Викитека

Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 5/VI

< Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 5
[374]
VI
Личный состав почтового управления в эпоху Виниусов. — Внутренние распоряжения. — Записной столбец 1701 года. — Почтовые станции. — Несколько статистических данных из почтовых записных книг 1700 года. — Общие наблюдения над историей Рижской и Виленской почт при Виниусах.

Как мы видели, „немецкая“ почта состояла в ведомстве Посольского приказа, под бдительным надзором самих начальников приказа. Эти последние принимают доклады („изветы“, „сказки“) по важнейшим делам от самих почтмейстеров (Андрея и Матвея Виниусов) и их уполномоченных (Гаврилы Петрова); производят допрос провинившимся почтарям, деятельно вмешиваются во все дела по сношениям Виниусов с заграничными почтмейстерами. В эпоху Виниусов начальниками Посольского приказа были: боярин Артам. Серг. Матвеев (до 3 июля 1676 г.), думный дьяк Лар. Ив. Иванов (дважды, с 4 июля 1676 г. по 21 дек. 1680 г. и с 6 мая 1681 г. по 15 мая 1682, когда он был убит стрельцами), Вас. Сем. Волынский (с 21 дек. 1680 г. по 6 мая 1681 г.), кн. Вас. Вас. Голицын (с 17 мая 1682 г. по 6 сент. 1689 г.), думный дьяк Ем. Игн. Украинцов (после ссылки Голицына, до 19 апр. 1699 г.) и Фед. Алексеев. [375]Головин (с 18 февр. 1700 г. по авг. 1706 г.)[1]. С проявлениями их деятельности нам приходилось и еще придется встречаться. Но кроме этих начальников приказа, среди второстепенных лиц его состава, подьячих, также иногда указываются лица, имевшие отношение к почтовому управлению. Таков, напр., Дмитрий Симоновский. Есть указания, что приблизительно с апреля 1677 г. по сентябрь 1689 г. ему поручались дела, касающиеся почты и вестовых писем; его скрепу часто видим на различных документах[2]. Хотя активную роль таких лиц определить по документам невозможно, но с их участием в деле нельзя не считаться.

Развитие почтового дела при Виниусах должно было вызвать увеличение штата служащих, их помощников. Из лиц, которые „прием и отпуск почты ведают“ упоминаются при Виниусах: в Новгороде — переводчик Илья Гитнер, в Мигновичах — поручик (а впоследствии майор) Фаддей Крыжевский, в Смоленске — переводчик Иван Кулбацкой; в конце периода, когда обоих этих лиц уже на службе не было, в Смоленске при почтовом деле упоминается подьячий Макушко Матвеев[3], в Мигновичах — Яков Кучин, в Дорогобуже — подьячий Фед. Вас. Гандошка. Во Пскове упоминаются переводчики Иван Фаншейден, Тобиас Мейснер, Ефим Фагет, но их отношение к почте установить трудно; действительным агентом Виниусов был там подьячий Никифор Агафонов. В Архангельске (со времени учреждения [376]Архангелогородской почты, 1693 г.) „прием и отпуск почты ведал“ иноземец Денис Володимеров Гоутевал (о нём будем говорить впоследствии). Но все эти помощники Виниуса играли гораздо более скромную роль, чем агенты Марселисов; очевидно, Виниус проводил энергично принцип централизации управления. Несколько более самостоятельности обнаруживает лишь Никифор Агафонов. Мы видели, что даже сын А. А. Виниуса, Матвей, сделался его преемником скорее по титулу, чем на деле. Зато чрезвычайно выросло значение ловкого помощника Андрея Андреевича в Москве — его „человека“ Гаврилы Петрова. Обычно он в документах называется „думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса человек, который почтовые отпуски и приемы в книгу записывает“. Но он, как увидим, широко проявлял свою деятельность: он подписывался за Матвея Виниуса на „сказках“, сам подавал „сказки“ в Приказ, приводил туда провинившихся ямщиков и делал на них „извет“ от себя лично, наконец вел весьма обширную корреспонденцию по всем почтовым дорогам от себя лично, и кажется, не только деловую, но и торговую по своим делам. Мы часто будем встречаться с его именем. С отъездом заграницу Матвея Виниуса, помощником почтмейстера становится Фадемрехт, исполнявший поручения Виниуса по заграничной переписке; во всяком случае он не был простым „писарем“, как он иногда называется[4]; он называет себя secretarius.

