В тот же период времени, с 8-го по 12 июня, когда капитан Новиков трудился над заграждением среднего Дуная, великий князь главнокомандующий, так сказать, исчез из Плоештов. Отъезд его высочества в сопровождении только трёх лиц — великого князя Николая Николаевича Младшего, начальника штаба и его помощника, генерала Левицкого — совершился 9-го числа так скрытно и неожиданно, что в первое время никто и не подозревал об отсутствии главнокомандующего. Думали, что его высочество не совсем здоров и потому не показывается из своей комнаты, а когда отсутствие это было наконец замечено, то решительно никто в главной квартире не знал куда, когда и зачем поехал великий князь. Между тем его высочество употребил это время на личную рекогносцировку Дуная от Зимницы до Турну. Ещё до открытия кампании, соображая стратегические планы движения за Дунай, главнокомандующий наметил Зимницу — Систово, как самый желательный, т. е. наиболее выгодный в военном отношении пункт переправы. Но предварительные рекогносцировки зимницких окрестностей, глубоко затопленных разливом, заставили отказаться от мысли о переправе в этом месте. Тогда поневоле пришлось остановиться на Никополе[1], сообразно чему и были своевременно сделаны все необходимые распоряжения о передвижениях войск и материалов в данном направлении[2]. Но личная рекогносцировка убедила Великого Князя в весьма значительных трудностях и опасностях, с какими неизбежно будет сопряжена никопольская переправа: достаточно сказать, что в начале мая, когда прибыли на побережье наши передовые войска, у Никополя существовали только два отдельные укрепления, а к началу июня их выросло у нас на глазах и под нашим огнём уже тринадцать! По осмотре зимницких окрестностей, Великий Князь удостоверился, что уровень воды уже понизился, хотя и не до желательной степени, но всё же настолько, что переправа могла бы тут состояться, и потому остановил окончательный свой выбор на этом пункте. Турки, кажется, и не подозревали, что русский Главнокомандующий сам осматривает берега́; — по крайней мере, так можно думать потому, что они ни разу не открывали огня по небольшой группе лиц, сопровождавших Его Высочество при этих осмотрах. Впрочем, были приняты меры, чтобы противник никоим образом, ни прямым, ни кружным (телеграфным) путём не мог узнать об этой рекогносцировке и на основании её вывести свои заключения о пункте готовящейся переправы; с этою целью всякое сообщение между берегами было окончательно прервано и посты наши зорко наблюдали, чтобы нигде не могло появиться каких-либо дневных и ночных сигналов, а особые посты, выставленные по всем румынским дорогам, ведущим к побережью, обязаны были не пропускать никого из частных людей ни в ту, ни в другую сторону.
Сообразно своему окончательному выбору, Великий Князь сделал все надлежащие распоряжения о передвижениях и сосредоточении войск, таким образом, чтобы до самой последней минуты никто и нигде не мог догадаться о действительном пункте переправы[3].Но кроме этих распоряжений, надо было заблаговременно позаботиться о заготовке материалов, потребных для устройства моста на среднем Дунае. С этою целью, как известно уже, были построены в Галаце понтоны, а в Слатине — плоты и все прочие принадлежности. Понтоны из Галаца в Слатину пришлось перевозить по железной дороге и, по доставке на место, все мостовые принадлежности были спущены в Алуту. Для человека, не знакомого с местною гидрографиею, естественно может представиться вопрос: почему же непременно в Алуту, а не в какую-либо другую реку, ниже Никополя, что избавило бы нас от необходимости проводить плоты и понтоны мимо никопольских укреплений? — Но в том-то и дело, что между Арджисом и Алутою нет в Румынии ни одной сплавной реки; заготовка же мостовых принадлежностей на Арджисе потребовала бы поднятия их буксиром вверх до Систова, мимо Рущука, укрепления которого значительно сильнее никопольских; стало быть, в последнем случае, кроме большей опасности от неприятельских выстрелов, потребовалось бы и несравненно более времени на самую операцию провода. Но кроме всех помянутых принадлежностей, заготовленных на месте, в распоряжении Главнокомандующего находились четыре