14-го апрѣля, утромъ, подъ начальствомъ адъютанта Главнокомандующаго, полковника Струкова, прибылъ изъ Барбоша въ Браиловъ первый русскій отрядъ, состоявшій изъ двухъ ротъ Селенгинскаго полка и двухъ сотень донскихъ казаковъ. Назначеніе этого отряда состояло въ томъ, чтобы занять станцію желѣзной дороги, обезпечить исправное состояніе полотна между Барбошемъ и Браиловымъ, наблюдать за берегомъ Дуная и собирать какъ можно болѣе вѣрныя свѣдѣнія о непріятелѣ и его намѣреніяхъ. Не смотря на быстрый походъ, сдѣланный съ 12-го по 14-е апрѣля съ русской границы до Браилова, отрядъ пришелъ въ послѣдній пунктъ въ образцовомъ порядкѣ. Полковникъ Струковъ тотчасъ же наложилъ амбарго на турецкія коммерческія суда, находившіяся въ портѣ, а шкиперамъ иностранныхъ судовъ заявилъ, что русло Дуная у Галаца уже заграждается минами, такъ что выходъ въ море для нихъ невозможенъ. Команды турецкихъ судовъ были вооружены, а потому ихъ пришлось обезоружить и снять на берегъ. На одной кочермѣ[1] нашлась даже пушка. Всего взято 9 большихъ кочермъ и до 120 иностранныхъ, не записанныхъ въ портовыхъ книгахъ судовъ, а также до 80 ружей и ятагановъ. Иностраннымъ шкиперамъ предложено продать ихъ товаръ (зерновый хлѣбъ) русской арміи, на что̀ тѣ охотно согласились.
Въ первые же часы по прибытіи на мѣсто, по тщательно собраннымъ свѣдѣніямъ, оказалось, что на противномъ берегу Дуная находится въ Мачинѣ до 1,700 человѣкъ и въ Гечетѣ, прибрежной деревнѣ, лежащей противъ Браилова — 200 человѣкъ турецкаго войска. Апрѣля 20-го прибыла въ Браиловъ 1-я бригада 11-й пѣхотной дивизіи съ 5-ю батареею, подъ начальствомъ генералъ-маіора Салова, который тотчасъ же и принялъ главное начальствованіе надъ всѣмъ браиловскимъ отрядомъ. Сюда же пріѣхали по желѣзной дорогѣ команды гальванеровъ и моряковъ «дунайской флотиліи», для работъ по части минныхъ загражденій Дуная и Мачинскаго рукава, а также и 7-й саперный батальонъ, который тотчасъ же энергически принялся, при помощи рабочихъ изъ пѣхотныхъ полковъ, возводить береговыя батареи въ Браиловѣ, Галацѣ и другихъ смежныхъ пунктахъ. Весь берегъ Дуная отъ Киліи до Браилова находился уже подъ непосредственнымъ наблюденіемъ нашихъ пикетовъ и разъѣздовъ. Съ этого же дня (14-го апрѣля) Браилову суждено было сдѣлаться самымъ бойкимъ и самымъ интереснымъ пунктомъ въ районѣ прибрежной мѣстности, занятой нашими войсками.
21-го числа генералу Салову было доложено, что два турецкіе монитора, ближе чѣмъ до сего раза, вышли на фарватеръ и разводятъ пары, а потому весьма можетъ случиться, что они попытаются прорваться въ Галацъ, гдѣ въ то время производились еще на берегу весьма для насъ важныя инженерныя работы. Одинъ изъ мониторовъ стоялъ носомъ по теченію, а другой ближе къ противному берегу, у лежащей противъ Браилова деревни Гечетъ. Получивъ эти свѣдѣнія, генералъ Саловъ тотчасъ же распорядился, чтобы на берегъ прибыли два орудія 5-й батареи 11-й артиллерійской бригады, подъ прикрытіемъ 3-й стрѣлковой роты Селенгинскаго полка, что̀ и было исполнено въ самомъ скоромъ времени. Пушки эти были поставлены на возвышенномъ берегу противъ Гечета. Мониторы, конечно, не могли опасаться 4-хъ-фунтовыхъ полевыхъ орудій и потому продолжали стоять на своемъ мѣстѣ и разводить пары, не обращая на наши двѣ пушки ни малѣйшаго вниманія.
Было уже 10¼ часовъ утра, когда прибыли на берегъ генералъ Саловъ и полковникъ Струковъ. Осмотрѣвъ предварительно мѣстность и взвѣсивъ разстояніе отъ нашего берега до борта противника, генералъ приказалъ зарядить орудія и дать выстрѣлъ по первому изъ мониторовъ, въ томъ предположеніи, что при данномъ разстояніи, авось-либо и огонь легкихъ орудій заставитъ непріятеля отойти въ Мачинскій рукавъ, на прежнее мѣсто. Всякая рѣшимость въ военномъ дѣлѣ, какъ извѣстно по тысячелѣтнимъ историческимъ опытамъ, есть великая вещь и первый залогъ успѣха. Не прошло и пяти минутъ, какъ всѣ присутствовавшіе на берегу сняли шапки и перекрестились; вслѣдъ за этимъ изъ устъ молодаго офицера раздалась извѣстная артиллерійская команда: «первое!» Тотчасъ же звучно грянулъ выстрѣлъ—первый боевой выстрѣлъ въ эту кампанію, и положилъ собою начало нашихъ военныхъ дѣйствій, къ которымъ за минуту до него мы приготовились всеобщимъ крестнымъ знаменіемъ, призывавшимъ на русскій починъ святой войны благословеніе Божіе. Этотъ починъ былъ знаменателенъ тѣмъ, что всѣ наши, отъ высшаго начальника до послѣдняго солдата, хорошо и глубоко знали въ своемъ сердцѣ, за что и за кого они начинаютъ драться.
