Главные силы действующей армии окончательно сосредоточились в Румынии к 20 мая[1] и расположились правым флангом[2] у Слатины, центр[3] по дороге из Бухареста в Александрию и левый фланг[4] по дороге из Бухареста в Журжево. 14-му армейскому корпусу Великий Князь Главнокомандующий предписал: прибыть к 1 июня в Галац, дабы сменить находившиеся там части 11-го корпуса[5] и составить, с отрядом войск 7-го корпуса, нижне-дунайский отряд, начальство над коим вверено командиру 14-го корпуса, генерал-лейтенанту Циммерману. Общее сосредоточение армии, благодаря разливам рек и железнодорожным неисправностям, было задержано средним числом на шесть дней, а потому и приготовления к переправе шли крайне медленно. Необходимо было доставить по железной дороге всю осадную артиллерию, боевые припасы, паровые шлюпки минной флотилии[6], понтонные парки, разные мостовые принадлежности и, наконец, продовольственные запасы.
К заготовке материалов для нижне-дунайского моста было приступлено вскоре по переходе нашими войсками границы и по занятии Рени и Барбоша: на Пруте и Серете было заготовлено до тысячи плотов и понтонов, которых с избытком хватило бы на два моста, у Браилова и у Галаца, где эти принадлежности и хранились до времени.
Занятие русским отрядом селения Гечет и устройство там батарей ещё с 1 июня уже достаточно обеспечивало нам возможность беспрепятственного устройства моста на главном русле Дуная, от Браилова до Гечета. Но этого мало: надо было ещё исправить дорогу, которая идёт от Гечета к Мачину вдоль берега старого дунайского русла. Над этою работой, начиная с 5 июня, ежедневно трудились по пятисот солдат, которые каждое утро переправлялись за реку и работали над насыпью вплоть до вечера.
Таким образом, в течение пяти дней, до 9 июня, дорога была исправлена на протяжении около пяти вёрст.
Великий Князь Главнокомандующий, предполагая совершить главную переправу ниже Никополя не позже 12 июня, приказал генерал-лейтенанту Циммерману сделать демонстративный десант на нижнем Дунае 10-го числа, в том расчёте, что неприятель, увидя, что переход за Дунай уже совершившийся факт, вероятно, поспешит стянуть против Циммермана значительные силы и таким образом невольно ослабит себя на неведомом ему пункте главной переправы. Генерал Циммерман, принимая в расчёт чрезвычайную высоту воды, находил, что переправа в назначенный день (10 июня) невозможна и потому просил у Главнокомандующего отложить предприятие до спада вод, но Великий Князь настойчиво подтвердил своё приказание, присовокупив, что Ему совершенно необходимо, чтобы переправа у Браилова состоялась непременно 10 июня. Тогда генералу Циммерману не оставалось ничего, как только употребить все меры и усилия для исполнения рискованной задачи.
Благодаря успешно оконченным заграждениям всего нижнего Дуная от Рени до Гирсова, река на данном пространстве была в наших руках и совершенно свободна от судов турецкого флота; поэтому наводка моста от Браилова до Гечета могла быть исполнена без всяких препятствий.
К устройству браиловского моста было приступлено 7 июня, в восточном конце города, против которого Дунай не особенно широк; некоторое затруднение представилось только в том, что на обоих берегах в этом месте образовались от наводнения значительные топи, по которым пришлось устраивать мосты на козлах. К наводке было приступлено одновременно с обоих берегов, с таким расчётом, чтобы свести мост на середине. В этой операции, кроме сапёров и солдат, приняли участие греческие матросы с задержанных нами судов, которые с радостью воспользовались случаем заработать себе на кусок хлеба. Впрочем, нашим войскам не пришлось воспользоваться этим мостом, так как весь берег от Гечета почти до самого Мачина всё ещё был затоплен и самый мост упирался у Гечета в разлив. Пришлось прибегнуть к помощи лодок, плотов и пароходов. С этою целью, уже в последние дни, инженер-подполковник Клименко заготовил несколько барж, которые были ограждены толстыми деревянными бортами и покрыты навесами, обшитыми листовым железом, а на носу каждой баржи поместили по одной 12-фунтовой пушке; затем мы изготовили семь блиндированных канонерок, поднимающих по 200 человек каждая, обшили их бронёю и вооружили каждую двумя орудиями; кроме того, для перевозки четырёх орудий 4-фунтового калибра, с двумя зарядными ящиками и упряжными лошадьми, устроили двенадцать плотов и, наконец, приготовили все коммерческие суда, которые были задержаны в браиловском порте.
По сведениям, доставляемым из-за Дуная через шпионов и беглецов, силы турок на нижнем Дунае были невелики; впрочем, цифры в этих сведениях колебались между тремя и десятью тысячами. Где была правда, — предстояло узнать на собственном опыте. Наиболее достоверные сведения доставлял лейтенант Никонов, подобравший себе небольшую команду из некрасовцев, болгар и греческих матросов, с которыми постоянно «пощупывал» тайно противный берег, и по сведениям этого офицера — турок против Галаца и Браилова было от трёх до четырёх тысяч пехоты и конницы, при нескольких орудиях.
Заручившись этими сведениями, генерал-лейтенант Циммерман к вечеру 9 июня отдал секретное приказание командиру 1-й бригады 18-й пехотной дивизии, генерал-майору Жукову — сделать в ночь десант из Галаца на буджакские высоты и непременно занять их.
Дунай на протяжении от Мачина до Галаца течёт с юга к северу и у Галаца загибает сначала на восток, а потом на юго-восток, вследствие чего на правом берегу его образуется вдающаяся к юго-востоку полукруглая низменность, которая в настоящее время представляет собою озеро, покрытое во многих местах плешинами мелей и тростниковою порослью плавней, весьма трудно одолимою при движении лодок. Эту-то низменную котловину окаймили с юга два отрога добруджинских гор, оканчивающиеся по обе стороны полукружия двумя горами: со стороны ближайшей к Галацу — Буджаком, а со стороны ближайшей к Мачину — Орличем. Буджак лежит против Галаца в расстоянии около семи вёрст, а Орлич тянется от Мачина вдоль мачинско-браиловской дороги, на таком же протяжении. С восточной стороны вдоль буджакского кряжа идёт дунайский проток Чулонец.