понтонные парка, вошедшие в состав действующей армии, ещё при её первоначальной мобилизации. Они были двинуты из России по железной дороге, с тем, чтобы по доставке на станцию Баняса (между Бухарестом и Журжевым), отправиться далее до деревни Бею (на реке Веде) уже обыкновенным походным порядком. Но, благодаря обычной неисправности румынской железной дороги, понтонные парки запоздали против назначенных им маршрутов на трое суток, так что из-за этого обстоятельства пришлось остановить на такое же количество времени и всё движение главных сил действующей армии, которые, по экстренному распоряжению Главнокомандующего, и были задержаны на линии реки Веде, около Руше-де-Веде, Александрии и Бею. Но эта невольная задержка заключала в себе и некоторые небезвыгодные для нас обстоятельства: во-первых, вода в Дунае за трое суток сбыла ещё на несколько футов, а во-вторых, самое расположение главных сил армии в трёх названных пунктах давало Главнокомандующему полную возможность двинуть эти войска с одинаковыми удобствами и скоростью к Турну, Зимнице или Журжеву, смотря по обстоятельствам, и таким образом турки, несмотря на все свои сведения, всё-таки оставались в полной неизвестности насчёт избранного пункта переправы и поневоле должны были растягивать и дробить свои силы на всём пространстве от Туртукая до Никополя. Это напряжённое ожидание требовало с их стороны особенной бдительности, и действительно, в течение целого месяца они очень усердно и зорко наблюдали за всеми движениями наших прибрежных войск, открывая огонь почти по всякому береговому разъезду, по всякой отплывавшей лодке. Но такое чрезмерное напряжение, в конце концов, очень утомило сторожевые силы противника, так что пред наступлением решительной минуты внимание его уже было в значительной мере притуплено. Как оказалось потом, между турками даже укоренилось убеждение, что мы едва ли отважимся на риск большой переправы. Всё это, в известной степени, облегчило нам её подготовку. Надо было только как можно долее держать противника в полном неведении, сбивать его с толку, и с этою целью 12 июня, согласно распоряжению Великого Князя, была начата усиленная бомбардировка Рущука, где, впрочем, и на этот раз турки первые завязали с нами артиллерийскую перестрелку. Трудно, конечно, судить о действительных результатах нашей стрельбы, но судя по тому, что в городе вспыхнуло несколько пожаров и что на некоторых турецких батареях прекращалась стрельба на довольно значительное время, а две из них даже и вовсе умолкли, можно думать, что наш огонь был весьма действителен. С нашей стороны было сделано предварение рущукского коменданта об имеющей начаться усиленной бомбардировке, для того чтобы дать жителям время убраться из города заблаговременно[4]. Турки, с своей стороны, за двое суток (12-го и 13-го числа) выпустили массу снарядов, как из Рущука, так и из Туртукая, и успели нанести значительный вред строениям в Журжеве и Ольтенице, которые, впрочем, давно уже были оставлены жителями; но наши войска в первый день не понесли ровно никакой потери, а 13 июня был ранен пулею в шею находившийся в Ольтенице генерал-майор Эрнрот, командующий 11-ю пехотною дивизиею.
13 июня главная квартира Великого Князя, двинутая за несколько дней до сего частью в Александрию, частью в Слатину, перешла в село Драчу (на реке Кацмалуй), куда на следующий день была переведена и Императорская квартира.
Драча находится почти на одинаковом расстоянии, как от Турну, так и от Зимницы.
13-го же числа вечером начаты усиленные демонстративные действия артиллерии и против Никополя, где общий ход наших операций заключался последовательно в следующем:
Дабы ещё более утвердить противника в его заблуждении относительно вполне решённой переправы в сём пункте, Великий Князь приказал возводить против Никополя сильные батареи и вооружать их осадными орудиями. С этою целью на прибрежной позиции у города Турну и селения Магурелли было сооружено восемь осадных батарей, вооружение коих происходило тотчас же по прибытии транспортов осадной артиллерии из города Слатины, так что подвоз на батареи всего имущества производился на тех же волах, которые доставляли транспорты к Турну.
