Его высочество главнокомандующий признал возможным допустить корреспондентов некоторых газет и журналов, как русских, так и иностранных, сопровождать армию во время войны, но при этом, во избежание разных недоразумений, велено принять к руководству относительно корреспондентов следующие основания:
Если начальники отрядов, по их военным соображениям и по положению того или другого отряда, признают возможным допустить у себя присутствие корреспондентов, то из них могут быть допускаемы только те, которые будут иметь на левом рукаве особый наружный знак, а именно: круглую бляху из листовой меди, с выбитым на ней орлом, нумером, надписью «корреспондент» и с печатью полевого комендантского управления армии[1]; во-вторых, они обязаны иметь при себе свой фотографический портрет, снабжённый на оборотной стороне письменным удостоверением личности корреспондента, за печатью полевого комендантского управления армии.
Присутствие при войсках лиц, не имеющих при себе обоих этих знаков, ни в каком случае не будет терпимо, равно как не велено придавать никакого удостоверяющего значения одной бляхе, без предъявления засвидетельствованного фотографического портрета.
Всем вообще начальствующим лицам предписано следить за корреспондентами и, в случае каких-либо подозрительных действий и сношений, а тем более в случае попыток перебраться на неприятельскую сторону, препровождать их в штаб армии, с объяснением причин задержания.
Свобода корреспондентов в передвижении с места на место не будет стесняема; но в этих случаях от них необходимо потребуется, чтобы они уведомляли о каждой перемене своего местопребывания и доносили записками в штаб армии о том, кто, куда и когда отправился.
Всем вообще чинам армии, а в особенности тем лицам, у которых в руках сосредотачиваются какие-либо сведения, внушительно рекомендовано, в случае бесед с корреспондентами, соблюдать вообще осторожность и отнюдь не сообщать им никаких сведений о составе, численности, направлении и цели движения колонн и о расположении частей войск[2].До сих пор из числа корреспондентов русских газет прибыли только: Н. Максимов, от «Биржевых Ведомостей» (находится пока в Кишинёве) и г. Каразин, от «Нового Времени» (проживает в Галаце); из иностранных же следовали в пассажирском поезде из Кишинёва за границу, одновременно с Его Высочеством Главнокомандующим, г. Мак-Гахан, от газеты «Daily News», и г. Иван де-Вестин (Iwan de-Westinne), от «Figaro»[3].
Из числа русских художников при действующей армии находятся пока двое: Е. К. Макаров, состоящий непосредственно при особе его высочества, и В. В. Верещагин, составивший себе почётную известность два года назад большою выставкою своих картин из среднеазиатской русской и туземной жизни[4].
Примечания
править- ↑ Приказом главнокомандующего от 7 июня 1877 г. за № 181, этот знак заменён шёлковою трёхцветною (государственных цветов: чёрного, жёлтого и белого) нарукавною повязкою, на красном суконном подбое. На повязке вышиты: серебром — двуглавый орёл и вокруг него полукружием надпись «корреспондент»; под нею золотом — тот номер, под которым корреспондент занесён в общий список. Каждая повязка необходимо снабжалась, как с наружной, так и с внутренней стороны, мастичною печатью полевого штаба или полевого комендантского управления, без чего повязка не имела значения.
- ↑ Тем не менее, корреспонденты не сочувствующих нам газет, как напр. «Standard», «Neue Freie Presse», «{{lang|de|Kölnische Zeitung» и проч. нередко сообщали своим редакциям сведения подобного характера, что послужило даже причиною высылки одного из них (г. Бойля) из действующей армии. И замечательно, что эти сведения сообщались не столько корреспондентами следовавшими при отрядах, сколько теми, которые проживали в тылу армии, где-нибудь в Зимнице, Бухаресте или в Яссах. Для добывания подобных сведений вовсе не нужно было обращаться к чинам армии, которые к тому же и редко знали что-либо выходящее из непосредственного тесного круга их занятий; достаточно было обратиться почти к любому агенту г-д Грегера, Горвица и Когана, чтобы получить, в особенности при посредстве всемогущего полуимпериала, данные обо всём, что хотелось знать. Конечно эти сведения не всегда отличались безусловною точностью и достоверностью, но зато они всегда соответствовали тенденциям означенных выше органов печати, основываясь более или менее на действительных фактах.