Эта-то местность и должна была служить театром предстоявшей высадки.
К семи часам вечера четыре орудия, с принадлежностями и небольшим прикрытием, были поставлены на плоты и отвалили от берега. Что касается пехоты, то для исполнения задуманного предприятия было назначено только десять рот 69-го Рязанского и 70-го Ряжского полков, по пяти от каждого, причём людям велено было иметь на себе четырёхдневный запас сухарей.
Посадка людей на суда происходила в присутствии генерала Циммермана, наблюдавшего за правильностью её исполнения. Баржи и лодки с пехотой в полной тишине отплыли из Галаца в девятом часу вечера.
С десантным отрядом отправились генерал-майор Жуков, начальник штаба 18-й дивизии полковник Михеев и командиры обоих полков — Рязанского полковник Шульгин и Ряжского полковник Шелковников. На вёслах сидели 60 донских казаков и часть пехотинцев, под руководством нескольких опытных матросов.
Для наибольшего обеспечения успеха этого предприятия генерал Циммерман приказал капитану 1-го ранга Рогуле выслать лентенанта Дубасова с канонеркой «Фульджеро» и двумя паровыми катерами на вид Мачина, с тою целью, чтобы угрожая городу атакой, удержать в нём часть турецкой артиллерии и гарнизона, лишив их таким образом возможности подать помощь атакуемым, и с таким расчётом во времени, чтобы флотилия наша могла показаться в виду Мачина на рассвете, когда, как предполагалось, десантные роты успеют уже высадиться. Для руководства по исполнению флотилией её демонстрации в связи с общей задачей предприятия — был послан вместе с Дубасовым генерального штаба подполковник Шурупов.
Надо заметить, что состояние атмосферы не особенно благоприятствовало предприятию: была чудная тёплая ночь, на небе ни облачка, неподвижный воздух ясен и прозрачен, как только может он быть иными ночами на юге и — к довершению неудобства — яркая полная луна заливала Дунай и дальние очертания его берегов серебристым светом, так что каждая точка — случайный челнок, какое-нибудь бревно, или плывущая суковатая корча, вступая в область лунного отражения, на главном, т. е. ближайшем к нам русле, — ясно чернелись на зеркально-гладкой поверхности реки. Лица, следившие с галацского берега за ходом наших лодок, отчётливо видели, как они, переплыв главное русло, имеющее в этом месте более версты в ширину, подошли к затопленной и покинутой жителями-турками деревушке Заклый и вступили в широкую область разлива и плавней, которые, словно узкие чёрные полосы островов, выступали из осребрённых вод рядами камышей и осоки. Видно было, как лодки медленно подвигались как бы зигзагами вперёд, всё дальше и дальше по громадному разливу, то появляясь в светлых полосах воды, то скрываясь в камышах. Всё пространство низменности, в несколько вёрст шириною, до самой подошвы Буджака, было сплошь затоплено. Все мосты были сломаны, а дорога перекопана турками и залита разливом.
Переплыв на ту сторону, многие лодки попали на мели, но всё-таки успели к десяти часам вечера собраться в одном месте, у камышей, верстах в четырёх от Галаца и в трёх от Буджака, где и простояли до половины второго часа ночи, в ожидании лунного заката. С наступлением же этого момента, роты Рязанского полка[7] направились к востоку, для того чтобы, обогнув в темноте мыс Буджака с восточной стороны, сделать там высадку; роты же Ряжского полка пошли прямо к югу, чтобы, проплыв как можно дальше, или высадиться, или же способствовать высадке рязанцев, угрожая тылу неприятеля.
Вскоре работа вёслами оказалась бесполезною: плывя по лугам и болотам, пришлось отпихиваться баграми и даже, местами, тащить лодки волоком, на лямках, по грудь в воде, высвобождая их из пут камыша и кустарника. При этом нога глубоко уходила в илистую почву, люди часто спотыкались, падали, попадали в подводную трясину, откуда их с трудом надо было вытаскивать. Но этим ещё не ограничивались невзгоды десантного отряда: турки, благодаря своим удивительно ловким шпионам, знали заранее о готовящейся переправе и потому, зорко наблюдая за нашими действиями, заблаговременно приготовились ко встрече и усилили способы обороны; так, они во многих местах перегородили плавни лозовым плетнём и особого рода цепями, скрученными из фашинника[8], а ближайшие подступы к твёрдому берегу окружили фашинными и бревенчатыми бонами и даже рыболовными сетями; подъём же на возвышенность был изрыт рядами стрелковых ложементов, доставивших противнику оборону в несколько ярусов.
Буджакская возвышенность вдаётся в низину довольно узким и длинным мысом, и потому огибающее его течение разлива в этом месте довольно быстро; попав же в самую быстрину, многие лодки, где гребцами сидели непривычные к этому делу пехотинцы, не могли выгрести; некоторые из судов снесло течением далеко в сторону от места предполагавшейся высадки, а люди, шедшие в воде, едва могли держаться на ногах от её напора. Рязанские роты успели обогнуть буджакский мыс около половины третьего часа ночи. Хотя их лодки старались плыть по окраинам камыша, чтобы быть менее на виду, да и светать ещё не начинало в это время, тем не менее турки открыли по ним с дальних расстояний самый учащённый огонь; кроме того передовая цепь их укрыто засела кое-где в самых плавнях. К довершению всех этих неудобств, на наших десантных лодках было вдруг замечено, что окраина камышей приближается к самому берегу, и тростник в этом месте сделался очень густ, вследствие чего лодки рязанских рот пошли гораздо медленнее, а управление и командование ими стало очень затруднительным. Но к счастью дунайский проток Чуломец, проходящий, как уже сказано, параллельно восточному берегу Буджака, дал возможность направить несколько лодок далее, как для того, чтобы угрожать высадкой, так и для того в особенности, чтобы обойти небольшой мысок, с которого обстреливался с боку подступ рязанских рот к берегу. Этот последний манёвр заставил противника растянуть своё береговое расположение, — и рязанские лодки, по мере того, как успевали прорываться сквозь плавни, быстро подходили к берегу; люди выскакивали, кто как мог, под градом пуль, к счастью, летевших через головы; им пришлось терпеливо преодолевать мучительные препятствия и капканы: они рвали сети, ломали плетни, рубили боны — всё это требовало времени, усилий, и поминутно задерживало наступление.