Осталось упомянуть только заграничных агентов Виниуса. Такими в Риге были напр. Генрих Гинц и Петр Офкин и др.[5] [377]

Из истории личного состава не лишены интереса отпуски и командировки должностных лиц. Сведений о них дошло немного.

8 декабря 1677 г. Фаддей Крыжевский подал челобитную об отпуске его из Мигновичей к Москве, для его дел, уверяя, что почте от этого никакой задержки не будет (нам выше приходилось говорить об упадке Виленской почты в это время). Отпуск был дан, но велено было заменить Крыжевского кем-нибудь другим, „чтоб почта не стояла“, В Москве с Крыжевским случилась неприятность. Из Посольского приказа, куда он явился, он был отослан в апреле 1678 г. в Приказ княжества Смоленского, по требованию последнего; Смоленский приказ намеревался привлечь его к обычной военной службе. Крыжевский в январе 1679 г. подал челобитную о прикомандировании его снова к почтовому делу. Сделали запрос Виниусу, насколько Крыжевский пригоден для почтового дела. Андрей Виниус ответил, что ротмистр Крыжевский больше 8 лет работал по почтовому делу беспорочно; если и бывали неаккуратности в ходе почт, то в этом виноват не он, а зарубежные почтари, наши ямщики и плохое состояние дорог. Велено было приставить снова Крыжевского к почтовому делу, а шляхтича Николая Озерова, который в это время заменял Крыжевского в Мигновичах, отставить от почты[6]. Этим дело не кончилось; понадобилась вторая челобитная Крыжевского (апрель 1679 г.) и только тогда состоялась резолюция о посылке грамоты в Смоленский приказ для освобождения Крыжевского от службы (17 апр.). [378]

В ноябре 1680 г. Крыжевскому удалось получить еще раз отпуск в Москву для „нужных его делишек в приказах“[7].

Денис Гоутевал возбуждал ходатайства о командировке в Москву из Архангельска неоднократно.

Никифор Агафонов был командирован в 1698 году в Ригу с грамотой от псковского воеводы к тамошнему генерал-губернатору[8].

В марте 1699 года командировка понадобилась самому почтмейстеру „для совершеннейшего изучения латинского и немецкого языков и других наук“ в город Берлин. Матвей Виниус получил заведование Архангелогородскою почтою 18 окт. 1693 г., а Виленскою и Рижскою — 8 июля 1695 г., но, очевидно, был еще очень молод, и числился почтмейстером только по имени; поэтому отец его, в сущности до самой отставки никогда не покидавший почтового дела, мог без особого ущерба расстаться с сыном на время. Если в феврале 1701 г., когда Матвей Виниус вернулся из командировки, и замечался в почте „непорядок“[9], то во всяком случае непорядок этот не был результатом его отсутствия; о причинах расстройства Рижской почты в это время было говорено выше. А Матвей Виниус, который 8 июля 1695 г. „за службу“ отца своего получил заведование почтами, 17 марта 1701 г. за вину отца лишен был этого заведования: „взята оная от вас не за ино что, только что оная у вас была ни в какую пользу государству, но только вам, ибо сколь крат я говорил тебе (т. е. Андрею Виниусу) о корреспонденции в иные [379]места, но те мои слова тщетны“ (письмо Петра В. от 16 апр. 1701 г.). Архангелогородская почта была оставлена в управлении Матвея Виниуса и была в его руках еще некоторое время; но деятельность её с апреля 1701 г. в наших документах не сохранилась.

От личного состава Рижской и Виленской почт переходим к технике самого дела. Рассмотрим факты, свидетельствующие о тех или иных переменах в ней, происшедших за время управления Виниусов.

Прежде всего следует отметить то обстоятельство, что правительство твердо держалось раз принятого порядка в пересылке казенной корреспонденции. В августе 1676 года окольничий и воевода кн. Ив. Борис. Троекуров писал царю изо Пскова, что псковский воевода Петр Шереметев отказывается давать подводы его гонцам; то же писал „товарищ“ Троекурова, кн. Федор Шаховской, из Великих Лук. Из Москвы ответили, что отписки можно присылать через установленную почту, а для самых нужных дел и вестей можно требовать у псковского воеводы денег на уплату нарочным гонцам, о чём псковскому воеводе было сообщено. „А без самых нужных и скорых дел нарочных гонцов к нам, в. г-рю не присылать, и прогонных денег не терять[10]. Нечто похожее произошло в 1696 году. Псковский воевода Ив. Степ. Салтыков написал в отписке по одному делу, что он посылает эту отписку через уставленную почту, а затем, очевидно, передумал и послал её в Москву с Пусторжевцем Чихачовым, ехавшим в Москву по своему делу. Неизвестно, заплатил ли воевода Чихачову или нет; но когда Чихачов представил эту [380]отписку в Разряд, там очень были недовольны и воеводе был послан запрос по этому поводу, а Пусторжевец был задержан в Москве до выяснения дела[11].