Батарея № 1-й, на три 6,03 дюйм. пушки, вооружалась её командиром, штабс-капитаном Потёмкиным, в ночь с 9-го на 10 июня. Батарея № 2-й, на то же количество пушек такого же калибра, вооружена в ночь с 10-го на 11 июня, и в ту же ночь успели вооружить батареи № 3-й и № 4-й, а с 13-го на 14-е число и все остальные. Вооружение всех восьми батарей производилось непосредственными их командирами, под личным наблюдением помощника начальника осадной артиллерии, полковника Анчутина (№№ 1-й,3-й и 4-й), полковника Лесового (№№ 5-й и 6-й) и капитана Судравского (№№ 7-й и 8-й). Особенно заслуживает внимания вооружение батарей на правом фланге, производившееся под руководством полковника Лесового. К шести часам утра, 3-я батарея 5-й артиллерийской бригады и 1-я батарея 31-й бригады были готовы и одновременно открыли огонь по назначенным им целям. Батарея же из четырёх 24-фунтовых орудий не была ещё готова к этому времени: пушки её только что были подвезены к месту вооружения. С шести и до девяти часов утра 1-й дивизион 3-й батареи 5-й артиллерийской бригады, под личным начальством командира батареи, подполковника Ильинского, вместе с вооружающеюся 24-фунтовою батареею № 7-й, тут же расположенною, выдерживали в течение трёх часов жестокий перекрёстный огонь монитора и пяти неприятельских батарей, расположенных на командующих высотах, и производили стрельбу с твёрдостью и спокойствием. Меткость их выстрелов была замечательна, а быстрая установка 24-фунтовых орудий на летучие платформы, постепенно заменяемые настильными, и постепенное, в полном порядке, вступление в бой под сильным перекрёстным огнём, — здесь же, на месте боя, обратили на храбрых молодцов-артиллеристов внимание их товарищей и сторонних свидетелей. 11 июня, в три часа дня, монитор, стоявший на якоре у Никополя, поднял пары и направился к Фламунде.
При движении его вниз, наши батареи молчали, вследствие особо отданного по этому поводу приказания. Монитор, как оказалось впоследствии, вышел с намерением атаковать наши паровые шлюпки, оставленные при Фламунде капитаном 1-го ранга Новиковым; но огонь фламундской батареи № 1-го помешал его намерению и дал время нашим шлюпкам атаковать в упор его самого, причём он выпустил по батарее три снаряда, в то время как турецкие прибрежные батареи произвели по ней и по шлюпкам до тридцати выстрелов. Решимость мичмана Нилова и три снаряда с батареи № 1, попавшие в монитор, а также и огонь дивизиона 15-й конной батареи, заставили его уйти вверх, к Никополю. Не менее удачные выстрелы сделаны и с батареи № 2-го. У селения Магурелли монитор был встречен огнём с батарей № 3-го и № 4-го, что и вынудило его подняться значительно выше, к Корабии, но здесь попали в него ещё два снаряда, вследствие чего ему пришлось снова спуститься вниз и втянуться скрытно в устье реки Осмы. 12 июня другой монитор, шедший от Рущука, был также встречен огнём всех осадных батарей и, пройдя вверх, с значительными повреждениями, тоже втянулся в устье Осмы и стал рядом с первым. Здесь капитан Новиков, с полковником Струковым, хотели было взять их ночью на абордаж, но оказалось, что оба монитора ограждены бонами; поэтому означенные офицеры распорядились выставить на нашем берегу две мортиры, которые, должно быть, своими снарядами привели оба, уже пострадавшие монитора в окончательную негодность и таким образом довершили близ Никополя обессиление броненосной флотилии на Дунае, начатое столь счастливо в Браилове.
13 июня с батареи № 2-го было произведено по турецким прибрежным батареям 36 выстрелов, из которых 23 были вполне удачны и заставили турок увезти свои орудия.
14 июня, в шесть часов утра, неприятель открыл огонь по вооружавшимся батареям нашего правого фланга, расположенным при устье реки Ольты (она же Алута). Батареи № 5-го и 9-фунтовая полевая не замедлили ответом, да и магурельские батареи также открыли огонь по турецким укреплениям, а наша № 3-й двенадцатью своими выстрелами прогнала с позиции неприятельскую полевую батарею, которая, окопавшись на возвышенном и командующем над нами берегу, производила сильный огонь по нашим укреплениям правого фланга, с дистанции в 2,300 сажен. К трём часам пополудни неприятель однако же замолк. С фламундских укреплений в этот же раз было сделано несколько удачных выстрелов по противолежащим турецким батареям, что и вынудило их замолкнуть на целый день. Несколько бомб, пущенных неприятелем в Турну, произвели в городе небольшой пожар, вскоре потушенный усилиями местной пожарной команды[5].