Несколько из наших молодых солдат не выдержали и ещё с лодок открыли было ответный огонь, пустив пять-шесть выстрелов, но их тотчас же строго удержали от бесполезной и вредной траты зарядов. Многие из них, ещё не подплыв к самому берегу, нетерпеливо соскакивали за борт и шли вперёд, по грудь и даже по горло в воде. Всё это делалось с замечательным одушевлением.
Было ровно три часа ночи, когда наконец первые две-три лодки подчалили к берегу.
Первыми выскочили на твердую почву неприятельского берега два молодых офицера Рязанского полка: прапорщик Сушков и поручик Эльснер, которого тут же и ранило пулею. Две рязанские роты достигли берега ранее прочих и спешно высаживались под прикрытием флангового огня остальных своих рот, остававшихся ещё в лодках.
По мере выхода на берег, люди собирались в звенья и, раскинувшись цепью, тотчас же бросились вперёд на ложементы. Беспорядочный огонь противника в это самое время умолк было на минуту: турки выжидали и, подпустив наших на полтораста шагов к своим ложементам, вдруг открыли по ним огонь залпом, который впрочем сейчас же перешёл у них в непрерывную беглую трескотню. С непривычки, прислушиваясь издали, на воде, к звуку выстрелов, казалось, будто это трещит в костре пылающий свежий ельник. Здесь турки впервые в нынешнюю войну применили к делу свою систему обливания свинцовым дождём всего района местности, занимаемой противником. Но и обливание не устрашило молодцов-рязанцев: учащая шаг, они продолжали наступать на ложементы, несмотря на то, что приходилось идти по разрыхленным кукурузным пашням и затем взбираться на каменистые крутизны, имевшие более тридцати сажен вышины. При этом движении был убит поручик Васильев, произведённый в офицеры только в конце ноября 1876 года. Тут же легло и несколько нижних чинов, убитыми и ранеными; между последними был и прапорщик Отрашкевич-Погожев. Когда наконец наши взобрались на гребень высоты, — турки дрогнули и перебежали за лощинку до следующих ложементов. Между тем, мало-помалу причаливали к берегу и остальные роты, которые тотчас же выстраивались в боевой порядок ротными колоннами. Силы были неравны, особенно же чувствовалось отсутствие у нас артиллерии, в которой была такая настоятельная надобность именно в эту минуту, но которая не успела ещё причалить. Несмотря на ожесточённый усиленный огонь, войска наши тотчас же двинулись в поддержку двум передовым ротам, вслед за отступающим неприятелем. Наша атака велась по обеим сторонам холмистого кряжа, в направлении на деревни Гарвино и Вокарени. Турки дрались очень стойко и два раза густыми колоннами устремлялись на наших во встречную штыковую атаку, причём наши один раз даже подались было назад, но будучи своевременно поддержаны резервом, тотчас же поправились и приняли в штыки наступающего противника. Атаки турок могли бы быть гораздо удачнее, если бы они велись не столь скученными массами, представлявшими для наших стрелков отличную цель, а главное — если бы турки более соображали свой шаг с расстоянием до противника: их колонны ещё за несколько сот шагов уже пускались бегом и потому утомлялись значительно ранее момента столкновения, так что чем ближе подходили они к нашим, тем более укорачивался их бег, переходя в неровный, колеблющийся, беспорядочный шаг, лишенный надлежащей энергии для удара; турки сходились с нашими уже сильно запыхавшись и измаявшись продолжительным бегом. Наши, напротив того, двигались навстречу ровным, спокойным шагом и потому в минуту штыкового удара экономия физических сил давала перевес нашей стороне, несмотря на то, что людей у нас было чуть не наполовину меньше, чем у турок. В общем дело представляло ряд непродолжительных с нашей стороны перестрелок и атак перекатными цепями; в результате каждой атаки, противник, выбиваемый из одной позиции, перебегал на следующую, чему очень помогал и самый характер местности, представляющей кряжистую цепь холмов, отделённых один от другого неглубокими седловинами. Пытались было турки несколько раз пускать на нашу цепь черкесскую конницу, но все атаки последней были успешно отражаемы залпами кучек. Однажды только налетели черкесы на два звена и окружили их густою лавой, требуя сдачи; наши отбились огнём в упор и штыками, и хотя несколько человек пало под ударами шашек, зато немало и черкесов с их конями было уложено вокруг обеих кучек.
Когда рязанцы успели захватить последовательно, одну за другою, три высоты, десант Ряжского полка начал подходить к западному берегу Буджака и, рота за ротою, появляться на месте боя. Ряжцы очень удачно успели — именно, благодаря пункту своей высадки — зайти во фланг и частью в тыл противнику, что и решило его окончательное отступление по направлению к югу. Таким образом, наша пехота прошла с непрерывным боем около двенадцати вёрст и остановилась для крайне необходимого отдыха за деревнею Гарвино. Выстрелы стихли и дело на несколько времени прекратилось.
В то самое время, когда завязался первый бой на передовой возвышенности Буджака, наша демонстративная флотилия вошла в мачинский рукав и показалась в виду Мачина, лавируя на высоте сожжённой 14 мая караулки, около того места, где был пущен ко дну броненосец «Хивзи-Рахман». Турки открыли по ней канонаду из двух орудий, защищавших город, и выпустили около двадцати снарядов. «Фульджеро» ответил только четырьмя выстрелами своего носового 9-фунтового орудия[9], и то лишь для того собственно, чтобы, обнаружив у себя присутствие артиллерии, удержать турецкие орудия на мачинских батареях и тем лишить их возможности присоединиться на помощь к своим войскам, сражавшимся на буджакском кряже. Лавируя всё время по рукаву от одного берега к другому, лейтенанту Дубасову удалось избегнуть последствий турецкого огня, направляемого на сей раз вообще довольно метко, и когда около шести часов утра на наших судах услышали, что перестрелка на Буджаке замолкла — Дубасов подал сигнал к отступлению и благополучно возвратился с флотилией в Браилов.