4 июля 1683 года был поднят вопрос о дне отправления почты из Москвы. Андрей Виниус подал в посольский приказ челобитную, в которой заявляет следующее. По установленному обычаю, Рижская почта отправляется из Москвы по вторникам; но вследствие медленности почтовой гоньбы, эта почта приходит на шведскую границу, в Новгородок, так поздно, что заграничным почтарям приходится ждать её по 2—3 дня, как свидетельствует заграничный почтовый агент Аврам Петерсон. Это запаздывание влечет за собою другое: в Москву почта приходит с запозданием на 3—4 дня. Виниус просил разрешения отправлять почту вместо вторника в понедельник. Кн. В. В. Голицын приказал: почту отпускать в понедельник, а в города, находящиеся на дороге, послать к воеводам грамоты, чтобы ямщикам было сделано напоминание о необходимости быстрой и беспрерывной (и днем и ночью) езды под угрозою жестокого наказания за опаздывание.

Поднят был вопрос относительно печатей на сумах, по следующему поводу.

14 мая 1684 года опять поднялось дело о медленности Рижской почты. Андрей Виниус заявил, что почта из Пскова приходит в Москву в 9-й день, а из Новгорода — в 7-й, т. е. запаздывает на несколько дней; рижские почтари также запаздывают во Псков. Поэтому Виниус просил послать указ, чтобы ямщики гоняли по часовым росписям; кроме того, он просил еще: печатать почтовые сумы в Новгороде, в Приказной палате, чтобы печать на сумах всегда была [381]одинаковая, чтоб из сум не пропадали дела, отписки и посольские письма, что возможно при разнообразии печатей. В Москве сумы печатались „государевою обыкновенною печатью“. Некоторые подробности о печатях приведены нами в истории Архангелогородской почты. Просьба Виниуса была исполнена[12].

В следующем году состоялось постановление о заблаговременном заготовлении почты на ямах. Виниус просил, чтобы во Пскове и Новгороде всякие отписки заготовлялись подьячими заранее, чтобы, не задерживая обычной почты, сразу по её получении, могли вкладывать свою корреспонденцию в сумы. Просьба его была исполнена[13].

Был случай передачи почты для доставки постороннему лицу. Это было нарушением давнего правила, что почтарь по нужде может передать суму другому, но не иначе, как приведя новое лицо к присяге. Неоднократно самым решительным образом запрещалось ямщикам посылать „наемщиков и малых ребят“. В 1693 году произошел такой случай.

Ямщик Московской Рогожской слободы Яков Яковлев был нанят ямщиками этой слободы для почтовой гоньбы от Москвы до Можайска с 1 сент. 1692 г. по 1 сент. 1693 г. 3 августа 1693 г. он принял на почтовом дворе у Андрея Виниуса почтовые письма и расписался у Гаврилы Петрова. С этими письмами он поехал в Можайск, но не доехал 65 верст (проехал село Перхушково), как у него лошадь наколола заднюю левую ногу и не могла идти далее. Пришлось оставить ее в Перхушкове. Тогда Яковлев отдал почту смоленскому рейтару Андрею Лукьян. Гариничу, прося его доставить почту в Можайск, и за это предложил ему плату — 8 денег. Рейтар пришел [382]в Можайск 5 августа. Приказчик можайского яму Семен Насонов да ямщик Никита Иванов Хрях привели его к воеводе. На допросе у воеводы рейтар отвечал, что суму взял у ямщика Яковлева, а прежде никогда ни у кого писем не брал и не носил. Рейтар был арестован, а в Москву была послана отписка о случившемся. Ямщик был призван в Ямской приказ и допрошен. Он рассказал, как было дело и прибавил, что прежде никогда и никому почты не передавал. Его били кнутом нещадно; старосту и поручителей его били батогами. Рейтара велено было из-под ареста немедленно освободить[14].

В рассматриваемую эпоху также пришлось решать вопрос: всякие ли посылки можно посылать по почте? Вопрос был поднят по поводу беспорядков, которые грозили возникнуть между новгородскими почтарями.