Выпущенный снарядъ далъ нѣкоторый перелетъ и упалъ въ воду за первымъ мониторомъ; второй мониторъ, какъ уже сказано, стоялъ позади перваго въ небольшомъ разстояніи.
Не прошло и минуты, какъ забѣлѣлъ на рѣкѣ клубъ дыма, и тотчасъ же съ визгомъ пролетѣлъ снарядъ надъ головами артиллеристовъ и легъ за батареею, но не разорвался. Вслѣдъ за первымъ, такъ называемымъ «привѣтственнымъ» обмѣномъ выстрѣловъ, началась канонада. Наши артиллеристы по третьему заряду окончили уже пристрѣлку, нашли достодолжный уголъ возвышенія, и снаряды стали мѣтко попадать въ бортъ броненосца и падать на его палубу. Разумѣется, легкій полевой снарядъ отскакивалъ отъ толстой стальной брони, но, разрываясь, все-таки причинялъ непріятелю вредъ своими осколками. Турецкіе же снаряды ложились вправо и влѣво отъ батареи, падали въ склоны берега или же рвались не долетая до нашихъ орудій и, къ счастію, не наносили никакого вреда ни пушкамъ, ни прислугѣ. Это только и можетъ быть объяснено тѣмъ, что два полевыя орудія отчасти заслоняемыя отъ глазъ противника карнизомъ возвышенности, на которой они были поставлены, представляли собою для мониторовъ, съ ихъ разстоянія, цѣль слишкомъ малыхъ размѣровъ. Спустя нѣсколько времени къ нашимъ орудіямъ было прибавлено еще два, той же батареи, и такимъ образомъ противъ полеваго дивизьона мониторы вели канонаду въ теченіи болѣе полутора часа, съ четверти одиннадцатаго до полудня. Въ продолженіи этого времени снаряды дивизьона 5-й батареи были на столько мѣтки, что на первомъ мониторѣ успѣли совершенно сбить трубу и испортить руль, а на второмъ отъ нашего огня загорѣлась палуба. Вслѣдствіе этихъ пораженій, второй мониторъ вскорѣ скрылся за островомъ, уйдя въ Мачинскій рукавъ Дуная, а первый, не имѣя возможности управляться безъ руля, поспѣшилъ причалить къ берегу и сталъ поспѣшно выпускать пары. Тогда второй, какъ менѣе пострадавшій, приблизясь къ товарищу, перебросилъ къ нему канатъ и съ помощью этого приспособленія отбуксировалъ его назадъ, за лѣсистый островъ, на порядочное разстояніе. Сдѣлавъ на пути еще нѣсколько выстрѣловъ по нашимъ орудіямъ, оба броненосца совсѣмъ уже отретировались къ Мачину, откуда они — какъ говорятъ болгары и русскіе, пробирающіеся къ намъ иногда съ того берега въ своихъ утлыхъ рыбачьихъ душегубкахъ — будто бы отправлены въ Рущукъ для необходимыхъ починокъ и исправленій въ существенныхъ частяхъ своей конструкціи. Отъ нихъ же мы узнали, что въ тотъ же день къ вечеру съ перваго броненосца были свезены на берегъ для погребенія трое убитыхъ: капитанъ судна и два рулевыхъ матроса.
Во время этой канонады, по дунайскимъ отмелямъ были разсыпаны стрѣлки Селенгинскаго и Охотскаго полковъ, которые стрѣляли по людямъ на мониторахъ и отвѣчали на огонь изъ Гечета, а также и турецкимъ стрѣлкамъ, находившимся въ рукавѣ, на шлюпкахъ, при чемъ на нашей сторонѣ раненъ одинъ болгаринъ, стоявшій вблизи стрѣлковъ, прострѣлена шинель у одного казака, а у другаго пуля ударилась въ шашку и, наконецъ, убитъ на берегу одинъ изъ жителой Браилова. Нѣкоторые изъ турецкихъ снарядовъ долетали и до города, гдѣ пробили стѣны въ нѣсколькихъ зданіяхъ, но никого не убили и не ранили[2].Снаряды турецкіе, снабженные англійскою пломбою, на сей разъ весьма плохо разрывались, такъ что оттоманскіе друзья — англичане, въ этомъ отношеніи оказали услугу скорѣе намъ, чѣмъ туркамъ. Четыре орудія 5-й батареи, какъ видно по результатамъ, стрѣляли очень хорошо. Они находились подъ командою поручиковъ Маслова и Карпинскаго, при командирѣ дивизьона штабсъ-капитанѣ Мазуревичѣ и подъ общимъ руководствомъ батарейнаго командира подполковника Тимирязева.
Дѣло это, ничтожное само по себѣ, не лишено однако же для насъ нѣкотораго нравственнаго значенія: оно наглядно показало духъ и степень боевой подготовки нашей полевой артиллеріи. И въ самомъ дѣлѣ, для этого сто́итъ только взвѣсить то обстоятельство, что съ одной стороны выступаютъ два монитора, защищенные сильною бронею и вооруженные дальнобойными крупповскими пушками, а съ другой—противъ нихъ выдвигаются сначала два, а потомъ четыре легкія, полевыя орудія, которыя ни одной минуты не задумываются взять на себя починъ огня и менѣе чѣмъ въ два часа времени заставляютъ ретироваться несравненно сильнѣйшаго противника. Въ существенномъ же результатѣ этого дѣла было то, что мониторы въ теченіи двухъ сутокъ не выходили ни противъ Гечета, ни на главный фарватеръ рѣки, что́ для насъ было весьма кстати, такъ какъ въ это самое время у насъ спѣшно строились береговыя батареи для орудій больша́го калибра; команды, наряжаемыя отъ пѣхотныхъ частей, при помощи 7-го сапернаго батальона, въ два дня возвели прекрасныя земляныя постройки, удовлетворяющія всѣмъ требованіямъ полевой фортификаціи.
