Подражание древним
I
Под сводом зелени на мягкой мураве,
От зноя скрывшись в тень, с венком на голове,
Старательно убрав предательские роги
И ветвями прикрыв уродливые ноги,
Лежит лукавый Пан.[1] — Улыбка на устах;
Прищурен хитрый глаз; в раскинутых руках
И многоствольная виднеется волынка,
И прохладительной здесь земляники крынка.
Лежит и сторожит резвушек из села,
Охотниц до грибов, до ягод ароматных,
И, в ожидании минут благоприятных,
Надрачивает хуй до твёрдости кола.
II
Весна — пора любви. Лови её, лови,
Пока жар юности ещё горит в крови!
Где молодость моя? Куда ты улетела?
А сколько совершил любезного я дела
Весною и в лесу? Единственный приют!
Ебаки лучшего, я чаю, не найдут.
Жилище тайны здесь... Нет, молодой повеса
Ничем не заменит таинственного леса.
И молодость всегда охотно в лес бежит,
С её мечтаньями листов созвучен ропот,
Он согласит с собой легко влюблённых шёпот
И поцелуя звук нескромный заглушит.
III
Позднее, уж дожив почти что до седин,
Остепенившийся серьозный семьянин,
Блуждал я по лесу совсем с другою целью,
И не дрочил уж Пан меня своей свирелью.
Я для гербария растенья собирал
И на блуждающих в лесу не обращал
Внимания блядей... Неслышными стопами
Нечаянно набрёл, блуждая меж кустами,
На двух ебущихся, и этой я ебне
Не позавидовал, но, в гнев пришедши жалкий,
Любовника огрел по жопе сильно палкой:
Беднячка застонал... и стало жалко мне.
IV
Теперь разумнее я о таких делах
Сужу; приятно мне, когда в моих глазах
Младая парочка с младым ебётся пылом,
Махая жопами, как будто кто их шилом
Колол намеренно. И мыслю я тогда,
Что мне уж не ебать так больше никогда.
Но этот жар чужой, но этот сап ебливый
Магнетизируют меня забытой силой,
И снова прихожу в былую ярость я,
И снова брякнет хуй, муде клубятся рьяны,
И вспоминаются лесистые поляны
И улетевшая вся молодость моя![2]