В мае 1688 года переводчик Илья Гитнер сообщил из Новгорода Виниусу, что среди местных ямщиков затевается что-то недоброе. Ямской приказчик Федор Андреев Шишкин, неизвестно чем недовольный, стал настраивать ямщиков против почты. Он советовал ямщикам бить челом государю, что им, кроме почтовых сум, приходится перевозить на почтовых подводах всякие тяжести: большие бочки с рыбою, уксусом, целые возы мерзлой рыбы. Те ямщики, которые отказывались прикладывать руки к челобитной, подвергались с его стороны преследованию: он их бил батогами, штрафовал, угрожал бить кнутом. Далее, он требовал от почтарей, чтобы они, кроме сум, ничего не принимали и, чтобы проверить, исполняют ли ямщики его приказ, он требовал, чтобы они всегда, и ночью и днем, являлись с почтою перед отъездом к нему. [383]

Сообщение Гитнера было Виниусом немедленно доведено до сведения Посольского приказа, причем почтмейстер счел нужным сам дать объяснения. Он уверял, что тяжелых кладей никогда почтарям возить не приходится. Бывает, что зимою в санях им приходится везти пуд или два рыбы и уксусу, не больше[15]; обычная же кладь, кроме сум, состоит из лимонов, апельсинов, лекарств и ренского вина для потребностей царского двора.

Распоряжение по этому делу состоялось следующее: ямскому приказчику почтарей не ведать; легкие посылки — лимоны, апельсины и пр. возить, по-прежнему, с почтовыми сумками; лекарства же и вино, для особой аккуратности, посылать каждый раз с особыми нарочными посыльщиками, запечатав в Приказной избе Новгородскою печатью и тщательно увязав на возу (2 июня 1688 г.)[16]

Имеет отношение к этому вопросу также дело, возникшее в 1692 году. В Новгородской Приказной палате 9 марта, при разборе почты, оказалось в ней 91 соболий хвост, обернутые в бумагу и запечатанные красным сургучом. Таможенной печати на этой посылке не было. 16 марта опять — найдено было в таком же виде 10 пар соболей на лапах; приложены были к обертке печати немецкие и написан был адрес, также по-немецки, а таможенных печатей не было. Воевода велел эти посылки задержать в Приказной палате до царского указу и дал знать о них в Новгородский приказ. Велено было эти посылки вручить под расписку по подлинному свидетельству тому, кто [384]предъявит на них Московскую таможенную выпись и сообщит потом в Посольский приказ о выдаче. Эта посылка причислена была, по-видимому, к числу „легких посылок“, против пересылки которых по почте правительство ничего не имело, требуя только уплаты пошлин[17].

С большим трудом согласившись на восстановление Виленской почты, Андрей Виниус посягнул на давнее, очень важное, правило, гласившее, что почта должна отходить даже в том случае, когда писем нет. Он выговорил себе право не посылать почты в том случае, если ни казенных, ни частных писем не будет[18].

Обращено было внимание на форменную одежду почтарей. Уже в 1672 г. нужны были и заказывались для них новые кафтаны. Новый почтмейстер немедленно поднял вопрос об обновлении костюмов почтарей: 20 декабря 1675 года были заказаны новые сермяжные белые кафтаны. В 1681 году снова пришлось заказывать их: очевидно, кафтанов хватало приблизительно на 4 года. На каждый кафтан полагалось 4½ арш. гамбургского сукна, за приклад и работу — 10 алт., а на все орлы — 2 арш. красного гамбургского сукна[19]. 20-го же декабря 1675 года для отправления заграницу грамот велено было изготовить 5 ящиков из белого железа[20]. Форменная одежда почтарей внушала населению почтительное отношение к ним и почтари ею очень [385]дорожили: в 1680 году, когда у почтарей обеих почтовых дорог кафтаны износились, они били челом о даче им новых, „чтоб нигде ямщиков всякие люди, которые учнут с ними встречаться, не изобижали“… без кафтанов им ездить нельзя, потому что „всякие люди на встречах их задерживают, и бьют, и называют пролыгальщиками“[21].

В беседе о почтах эпохи Марселисов мы высказали сожаление, что не сохранилось хорошего экземпляра записи прихода и отхода почт или так наз. „записного столбца“ (иначе — подорожной). От рассматриваемой эпохи дошел до нас один хорошо сохранившийся экземпляр „записного столбца“ 1701 г. Хотя на этот раз почта была лишь с казенными письмами, и представлена не на почтовый двор, а в Разряд, но весь путь её от Пскова до Москвы представлен в целом виде и потому интересно с этим документом познакомиться. Приводим его здесь целиком:

„1701 г. генваря против 17 числа, в 8 часу ночи отпущена почта к в. г-рю к Москве в Розряд с вестовыми отписками изо Пскова от боярина и воеводы и военного кавалера Малтиского свидетельствованного Бориса Петр. Шереметева — наскоро и погнал изо Пскова к Загорскому яму ямщик Лашка Филипов того ж часа.