В восьмом часу утра к отступившим туркам подошли подкрепления, с двумя орудиями, и это дало им возможность вскоре возобновить с нами дело. Противник повёл атаку со стороны села Жижила на правый фланг нашего расположения, где стояли 11-я линейная и 2-я стрелковая роты Ряжского полка, которые, встретив атакующего огнём, заставили его дать тыл и тотчас же перешли в наступление. Но увлёкшись преследованием, роты эти не заметили, как противник, заманивая их своим отступлением всё дальше и дальше, неожиданно навёл их под близкий огонь двух орудий. Наши уже хотели было броситься на батарею, как вдруг заметили, что они охвачены и совершенно отрезаны от своих черкесскою конницей, в количестве от 300 до 400 всадников, внезапно налетевших с тылу из засады. В то же время отступавшая доселе турецкая пехота вновь повернула фронт и пошла в атаку на обе роты. Остальные части нашего отряда, видя критическое положение товарищей, тотчас же быстро двинулись вперёд — и горячий бой закипел по всей линии. Одушевление и упорство с обеих сторон были равные: цепи сближались на 30 шагов, стреляли в упор и бросались в рукопашную. Ряжцы, составлявшие правое крыло отряда, израсходовали уже все свои резервы. 11-я и 2-я стрелковая роты, отбиваясь от пехоты штыками, вынуждены были половину своего состава обратить против конницы, и эти последние взводы привели в изумление турецких кавалеристов: вместо того, чтобы встретить несущихся всадников огнём кучек, они, дав по ним залп, сами кинулись бегом в атаку на кавалерию. Отчаянная дерзость этого неожиданного манёвра так изумила черкесов, что они, не выждав встречного удара, рассыпались как рой шмелей и удрали… Таким образом, обе роты, освободившие сами себя от охватившего их кольца, примкнули к остальным своим подошедшим товарищам и продолжали фронтальный бой с турецкою пехотой. Уже без малого два часа длилось возобновившееся дело, а артиллерия наша, встретившая в плавнях массу препятствий, всё ещё не могла высадиться на твёрдый берег. Недостаток орудий живо давал себя чувствовать всем, до последнего человека, и когда напор турецкой пехоты, поддержанный частою картечью, заставил наших податься несколько назад — в рядах видели, как черкесы, в трёхстах шагах от фронта, начали истязать и уродовать наших раненых. Одно звено, не заметившее отступления товарищей, было вмиг окружено турками, но не хотело сдаться. Эта горсть храбрецов до последнего человека была перестреляна в упор, изрублена и обезглавлена; тут погибли поручики Никольский и Васильев; турки одним отсекали головы, у других, ещё живых, отрезывали половые части и втискивали их в рот; злодеи, схватив отрубленные головы за волосы, швыряли ими, как мячиками, в нашу сторону. В виду этих, впервые воочию увиденных злодейств, наши солдаты пришли в такое ярое остервенение, — что несколько рот, стоявших ближе прочих к месту этой зверской потехи, сами, без всякой команды ринулись вперёд — и тут уже никому не было пощады. Напрасно отдельные люди кидали оружие, и на коленях кричали «аман» — всё живое ложилось под ударами штыков и прикладов. Остальные роты, увидев неожиданный и столь стремительный натиск своих товарищей, сейчас же примкнули к ним и «на ура» бросились на противника. Между тем черкесы, прогнанные встречною атакой наших пехотинцев, успели снова собраться в одной укрытой лощине и с гиком вынеслись из неё в обхват нашего правого фланга, где шла наиболее ожесточённая штыковая работа. Момент был критический, но, к счастью, подполковник Акинфиев (Ряжского полка) успел вовремя заметить опасность и повернул в сторону налетавших черкесов; часть храбрецов, которые, увлёкшись личным примером своего ближайшего начальника, поручика Ермолова, вслед за встречным залпом, ещё раз бросились бегом в атаку на кавалерию. Черкесы были вторично отброшены. В это самое время прискакало на позицию первое наше орудие, под командой капитана Липинского, и первая же его граната очень удачно лопнула между двух турецких пушек. Услышав звук своего артиллерийского выстрела, вся наша линия приветствовала его дружным «ура» и уже безостановочно, несмотря на страшную жару и утомление, стала наседать на отступающих турок. Одновременно с орудием появились и две свежие ряжские роты, удачно высадившиеся против левого фланга противника, что и дало нам все выгоды флангового обхода. С этого момента перевес боя окончательно склонился на нашу сторону. Артиллерийский и ружейный огонь противника уже утратил прежнюю энергию, затем начал мало-помалу стихать и, наконец, в одиннадцатом часу утра совсем прекратился. Турки спешили уходить частью на Исакчу, частью же на Гирсово, и вскоре скрылись из вида в густых облаках пыли, успев зажечь пред отступлением большие скирды болгарского сена, но побросав несколько из своих убитых и раненых и десять зарядных ящиков, сплошь наполненных патронами. По показаниям пленных, против нас дралось 3,000 регулярных пехотинцев и от 300 до 400 конных черкесов, при двух орудиях.
Во всё время боя поселяне ближайшего к месту действия села Гарвина собрались в свою церковь и молились о даровании нам победы; а когда две рязанские роты (10-я линейная и 3-я стрелковая) проходили через это село для занятия гарвинской высоты, где находился турецкий блокгауз, то поселяне вышли к ним навстречу с крестным ходом, и священник окропил обе роты св. водою.
Генерал Жуков остался на последней взятой с боя позиции, между деревнями Гарвино и Вокарени, фронтом к Мачину, и здесь поздравил войска с первою победой. Бой с часовым перерывом длился около восьми часов, под убийственною жарою. Уже в 7 часов утра термометр в Галаце показывал 25 градусов; в 10 часов ртуть в Реомюре поднялась до 30-ти, а в 10¾ стояла уже на 41-м градусе[10].