Место пребывания для Государя Императора и для Себя, на 14-е и 15 июня, — Великий Князь избрал как раз позади Фламунды, на Грапавском кургане (Magura de la Grapavi), который был соединён с Зимницей военным телеграфом, дабы Его Величество безостановочно мог получать последовательные известия о ходе переправы[6].
Таким образом, благодаря искусному сосредоточению войск, демонстративным действиям фламундских и турну-мыагурельских батарей и этому пребыванию обеих главных квартир на Грапавском кургане, — никому и в голову не приходило, чтобы переправа могла быть где-либо, кроме Фламунды. Вся совокупность распоряжений видимо была направлена к этому пункту. Одного только никто не знал, а именно — движения отряда свиты Его Величества генерал-майора Драгомирова к Зимнице. Это обнаружилось лишь 15-го июня утром, когда переправа уже была совершившимся фактом.
Примечания править
- ↑ Дунай под Никополем течё в одном русле и не имеет значительных протоков и затонов.
- ↑ Передвижения эти должно было произвести по следующим маршрутам:
Часть 9-го корпуса (31-я пехотная и 9-я кавалерийская дивизии) — из Слатины к Сегарче.
12-й корпус, 5-я пехотная дивизия (9-го корпуса) и болгарское ополчение — к Салче (5-я дивизия на присоединение к своему корпусу к Сегарче). 12-я кавалерийская дивизия должна была остаться позади своего корпуса у Витанешти.
4-я стрелковая бригада, 8-й корпус и понтонные парки (последние по прибытии их к ст. Баняса по железной дороге) — к Сяке и Пятре.
Кавказская казачья дивизия — к Зимнице.
11-я пехотная дивизия на соединение с остальными частями 11-го корпуса — к Ольтенице и Журжеву.
13-й корпус — к Александрии, в виде общего резерва.
- ↑
Распоряжения эти были следующие:
1) О том, что переправа будет у Зимницы, Его Высочество объявил только командиру 8-го корпуса (генералу Радецкому), части которого должны были начать переправу. При этом, чтобы замаскировать избранный пункт даже от своих, Великий Князь приказал направить 9-ю пехотную дивизию (князя Свлтополк-Мирского) от Александрии по прежнему маршруту, к Пятре. Только 14-ю пехотную дивизию (генерала Драгомирова), с гвардейскою сводною ротою, полубатальоном пластунов, 4-ю стрелковою бригадою, 28-м донским полком, уральскою казачьею сотнею, со всею горною пешею артиллериею (две батареи, 16 орудий) и со всеми понтонными парками Главнокомандующий двинул от Бею прямо к Зимнице, с секретным предписанием начать переправу на понтонных лодках в ночь с 14-го на 15 июня.
2) Кавказской казачьей дивизии не идти на Зимницу, где присутствие её было бы бесполезно, а оставаться у Бею, впредь до приказания.
3) 12-му корпусу идти не на Салчу, а к Воеводе и Крошке, как бы для приближения к Фламунде, но в сущности, чтобы приблизить его к Зимнице. Туда же идти и болгарскому ополчению.
4) 9-му корпусу объявлено, что он пойдёт в голове на переправу у Фламунды, и поэтому должен, немедленно по прибытии в Сегарчу, перейти оттуда к Сяке, оставив в Турну лишь небольшой пехотный отряд и сменив по линии Дуная 8-ю кавалерийскую дивизию — 9-ю кавалерийскою. Придвинутый к Сяке, 9-й корпус действительно находился как бы в полной готовности переправиться у Фламунды, а вместе с тем достигалась скрытая настоящая цель: приблизить его и к Зимнице.
5) 13-му корпусу, имея в голове 35-ю пехотную дивизию, двинуться от Александрии к Пятре, т. е. к такому пункту, который одинаково приближал этот корпус как к демонстративному, так и к истинному пункту переправы.