Генваря в 17 д., на первом часу дни пригнал Псковской почтарь на Загорской ям Лашко Филипов, а с собой привез письма в оберте, запечатаны красным сургучем и принял те письма Загорской почтарь Евтишка Семенов, и погнал на том же часу ко Мшаги.

Генваря против 17 числа, после полунощи пригнал Загорской почтарь на Пшаской ям Евтишка Семенов, [386]а привез с собою почтовые письма в оберте запечатаны, принял те письма Пшаской почтарь Сенька Федоров и погнал к Новгороду того же часу.

Генваря в 18 д., в 3 часу дни пригнал в В. Новгород Пшаского яму почтарь Сенька Федоров привез письма запечатаны в оберте, и с теми письмами того часу из В. Новагорода погнал до Бронницкого яму Запольской слободы ямщик Крисашко Васильев, запечатаны в оберте письма Новгородскою почтовою печатью.

Генваря против 19 числа, во 2 часу ночи пригнал Новгородской почтарь на Бронницкой ям Крисашко Васильев, привез с собою в обертке письма, запечатаны красным сургучем, в целости, принял те письма Бронницкой почтарь Коземка Самуилов и погнал на Крестецкой ям того ж часу.

Генваря в 19 день, за 2 часа дня пригнал Бронницкого яму почтарь на Крестецкой ям Коземка Самуилов, привез с собою в оберте письма за Новгородскою печатью, и те письма принял Крестецкого яму почты Сидорко Васильев и погнал того ж часу на Зимнегорской ям.

Генваря в 19 д., в 6 часу дни, Крестецкого яму почтарь Сидорко Васильев пригнал на Зимнегорской ям привез почтовые письма в обертке, запечатаны красным сургучем; на Зимнегорском яму принял те письма почтарь Мишка Степанов и погнал на Вышневолоцкой ям того ж часу.

Генваря в 20, в первом часу дни, пригнал почтарь Зимнегорского яму Мишка Остафьев (sic!) на Вышневолоцкой ям, привез почтовые письма в оберте, запечатаны красным сургучем, принял почтарь на Вышневолоцком яму Офонка Прокофьев и погнал на Торской ям в том же часу.

Генваря против 21 числа пригнал почта от Вышняволоцкого яму вместо ямщика Офонки Прокофьева [387]Тверской ямщик[22] Игнашка Люзнин, привез почтовые Псковские боярина и воеводы Бор. Петр. Шереметева отписки, запечатано красною почтовою печатью, в 11 часу ночи, и принял те почтовые письма Тверской ямщик Левка Паршин и погнал к Москве в том же часу.

1701 г. генваря в 23 д. привез в Разряд почту изо Пскова Тверской ямщик Левка Кузьмин сын Парфеньев (sic) и отдал в Розряде дьяку Федору Замятнину в 23 день в отдачу часов ночных“[23].

Учреждения новых почтовых станций в рассматриваемый период не последовало. Подобно ходатайству Марселисов об учреждении почтового стана в с. Великом (между Можайском и Вязьмою), Виниусы также возбуждали ходатайство об учреждении перемены почты в Клину; но, по-видимому, их желания не были исполнены. Последнее ходатайство (о клинском яме) было возбуждено 7 января 1685 г. Андрей Виниус доложил кн. В. В. Голицыну, что почтовые сообщения терпят большое неудобство от уничтожения клинского яма. Ямщикам приходится делать расстояние от Москвы до Твери (180 верст) без перемены. Почта, отпущенная из Москвы, приходит в Тверь на 3-й или на 4-й день, и, взяв почту из Твери, ямщик насилу поспевает к новому отпуску почты из Москвы. Поэтому Виниус просил, чтобы в Клину выбрать одного из посадских людей с лошадью, дать ему прогоны, и тогда почтовая гоньба значительно станет легче. В этой же челобитной Виниус просил о заблаговременном заготовлении почты во Пскове и в Новгороде (см. выше). В. В. Голицын приказал, [388]чтобы в Клину стояли для почтовой гоньбы тверские ямщики поочередно, а для записи почт предложить клинскому воеводе иметь особого дьячка[24]. Но выше, в записном столбце 1701 г., мы видели, что в Клине перемены почты не произошло. Зато Иверскому монастырю удалось выхлопотать себе право подачи своей корреспонденции на месте. 25 января 1692 года наместник Иверского Богородичного монастыря иером. Лаврентий с братиею били челом государю о нижеследующем. Почта из Москвы в Новгород и обратно проходит мимо Иверского монастыря, через монастырскую вотчину, село Валдай. Перемена почты происходит близко, на Зимнегорском яму; но ямщики не принимают монастырских писем, вследствие чего монастырю приходится посылать свою почту с особыми посыльщиками к своим строителям и стряпчим в Москву и Новгород, что вызывает большие издержки. Наместник монастыря просит разрешить ямщикам принимать монастырскую почту в особом мешочке за монастырскою печатью и на яму, и в монастыре, и на его подворьях. Разрешение было дано[25].