Не считая легко раненых и контуженых, которые самоотверженно возвращались в бой тотчас же после первой перевязки, наша потеря заключалась в 134-х человеках, выбывших из строя, из коих убито 44, и более или менее тяжело ранено 99, а именно:
Рязанского полка убиты: подпоручик Васильев и 10 нижних чинов, ранены: поручик Эльснер и 25 нижних чинов.
Ряжского полка убиты: поручики Васильев и Никольский и низших чинов 31 человек, ранены: поручик Отрашкевич-Погожев и 63 нижних чина.
Товарищи-солдаты собрали изувеченные тела убитых, отыскали их отсечённые и обезображенные головы, с отрубленными носами и ушами, с разорванными до скул ртами, и похоронили их в одной братской могиле, над которою полковой священник отслужил панихиду. Несколько в стороне была вырыта другая могила, где закопали убитых турок.
Генерал-майор Жуков, донося о деле на буджакских высотах, выставил полковников Шульгина, Шелковникова и Михеева, подполковника Акинфиева, капитана Клоченко и поручика Ермолова, как лиц, которые своею распорядительностью наиболее способствовали нашему успеху. Войска, участвовавшие в бою, целые сутки простояли на позиции, пока не присоединились к ним остальные роты их полков и три орудия, а 12 июня, с восходом солнца, выступили с бивуака в Мачин, по требованию генерала Циммермана.
Государь Император, в девять часов вечера, 10 июня, выехал из Плоештов и в три часа ночи прибыл в Браилов, откуда, после кратковременной остановки, продолжал путь до Галаца. Его Величество сопровождали Государь Цесаревич и Великие Князья Владимир, Алексий и Сергий Александровичи. Прибыв в Галац, Государь Император прямо со станции железной дороги поехал в местный военно-временный госпиталь, куда уже успели перевезти всех раненых. Здесь невольно поражали всех замечательная выносливость и терпение русского солдата: очевидцы рассказывали, что во время переноски и некоторых ампутаций не было слышно не только жалоб, но даже и стонов почти не раздавалось. Между этими страдальцами немало нашлось раненых штыками и шашками. Государь милостиво разговаривал с ранеными и, узнав, что первым вышел на неприятельский берег поручик Эльснер, подал ему руку и лично вручил георгиевский крест 4-й степени. В войсках нашей пехоты это была первая офицерская награда за нынешнюю кампанию. Тот же орден, по воле Его Величества, был пожалован генерал-майору Жукову и прапорщику Сушкову. Государь Император обошел все госпитальные палаты, радостно приветствуемый ранеными солдатами, которым Его Величеству благоугодно было назначить сверх георгиевских крестов ещё и денежные пособия. Посетив лагерь 65-го пехотного Московского полка, Государь Император в семь часов утра (11-го числа) выехал из Галаца в Браилов. В ожидании Высочайшего приезда, браиловские жители вышли навстречу Державному Гостю, в праздничных нарядах, с букетами роз и жасминов, с лавровыми и миртовыми венками. Около девяти часов утра Императорский поезд подошёл к браиловской станции, откуда Его Величество, встреченный Великим Князем Главнокомандующим и его свитой, тотчас же направился в открытой коляске к большому лагерю войск 14-го корпуса. Там войска, в полном боевом снаряжении, с четырёхдневным запасом сухарей, но без ранцев, уже были выстроены для напутственного молебствия, которое должно было совершать духовенство 14-го корпуса. Божественное служение среди открытого поля началось тотчас же по прибытии Его Величества в лагерь. Знамёна, окружавшие аналой, были окроплены святою водою.
По окончании молебствия, войска были двинуты к переправе. Об отступлении турок из Мачина ходили только разные слухи, но ещё не было положительных сведений, и потому все надеялись, что тотчас же по переправе вступят в бой. Общее настроение войск было радостное, восторженное. Двинутые по мановению Монарха, полки приветствовали изъявление Его державной воли громкими, продолжительными криками «ура» и проходили мимо Императора с музыкой и весёлыми песнями. Несмотря на 30-градусную жару, ротные плясуны, заломив шапки на затылок, с «ложками» и цветами в руках, отбивали лихого трепака впереди своих фронтов. Это шествие в предполагаемый бой являлось истинно военным торжественным праздником. Звон городских колоколов, трубы и барабаны, радостные клики, гудение бубнов, звяканье металлических тарелок, искусные соловьиные высвисты и множество скрещивавшихся в воздухе широких мотивов русских песен — всё это сливалось вместе и стояло одним светлым, ликующим, непрерывным гулом над громадным пространством лагерного поля, и над городом, и внизу над Дунаем. Все суда, наполнявшие браиловский порт, расцветились пёстрыми флагами; на городских улицах тоже развевались флаги русских, болгарских, сербских и румынских национальных цветов; окна и балконы красиво пестрели коврами, яркими тканями, цветочными гирляндами и роскошною комнатною зеленью, а под ними, на тротуарах и площадях, в ожидании проезда Государя, колыхалась и гудела говором, празднично настроенная толпа городских жителей. Войска, спускавшиеся с возвышенности, мало-помалу залили своими стройными массами всю низменную плоскость подгорного браиловского берега, у пристани и у понтонного моста, который как длинная, ровно вытянутая лента, стройно перебросился чрез всю ширину реки вдаль, к гечетскому берегу. За рекою, равно как и на самом мосту пока ещё господствовала мёртвая пустота, тишина — словом, полное отсутствие жизни и движения, которые зато кипели внизу у пристани, как в пчелином улье. Канонерки: «Фульджеро», «Rondinica» (Ласточка), «Румыния» и пароход «Стефан Великий», все под русскими флагами, вытянулись у пристани, таща за собою на буксире — каждое судно по две блиндированные баржи, вооружённые с носа и с кормы двумя орудиями. Кроме этих судов, тут же находились сорок гребных лодок, на десять человек, кроме гребцов, каждая. В половине десятого началась посадка войск на суда. Пред отправлением их, генерал-лейтенант Циммерман сказал людям несколько воодушевляющих слов, на которые со всех сторон раздались ответные крики: «Постараемся! Не выдадим! Ляжем до последнего, а не отступим!»