24-го апрѣля, въ третьемъ часу дня, большой трехмачтовый броненосный корветъ, пришедшій въ воды Мачинскаго рукава только наканунѣ (23-го числа), показался на главномъ фарватерѣ и, подойдя на должное разстояніе, далъ первый выстрѣлъ по нашей батареѣ. Это было въ 2 часа 35 минутъ, какъ разъ въ то время, когда подходилъ изъ Галаца желѣзно-дорожный поѣздъ, на которомъ слѣдовалъ Великій Князь Главнокомандующій, для осмотра браиловской позиціи[3]. Всѣ начальники частей находились на дебаркадерѣ[4], для встрѣчи Его Высочества, когда раздался этотъ первый выстрѣлъ; за нимъ, черезъ нѣкоторый промежутокъ времени, послѣдовалъ второй, очевидно направленный въ поѣздъ, но давшій перелетъ надъ вагонами, а по третьему выстрѣлу снарядъ большаго калибра упалъ въ двадцати саженяхъ отъ станціи. Генералъ Саловъ, какъ начальникъ всего отряда, долженствовавшій оставаться на станціи для пріема Его Высочества, поручилъ полковнику Струкову отправиться къ батареямъ и временно принять начальство надъ берегомъ и войсками.
На батареѣ противъ Гечета у насъ еще шли работы и до 800 человѣкъ были заняты ими; полевая артиллерія, въ числѣ одной четырехфунтовой батареи, стояла на берегу для ихъ прикрытія, межь тѣмъ бомбардировка съ корвета не прекращалась; снаряды падали то на насыпаемую батарею, то вокругъ нея — и такъ продолжалось около полутора часа. Струковъ, отведя воинскія части въ укрытое мѣсто, предохранилъ ихъ отъ дѣйствія турецкихъ снарядовъ, которые пускались на удачу, не имѣя предъ собою опредѣленной цѣли, за исключеніемъ, конечно, строющейся батареи. Главнокомандующій этимъ временемъ объѣзжалъ возводимыя нами инженерныя сооруженія и въ 3½ часа пополудни заѣхалъ на батарею № 3-й, гдѣ приказалъ не отвѣчать на выстрѣлы корвета, такъ какъ дѣйствіе нашихъ легкихъ орудій, во всякомъ случаѣ, не могло достичь никакой существенной цѣли при данномъ разстояніи, а между тѣмъ дальнѣйшее продолженіе бомбардировки весьма легко могло бы нанести чувствительный вредъ городу, куда и безъ того уже попали три бомбы, къ счастію, безъ печальныхъ для жителей послѣдствій.
При этой послѣдней бомбардировкѣ нами замѣчено, что турецкіе снаряды уже были не такого свойства, какъ въ первый разъ: бо̀льшая часть гранатъ давала разрывъ, да и стрѣльба производилась съ бо̀льшею разсчитанностію и потому была болѣе мѣткою, чѣмъ 21-го апрѣля. Турки выпустили пятнадцать снарядовъ; выстрѣлы давались рѣдко, и бомбардированіе, начавшееся въ 2½ часа, окончилось въ половинѣ пятаго пополудни. Войска, ободряемыя офицерами, все время спокойно продолжали насыпать батарею.
26-го апрѣля были уже вооружены двѣ наши батареи: мортирная, предназначенная для продольнаго обстрѣливанія Мачинскаго рукава, и батарея № 4-й, передъ городомъ, для дѣйствія изъ 24-хъ-фунтовыхъ орудій противъ Гечета и его окрестностей[5]. Въ тотъ же день утромъ приказано было открыть съ этихъ батарей пробную пальбу, для пристрѣлки, а также и съ цѣлью отодвинуть подалѣе мониторы, чтобы прикрыть подошедшій къ Браилову нашъ пароходъ съ четырьмя винтовыми шлюпками, которыя въ этотъ день должны были погрузить предъ Браиловымъ минныя загражденія. Нѣсколько мортирныхъ выстрѣловъ, упавшихъ въ воду около самыхъ мониторовъ, заставили противника удалиться, изъ предосторожности, по направленію къ городу Мачину, гдѣ оба судна и скрылись изъ виду. Вслѣдствіе удаленія ихъ, генералъ Саловъ нашелъ, что предположенныя нами работы по минному загражденію Дуная вполнѣ возможны и приказалъ стрѣлкамъ, на всякій случай, разсыпаться по берегу. Вмѣстѣ съ этимъ, — такъ какъ Гечетъ представляетъ собою для непріятеля весьма удобный пунктъ закрытія, — вызваны были охотники, съ тѣмъ чтобы въ рыбачьихъ лодкахъ переплыть на ту сторону и, если противникъ тамъ въ незначительныхъ силахъ, то выбить его изъ гечетскихъ окоповъ, насыпанныхъ турками 22-го апрѣля, и забрать сложенный въ этомъ селеніи каменный уголь. Охотники тотчасъ же явились — даже въ числѣ, превышавшемъ потребность — и отправлены по назначенію[6]. Выплывъ на середину рѣки, они были встрѣчены учащеннымъ ружейнымъ огнемъ изъ-за гечетскихъ окоповъ и изъ оконъ домовъ этого селенія, при чемъ у насъ раненъ въ ногу одинъ рядовой. Дабы не подвергать людей напраснымъ потерямъ, изъ-за такой ничтожной цѣли, какъ добыча нѣсколькихъ пудовъ угля, и такъ какъ силы непріятеля въ Гечетѣ оказались болѣе того, сколько ихъ предполагалось, охотникамъ велѣно было возвратиться. По строеніямъ же Гечета, за которыми укрывались непріятельскіе стрѣлки, наша артиллерія сдѣлала послѣ этого нѣсколько выстрѣловъ, едва ли впрочемъ нанесшихъ существенный вредъ, потому что иначе турки врядъ ли продолжали бы до половины девятаго часа вечера ружейную перестрѣлку съ нашими стрѣлками, разсыпанными съ утра за береговыми строеніями. Пули противника хорошо долетали до берега и многія изъ нихъ даже перелетали батарею. На другой день (27-го апрѣля), по предварительному соглашенію съ начальникомъ инженерной части дѣйствующей арміи, генералъ-маіоромъ Деппомъ, рѣшено было приступить на разсвѣтѣ, подъ прикрытіемъ нашихъ батарей, къ заложенію минныхъ загражденій на Дунаѣ. Для огражденія этихъ важныхъ работъ отъ непріятельскихъ пуль съ того берега, генералъ Саловъ поручилъ полковнику Струкову перевезти въ 12-ти лодкахъ на правый берегъ команду, назначенную отъ Селенгинскаго и Якутскаго полковъ[7]. Флотилія эта спустилась внизъ по Дунаю и сожгла между Браиловымъ и Галацомъ три кордонные домика и сарай, гдѣ скрывались непріятельскіе стрѣлки, которые легко могли бы мѣшать нашимъ шлюпкамъ производить минныя работы.