Список почтовых станов по обоим дорогам представляется в следующем виде:

а) по Новгородской дороге (Рижская почта).

1) Москва — 180 верст — Тверь.

2) Тверь — 130 верст — Вышний-Волочок (иногда упоминается перемена почты в Торжке).

3) Вышний-Волочок — 35 верст — Хотелово.

4) Хотелово — 105 верст — Крестцы (по дороге упоминаются иногда Едрово, Валдай, Яжелбицы). [389]

5) Крестцы — 35 верст — Заечево.

6) Заечево — 30 верст — Бронницы.

7) Бронницы — Новгород, летним путем 30 верст, зимним путем — 20 верст.

b) по Псковской дороге (Рижская почта).

1) Новгород — 50 верст — Мшага

2) Мшага — 75 верст — Загорье.

3) Загорье — 30 верст — Псков[26].

c) по Смоленской дороге (Виленская почта).

1) Москва — 90 верст — Можайск.

2) Можайск — 90 верст — Вязьма.

3) Вязьма — 70 верст — Дорогобуж.

4) Дорогобуж —          — Смоленск.

5) Смоленск —          — Мигновичи[27].

Разрозненные и дефектные записи Рижской и Виленской почт за 1699—1701 г.г. дают нам всё-таки небезынтересные сведения также о внутреннем почтовом обращении.

Хождение почты, в общем, несмотря на все старания Виниусов, неаккуратное, было приблизительно еженедельное[28]. [390]

Что по этой почте отсылалось заграницу и получалось оттуда, было предметом нашей беседы раньше. Теперь укажем, какие внутренние города упоминаются в записях, как места отсылки и присылки корреспонденции. При этом надо иметь в виду, что при перечислении частных писем редко называется город; приходится довольствоваться такими указаниями при записях казенных писем. Эти записи дают нам следующее.

Наибольшее количество корреспонденции за вышеуказанное время приходится, как и следовало ожидать, на Новгород и Псков. Далее идут: Торжок, Тверь, Старица, Старая Руса, Олонец, Клин, Ржева-Пустая и Дмитров, село Валдай и волости Осеченская и Сомерская.

Из правительственных учреждений по числу отосланных и полученных пакетов первое место занимает Новгородский приказ; далее идут — Преображенское, Разряд, Посольский приказ, Дворец, Ратуша, Адмиралтейский приказ, Малороссийский приказ, Большая Казна, Приказ Каменных дел, Конюшенный приказ, Печатный приказ, Оружейная палата, Приказ провиантских дел, Житный двор, Иноземский приказ, Казанский приказ, Стрелецкий приказ, Корабельная палата и Семеновское; кроме того — грамота из Преображенского Новгородскому митрополиту и от патриарха — Псковскому владыке.

Почти за целый 1700 год сохранились, хотя разбитые, разрозненные и попорченные во многих местах записи Виленской почты. Но об отсылке внутренней корреспонденции здесь весьма мало сведений, да [391]и те в самом начале (январь — март). Упоминается 9 пакетов Преображенского приказа, 5 — Посольского и 1 — Поместного; из городов упоминаются — Смоленск (15 пакетов), Можайск, Вязьма и Торжок — по 1. По этой почте много интересных сведений о заграничной корреспонденции; о ней приходилось говорить выше. Всех приемов было 44 (может быть есть дефект?), отпусков из Москвы — 49. Отпуски нумерованы аккуратно; среди приемов не хватает № 40 и нет, по-видимому, окончания. Почты из Вильны не занумерованы.

О внешнем виде почтовых записных книг поговорим в главе об Архангелогородской почте, где эти книги сохранились очень хорошо и за целые 3 года.

Сделаем теперь некоторые общие выводы, к которым приводит нас изучение истории Рижской и Виленской почт в эпоху Виниусов.

