоръ между двумя домами былъ улаженъ, при чемъ положено было для прочности дружбы выдать Франческу, прекрасную дочь Гвидо, за Джіанчіотто, сына Малатеста. Какъ скоро объ этомъ узнали, одинъ изъ друзей Гвидо далъ ему замѣтить, что дочь его едва ли согласится выйдти за храмаго, безобразнаго Джіанчіотто, отличавшагося сверхъ того свирѣпостью нрава; а потому совѣтовалъ прибегнуть къ хитрости. Хитрость эта состояла въ томъ, чтобы самъ Джіанчіотто не являлся для свершенія брачнаго [42]обряда, а прислалъ бы вмѣсто себя однаго изъ своихъ братьевъ. Гвидо, желавшій имѣть зятемъ Джіанчіотто, какъ человѣка весьма умнаго, а главное — прямаго наслѣдника своего отца послѣ его смерти, воспользовался совѣтомъ друга. Такимъ образомъ, одинъ изъ братьевъ Джіанчіотто, Поло или Паоло, прекрасный, образованный юноша, прибылъ на мѣсто брата, чтобъ обвѣнчаться съ Франческой. Франческа тотчасъ же влюбилась въ него страстно и вскорѣ была съ нимъ обвѣнчана. Поло увезъ ее въ Римини, но и тамъ она узнала обманъ только на другой день, когда, проснувшись, вмѣсто Поло нашла около себя Джіанчіотто. Глубоко оскорбленная этимъ поступкомъ, она тѣмъ съ большей силой предалась своей страсти къ Поло. Ежедневно видились они въ отсутствіи Джіанчіотто, уѣхавшаго изъ Римини по своимъ дѣламъ. Впрочемъ, они были недовольно осторожны: одинъ изъ слугъ Джіанчіотто, подслушавъ ихъ разговоръ, извѣстилъ объ этомъ своего господина. Джіанчіотто въ бѣшенствѣ возвратился въ Римини и началъ наблюдать за любовниками. Подмѣтивъ, что Поло вошелъ къ Франческѣ, онъ поспѣшилъ за нимъ; но найдя двери запертыми изнутри, началъ сильно стучаться и называлъ Франческу по имени. Любовники тотчасъ узнали его по голосу. Поло умолялъ Франческу впустить ея мужа, надѣясь скрыться чрезъ потаенную дверь и тѣмъ спасти честь Франчески. Но въ торопяхъ онъ зацѣпился платьемъ за желѣзный крюкъ потаенной двери въ ту самую минуту, когда Джіанчіотто ворвался въ комнату. Въ бѣшенствѣ онъ бросился на Поло съ обнаженнымъ кинжаломъ. Чтобы спасти Поло, Франческа кинулась между имъ и мужемъ; кинжалъ, направленный въ грудь Поло, погрузился ей въ сердце. Увидѣвъ у ногъ своихъ мертвую Франческу, Джіанчіотто тѣмъ съ большей яростію бросился на своего брата и закололъ его. Это случилось 4 Сентября 1289. Племянникъ этой Франчески, Гвидо V Полентскій, былъ до смерти Данта искреннимъ его другомъ и лучшимъ покровителемъ.

85. Въ этой толпѣ, по видимому, находятся души тѣхъ, которые вслѣдствіе преступной любви кончили жизнь насильственной смертью.

[43] 95. Даже адская буря на время замолкаетъ, пока Франческа разсказываетъ печальную исторію своей любви.

97—99. Франческа родилась въ Равеннѣ, при впаденіи рѣки По въ море.

107. Каи́на, одно изъ отдѣленій девятаго круга, названное такъ по имени Каина; въ немъ наказуются братоубійцы.

109—111. Данте вспоминаетъ здѣсь собственную слабость.

[44] 122. По толковнію однихъ, это намекъ на слова Виргилія: Infandum regina jubes renovare dolorem; но съ большимъ вѣроятіемъ должно разумѣть здѣсь Боеція, который въ книгѣ своей: De consolatione, сказалъ: In omni adversitate fortunae infelicissimum genus infortunii est fuisse felicem. Книга эта составляла для Данта утѣшеніе по смерти его Беатриче.

128. Ланцелотъ озера, рыцарскій романъ изъ цикла сказаній о Кругломъ Столѣ. Ланцелотъ былъ сынъ свергнутаго съ престола короля Банъ де Бенуа; его спасла и воспитала «Царица озера». Впослѣдствіи онъ отличился рыцарскими подвигами при дворѣ короля Артура и влюбился въ его супругу Жиневру. Ланцелотъ былъ любимый романъ высшаго круга во времена Данта.

137. Галлего (Галеотто), король d'outre les marches, сперва воевалъ противъ Артура, но, побѣжденный Ланцелотомъ, примирился съ Артуромъ также при помощи послѣдняго. Въ благодарность Галлего сдѣлался посредникомъ въ любовной интригѣ между Жиневрой и Ланцелотомъ. Съ того времени всѣхъ людей подобнаго рода называли Галеоттами.