Съ разсвѣтомъ показался на Дунаѣ нашъ пароходъ, предназначенный идти на минныя работы, для поддержки шлюпокъ и снабженія ихъ потребнымъ матеріаломъ. Но, увидя приближавшійся по Мачинскому рукаву турецкій броненосецъ, пароходъ этотъ долженъ былъ вернуться, а генералъ Саловъ приказалъ открыть по броненосцу артиллерійскій огонь, съ помощью котораго и принудилъ его повернуть и уйдти въ обратную сторону. Пѣхотная и казачья команды, бывшія на рыбачьихъ лодкахъ, исполнивъ тѣмъ часомъ возложенное на нихъ порученіе, уже возвращались назадъ и въ это время подверглись частому ружейному огню изъ Гечета, на который вынуждены были отвѣчать изъ своихъ лодокъ. При этомъ съ нашей стороны никакого урона не было; пострадала только отъ пули одна пола шинели у рядоваго 3-й роты Селенгинскаго полка.
Въ это время капитанъ 1-го ранга Рогуля доложилъ генералу Салову, что около полудня уже начнется загражденіе. Въ половинѣ двѣнадцатаго нашъ пароходъ, съ четырьмя паровыми и четырьмя минными шлюпками, подошелъ къ браиловской пристани, гдѣ отпустилъ отъ себя шлюпки. Эти послѣднія въ три-четверти перваго часа потянули минныя лодки къ мѣсту предположеннаго загражденія, которое и было благополучно окончено въ три часа пополудни, безъ всякихъ несчастныхъ для насъ случаевъ. Пароходъ послѣ этого возвратился къ устью рѣки Прута, а паровыя шлюпки стали у Браилова.
На 29-е апрѣля предположено было сдѣлать съ утра второе загражденіе, ниже Гечета, почему, для прикрытія работы отъ непріятельскихъ выстрѣловъ изъ сего послѣдняго пункта, по требованію капитана 1-го ранга Рогули, въ 11 часовъ утра вышелъ отъ устья Прута нашъ пароходъ, подъ командою капитана Беклешова. Пароходъ этотъ, въ виду двухъ непріятельскихъ броненосцевъ, сдѣлавъ два выстрѣла изъ носоваго орудія по Гечету, привалилъ къ браиловской пристани. Въ первомъ часу дня показался другой нашъ пароходъ, шедшій съ минами изъ Галаца, но — въ виду двухъ броненосцевъ противника, стоявшихъ въ Мачинскомъ рукавѣ, — долженъ былъ вернуться назадъ.
Въ это время, во второмъ часу дня, въ виду Браилова опять появился трехмачтовый броненосный корветъ, тотъ самый что бомбардировалъ наши инженерныя работы и городъ 24-го числа, въ день пріѣзда Великаго Князя. Около этого большаго судна расхаживали взадъ и впередъ два другіе броненосца меньшихъ размѣровъ. Въ исходѣ втораго часа вблизи ихъ появилось новое судно, дотолѣ еще не замѣчавшееся нами въ водахъ Мачинскаго рукава; длинное, бѣлое, оно походило болѣе на пассажирскій пароходъ, чѣмъ на военное судно. Пароходъ этотъ вскорѣ спустилъ шлюпку, которая подошла къ большому корвету и на этомъ послѣднемъ въ ту же минуту былъ поднятъ вице-адмиральскій флагъ. По свѣдѣніямъ, собраннымъ впослѣдствіи, оказывается что шлюпка съ парохода доставила на корветъ вице-адмирала Буюкъ-пашу, который, впрочемъ, какъ кажется, не остался на корветѣ, а переправился съ него на другое судно, минутъ за десять до извѣстной катастрофы. Тѣмъ не менѣе, вице-адмиральскій флагъ оставался на мачтѣ. Между тѣмъ корветъ, совмѣстно съ остальными турецкими судами, занялъ въ Мачинскомъ рукавѣ боевую позицію, съ видимымъ намѣреніемъ начать бомбардировку, но огня еще не открывалъ. Выйдя на позицію, онъ бросилъ якорь, завезъ кабельтовъ на берегъ и повернулся къ намъ правымъ бортомъ; остальные мониторы стали около него такимъ же образомъ. Разстояніе отъ нашихъ береговыхъ укрѣпленій до корвета равнялось 1,700 саженямъ (около 3½ вер.) или нѣсколько болѣе. Въ бинокль ясно виднѣлись на немъ обращенныя къ намъ орудія, но экипажа на палубѣ не было. Въ 2 часа и 10 минутъ пополудни нашимъ батареямъ, мортирной и № 4-му, приказано было открыть огонь. Мортирная дала нѣсколько выстрѣловъ, не долетѣвшихъ до цѣли; батарея № 4-й взяла хорошее направленіе: ея снаряды совсѣмъ близко ложились около корвета, но пока еще не задѣвали его; а онъ межь тѣмъ продолжалъ сохранять свое вызывающее положеніе молча. Всѣ досадовали… Пальба продолжалась; но слѣдя въ подзорную трубу съ высоты втораго этажа ближней казармы за полетомъ снарядовъ, наблюдавшіе офицеры видѣли только, какъ черезъ десять секундъ послѣ каждаго выстрѣла около корвета вставалъ и разсыпался серебряными брызгами столбъ водяной пыли. Экипажъ, укрываясь отъ нашего огня, лишь изрѣдка, и то въ небольшомъ количествѣ, появлялся на палубѣ и тотчасъ же скрывался подъ люками, чуть лишь на браиловскомъ берегу поднимется клубъ дыма.