6) Начиная с 12 июня, осадной артиллерии у Журжева ежедневно бомбардировать Рущук; а с вечера 13-го начать бомбардирование Никополя, продолжая его безостановочно, впредь до приказания.
- ↑ Вот что по этому поводу сообщал берлинской газете «Post» её константинопольский корреспондент от 5 июля (18 июня):
«Вчера прибыл из Варны пароход с бежавшими из Рущука жителями. Между ними я нашёл одного из моих старых знакомых, аптекаря Могоса, родом венгерца, который мне рассказал следующее: „Чтобы дать время жителям оставить город, русский комендант Журжева объявил коменданту Рущука, чрез парламентёра, за 24 часа, что город будет бомбардирован. Сами турки с благодарностью оценили этот справедливый и человечный поступок. О предстоящем бомбардировании было объявлено населению; но большая часть жителей осталась в городе, в той надежде, что русские бомбы не будут долетать до них. Бомбардирование, продолжавшееся в течение пяти дней со страшною силою, жестоко образумило заблуждавшихся“».
Между тем вся туркофильская печать подняла гвалт и пустилась обвинять нас в преднамеренном бомбардировании самого города Рущука, называя такой поступок жестоким и бесцельным. Но насколько справедливы были подобные обвинения — показывает следующее заявление журжевского корреспондента газеты «Times»:
«Я осмотрел сегодня (12 июля) все русские батареи в Слободзее и нашёл устройство их превосходным. Внимательный осмотр позиций в этом пункте и турецких батарей в городе Рущуке убедил меня, что повреждения, причинённые самому городу и консульствам, могли быть обычными случайностями артиллерийского огня. Самые большие турецкие орудия были расположены на батарее на крутом берегу реки, прямо против центральной части города; следовательно, всякая бомба, перелетавшая через батарею, неизбежно должна была падать в город. По той же причине нельзя обвинять и турок, что они разрушили селение Слободзею, расположенное непосредственно за русскими батареями. Турки стреляли в Журжево, по всей вероятности, из жажды мести, не замечая, что русские не могли помешать своим бомбам падать в город Рущук, когда турецкие пушки вызывали перестрелку своим огнём».
По тому же поводу рущукский корреспондент «Politische Correspondenz» пишет следующее:
«Губернатор Рущука, Ахмед-Кайссерли-паша, обратился 25 июня к иностранным консулам с нотою, в которой протестует против бомбардирования города и в особенности находящихся под защитою женевского креста госпиталей, а также консульских зданий. Но следует заметить, что как в Виддине, где госпиталь находился в средине цитадели, так и в Рущуке турки злоупотребляют „Красным Полумесяцем“. Среди самого города расположено несколько госпиталей, над которыми развевается белый флаг с красным полумесяцем, так что неприятелю, если бы он пожелал щадить все эти священные места, не оставалось бы ничего более как совершенно отказаться от всякой бомбардировки. Особенно непростительно было помещать госпиталь в конаке. Неприятель имел полное право принять вывешенный на конаке госпитальный флаг за хитрую уловку и потому мишенью своих выстрелов избрал именно это здание, в котором, впрочем, лишь две комнаты заняты были больными. Только вследствие бомбардирования решились очистить здание конака; но и теперь ещё развевается на нём госпитальный флаг».
- ↑ 15 июня открыта бомбардировка по нижнему городу, что произвело в нём несколько пожаров, продолжавшихся несколько суток. Сгорели неприятельские провиантские магазины и склады каменного угля.
В ночь с 15-го на 16-е число, когда наши понтоны, выведенные из устьев Ольты, проходили мимо Фламунды, неприятель открыл было по ним огонь, который однако вскоре прекращён вследствие чрезвычайно меткого выстрела, пущенного с нашей батареи № 2-го.
