Машкинъ Верхъ скосили, додѣлали послѣдніе ряды, надѣли кафтаны и весело пошли къ дому. Левинъ сѣлъ на лошадь и, съ сожалѣніемъ простившись съ мужиками, поѣхалъ домой. Съ горы онъ оглянулся: ихъ не видно было въ поднимавшемся изъ низу туманѣ; были слышны только веселые грубые голоса, хохотъ и звукъ сталкивающихся косъ.
Сергѣй Ивановичъ давно уже отобѣдалъ и пилъ воду съ лимонамъ и льдомъ въ своей комнатѣ, просматривая только что полученные съ почты газеты и журналы, когда Левинъ, съ прилипшими отъ пота ко лбу спутанными волосами и почернѣвшею мокрою спиной и грудью, съ веселымъ говоромъ ворвался къ нему въ комнату.
— А мы сработали весь лугъ! Ахъ, какъ хорошо, удивительно! А ты какъ поживалъ? — говорилъ Левинъ, совершенно забывъ вчерашній непріятный разговоръ.
— Батюшки! на что ты похожъ! — сказалъ Сергѣй Ивановичъ, въ первую минуту недовольно оглядываясь на брата. — Да дверь-то, дверь-то затворяй! — вскрикнулъ онъ. — Непремѣнно впустилъ десятокъ цѣлый.
Сергѣй Ивановичъ терпѣть не могъ мухъ и въ своей комнатѣ отворялъ окна только ночью и старательно затворялъ двери.
— Ей-Богу, ни одной. А если впустилъ, я поймаю. Ты не повѣришь, какое наслажденіе! Ты какъ провелъ день?
— Я хорошо. Но неужели ты цѣлый день косилъ. Ты, я думаю, голоденъ, какъ волкъ. Кузьма тебѣ все приготовилъ.
— Нѣтъ, мнѣ и ѣсть не хочется. Я тамъ поѣлъ. А вотъ пойду умоюсь.
— Ну, иди, иди, и я сейчасъ приду къ тебѣ, — сказалъ Сергѣй Ивановичъ, покачивая головой и глядя на брата. — Иди же, иди скорѣй, — прибавилъ онъ улыбаясь и, собравъ свои книги, приготовился идти. Ему самому вдругъ стало весело и не хо-