Выпущено было до тридцати снарядовъ и уже хотѣли было прекратить пальбу, тѣмъ болѣе, что турки не отвѣчали, какъ вдругъ, въ три часа и 10 минутъ пополудни, въ одно и то же мгновеніе съ двухъ различныхъ батарей разомъ грянули два выстрѣла. Эта одномгновенность есть дѣло полной, но замѣчательной случайности. Офицеры внимательно продолжали слѣдить за полетомъ снарядовъ; прошло десять секундъ — на водѣ нѣтъ брызговъ… Вдругъ весь корветъ закрылся дымомъ, сквозь который, какъ молнія, пробился темно-багровый огонь. Нѣкоторые подумали, что это непріятель разомъ далъ залпъ изъ всѣхъ своихъ орудій; но чрезъ двѣ-три секунды раздался ужасный, громоподобный трескъ, отдавшійся на нашемъ берегу сильнымъ сотрясеніемъ воздуха, и громадный столбъ изъ нѣсколькихъ переплетшихся языковъ огня и чернаго густаго дыма, съ глухимъ гуломъ, взвился къ небу, сажень на сорокъ въ высоту, и сталъ надъ корветомъ… Въ бинокли видно было, какъ летѣли вверхъ двѣ мачты, доски, бревна и разные осколки; замѣтны были даже и люди, падавшіе сверху внизъ, которые, по словамъ очевидцевъ, казались имъ издали словно бы червячки или рои черныхъ мухъ.
Мертвое молчаніе воцарилось въ этотъ моментъ на нашихъ батареяхъ, и въ народѣ, и въ войскахъ, стоявшихъ по берегу. Поражающій смыслъ трагическаго факта былъ ясенъ, но неожиданность его невольно ошеломила каждаго въ первую минуту. За то какое же «ура» понеслось съ нашего берега вдоль и вширь по Дунаю, когда прошла эта первая минута! Турки на своихъ мониторахъ даже и за четыре версты хорошо должны были слышать этотъ радостный, долгій кликъ русскаго солдата, въ то время какъ вѣтеръ тихо разносилъ тучу дыма надъ мѣстомъ только что свершившейся катастрофы. Когда этотъ дымъ наконецъ разсѣялся на столько, что можно было кое-что видѣть, отъ грознаго броненосца остался лишь единственный слѣдъ на гладкой поверхности Дуная: надъ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ пошелъ онъ ко дну, торчала изъ воды одна только третья мачта съ висящимъ на ней вице-адмиральскимъ флагомъ.
Толпы зрителей, стоявшія на берегу рядомъ съ войсками, браиловскіе жители, болгары, румыны, греки, армяне, русскіе выходцы — все это, ликуя, бросилось другъ къ другу съ поздравленіями, объятіями, поцѣлуями… Живѣйшая радость и восторгъ торжества сіяли на всѣхъ лицахъ.
Первая мысль, первое движеніе чувства послѣ минутъ, невольно отданныхъ торжеству побѣды, была забота объ участи погибавшихъ матросовъ взорваннаго судна. Испросивъ разрѣшеніе генерала Салова, полковникъ Струковъ, капитанъ 1-го ранга Рогуля, гвардейскаго экипажа лейтенантъ Дубасовъ, есаулъ Дукмасовъ и еще нѣсколько морскихъ офицеровъ бросились на три паровыя шлюпки и на всѣхъ парахъ пустились къ мѣсту катастрофы. Первою шла шлюпка «Олафъ», съ лейтенантомъ Дубасовымъ и Дукмасовымъ; въ 150 саженяхъ отъ него шелъ лейтенантъ черноморскаго флота Шестаковъ, а въ третьей шлюпкѣ, на такомъ же разстояніи, плыли гг. Струковъ, Рогуля, Персинъ и др. Всѣ они, держа направленіе къ Гечету, обогнули затопленный островъ и, войдя въ Мачинскій рукавъ, прослѣдовали мимо гечетскихъ окоповъ, за которыми видна была турецкая пѣхота, не давшая однако по шлюпкамъ ни одного выстрѣла; какъ видно, паника турокъ была слишкомъ велика и они не успѣли еще придти въ себя отъ сильнаго впечатлѣнія взрыва: пѣхотинцы эти молча и неподвижно смотрѣли на плывущія мимо ихъ лодки, на которыхъ не развѣвалось даже бѣлаго парламентерскаго флага, такъ какъ за спѣшностью отхода шлюпокъ его не успѣли захватить съ собою.
Наконецъ, наши пришли на мѣсто гибели корвета. Но тамъ, за исключеніемъ мачты, торчавшей изъ воды, не было уже ни малѣйшаго слѣда только что совершившихся ужасовъ. Тихо и плавно текла спокойная рѣка и кротко сіяло надъ нею весеннее солнце, какъ будто и ровно ничего не случилось, какъ будто здѣсь и не погибло сейчасъ, въ одно мгновеніе болѣе двухсотъ человѣческихъ жизней… Нигдѣ вокругъ — ни одного трупа, ни одного обломка, все исчезло безслѣдно на днѣ Дуная. Турецкіе мониторы были совсѣмъ на виду; отъ нашихъ шлюпокъ оставалось до нихъ не болѣе трехъ кабельтовыхъ, но мониторы, также точно какъ турецкая пѣхота, и не подумали дать по своимъ врагамъ ни одного выстрѣла, равно какъ ранѣе нашего прибытія не подумали и о томъ, чтобы спустить шлюпки на помощь утопавшимъ товарищамъ.