Утром 16-го числа турки с своей нижней батареи и с люнета открыли артиллерийскую пальбу по магурельским укреплениям и ружейную по болгарам, переправлявшимся на наш берег; но наш огонь удачно прикрыл бегство болгар, заставив замолчать неприятеля. Около девяти часов утра на турецкой стороне снова раздались орудийные выстрелы, направленные с верхнего бастиона по магурельским батареям; но противник успел выпустить только семь снарядов, когда наш выстрел с батареи № 3-го, на расстоянии 2,100 сажен, подбил неприятельское орудие настолько, что окончательно лишил его возможности действовать, вследствие чего оно было даже снято с вооружения.
В ночь с 16-го на 17 июня, при проходе наших понтонов, следовавших к Зимнице, неприятель в самую полночь открыл по ним сильный артиллерийский и ружейный огонь, но выстрелами с нашей стороны вынужден был прекратить пальбу к двум часам пополуночи; а вечером того же числа осадная наша батарея № 6-го зажгла баржу с каменным углём. Этою баржею турецкий монитор постоянно закрывался от наших выстрелов.
17 июня бомбардировка прекратилась, в ожидании других событий и новой артиллерийской деятельности, которая не замедлила проявиться, когда войска нашего 9-го корпуса появились под Никополем.
Лучшим результатом действий наших артиллеристов с 13-го по 17 июня против Никополя было то, что они успели привлечь на себя внимание противника, продержав его несколько дней в неизвестности и заблуждении относительно главнейшего нашего предприятия. Нижние чины осадной артиллерии, как в пути с транспортами, так и во время работы и действий на батареях вели себя истинными молодцами. Вооружение почти всех батарей производилось в ту же ночь, как только транспорт прибывал в Турну; все, до последнего человека, без отдыха, были заняты тяжкою работою по доставке и установке орудий на батареях и открыли меткий и энергический огонь, не спавши пред этим в течении нескольких суток.
- ↑ Последовательный ход известий, вопросов с Грапавской и ответов с Зимницкой станций был следующий:
8 час. 20 мин. утра. «Переправа совершается. Монитор приближается, видно его». Вскоре вслед за этою депешею, встревожившею всех на Грапавском кургане, была прислана новая, известившая, что усмотренное судно было не монитор, а наш пароход «Аннета».
8 час. 31 мин. утра. «Часть 14-й дивизии переправилась и переправа продолжается. Наши уже давно схватились с турками. Сколько видно — неприятель отбит на всех пунктах. Из Систова отвечает только одно орудие изредка. Только что пришли три наши паровые катера и пароход («Аннета») с Тудером. Наших довольно уже много на том берегу, а турок в большем числе не видно».
9 час. утра. «В Систове не видно никакого движения и никаких войск. Наши батареи обстреливают турецкие».
9 час. 57 мин. утра. «Наши войска пошли влево от Систова. Переправа совершается весьма благополучно. Сегодня утром, в начале переправы, турецкая бомба попала в понтонную лодку и разбила её; при этом утонули: батарейный командир, два офицера, нижние чины и два горные орудия. Сегодня утром турки отвечали на выстрелы, но давно уже замолчали и по переправе больше не стреляют. Наши войска переправляются беспрепятственно. Говорят, что в Систове сбита турецкая батарея».
Вопрос с Грапавской станции. 10 час. 5 мин. утра. «Стреляет ли наша артиллерия на том берегу»?}}Ответ. 10 час. 15 мин. утра. «На том берегу горные орудия, кажется, не действуют теперь. Уже с полчаса, что не слышно выстрелов. Переправа продолжается».
Вопрос. 10 час. 30 мин. утра. «Дошёл ли Драгомиров до Систова, или нет»?
Ответ. 10 час. 32 мин. утра. «Наши высадились ниже Систова. Неприятель отступает. Драгомиров наступает к Систову. Командир гвардейской роты (Преображенского полка флигель-адъютант полковник Озеров) ранен в ногу».
11 час. 16 мин. утра. «Наши преследуют неприятеля, до Систова ещё не дошли. Пароходы переправляют наших успешно. Драгомиров преследует».
Вопрос. 11 час. 20 мин. утра. «По ком стреляют наши 9-фунтовые батареи с нашего берега? Есть ли наш артиллерийский огонь на той стороне?
Ответ. 11 час. 35 мин. утра. «Стреляют по батарее в Систове. На ту сторону переправилась вся 14-я дивизия и начал переправляться полк 9-й дивизии. Наша артиллерия ещё не находится на той стороне».
