Анна Каренина (Толстой)/Часть III/Глава VI/ДО

Анна Каренина — Часть III, глава VI
авторъ Левъ Толстой
Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 328—331.

[328]
VI.

Машкинъ Верхъ скосили, додѣлали послѣдніе ряды, надѣли кафтаны и весело пошли къ дому. Левинъ сѣлъ на лошадь и, съ сожалѣніемъ простившись съ мужиками, поѣхалъ домой. Съ горы онъ оглянулся: ихъ не видно было въ поднимавшемся изъ низу туманѣ; были слышны только веселые грубые голоса, хохотъ и звукъ сталкивающихся косъ.

Сергѣй Ивановичъ давно уже отобѣдалъ и пилъ воду съ лимонамъ и льдомъ въ своей комнатѣ, просматривая только что полученные съ почты газеты и журналы, когда Левинъ, съ прилипшими отъ пота ко лбу спутанными волосами и почернѣвшею мокрою спиной и грудью, съ веселымъ говоромъ ворвался къ нему въ комнату.

— А мы сработали весь лугъ! Ахъ, какъ хорошо, удивительно! А ты какъ поживалъ? — говорилъ Левинъ, совершенно забывъ вчерашній непріятный разговоръ.

— Батюшки! на что ты похожъ! — сказалъ Сергѣй Ивановичъ, въ первую минуту недовольно оглядываясь на брата. — Да дверь-то, дверь-то затворяй! — вскрикнулъ онъ. — Непремѣнно впустилъ десятокъ цѣлый.

Сергѣй Ивановичъ терпѣть не могъ мухъ и въ своей комнатѣ отворялъ окна только ночью и старательно затворялъ двери.

— Ей-Богу, ни одной. А если впустилъ, я поймаю. Ты не повѣришь, какое наслажденіе! Ты какъ провелъ день?

— Я хорошо. Но неужели ты цѣлый день косилъ? Ты, я думаю, голоденъ, какъ волкъ. Кузьма тебѣ все приготовилъ.

— Нѣтъ, мнѣ и ѣсть не хочется. Я тамъ поѣлъ. А вотъ пойду умоюсь.

— Ну, иди, иди, и я сейчасъ приду къ тебѣ, — сказалъ Сергѣй Ивановичъ, покачивая головой и глядя на брата. — Иди же, иди скорѣй, — прибавилъ онъ улыбаясь и, собравъ свои книги, приготовился идти. Ему самому вдругъ стало весело и не хотелось [329]разставаться съ братомъ. — Ну, а во время дождя гдѣ ты былъ?

— Какой же дождь? чуть покрапалъ. Такъ я сейчасъ приду. Такъ ты хорошо провелъ день? Ну и отлично. — И Левинъ ушелъ одѣваться.

Черезъ пять минутъ братья сошлись въ столовой. Хотя Левину и казалось, что не хочется ѣсть, и онъ сѣлъ за обѣдъ только, чтобы не обидѣть Кузьму, но когда началъ ѣсть, то обѣдъ показался ему чрезвычайно вкусенъ. Сергѣй Ивановичъ улыбаясь глядѣлъ на него.

— Ахъ да, тебѣ письмо, — сказалъ онъ. — Кузьма, принеси пожалуйста снизу. Да смотри, дверь затворяй.

Письмо было отъ Облонскаго. Левинъ вслухъ прочелъ его. Облонскій писалъ изъ Петербурга: „Я получилъ письмо отъ Долли, она въ Ергушовѣ, и у ней все не ладится. Съѣзди пожалуйста къ ней, помоги совѣтомъ, ты все знаешь. Она такъ рада будетъ тебя видѣть. Она совсѣмъ одна, бѣдная. Теща со всѣми еще за границей“.

— Вотъ отлично! Непремѣнно съѣзжу къ нимъ, — сказалъ Левинъ. — А то поѣдемъ вмѣстѣ. Она такая славная. Не правда ли?

— А они недалеко тутъ?

— Верстъ тридцать. Пожалуй и сорокъ будетъ. Но отличная дорога. Отлично съѣздимъ.

— Очень радъ, — все улыбаясь, сказалъ Сергѣй Ивановичъ.

Видъ меньшого брата непосредственно располагалъ его къ веселости.

— Ну, аппетитъ у тебя! — сказалъ онъ, глядя на его склоненное надъ тарелкой буро-красно-загорѣлое лицо и шею.