В десять часов на мост вступили первые два батальона; в то же время три миноноски «Царевич», «Ксения» и «Джигит» направились в мачинский рукав на разведку — не появились ли там от Гирсова броненосцы, которые могли бы, спустясь далее вниз, мешать нашей переправе. В случае, если бы броненосцы действительно там оказались, наши миноноски должны были немедленно атаковать их, во что бы то ни стало.
Великий Князь Главнокомандующий со своею свитой, спустясь верхом с прибрежных высот, остановился у входа на мост и, пропуская мимо себя войска, обратился к ним с краткою, энергически сказанною, напутственною речью, в ответ на которую зашумело могучее «ура», подхваченное и горожанами, пестро́ унизавшими карниз прибрежной возвышенности, и частями войск, — как теми, что уже сели на суда, так и теми, что кишели ещё у пристани, и там наверху, у лагерного поля, и теми, что шли уже по́ мосту; откликнулись и люди с сорока лодок, плывших по Дунаю вслед за миноносками, — отовсюду неслись эти восторженные клики. Отплывающие солдаты махали белыми шапками, а в ответ им на высоком берегу женские батистовые платки приветно мелькали в воздухе, ребятишки размахивали флагами, тысячи рук посылали вослед уходящим благословения; болгарские девушки с края обрыва кидали вниз на головы тесно столпившихся солдат цветы, венки и букеты… Передовые батальоны, пущенные по мосту, уже приближались к тому берегу, и лёгкий ветерок доносил оттуда высокие, звенящие нотки ротных подголосков и стройные оркестровые звуки красивого марша. Прорвало наконец роковую плотину — и волна русского войска, столь долго скованного томительным ожиданием и бездействием, хлынула на ту сторону… Вслед за передовыми батальонами вступила на мост авангардная сотня донцов, с подполковником генерального штаба Шуруповым, а вскоре затем и вся 1-я донская казачья дивизия, которая, миновав Гечет, переправлялась через рукав к Мачину вплавь, причём в дивизии утонуло двенадцать лошадей; люди же все переправились благополучно.
В исходе десятого часа тронулись в путь «Рондиника» и «Румыния» со своими баржами. На их палубах гремела музыка, раздавались песни.
Государь Император и Великие Князья, осмотрев береговую батарею № 4 (мортирную), построенную на далеко выдающейся вперёд оконечности острого мыса, как раз против мачинского рукава, оставили Браилов и в полдень отправились по железной дороге в Плоешты.
Министр Двора, по поручению Его Величества, послал графу Мольтке, как шефу 69-го пехотного Рязанского полка, следующую телеграмму:
«По Высочайшему повелению, имею честь известить ваше превосходительство, что на долю вашего Рязанского пехотного полка выпала честь 22 (10) июня перейти Дунай у Галаца, как передовой части войск русской армии, вступить на неприятельскую территорию и после славного боя заслужить первые ордена св. Георгии, как офицерские, так и солдатские».
Его Императорское Величество соизволил пожаловать, кроме офицерских наград, всем переправившимся и участвовавшим в бою частям по три знака отличия военного ордена на роту, а 11-й линейной и 2-й стрелковой ротам Ряжского полка по пяти.
С отъездом Государя Императора, командир 14-го корпуса, генерал-лейтенант Циммерман со своим штабом перешёл на палубу «Фульджеро». Вместе с этим, в 11¾ часов утра, пароход «Стефан Великий» отвалил от пристани, таща на буксире две баржи с полутора тысячью человек.
Два полка остались пока на пристани в резерве. Вскоре после полудня «Фульджеро» догнал «Рондинику» и «Румынию», и в час пополудни вся эта флотилия показалась уже в виду Мачина, который казался совершенно опустевшим, мёртвым городом. Имея в виду, что турки, засевшие в строениях, легко могут устроить внезапную ловушку, генерал Циммерман, на всякий случай, приказал судам остановиться в рукаве у противоположного Мачину берега и выстроиться в боевой порядок. Но вот показалась издали толпа мачинских жителей, предшествуемая православным духовенством, с крестным ходом. В час и 20 минут флотилия направилась к мачинскому берегу и началась высадка. Представители болгарского населения поднесли генералу хлеб-соль, а три священника, в полном облачении, с небольшими деревянными крестами в руках, отслужили на месте высадки благодарственную литию и окропили войска святою водою. Приложившись ко кресту, представитель русской армии, со штабом 14-го корпуса, предшествуемый крестным ходом, двинулся в Мачин, во главе нашего славного 68-го лейб-пехотного Бородинского Его Величества полка, за которым следовали четыре полевые орудия. Церковный хор во всё время шествия пел «Благословен грядый во имя Господне» и «Спаси Господи люди Твоя», а музыка Бородинского полка играла «Боже Царя храни», и при звуках этого гимна полк, с распущенными знамёнами, торжественно вступил в первый на турецкой земле занятый нами город. На площади генерал Циммерман пропустил войска церемониальным маршем, при радостных кликах и манифестациях христианского населения. Оказалось, что местным туркам было заранее известно в точности наше намерение атаковать буджакские высоты в ночь с 9-го на 10 июня, и потому бо́льшая часть жителей-магометан ещё 9-го вечером поспешила оставить город, а запоздавшие ушли после окончания дела на буджакских высотах, вслед за своими отступившими войсками. Всю ночь, пока шло дело, турецкие семейства выбирались из Мачина, а черкесы и башибузуки в то же время грабили христианские лавки и совершали неистовства. На одном из дворов нашим офицерам показали три трупа: то была ещё молодая мать-болгарка, с двумя дочерьми-подростками; на всех трёх оказались следы изнасилования; насытив свои скотские вожделения, турки вырезали из кожи этих мучениц на руках и грудях широкие ремни и связали ими три трупа вместе. Об этом зверстве был тут же составлен протокол, равно как и ещё другой об истязаниях, совершённых во время дела над нашими ранеными. Но… невольно является горькое сомнение: кому нужны в Европе и к чему послужат там все эти протоколы, чему они помогут?..