Лейтенантъ Дубасовъ подплылъ къ мачтѣ и снялъ съ нея флагъ, доставшійся намъ единственнымъ, но достойнымъ трофеемъ этой побѣды[8]. Всѣ поиски нашихъ шлюпокъ остались тщетными. Онѣ уже возвращались назадъ, когда съ гечетскаго берега донесся слабый страдальческій стонъ. Тотчасъ же причалили къ берегу и высадились изъ одной шлюпки. Здѣсь на берегу нашли матеріалы для телеграфа, который турки намѣревались было проводить въ этомъ мѣстѣ; часть проволоки и фарфоровыя болванки забрали съ собою, часть потопили; затѣмъ, продолжая поиски, услышали снова тотъ же стонъ и вскорѣ наткнулись въ невысокихъ камышахъ на лежавшаго турка. Руки и ноги его были страшно обожжены и опалено все платье. Его подняли и перенесли въ лодку. Сначала онъ былъ ужасно испуганъ, весь дрожалъ и онѣмѣлъ отъ страха, но его тотчасъ же постарались успокоить ласковымъ обращеніемъ, и несчастный мало-по-малу пришолъ въ себя и пріободрился на столько, что, по доставкѣ его въ браиловскій военно-временный госпиталь, могъ уже отвѣчать на вопросы. Оказалось, что весь его страхъ происходилъ отъ того, что начальство турецкое распространило между матросами и солдатами убѣжденіе, будто русскіе всѣхъ своихъ плѣнныхъ тотчасъ же сажаютъ по-турецки на колъ, и онъ думалъ, что та же участь неизбѣжно предстоитъ и ему; но когда увидѣлъ на дѣлѣ столь заботливый уходъ за собою и такое человѣчное обращеніе, то теперь, начиная уже поправляться, съ искреннимъ чувствомъ сознается, на сколько всѣ его собратья заблуждаются въ «Московѣ» и говоритъ, что впередъ уже не только самъ не пойдетъ, но и дѣтямъ, и роднымъ, и всему дальнѣйшему потомству завѣщаетъ не воевать противъ «Москова». Отъ этого плѣнника узнали, что взорванный корветъ назывался «Лютфи-Джелиль», что̀ въ переводѣ на русскій языкъ означаетъ «подъ милостію Божіею»; что судно находилось подъ командою капитана Негибъ-бея, имѣвъ экипажа 219 человѣкъ, изъ которыхъ, какъ видно, только онъ одинъ какимъ-то чудомъ остался въ живыхъ; что на корветѣ было пять пушекъ, изъ коихъ два орудія 9-ти-дюймовыя, два 90-фунтовыя и одно орудіе 40-фунтовое; что длина судна равнялась 222 футамъ, ширина 44,5 фут., подводная часть 9,5 фут., машина въ 200 силъ и ходъ 12 узловъ.
Когда шлюпки наши подплыли къ Браилову, на берегу ихъ встрѣтила громкая овація жителей, вполнѣ убѣжденныхъ, что отнынѣ турки не осмѣлятся уже бомбардировать ихъ городъ, а при видѣ поднятаго вице-адмиральскаго флага, къ оваціямъ народа присоединились и клики русскаго войска. Всѣ русскіе были еще болѣе довольны тѣмъ, что наказанъ именно тотъ самый броненосецъ, который пускалъ снаряды по поѣзду Великаго Князя. Тутъ же, на берегу, между нѣсколькими гражданами было собрано одиннадцать червонцевъ, которые представлены генералу Салову, съ просьбою передать ихъ молодцамъ наводчикамъ; явилась депутація отъ города благодарить русскія войска, въ лицѣ ихъ генерала и всѣхъ офицеровъ, и просить послѣднихъ къ обѣду, приготовленному въ честь ихъ въ городскомъ клубѣ. Съ этого дня русское имя произносится здѣсь съ величайшимъ уваженіемъ; при встрѣчѣ съ русскимъ здѣшніе жители, знакомые и незнакомые, спѣшатъ ему поклониться съ явнымъ выраженіемъ симпатіи и почтенія. Особенно же пріободрились болгары, которые горятъ нетерпѣніемъ увидѣть поскорѣе своихъ освободителей за Дунаемъ, а молодежь ихъ такъ и рвется стать въ ряды формируемыхъ нами дружинъ болгарскихъ.
Славнымъ результатомъ этого дня мы должны быть обязаны четыремъ русскимъ воинамъ: командиру батареи № 4-го, осадной артиллеріи поручику Самойло, уроженцу Смоленской губерніи, только въ 1875 году выпущенному изъ Михайловскаго артиллерійскаго училища; подпоручику 7-го сапернаго батальона Романову, состоящему при мортирной батареѣ для инженерныхъ работъ и помогавшему командиру оной, за неимѣніемъ другаго артиллерійскаго офицера, и двумъ наводчикамъ — строеваго отдѣла осадной артиллеріи рядовымъ: Роману Давыдову и Ивану Помпарю. Первый изъ нихъ, подъ наблюденіемъ поручика Самойло, наводилъ 24-хъ-фунтовое орудіе, а второй — мортиру, подъ руководствомъ подпоручика Романова[9].