— Отлично! Ты не повѣришь, какой это режимъ полезный противъ всякой дури. Я хочу обогатить медицину новымъ терминомъ: Arbeitscur.

— Ну, тебѣ-то это не нужно, кажется.

— Да, но разнымъ нервнымъ больнымъ. [330]

— Да, это надо испытать. А я вѣдь хотѣлъ было придти на покосъ посмотрѣть на тебя, но жара была такая невыносимая, что я и не пошелъ дальше лѣса. Я посидѣлъ и лѣсомъ пошелъ на слободу, встрѣтилъ твою кормилицу и зондировалъ ее насчетъ взгляда мужиковъ на тебя. Какъ я понялъ, они не одобряютъ этого. Она сказала: „не господское дѣло“. Вообще мнѣ кажется, что въ понятіи народномъ очень твердо опредѣлены требованія на извѣстную, какъ они называютъ, „господскую“ дѣятельность. И они не допускаютъ, чтобы господа выходили изъ опредѣлившейся въ ихъ понятіи рамки.

— Можетъ быть; но вѣдь это такое удовольствіе, какого я въ жизнь свою не испытывалъ. И дурного вѣдь ничего нѣтъ. Не правда ли? — отвѣчалъ Левинъ. — Что же дѣлать, если имъ не нравится. А впрочемъ, я думаю, что ничего. А?

— Вообще, — продолжалъ Сергѣй Ивановичъ, — ты, какъ я вижу, доволенъ своимъ днемъ.

— Очень доволенъ. Мы скосили весь лугъ. И съ какимъ старикомъ я тамъ подружился! Это ты не можешь себѣ представить что за прелесть.

— Ну, такъ доволенъ своимъ днемъ. И я тоже. Во-первыхъ, я рѣшилъ двѣ шахматныя задачи, и одна очень мила, — открывается пѣшкой. Я тебѣ покажу. А потомъ — думалъ о нашемъ вчерашнемъ разговорѣ.

— Что? о вчерашнемъ разговорѣ? — сказалъ Левинъ, блаженно щурясь и отдуваясь послѣ оконченнаго обѣда и рѣшительно не въ силахъ вспомнить, какой это былъ вчерашній разговоръ.

— Я нахожу, что ты правъ отчасти. Разногласіе наше заключается въ томъ, что ты ставишь двигателемъ личный интересъ, а я полагаю, что интересъ общаго блага долженъ быть у всякаго человѣка, стоящаго на извѣстной степени образованія. Можетъ быть, ты и правъ, что желательнѣе была бы заинтересованная матеріальная дѣятельность. Вообще, ты натура слишкомъ primesautière, какъ говорятъ французы; ты хочешь страстной, энергической дѣятельности или ничего. [331]

Левинъ слушалъ брата и рѣшительно ничего не понималъ и не хотѣлъ понимать. Онъ только боялся, какъ бы братъ не спросилъ его такой вопросъ, по которому будетъ видно, что онъ ничего не слышалъ.

— Такъ-то, дружокъ, — сказалъ Сергѣй Ивановичъ, трогая его по плечу.

— Да, разумѣется. Да что же! Я не стою за свое, — отвѣчалъ Левинъ съ дѣтскою, виноватою улыбкой. „О чемъ бишь я спорилъ? — думалъ онъ. — Разумѣется, и я правъ, и онъ правъ, и все прекрасно. Надо только пойти въ контору распорядиться“. Онъ всталъ, потягиваясь и улыбаясь.

Сергѣй Ивановичъ тоже улыбнулся.

— Хочешь пройтись, пойдемъ вмѣстѣ, — сказалъ онъ, не желая разставаться съ братомъ, отъ котораго такъ и вѣяло свѣжестью и бодростью. — Пойдемъ, зайдемъ и въ контору, если тебѣ нужно.

— Ахъ, батюшки! — вскрикнулъ Левинъ такъ громко, что Сергѣй Ивановичъ испугался.

— Что, что ты?

— Что рука Агаѳьи Михайловны? — сказалъ Левинъ, ударяя себя по головѣ. — Я и забылъ про нее.

— Лучше гораздо.

— Ну, все-таки я сбѣгаю къ ней. Ты не успѣешь шляпы надѣть, я вернусь.

И онъ, какъ трещотка, загремѣлъ каблуками, сбѣгая съ лѣстницы.