Тотчас же по занятии города, казак из свиты генерала Циммермана один-одинёшенек отправился на разведку по окрестным полям, — есть ли где ещё турки. В пять часов дня он возвратился и донёс, что вся окрестная страна очищена как турецкими войсками, так и мусульманским населением. Генерал Циммерман в тот же день направил части войск на Гирсово, Исакчу, Тульчу и Бабадаг, приказав генералу Жукову идти на соединение с ним к Мачину. Лейб-Бородинский полк остался пока гарнизоном в этом городе. К 13 июня турки уже очистили без боя Исакчу и Тульчу, отступив по направлению к Гирсову, а 16-го был без боя занят Бабадаг казаками 1-й донской дивизии, под начальствоыъ генерал-адъютанта Шамшева.
Христианское население всех попутных деревень встречало казаков с восторгом, но отовсюду приносились им горькие жалобы на невыносимые притеснения и лютую жестокость черкесов. Бабадагское духовенство вышло к ним навстречу, в полном облачении, с крестным ходом и провозгласило многолетие «Всероссийскому и Болгарскому Царю Александру». Народ, не умолкая, кричал «ура» и «живие». На городской плошади было во всеуслышание прочитано на болгарском языке воззвание Государя Императора к болгарскому народу[11], принятое с восторгом и слезами умиления. Вместе с христианами, встретило казаков и местное еврейское население, со своим раввином, который сказал генералу Шамшеву несколько приветственных слов. Немедленно же начали стекаться в город представители окрестного населения болгарских и русских сельских обществ, с поздравлениями и хлебом-солью. Черкесские и турецкие дворы, как в городах, так и во всей Добрудже были покинуты их обитателями, которые забрали с собою и всё имущество, не только своё, но и болгарское — что попало под руку; некоторые мусульмане удалились в глубь страны ещё ранее, вскоре вслед за объявлением манифеста о войне. Татары же, крымские переселенцы, почти наполовину остались спокойно на местах своего поселения. В самый день вступления в Бабадаг, генерал-адъютант Шамшев получил точные указания, что черкесы и башибузуки неистовствуют в деревнях: Кацапкиой, Каранасуф, Сарыюрт и Хаманджи[12], где убивают мужчин, насилуют женщин и оскверняют православные храмы, и что болгарские семейства, спасаясь от этих разбойников, уже несколько дней сидят в плавнях без пищи.
Ввиду этого, генерал Шамшев, утром 17 июня, выслал на поиск два небольшие казачьи отряда, вручив один из них полковнику Измайлову, а другой полковнику Слюсареву. Измайлов в тот же день настиг, одну за другою, две черкесские шайки, около ста человек, разбил их и отнял 70 штук оружия, 50 лошадей и 20,000 голов разного скота. Черкесы оставили на месте стычки 37 тел, не считая тех, которые погибли в плавнях, в то время, как бежали туда от спешенных казаков. В плен взято семь человек, в том числе известные разбойники и заклятые враги христиан Кара-Мустафа (турок) и Аадем (араб). Первый из них безнаказанно свирепствовал в крае целые двенадцать лет, наводя ужас своими злодействами, а в последнее время состоял на службе турецкого правительства, в качестве лазутчика. После стычки с казаками черкесы и башибузуки сразу очистили всю окрестную страну и бежали к югу, за Траянов вал; полковник же Измайлов раздал местным жителям-христианам отбитое у черкесов оружие, скот и возвратился в Бабадаг, пробежав со своим отрядом в течение суток (с 17-го на 18 июня) всего сто вёрст. Наша потеря в стычке: два раненых казака, одна убитая и пять раненых лошадей.
Отряд же полковника Слюсарева, высланный на поиск к стороне селений Татар-Рыбник и Татар-Ирымник, нигде черкесов не нашёл, но видел кровавые следы их пребывания и «работы» в этой местности. На улицах опустевшей деревни Сарыюрт лежало пятнадцать трупов, страшно обезображенных. Жители-христиане все бежали в леса[13]. Из распросов по дороге полковник Слюсарев получил сведения, что турки отступили к городу Меджидие[14] и далее, за Траянов вал, что в Меджидие стоит до двух тысяч пехоты и эскадрон кавалерии; в самом же городе Кюстенджи войск нет: они перевезены по железной дороге в Черноводы, а артиллерия вывезена на пароходах в Варну, и что, наконец, за Траяновым валом турки укрепляются и ожидают египетского принца Гассана-пашу, с прибытием которого у них образуется корпус в 25,000 человек, достаточный для перехода их самих в наступление.
19 июня в Бабадаге разнёсся слух, будто наши войска намерены уйти оттуда. Это произвело ужасное смятение: толпы народа, женщины и дети окружили генерала Шамшева, возвращавшегося с рекогносцировки, и молили не оставлять их город на жертву лютому мщению турок. Затем, явилось духовенство с тою же мольбою — не покидать христиан, уже ограбленных почти донага, на верную мученическую смерть. Генерал-адъютант Шамшев поспешил успокоить встревоженное население и уверил его, что русские войска если и покинут Бабадаг, то только для того, чтобы идти вперёд, к Траянову валу.
Дальнейшие сведения и разведки убедили, что всё пространство Добруджи, от Дуная до Траянова вала, окончательно освобождено от турок и черкесов. Генерал Циммерман немедленно же учредил по всей очищенной от неприятеля стране гражданское управление и устроил правильное почтовое сообщение между её главными пунктами и румынским берегом. В Мачине учреждён городской совет из среды достойнейших и способнейших людей, по выбору самих жителей. Избраны четыре болгарина, три молдавана и несколько лиц, принадлежащих к другим христианским народностям, для временного исполнения судейских и полицейских обязанностей. В то же время по занятому краю было возвещено и распространено на болгарском языке следующее воззвание Государя Императора к болгарскому народу:
Мои войска перешли Дунай и вступают ныне на землю вашу, где уже не раз сражались они за облегчение бедственной участи христиан Балканского полуострова. Неуклонно следуя древнему историческому преданию, всегда черпая новые силы в заветном единомыслии всего православного русского народа, Мои прародители успели в былые годы своим влиянием и оружием последовательно обеспечить участь сербов и румын и вызвали эти народы к новой политической жизни. Время и обстоятельства не изменили того сочувствия, которое Россия питала к единоверцам своим на Востоке. И ныне она с равным благоволением и любовью относится ко всем многочисленным членам великой христианской семьи на Востоке. На храброе войско Мое, предводимое Моим любезным братом, Великим Князем Николаем Николаевичем, повелением Моим возложено — оградить навеки вашу народность и утвердить за вами те священные права, без которых немыслимо мирное и правильное развитие вашей гражданской жизни. Права эти вы приобрели не силою вооружённого сопротивления, а дорогою ценою вековых страданий, ценою крови мучеников, в которой так долго тонули вы и ваши покорные предки.