- ↑ В течение мая месяца понаехало в Плоешты множество корреспондентов, как русских, так и иностранных, но все они, за исключением очень и очень немногих, постепенно исчезли из района военных действий, предпочитая удобства городской жизни лишениям и невзгодам бивуачного боевого существования. Сколько мне известно, до конца кампании выдержали только гг. Немирович-Данченко, А. Иванов, кн. Шаховской и Мак-Гахан. Г-н Н. Максимов не мог продолжать своей деятельности, потому что был ранен 30-го августа под Плевной. При этом, нельзя не выразить искреннего пожелания, чтобы в следующей войне (буде таковая нам предстоит) нашим русским корреспондентам оказывалась со стороны полевого штаба если уж не большая, то хотя бы равная степень внимания с корреспондентами газет иностранных. Опыт нынешней войны, к сожалению, убеждает, что иностранные корреспонденты (как напр. г.-да Форбс, Мак-Гахан, Дик-де-Лоне, корреспондент «Times» (имени не помню), и даже пресловутый Иван де-Вестин), предпочтительно пред своими, русскими, имели довольно лёгкий доступ к высокостоящим лицам, и эти последние с очень любезною предупредительностию сообщали им нередко весьма важные сведения, о которых русское общество, до коего эти сведения касались наиболее близким, кровным образом, узнавало, помимо своих русских корреспондентов, лишь из иностранных и преимущественно английских газет. Таким предпочтительным вниманием пользовались покойный Мак-Гахан и корреспондент «Times» (не полковник Гавелок, а вышеупомянутый, имени которого не помню). Слова нет, для высших соображений, быть может, и очень важно, чтобы иностранная публика и дипломатия имели возможность своевременно и в должном свете узнавать то, что нам хочется чтобы они знали; но такая предупредительность относительно иностранцев не исключает некоторого внимания и к своему русскому обществу, для которого официальные телеграммы не всегда могли служить совершенно удовлетворяющим и окончательным источником. Говоря это, я имею в виду в особенности адрианопольские и сан-стефановские переговоры о перемирии и мире, сведения о которых русское общество почерпало из «Times» и «Daily News», тогда как и в Адрианополе, и в Сан-Стефано в то время находилось несколько русских корреспондентов, окончательно и всецело не посвящаемых в ход переговоров. Если нам возразят, что иностранные корреспонденты могли узнавать нужные им сведения от турецких уполномоченных — что однако же будет не совсем так, — то отчего же русские корреспонденты были лишены возможности иметь такие же сведения от уполномоченных русских. Могут возразить ещё, что предпочтительная любезность штаба и дипломатов клонилась в пользу иностранных корреспондентов потому, что английские газеты успевали облететь Россию ранее, чем русская корреспонденция могла достигнуть до места назначения, но… в этом последнем случае, вина уже никак не лежит на русских корреспондентах, которые для отсылки своих писем могли пользоваться (по крайней мере, до прибытия штаба в Сан-Стефано) исключительно лишь услугами полевой почты.
- ↑ Впоследствии, а именно в июле месяце 1877 г., приехали ещё двое художников: г‑да П. Соколов и Буткевич, из коих последний набросал несколько эскизов, ландшафтов, сцен и портретов под Плевной и на Шипке, а из баталистов наших находился в отряде великого князя Владимира Александровича г. Ковалевский. Но, вообще говоря, художников у нас было очень немного, и об этом нельзя не пожалеть, потому что война 1877—1878 годов могла бы представить для их деятельности массу прекраснейшего материала как в пейзаже, так и в бытовом и военном жанре. В. В. Верещагин, вылечившись от своей раны, полученной при атаке турецкого броненосца на Дунае, возвратился к действующей армии и участвовал в её предприятиях до самого конца кампании, отличаясь в передовом кавалерийском отряде генерала Струкова не только как художник, но и как волонтёр, нередко исполнявший обязанности офицера генерального штаба. Брат его С. В. Верещагин, тоже художник, убит под Плевною 30 августа, где он добровольно принял на себя обязанности ординарца при генерале Скобелеве 2-м.