Правительство Московское было весьма заинтересовано существованием и правильным развитием этих почт. Всё более и более развивающиеся дипломатические сношения требовали частых и аккуратных посылок грамот, писем и т. п. Поэтому всякий ущерб, который эти сношения претерпевают, правительство всеми мерами старается устранить: противится закрытию явно невыгодной для предпринимателя почты, преследует всех лиц, мешающих правильности сношений, не задумывается по всякому, более или менее серьезному поводу, вступать в пререкания даже с правительствами соседних стран. Этою чуткостью правительства предприниматели пользуются и втягивают его иногда в свои личные дрязги.

Предприниматели ведут дело коммерческим способом. Они мало заботятся о расширении сношений, об усовершенствовании приемов заграничной пересылки, даже об интересах своих клиентов. Заводя с [392]почтмейстерами других стран ссоры, они причиняют вред клиентам, не замечая, что этим губят свое предприятие. Их „протори и убытки“ — их больное место. Они не прочь вовсе прервать сношения по тому пути, где получается убыток от недостаточности почтовой пересылки, а вовсе не стараются создавать такие условия, при которых ничтожная переписка превратилась бы в оживленную. Улучшение дела, требующее расходов, их пугает. При таких условиях дело, конечно, не могло совершенствоваться.

Клиенты почты очень в ней нуждались. Даже и для этой эпохи нельзя считать безосновательным мнение Посошкова, что почта — это дыра в Европу, сквозь которую иностранцы ясно видят наши дела и получают возможность пользоваться всяким удобным случаем для того, чтобы получать выгоды от торговли. Но вместе с тем — несовершенство почтовых сношений, отсутствие надлежащих гарантий тайны почтовой переписки, корыстолюбие предпринимателей — всё это очень отпугивало клиентов. Они вмешиваются в распри почтмейстеров и в свою очередь обращаются к правительству, потому что всякие осложнения в почтовом деле причиняют им большие убытки, замедляя или прерывая их сношения.

Мы видели во введении, как европейские предприниматели, вроде Турна и Таксиса, дискредитировали себя в глазах общества и в конце концов правительства решились подчинить почтовое дело своему контролю. То же предстояло теперь в России. По словам Адама Смита, почта — единственное коммерческое предприятие, которое при всяком образе правления может с успехом управляться правительством. 36 лет опыта частной эксплуатации почты в России дали в этом отношении совершенно определенные результаты. Предприятие не могло с успехом служить делу культуры и государственности, ибо коммерческие [393]основания его давали ход эксплуатации и правительства, и общества. С 1701 г. дело изменилось, хотя и не с тою резкостью, с какою следовало.

Но не будем до конца беспощадными в своей критике почтового дела в руках Виниусов. Не забудем, что они (особенно Андрей Андреевич) были люди не заурядные, а толковые и энергичные. Организовать почтовое дело в России было необыкновенно трудно, доказательств чего мы видели достаточно; и всё-таки А. А. Виниус, несмотря на массу дел, которые лежали на нём, не имел соперников в почтовом деле: Марселисы без всякой борьбы отказались от этого хлопотливого дела, других охотников ни разу не появлялось за все 25 лет. Открывая коммерческую Архангелогородскую почту, правительство не смогло обойтись без Виниусов. Вот этот-то недостаток практических дельцов, без которых такое дело, как почта, да еще в такой стране, как Россия, должно было погибнуть — вот это и заставляет нас высоко ценить заслугу Виниуса. Когда мы будем говорить о правительственных почтах, возникших в эту эпоху, то мы увидим, что все они устраиваются по образцу почты Виниусов (иногда об этом прямо заявляется в указах). Стало быть, А. А. Виниусу мы обязаны, по крайней мере, тем, что он сохранил в целости начатое великое культурное дело. Взгляд на историю Архангелогородской и Сибирской почт, в истории которых этот делец сыграл также видную роль, еще более убедит нас в том, что начатое дело укрепилось, пустило корни в народной жизни и обладало уже задатками прочности существования. Этим почтовое дело обязано, повторяем, А. А. Виниусу.