Жители страны болгарской! Задача России — созидать, а не разрушать. Она призвана Всевышним Промыслом согласить и умиротворить все народности и все исповедания в тех частях Болгарии, где совместно живут люди разного происхождения и разной веры. Отныне русское оружие оградит от всякого насилия каждого христианина; ни один волос не спадёт безнаказанно с его головы; ни одна крупица его имущества не будет, без немедленного возмездия, похищена у него мусульманином или кем другим. За каждое преступление беспощадно последует законное наказание. Жизнь, свобода, честь, имущество каждого христианина, к какой бы церкви он ни принадлежал, будут одинаково обеспечены. Но не месть будет руководить нами, а сознание строгой справедливости, стремление создать постепенно право и порядок там, где доселе господствовал лишь дикий произвол.
Мусульмане Болгарии! К вам обращаюсь Я со словом спасительного для вас самих предостережения. С горестью вспоминаю Я о недавних жестокостях и преступлениях, совершённых многими из вас над беззащитным христианским населением Балканского полуострова. Мир не может позабыть этих ужасов; но русская власть не станет вымещать на всех вас содеянные вашими единоверцами преступления. Справедливому, правильному и беспристрастному суду подвергнутся лишь те немногие злодеи, имена которых были известны и вашему правительству, оставившему их без должного наказания. А вы — признайте чистосердечно суд Божий, над вами бесповоротно совершающийся. Смиренно покоритесь его священному предопределению. Подчинитесь безусловно законным требованиям тех властей, которые будут установлены с появлением Моих войск. Исполняйте их приказания беспрекословно. Сделайтесь мирными гражданами общества, готового даровать и вам все блага правильно устроенной гражданской жизни. Ваша вера останется неприкосновенною; ваша жизнь, достояние, жизнь и честь ваших семейств будут охраняемы.
Христиане Болгарии! Вы переживаете ныне дни, для вас приснопамятные. Пробил час освобождения вашего от мусульманского бесправного гнёта. Явите же воочию мира высокий пример взаимной христианской любви. Забудьте старые домашние распри, строго уважая права каждой народности, как братья по вере, соединитесь в общем единодушном чувстве дружества и согласия, без которого ничего прочного не создаётся. Сплотитесь твёрдо под сенью русского знамени, победы которого уже столько раз оглашали Дунай и Балканы. Содействуя успехам русского оружия, помогая ему усердно всеми вашими силами, всеми зависящими от вас средствами, вы будете служить вашему собственному делу — делу прочного возрождения болгарского края.
По мере того, как русские войска будут подвигаться вовнутрь страны, турецкие власти будут заменяемы правильным управлением. К деятельному участию в нём будут немедленно призваны местные жители, под высшим руководством мною установленной для сего власти, а новые болгарские дружины послужат ядром местной болгарской силы, предназначенной к охранению всеобщего порядка и безопасности. Готовностью честно служить своей родине, бескорыстием и беспристрастием в исполнении этого высокого служения — докажите вселенной, что вы достойны участи, которую Россия столько лет, с таким трудом и пожертвованиями для вас готовила. Слушайтесь русской власти, исполняйте в точности её указания. В этом ваша сила и спасение.
Смиренно молю всевышнего — да дарует нам одоление над врагами христианства и да ниспошлёт свыше благословение своё на правое дело!
Июня 10-го дня 1877 года.
На подлинном собственною его императорского величества рукою написано:
Примечания править
- ↑ Не считая 4-го, 13-го и 14-го армейских корпусов, находившихся ещё на походе.
- ↑ 9-й армейский корпус, без 5-й пехотной дивизии, сосредоточился к 18 мая у Слатины.
- ↑ 12-й армейский корпус, с уральскою казачьею сотнею и донским № 37-го полком — 13 мая в окрестностях Бухареста, по дороге в Александрию (штаб в Михалештах), 12-я кавалерийская дивизия (резерв отряда генерала Скобелева 1-го) — к 3 мая в Копаченях, к югу от Бухареста.
- ↑ 8-й армейский корпус, с донским № 23-го полком — 18 мая в окрестностях Бухареста, по дороге в Журжево (штаб в Жиляве), выдвинув во Фратешти, для поддержания, в случае надобности, отряда генерала Скобелева 1-го, одну бригаду 14-й пехотной дивизии.
5-я пехотная дивизия, с донским № 34-го полком — 20 мая в окрестностях Бухареста.
- ↑ Которым велено идти на соединение с 32-ю пехотною дивизиею к Ольтенице.
- ↑ Гвардейского экипажа, черноморского флотского отряда и прибывшего впоследствии, по требованию Великого Князя Главнокомандующего, балтийского флотского отряда.
- ↑ Сперва 2-я стрелковая капитана Клоченко, потом 3-я стрелковая поручика Завалиевского, 10-я штабс-капитана Кирилова, 6-я поручика Эльснера и 5-я поручика Кюрто.
- ↑ Фашинник — связки хвороста. См. фашина в Википедии. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Это было орудие, взятое из полевой артиллерии и поставленное на морской лафет.
- ↑ 25 °Ré ≈ 31°; 30 °Ré ≈ 37,5°; 41 °Ré ≈ 51°. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Текст этого воззвания см. ниже.
- ↑ Все эти деревни в расстоянии 20—40 вёрст к югу от Бабадага.
- ↑ Впоследствии оказалось, что черкесы свирепствовали в Сарыюрте 17 июня, в то самое время, как полковник Измайлов имел стычку с двумя другими их шайками.
- ↑ На линии Кюстенджи-Черноводской железной дороги.