Когда въ Кишиневѣ, часовъ около 7½ вечера, получена была Главнокомандующимъ первая вѣсть о взрывѣ броненосца, отправленная по телеграфу тотчасъ же послѣ происшествія, Его Высочество быстрыми шагами вышелъ изъ кабинета въ пріемную залу, гдѣ оставалось еще послѣ обѣда нѣсколько лицъ главной квартиры и воскликнувъ: «Слушай, ребята!» прочелъ эту телеграмму. Громкое и единодушное «ура» тотчасъ же огласило весь домъ Великаго Князя и черезъ минуту было подхвачено на бульварѣ, гдѣ противъ квартиры Его Высочества всегда, бывало, стоитъ толпа народа. Черезъ четверть часа уже весь городъ зналъ и радостно толковалъ объ этомъ счастливомъ для русскаго оружія началѣ. Его Высочество тотчасъ же отправилъ къ командиру 11-го корпуса, князю Шаховскому, слѣдующую отвѣтную телеграмму:
«Отъ всей души поздравляю тебя и войска со славнымъ результатомъ стрѣльбы нашей артиллеріи. Прикажи объявить тому наводчику, который вѣрнымъ выстрѣломъ взорвалъ броненосецъ, что Я его жалую знакомъ военнаго ордена. Пришли Мнѣ его имя и фамилію, и фамилію офицера, который командовалъ орудіями. Объявить артиллеристамъ Мое большое спасибо!»
Въ тотъ день еще не были извѣстны всѣ подробности дѣла и потому въ Кишиневѣ, основываясь на краткомъ извѣщеніи князя Шаховскаго, не знали еще, что по монитору сдѣланы были одновременно два выстрѣла. Когда же выяснились всѣ подробности, то оставалось рѣшить: которому изъ двухъ выстрѣловъ принадлежитъ честь взрыва? Прицѣлъ 24-хъ-фунтоваго орудія представлялъ уголъ возвышенія 15°3½′, а мортиры — возвышенія 15° и отклоненія 25′. Такъ какъ мортирные снаряды въ этотъ день, на данномъ разстояніи, долетали 10-ю секундами позже снарядовъ 24-хъ-фунтовыхъ орудій и такъ какъ наблюдавшіе офицеры, отъ момента обоихъ выстрѣловъ до момента взрыва, положительно не видѣли водянаго столба, то есть полное основаніе думать, что выстрѣлъ 24-хъ-фунтоваго орудія попалъ въ свою цѣль, и, вѣроятно, нанесъ судну весьма существенное потрясеніе въ его скелетѣ и обшивкѣ, что́ называется, развинтилъ, расхлябалъ его; а такъ какъ пробить на столько палубу, чтобы произвести взрывъ крюйтъ-камеры, могъ только снарядъ, пущенный навѣсно, то ясно, что мортирный выстрѣлъ довершилъ дѣло 24-хъ-фунтоваго орудія. На этомъ основаніи пожалованы знаками военнаго ордена оба наводчика и оба офицера представлены къ Высочайшимъ наградамъ: поручикъ Самойло — къ ордену св. Владиміра 4-й ст. съ мечами, а подпоручикъ Романовъ — св. Анны 3-й ст. съ мечами же.
4-го мая Его Высочество Главнокомандующій получилъ въ Плоештахъ отъ одесскаго градскаго головы телеграмму, извѣщающую, что городъ Одесса испрашиваетъ благосклоннаго распоряженія Его Высочества о принятіи отъ него для канонира, взорвавшаго турецкій броненосецъ, ежегодной пожизненной пенсіи въ 120 руб. Вмѣстѣ съ симъ одесскій голова извѣщалъ, что дума назначила денежное пособіе одесскимъ семействамъ солдатъ дѣйствующей арміи. Великій Князь Главнокомандующій поручилъ начальнику своего штаба передать одесскому головѣ, что Его Высочество очень тронутъ вниманіемъ жителей города Одессы къ солдатамъ ввѣренной ему арміи и выражаетъ свою душевную благодарность одесской городской думѣ, но вмѣстѣ съ симъ, извѣщая, что взрывъ произведенъ благодаря удачной наводкѣ двухъ рядовыхъ, предлагаетъ: не найдетъ ли одесская дума умѣстнымъ раздѣлить пожертвованную городомъ пенсію на двѣ равныя половины — для Давыдюка и Помпаря. Отвѣтъ одесситовъ не заставилъ ожидать себя долго и былъ въ пользу обоихъ молодцовъ-наводчиковъ, первыхъ георгіевскихъ кавалеровъ нынѣшней войны.