Вопрос. 11 час. 36 мин. утра. «Где наша горная артиллерия»?
Ответ. 11 час. 55 мин. утра. «Горной артиллерии не слыхать; она пошла с отрядом по направлению к Рущуку».
11 час. 46 мин. утра. «Неприятельская батарея в Систове совершенно замолчала. Наши батареи с большим успехом обстреливают высоты левее Систова, где находится неприятельская позиция».
Вопрос. 12 час. дня. «Сколько перевезено полевой артиллерии вообще и что делает отряд, который пошёл к Рущуку? Его Императорское Величество приказывает генералу Радецкому подробно донести о положении дела телеграммою».
Ответ генерал-лейтенанта Радецкого. 12 час. 8 мин. дня. «В 10 часов 40 минут утра вся 14-я дивизия с горными батареями окончила переправу. Была довольно горячая перестрелка, Его Высочество Николай Николаевич Младший сейчас отправился на тот берег к генералу Драгомирову. Стрелки и 9-я дивизия начинают переправляться».
Ответ на тот же запрос, дополнительно. «Перевезена на ту сторону только горная артиллерия из 14-ти орудий: два потонуло при переправе».
Вопросы: 12 час. 16 мин. дня. «Великий Князь спрашивает, что делается на том берегу?»
12 час. 29 мин. дня. «Горит Систово?»
Ответ. 12 час. 36 мин. дня. «Положение то же. Наши батареи обстреливают по направлению к Систову окопавшегося неприятеля. На левом краю города загорелась хата».
Вопрос. 12 час. 23 мин. дня. «Что горит теперь на неприятельском берегу? Отсюда виден дым. Идёт ли ружейная перестрелка 11-й дивизии с неприятелем? Много ли раненых перевезено»?
Ответ. 1 час. 45 мин. дня. «Тлеет далеко на левой окраине города. Ружейная перестрелка, продолжавшаяся до сих пор, умолкла. Неприятель, сколько видно отсюда, удаляется в горы. Приблизительная убыль около 300 человек, в том числе до 30 убитых».}}В два часа пополудни Государь Император с Великим Князем Главнокомандующим возвратились в Драчу, а в пять часов пришла следующая депеша начальника штаба действующей армии, отправившегося в Зимницу:
«Предначертания Вашего Императорского Высочества увенчались полнейшим успехом. Многотрудная и сложная задача военного дела перехода Дуная разрешена, Систово и окружающие высоты в наших руках. Я счастлив, что могу от души поздравить Государя Императора и Ваше Высочество с блестящим успехом наших храбрых и дорогих войск. Переправлена уже вся пехота 14-й дивизии, стрелковая бригада, сотня пластунов, гвардейская рота, 1-я бригада 9-й пехотной дивизии и до ночи переведётся 2-я бригада, горные батареи, шесть орудий 14-й артиллерийской бригады. До ночи будут на той стороне три батареи, сотня козаков; потом перевезётся 35-я пехотная дивизия. Благоволите обратить внимание Аренса на продовольствие. С приездом в город, я заехал тотчас на перевязочный пункт. Раненых до сих пор свезено до 200; в числе офицеров ранен в ногу флигель-адъютант Озеров. Великий Князь Николай Николаевич Младший перешёл благополучно. Так как от Штакельберга и Дерфельдена [Первый из них ординарец, а второй адъютант Великого Князя Главнокомандующего.], встреченных мною по дороге, я узнал, что перевозка войск через Дунай совершается, сверх ожидания, чрезвычайно успешно, то я послал приказание генерал-лейтенанту Ванновскому двинуть сегодня в Зимницу обе пехотные дивизии 12-го корпуса. В Пятре подвижной госпиталь для больных устроен. Первый транспорт раненых отправлен в Пятру. Не признаете ли необходимым приказать двинуть тотчас от Фламунды к Систову все деревянные понтоны и все мостовые приспособления? Отправляюсь на переправу. Непокойчицкий».
По прочтении этой телеграммы, Государь Император немедленно пожаловал Великому Князю Главнокомандующему орден св. Георгия 2-й степени. Крики «ура» и общее ликование всего Драчёвского бивуака продолжались до ночи.