___________________

  1. ↑ См. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, passim.
  2. ↑ См. т. II, стр. 101, 117, 143, 144. Белокуров, стр. 52—53.
  3. ↑ В авг. 1700 г. Виниус отмечает в книге своих черновиков: „подьячему Смоленскому, чтоб прислал списки с отписей Зубовского, в которых числех на рубеже почты отданы или подлинные и держал бы у себя записку в тетратех подлинную приему и отпускам“ (М. Архив М. Ин. Дел, Почт. Дела, карт. 6, л. 277).
  4. ↑ Т. II, стр. 464, а также Моск. Архив Мин. Ин. Дел, Почтовые Дела, карт. 6, л. 86 об. Впоследствии он играл выдающуюся роль в Московском почтовом управлении.
  5. ↑ В книге чернов. писем читаем: „с сею почтою послано в Ригу 200 ефимков под печатью Матф. Поппа да дикой лошади… 40 горностай… 4 песца всему цена 20 ефимков к Рейеру да Гинцу и Офкину в подарок мешечик чаю да бадяну да Мемельских въ подарок мешечик чаю ж да бадяну“ (М. А. М. И. Д., Почт. Д., карт. 6, л. 112 об.)
  6. ↑ Т. II, стр. 51.
  7. ↑ Ibidem, № 37. Дальнейших сведений о Крыжевском почти нет. Известно только, что на почтовой службе он был до 1690 года, а после того жил в Москве и имел чин майора.
  8. ↑ См. выше, стр. 319—320. Там же — о его невежливом поведении в Риге по отношению к губернатору.
  9. ↑ См. переписку Мих. Лопухина с его сыном в Сборн. Общ. Люб. древ. письм. по опис. Лопарева, т. II, № LXIV.
  10. ↑ Моск. Архив Мин. Юст., Белгор. стола Разряд. столбцы, № 820, л. 599—621.
  11. ↑ Ibidem, № 1420, л. 514—523.
  12. ↑ П. С. 3., т. II, № 1082, см. также у нас, т. II, стр. 91—93.
  13. ↑ Ibidem, стр. 90.
  14. ↑ Т. II, № 90.
  15. ↑ В книге черновиков писем Виниусов (Моск. Архив М. Ин. Д., Почтовые дела, карт. 6) есть черновик письма некоему Ивану Семеновичу (от 15 нояб. 1695 г.), в котором А. А. Виниус просит прислать ему кадочку щук и судаков, 10 вед. уксусу да небольшой бочонок сигов.
  16. ↑ Т. II, № 74.
  17. ↑ Посылались ли почтою люди? Выражаясь яснее: были ли случаи проезда людей на почтовых лошадях? О том периоде, который мы изучаем, на этот счет сведений мы не нашли; но есть указ 9 марта 1703 года, в котором говорится, что „послан наскоро чрез почту Ямского приказу подьячий Ив. Колесов“, чтобы заготовить по 100 подвод на ямах от Москвы до Новгорода для „государева шествия“.
  18. ↑ Т. II, стр. 100.
  19. ↑ Т. II, № 39.
  20. ↑ Памятник законов Империи Российской, часть I, Спб., 1825. Стр. XXXVI.
  21. ↑ Т. II, стр. 54.
  22. ↑ Приняв их, вероятно, в Торжке („Торской ям“).
  23. ↑ Моск. Архив М. Юст., Новгор. стола Разрядные столбцы, № 250, л. 486—491. Сохранились еще 2 расписки в приеме почт тверскими ямщиками, того же года, см. ibidem, № 250, л. 3 и 489.
  24. ↑ Т. II, № 58.
  25. ↑ Т. II, № 82.
  26. ↑ Цифровые данные заимствованы нами из Почт. Дел Моск. Архива М. Ин. Дел, карт. 11. С показаниями ямщиков они часто не сходятся.
  27. ↑ См. т. II, в раз. местах; относительно расстояния Дорогобуж—Смоленск сказано, что сколько между ними верст — „того в поверстной книге не значится“. Интересно, что на расстоянии Москва—Смоленск было около 533 мостов (Кр. очерк развития вод. и сух. сообщений, стр. 86).
  28. ↑ Н. И. Соколов, ссылаясь на указ 29 янв. 1700 г., утверждает, что с этого времени вся заграничная корреспонденция направлялась через Польшу, вследствие злоупотреблений известного Грена (С.-Петербургская почта при Петре В., стр. 9). Но из почтовых записных книг видно, что из Риги почта пришла, напр., 27 июля 1700 г., а в Ригу отослана — 10 августа. Что же касается дальнейшего функционирования этой почты, то, разумеется, не какой-нибудь Грен, а начавшаяся война со Швецией повели к перерыву заграничных сношений по этому пути. Заявление г. Соколова правильно только по отношению к Кенигсбергской почте.
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Kozlovsky_pervye_pochty_t1_1913/Глава_5/VI&oldid=5191915