Работы въ Браиловѣ теперь много всѣмъ, и днемъ, и ночью: мониторы, бомбардировки, наблюденія за Гечетомъ, за берегами, за судами, постройка батарей, минныя загражденія, производимыя почти подъ выстрѣлами, и проч. — все это дѣлаетъ данный пунктъ крайне интереснымъ. Здѣсь почти всѣ ложатся спать въ два-три часа ночи, а въ шесть утра уже опять на работѣ, и трудятся всѣ, безъ исключенія, очень усердно, съ увлеченіемъ, съ полнымъ сознаніемъ своего долга. До 1,800 человѣкъ ежедневно работали съ заступами и кирками на батареяхъ, а при этомъ еще постоянные караулы на берегу, въ порту, на судахъ, разъѣзды по берегу, наблюдательныя экспедиціи къ Гечету и въ другіе пункты, и все это исполняется отчетливо, хорошо. Загражденія уже вполнѣ окончены, и бывшіе на этихъ работахъ утверждаютъ, что съ Мачинскаго Дуная нашихъ береговыхъ батарей и незамѣтно. Было приказано вырубить лѣсъ на затопленномъ островѣ, но потомъ приказаніе это отмѣнено, потому что деревья мѣшаютъ броненосцамъ хорошо насъ видѣть. Турки съ 29-го числа не предпринимаютъ противъ насъ ничего новаго. Въ тотъ же день было сдѣлано въ Браиловѣ распоряженіе о высылкѣ изъ города на противный берегъ всѣхъ турокъ, безъ всякаго дѣла остававшихся еще въ порту, отъ рѣчныхъ судовъ и по разнымъ другимъ обстоятельствамъ, такъ какъ были основанія предполагать, что нѣкоторые изъ нихъ не совсѣмъ безгрѣшны въ передачѣ нашимъ противникамъ кое-какихъ свѣдѣній, между прочимъ и о часѣ ожидавшагося прибытія въ Браиловъ Великаго Князя, чѣмъ только и можетъ быть объяснено то обстоятельство, что корветъ, ни до, ни послѣ того дня не стрѣлявшій по желѣзно-дорожнымъ поѣздамъ, открылъ вдругъ огонь именно въ одинъ только этотъ разъ по поѣзду Его Высочества. Всѣхъ турокъ набралось въ Браиловѣ 35 человѣкъ. 30-го апрѣля они были переправлены въ нѣсколькихъ лодкахъ на турецкій берегъ. Въ эту экспедицію вызвались охотниками двѣнадцать болгаръ и одинъ русскій офицеръ. Отправляемые турки заранѣе были предупреждены, что если ихъ соотечественники въ Гечетѣ вздумаютъ, по ихъ знаку, оказать противъ перевощиковъ-болгаръ какое-либо враждебное дѣйствіе, то вооруженные болгары, не причаливая къ берегу, привезутъ ихъ обратно въ Браиловъ, и тогда съ ними немедленно же будетъ поступлено по всей строгости военныхъ законовъ; а если бы, послѣ высадки, свои не захотѣли ихъ принять, то отправляемымъ предложено было подать съ того берега извѣстный условный знакъ, и тогда за ними были бы высланы военныя шлюпки, чтобы взять ихъ обратно, но съ тѣмъ, что въ Браиловѣ они уже не останутся ни въ какомъ случаѣ. Турки благодарили браиловцевъ за то, что, не смотря на военное время, имъ не причинили никакого вреда, никакой обиды, а по доставкѣ ихъ на тотъ берегъ, бросились цѣловать руки, въ знакъ благодарности, отвозившему ихъ офицеру, такъ какъ они были убѣждены, что русскіе и болгары, подъ предлогомъ высылки, хотятъ перетопить ихъ на серединѣ Дуная.
Но что касается до шпіонства, то быть можетъ въ немъ повинны были въ Браиловѣ и не одни только высланные турки. Тамъ есть не мало подозрительныхъ личностей изъ евреевъ, поляковъ, венгерцевъ и проч., которые, не имѣя никакого опредѣленнаго занятія, проживаютъ по совершенно, по-видимому, законнымъ паспортамъ, подъ видомъ всевозможныхъ промышленныхъ агентовъ, путешественниковъ, антрепренеровъ различныхъ предпріятій сомнительнаго существованія, а также и подъ видомъ иностранныхъ корреспондентовъ. Спустя не болѣе часа послѣ взрыва корвета, артиллерійскій полковникъ Моллеръ, заѣхавъ на телеграфную станцію, нашелъ тамъ много этихъ иностранныхъ агентовъ, спѣшно писавшихъ и подававшихъ и простыя, и шифрованныя депеши. Моральный эффектъ, произведенный на нихъ взрывомъ, былъ слишкомъ замѣтенъ; на лицахъ многихъ изъ нихъ явно выступали смущеніе, тревога и какое-то затаенно-злобное или же ироническое выраженіе. Не отсюда ли вышли появившіяся въ нѣкоторыхъ иностранныхъ газетахъ «достовѣрныя» извѣстія, будто турецкій броненосецъ взорванъ вовсе не русскими выстрѣлами, а взлетѣлъ на воздухъ—по однимъ комментаріямъ — отъ лопнувшаго пароваго котла, а по другимъ — даже отъ упавшей въ крюйтъ-камеру сигары?
Примѣчанія
править- ↑ Турецкое одномачтовое, каботажное судно. См. кочерма в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
- ↑ Генералъ Саловъ еще при самомъ началѣ канонады приказалъ командиру 3-й стрѣлковой селенгинской роты, капитану Перумову, спуститься къ Дунаю съ однимъ полувзводомъ стрѣлковъ и, вмѣстѣ съ казаками, бывшими на посту при сотникѣ Поповѣ, — разсыпаться по берегу и открыть огонь по непріятельской пѣхотѣ, показавшейся между строеніями Гечета.
- ↑ Подробности объ этой поѣздкѣ см. въ слѣдующей за этимъ корреспонденціи.
- ↑ Здесь — часть пассажирской платформы железнодорожной станции, перекрытая навесом. См. дебаркадер в Википедии. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
- ↑ Вооруженіе первой состояло изъ двухъ 6-ти-дюймовыхъ нарѣзныхъ мортиръ, а второй изъ двухъ 24-хъ-фунтовыхъ пушекъ.
- ↑ Команда Якутскаго полка подъ начальствомъ поручика Дворжицкаго и команда Селенгинскаго полка при подпоручикѣ Игнатенко.
- ↑ Команды эти находились подъ ближайшимъ начальствомъ штабсъ-капитана Якутскаго полка Петрова, поручика Селенгинскаго полка Климова и подпоручика Игнатенко, ограничиваясь составомъ только изъ 60-ти человѣкъ и 9-ти казаковъ съ сотникомъ Поповымъ. Общее управленіе рыбачьими лодками принялъ лейтенантъ Загорянскій-Кисель съ 14-ю матросами.
- ↑ Нѣсколько дней спустя, этотъ флагъ былъ отправленъ въ Петербургъ, къ Государю Императору, съ адъютантомъ Главнокомандующаго ротмистромъ Андреевымъ, и тогда же, по волѣ Его Императорскаго Величества, переданъ на храненіе какъ трофей въ Морское Училище.
- ↑ Романъ Давыдюкъ, православнаго вѣроисповѣданія, родомъ изъ мѣщанъ города Житоміра, женатъ, на службѣ съ 1870 года; Иванъ Помпарь, православный же, родомъ изъ мѣщанъ города Кіева, на службѣ съ 1874 года.